Патриарх казахстанских историков-всеобщников к 100-летию профессора Я.Д. Серовайского (1912-1997 гг.)

В июне 2012 г. видному ученому, первому доктору наук по всеобщей истории в Казахстане Якову Давидовичу Серовайскому исполнилось бы 100 лет. Чтобы в полной мере оценить поистине научный подвиг Якова Давидовича бросим ретроспективный взгляд на становление всеобщей истории в Казахстане, основоположником которой по праву он и был.

Как известно, история подразделяется на всемирную и национальную. Если понятие «отечественная история» воспринимается адекватно как история отдельной, конкретно взятой страны, то отношение к «всемирной истории» даже среди исследователей остается до сих пор неоднозначным: от полного отри­цания ее всемирного характера до признания ее выдающейся роли как подлинной истории (1).

Не задаваясь целью определить, кто из исследователей прав, мы убеждены, что существование всемирной истории в наши дни невозможно отрицать. Одно кажется сегодня бесспорным: нельзя подогнать под единую универсальную схему или единую теорию все многообразие мнений и подхо­дов к понятию всемирная история. Наиболее привлекательной и обоснованной по данному вопросу нам представляется точка зрения выдающегося французского историка-новатора М.Блока, согласно которой всемирная история выступает не просто как реальность, но и как квинтэссенция самого понятия «история». По словам Блока, В исторических исследованиях нет автаркии. Изолировавшись, каждый из специалистов сможет что-либо постичь лишь наполовину даже в собственной области; единственная подлинная история, возможная лишь при взаимопомощи, - это всемирная история» (2).

В советской историографии традиционно было принято называть всемирную историю «всеоб­щей», следовательно, понятия «всемирная» и «всеобщая» практически отождествлялись. Однако при строгом подходе считать их синонимами было, вряд ли корректно, ибо всеобщая история и хроноло­гически и пространственно не могла объять всю историю человечества, вселенский характер которой является результатом развития исторического процесса. Всеобщая история понятие более узкое, чем всемирная, и она изначально представляла синхронную историю ряда развитых стран или цивилиза­ций, и потому имеет более древнее происхождение. Такие известные труды, как «История» Геродота, «Исторические записки» Сыма Цяня, сочинения ал-Масуди, Рашид ад-дина и др. можно отнести к разряду всеобщей истории.

Таким образом, под всеобщей историей понималась вся история, выходящая за пределы нацио­нальной, т.е. отечественной. Не случайно поэтому, что кафедры всеобщей истории включали истории и Запада, и Востока, что давало определенное основание для отождествления всеобщей истории с всемирной. Процесс глобализации, охвативший сегодня мир, еще больше упрочивает точку зрения тех исследователей, которые отдают приоритет понятию всемирная история.

И, как это ни покажется парадоксальным, но в Советском Союзе отечественной истории (истории России) как таковой не было. Вместо нее существовала искусственная триада: История КПСС, Исто­рия СССР и история союзной республики. Понятно, что такое дроблении истории диктовалось не причинами научного, а политического и идеологического характера, создавала дублирование предме­тов и тем исследований, раскалывала корпус историков на привилегированных и обделенных.

Действительно, среди историков специалисты по истории КПСС представляли некую касту. Буду­чи официальными пропагандистами и агитаторами партии, они по первому зову номенклатурных боссов бросались в «бой» не в защиту истории, а чтобы разоблачать, громить идейных и научных врагов не столько социализма, сколько взгляды своих оппонентов, зачастую даже не читая их труды; из их состава подбирались секретари вузовских парткомов, профкомов и комсомольских комитетов. В своей основной массе преподаватели истории КПСС были твердолобыми догматиками и начетчи­ками, а карьеристско настроенные юноши и девушки, студенты, «промышлявшие» в студенческих профкомах и комитетах комсомола, не гнушавшиеся быть и комендантами общежитий, были кадро­вым резервом партии. Педагогическая нагрузка историков партии была официально почти в два раза меньше, чем скажем, нагрузка у историков-всеобщников.

Необходимо признать, что всеобщая история в Казахстане не получила почти развития. Тому были свои объективные и субъективные причины. Сказывалось, прежде всего, отсутствие в респуб­лике специалистов-всеобщников, традиции исследования проблем всемирной истории. Не получило развития и казахстанское востоковедение, хотя еще в середине XIX в. Ч.Ч. Валиханов своими иссле­дованиями получил мировое признание. Известный ориенталист, профессор Н.И. Веселовский про­зорливо видел в преждевременной смерти Чокана Валиханова невосполнимую потерю для востокове­дения». Как сверкающий метеор промелькнул над нивой востоковедения потомок киргизских (казах­ских - Б. И.) ханов и в то же время офицер русской армии Чокан Чингисович Валиханов. Русские ориенталисты единогласно признали в его лице феноменальное явление и ожидали от него великих и важных откровений о судьбе тюркских народов, но преждевременная кончина Чокана лишила нас этих надежд» (3).

Практическое отсутствие в Казахстане всеобщей истории объясняется не только тем, что не появился ученый масштаба и глубины, подобного Ч. Ч. Валиханову. Долгие годы, правильнее будет сказать, все годы, историки республики как бы «варились» в собственном соку: и тематика иссле­дований, и публикации ограничивались казахстанской проблематикой, даже издательства были «про­фильными» - республиканскими. В местных издательствах опубликовать труд по всеобщей истории было практически невозможно: страх, боязнь, опасение как бы чего не вышло, а зачастую элементар­ное непонимание чиновниками отдела пропаганды ЦК КП Казахстана и Госкомиздата республики и важности этих работ становилось неодолимой преградой. Автору этих строк удалось впервые про­бить «брешь» в бастионе предубеждений и чиновничьих препон лишь в 70-е годы прошлого века, когда он опубликовал в ведущем издательстве республики «Казахстан» две монографии по истории французского рабочего движения в годы У Республики лишь после вмешательства Госкомиздата СССР и ЦК КПСС.

Искусственная замкнутость на региональных проблемах - при всей их важности - не могла не привести к определенной узости историко-философского мышления казахстанских историков, а про­тивопоставление, изучения проблем средневековья современности, якобы более актуальной (в одном из своих публичных выступлений секретарь ЦК КП Казахстана по идеологии С.Н. Имашев высказал­ся даже против исследования проблем французского средневековья Я.Д. Серовайским, «порекомен­довав» ему заниматься проблемами современности, представляющими, по его мнению, подлинную научную актуальность) вел практически к отрицанию преемственности истории, к изоляции казах­станской исторической науки от мировой и, как следствие, к ее отставанию. Потому интеллектуаль­ный провинциализм, отзвуки идей этноцентризма, столь пышно расцветшие впоследствии в условиях независимости Казахстана пронизывают большинство исторических и вообще по общественным нау­кам исследований, отсутствие в республике диссертационных советов по всеобщей истории, есте­ственно, также затрудняло дело подготовки кадров высшей квалификации. Такое положение приво­дило к тому, что в ВУЗах Казахстана постоянно не хватало преподавателей-всеобщников. Однако, ради справедливости надо признать, что в прошлом Москва активно помогала республике «дефицит­ными» специалистами, в том числе и историками - всеобщниками: либо направляя уже подготовлен­ные (остепененные) кадры, либо обучая национальные кадры в центральных ВУЗах Союза. Но подоб­ная практика «штучной» подготовки специалистов не могла, удовлетворить потребности растущего казахстанского высшего образования. Подготовка всеобщников осложнялась и объективными труд­ностями: необходимостью знания иностранных языков, отсутствие в библиотеках даже Алма-Аты источников и литературы на иностранных языках и т.д.

С другой стороны, учеба за пределами республики была, безусловно, весьма престижной, но и достаточно затратной, хотя студенты, аспиранты и стажеры обеспечивались приличной по тем време­нам стипендией и практически бесплатным обучением. Но, как говорится, нет худа без добра. Труд­ности имели и свои положительные стороны: во всеобщники шли не карьеристы, а лучшие студенты, желающие бескорыстно служить музе Клио. С другой стороны, обучение в МГУ, ЛГУ, МВТУ и дру­гих замечательных вузах страны, стажировки в академические институты имели для казахстанцев исключительно благотворное влияние: они получали великолепную подготовку, окунались в настоя­щую научную и культурную среду, посещали знаменитые музеи, театры, концертные залы, встреча­лись с крупными учеными... и в результате становились не только великолепными специалистами, но и высококультурными людьми. И еще одно немаловажное обстоятельство: в те годы в российских вузах практически отсутствовала коррупция, поэтому наши «блатные» чувствовали себя весьма неуютно в стенах центральных ВУЗов, хотя их высокопоставленные родители всячески опекали сво­их чад, нередко переводя их из-за неуспеваемости из одного ВУЗа в другой, или на худой конец воз­вращали домой, где они получали свое высшее образование. К счастью, таких «Митрофанушек» были единицы среди казахстанцев.

Итак, объективные причины для развития в республике всеобщей истории были весьма и весьма недостаточны. И, тем не менее, в Казахстане появился историк-всеобщник союзного уровня, читай -мирового, ибо советские всеобщники ничем не уступали, если не превосходили своих западных кол­лег. Этим ученым был Яков Давыдович Серовайский, который не только углубил исследование аграрного вопроса средневековой Франции, обосновал в истории новое научное направление - уче­ние о лесе, получившем признание мирового исторического сообщества. Естественно, возникает воп­рос: какова природа феномена Я.Д. Серовайского? Ответ, на наш взгляд, кроется, прежде всего, в личных качествах самого ученого: таланте, трудолюбии, самозабвенной преданности науке, граждан­ской позиции. Полагаем, что даже, эти замечательные качества Я.Д. Серовайского не гарантировали ему блестящий научный успех и признание.

Для науки, как известно, преемственность - не только принцип, основополагающий подход, но и важнейший движитель ее развития. Это особенно относится к истории. Действительно, в отличие, скажем, от поэзии, искусства, музыки, где отдельные гении, таланты могут создавать в результате озарения шедевры, выходящие за пределы своей эпохи, историки творят критически осмысливая дос­тижения своих предшественников. И, конечно, историк должен овладеть методологией научного исследования, высоким профессионализмом.

Когда в 1950 г. по направлению Минвуза СССР Я.Д. Серовайский вместе с супругой к.и.н., восто­коведом Л.С. Фришман приехал в Алма-Ату и был назначен старшим преподавателем на кафедру всеобщей истории КазГУ им. С.М. Кирова он был вполне сложившимся ученым и довольно зрелым по возрасту и жизненному опыту человеком.

Яков Давыдович блестяще окончил историческое отделение одного из лучших гуманитарных ВУЗов Советского Союза - Московский институт истории, философии и литературы, где занятии со студентами вели выдающиеся ученые: академик Ю.В. Готье, профессор А.И. Неусыхин и др. Аспи­рантуру МГУ он закончил, защитив кандидатскую диссертацию под руководством профессора Неусыхина. Яков Давидович был из бедной крестьянской семьи, окончил сельхозтехникум, работал участковым агрономом, прошел действительную службу в Красной Армии в 1942-1946 гг., участво­вал в Великой Отечественной войне в качестве военного переводчика в штабах ряда фронтов, офи­цер, награжден орденом и многочисленными боевыми медалями. Он владел несколькими иностран­ными языками: свободно - немецким, румынским; английским, французским, латынью - в научных целях, владел и древнееврейским языком - ивритом.

Яков Давыдович прожил долгую и плодотворную жизнь. Он опубликовал более 130 научных ста­тей, тезисов, рецензий, персоналий о жизни и творчестве выдающихся советских и зарубежных уче­ных. О высоком научном уровне его работ красноречиво свидетельствует то, что большинство их бы­ли опубликованы на страницах таких авторитетных союзных изданий как «Средние века», «Француз­ский ежегодник», «Вопросы историй», Большая советская энциклопедия, Советская историческая эн­циклопедия, а также в ряде зарубежных изданий на французском и немецком языках. Он участвовал в работе XIII Конгресса исторических наук в 1970 г. (г. Москва), в 80-90 гг. получал приглашения на участие в работе международных научных симпозиумов и конференций, проходивших во Франции, Германии, Японии и др. странах. По независящим от него причинам он не смог принять в них лично­го участия, но откликался на приглашения зарубежных коллег написанием тезисов и докладов, опуб­ликованные и получившие затем признание в странах организаторов научных форумов (5).

Творческие успехи профессора Серовайского не были бы столь убедительны, если бы он не под­держивал постоянную связь со своим учителем, профессором Неусыхиным, другими видными медие­вистами страны и зарубежными коллегами, если бы он не получал регулярно научную информацию, новейшую литературу по специальности.

Если призванием Я. Д. Серовайского была наука, то не в меньшей степени он был педагогом: тре­бовательным, строгим, справедливым. Он никогда не позволял себе унизиться до заигрывания, заис­кивания со студентами, был далек от дешевой популярности. Должен заметить, что редко кто из сту­дентов получал от него вожделенную оценку «отлично».

Яков Давыдович уважал студентов, стремящихся к знаниям, помогал понять суть исторической науки, овладеть ремеслом историка, т.е. методикой научных исследований. В этом смысле его семи­нары по работе с источниками, (он издал ряд сборников источник, в которых в Казахстане был острый дефицит), по библиотечному делу. Эти занятия были замечательной школой профессионализ­ма. Вместе со своей супругой Л.С. Фришман Яков Давыдович прививал уважительное отношение, точность и четкость в оформлении курсовых, дипломных работ, научных докладов.

Таким образом, подготовленным ими студентам впоследствии не приходилось краснеть за свои огрехи в оформлении научно-справочного аппарата своих работ. Сосредоточенный на сугубо науч­ной и педагогической работе, Яков Давыдович не проявлял особого рвения к общественной деятель­ности, рутинной кафедральной работе, что вызывало зачастую непонимание со стороны отдельных коллег, видевших предназначение преподавателя, прежде всего в общественной работе. Впечатляют в Якове Давыдовиче не только бесспорный высокий научный уровень, великолепное педагогическое мастерство, но и его смелая, полная достоинства гражданская позиция, столь необходимая сегодня. В начале 50-х годов он оказался на острие партийной критики, связанной с политической кампанией разоблачения космополитизма, апалогетикой буржуазных ученых (Фюстель де Куланж и др.). С открытым забралом профессор Серовайский боролся со многими негативными явлениями, имевшими место в системе высшего образования Казахстана, в частности, на историческом факультете КазГУ. Месть последовала незамедлительно. Его родная кафедра, где он проработал почти полвека не «аттестовала» выдающегося ученого и профессор Серовайский был уволен с работы в 1987 г.

Однако через год в результате активного вмешательства республиканской («Ленинская смена») и союзной печати («Литературная газета») и с приходом нового ректора, доктора физико-математиче­ских наук, профессора М.М. Абдильдина он был восстановлен в университете, отвергшем его (6).

Яков Давыдович высоко ценил первого казаха, доктора исторических наук Е.Б. Бекмаханова, об­виненного клеветниками, злобными завистниками в национализме и осужденного на 25 лет заключе­ния, к счастью, реабилитированного через несколько лет, в 1957 г. повторно защитившего в Москве докторскую диссертацию. В высказывании Якова Давыдовича об Ермухане Бекмахановиче ярко выс­тупает его научное и человеческое кредо: «Ермухан Бекмаханович мог выбрать любую тему для работы, мог найти такую тему, которая обеспечивала ему однолинейные, одноактные выводы, неуяз­вимые положения и спокойную жизнь... Мы отдаем должное его памяти. И задаемся вопросом, в чем же заключается она? Неужели только в том, чтобы периодически собираться и говорить о нем? Этого слишком мало! И первая обязанность заключается в том, чтобы поднять на должный уровень марку и авторитет нашего исторического факультета, где работал профессор Бекмаханов» (7).

Сказанное можно в полной мере отнести и к самому профессору Серовайскому, чье 100-летие, надеемся, не останется незамеченным научной общественностью.

Якову Давыдовичу органически была присуща исключительная порядочность, верность не только науке, но и к стране и народу, которым он посвятил большую часть своей жизни. Он привил казахстан­ский патриотизм и своим детям, ставшими талантливыми учеными и педагогами. Так, дочь Юлия Яковлевна Серовайская стала как и отец, историком-медиевистом, известным специалистом по сред­невековой Англии, долгие годы работала в Карагандинском университете, сын - Семен Яковлевич Серовайский, стал доктором физико-математических наук, профессором как и отец остался верен КазГУ (ныне Казахский Национальный университет им. аль-Фараби).

В данной статье, посвященной памяти Я.Д. Серовайского, мы, не будучи специалистом, не стара­емся пересказывать содержание работ или хотя бы основные выводы и положения их (8). На фоне краткого освещения состояния всеобщей истории в Казахстане периода 50-90-х годов прошлого века, который без преувеличения можно назвать «эпохой Серовайского», мы хотели показать лишь значе­ние научно-педагогической деятельности Якова Давыдовича, его вклад в казахстанскую историче­скую науку.

Впервые я увидел Якова Давыдовича в 1958 г. на вступительном экзамене при поступлении на истфак КазГУ. Какое счастье тогда было сдавать экзамен «вживую», а не проходить, как сегодня, без­душное тестирование. Экзамен принимали профессор Е.Б. Бекмаханов и доцент Я.Д. Серовайский -два настоящих ученых, которые оказали на меня впоследствии исключительное влияние. Они стали для меня образцом подлинных ученых, настоящих людей - непримиримых к подлости, фальши, лицемерию и тупости псевдоученых.

Я не был непосредственным учеником Якова Давыдовича, моим наставником была востоковед Лия Семеновна Фришман. Под ее руководством я писал дипломную работу, благодаря ей я участвовал в двух всесоюзных студенческих научных конференциях. У Якова Давыдовича я писал лишь кур­совую работу и тогда же, вероятно, интуитивно почувствовал в нем истинного ученого. Сегодня я, более чем когда-либо убежден: если мы, казахи, не научимся ценить уважать честных, бескорыстных подлинных ученых - мы обречены на прозябание, обречены, остаться вечными аутсайдерами миро­вого сообщества. Вот откуда у меня истоки неизменного уважения к нему. Это уважение сохранилось и тогда когда я учился в аспирантуре МГУ, докторантуре АОН при ЦК КПСС. Я убеждался, что про­фессор Серовайский Яков Давыдович ничем не уступал моим маститым московским наставникам.

Литература

1. Маркс К. и Энгельс Ф. соч., т.12, - с. 736; Бартольд В.В. соч., т.1Х, -М., 1977. - с. 226;Ясперс К. Смысл и назначение истории. -М., 1994 - с. 213; Тойнби А. Постижение истории. -М., 1991. - с. 85; Поппер К. Открытое общество и его врачи. Т.1. -М.,1992. - с. 311-312; Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. - Баку. 1991. - с. 31.
2. Блок М. Апология истории или ремесло историка. - М., 1986. - с.
3. Валиханов Ч.Ч. собр. Соч. в 5-ти томах.T.l. - Алма-Ата, 1984, - с.
4. История Казахстана: опыт теоретико-методологического исследования. - Алматы, 2004. - с. 78-79.
5. Серовайский Я.Д. Жизненный путь и трудыученого. К 90-летию со дня рождения ученого. - Караганда, 2001.
6. Серовайский Я.Д. - с. 49-50.
7. Воспоминания о Ермухане Бекмаханове. - Алматы, 2 - с. 169.
8. Полный перечень трудов ученого см.: Серовайский Я.Д. - с. 96-111.