Проблема национально-культурной специфики является достаточно традиционной в исследованиях по фразеологии. Как известно, изучение фразеологических единиц в различных языках способствует яркому описанию языковой образности, причем в сопоставительном аспекте изучение фразеологизмов дает возможность выявить типичные ассоциации, распознать и описать национально-культурную специфику каждого языка. Фразеологические единицы репрезентируют самобытность исторического развития народа, духовной культуры, особенности бытового уклада, специфичность ассоциативно-образного мышления носителей языка.
Фразеологизмы с компонентом зооморфизмом являются наиболее ярким способом характеристики человека в сопоставляемых языках (ср.: невинный барашек, белая ворона, драть козла и др. в русском языке; ботадай боздау, түйенің жарты етіндей, қойдан қоңыр, жылқыдан торы и др. в казахском языке). Под зооморфизмами понимаются названия животных в переносном, характерологическом значении, служащие для описания человека, его внешнего облика, интеллектуальных способностей, особенностей поведения, характера и др. Так, в русском языке создан ряд характеристик, связанных с представлением о волке: голоден, как волк – очень голоден; волком выть – жаловаться на лишения, невзгоды; волк в овечьей шкуре – лицемер и др. В казахском языке фразеологизм қаскыр қабақ, характеризующий угрюмый взгляд, соответствует русскому смотреть волком, что подтверждает сходство в употреблении данного зооморфизма в двух языках по отношению к злому, недружелюбному, ненасытному человеку.
Различия в употреблении фразеологических оборотов с компонентом зооморфизмом обусловлены рядом экстралингвистических факторов, в числе которых значительное место занимают культурные традиции народов – носителей языка, бытовые условия, особенности религии и другие. Так, русские фразеосочетания с компонентом зооморфизмом связаны с мифологией, с народными промыслами, верованиями (ср.: волков бояться – в лес не ходить; воробьиная ночь и др.); в казахских фразеологических оборотах образы животных несут положительную экспрессию (ср.: айдындағы аққудай, құлын-тайдай тебісу и др.), что обусловлено особенностями жизненных условий народа: кочевой образ жизни, скотоводство и т.д.
Говоря об этнокультурной специфике фразеосочетаний с компонентом зооморфизмом, следует обратить особое внимание на данный факт. Несмотря на тотем волка у тюркских народов, существует общепринятая, универсальная для казахского и русского народов узуальная семантика данного зооморфизма. Название животного волк/қасқыр в русском и казахском языках зачастую является описанием жадного, злого, вероломного человека. Подтверждением тому являются паремиологическое отражение зооморфизма в русском языке: «Сколько волка не корми – он все в лес смотрит», соответствующее казахскому «Асыранды қасқырда далаға қарап ұлиды» (прирученный волк все равно воет в сторону степи), «Волк в овечьей шкуре», «Волком выть», «Смотреть волком» и др. В казахском языке выделяются следующие: «Бөрінің аузы жесе де қан, жемесе де қан» (украл волк или нет, а пасть у него всегда в крови), «Қасқыр қасқырлығын қоймайды» (волк не перестанет быть волком), «Қасқырды сұрлығы үшін емес, ұрлығы үшін ұрады» (волка бьют не за то, что он сер, а за то, что он овцу съел), характеризующие постоянство признаков «жадность», «ненасытность». Отсюда следует, что коннотативная семантика зооморфизма волк является общей для русского и казахского языков.
Можно выделить наиболее частотные лексико-семантические группы значений русско-казахских фразеосочетаний с компонентом-зооморфизмом:
- употребляющиеся в значении «преувеличение»: «Делать из мухи слона» – «Түймедейді түйедей етіп» (из пуговицы верблюда делать);
- характеризующие нужду: «На безрыбье и рак – рыба» – «Балық жоқта бақа да балық» «когда рыбы нет и лягушка – рыба),
- обозначающие пользу, выгоду: «Лучше синица в руках, чем журавль в небе» – «Аспандағы сұңқардан қолындағы тұрымтай артық» (кобчик в руках лучше сокола в небе), «Өлі арыстаннан тірі тышқан артық» (лучше живая мышь, чем мертвый лев), «Таңдағы тауықтан сол күнгі жұмыртқа артық» (лучше яйцо сегодня, чем курица завтра),
- характеризующие отношения людей:
«жить как кошка с собакой» – «ит пен мысықтай тұру».
Вскрытие и дальнейшее описание «внутреннего образа» соответствующих языковых единиц позволяет познакомиться со многими сторонами жизни народа. Животное обладает определенными внешними данными, своим собственным видовым и индивидуальным характером, в чемто схожим с внешностью и характером того или иного человека. При переносе человеку, как правило, приписывались разные черты, начиная от внешних и внутренних свойств, заканчивая социальным положением, образом жизни и др. Перенос осуществлялся в соответствии с традициями национальной культуры, с религией и самосознанием народа. Этот факт обусловливает наличие в языке различных идиоматических выражений, сравнений образа, манеры поведения человека с тем или иным животным.
Язык демонстрирует культуру народа-носителя, его ментальность. Этнокультурные особенности проявляются практически на всех уровнях языка, но наиболее ярко они отражаются на его идиоматике. Рассмотрим некоторые примеры зооморфных сходств и различий, зафиксированных в паремиологии русского и казахского языков.
Так, в особую группу можно выделить примеры русско-казахских зооморфных различий. Например, уникальны идиомы с зооморфизмом баран/қой в сопоставляемых языках. Экстралингвистические факторы, в числе которых можно назвать особенности жизненного уклада (русский народ вел оседлый образ жизни, казахский – кочевой), географическое местоположение, обычаи и традиции, наложили отпечаток на образную семантику данного зоообраза. Так, для русского языка характерны следующие фразеосочетания: как баран на новые ворота – смотрит, уставился: ничего не понимая; стадо баранов – о тех, кто не имея собственного мнения, слепо следует за кем-либо, ассоциирующиеся с глупостью, тупостью и неорганизованностью. В русской языковой практике бараньей головой называют глупого, бестолкового человека; определение бараньи глаза характеризует ничего не выражающие, бессмысленные глаза, взгляд (ср.: казахское қой көз – о красивых карих глазах); вести себя как баран значит глупо, бестолково, инертно, неорганизованно, безынициативно, действовать стихийно, растерянно, панически. Словом, данный зооморфизм является собирательным по отношению к глупым, бестолковым людям. В противоположность русскому зооморфизму баран, в казахском языке обнаруживается положительная оценочность в казахских фразеосочетаниях, устойчивых сравнениях, пословицах и поговорках с компонентом қой. Многие из них детерминированы материальной ценностью, которую представляет данное животное в казахском менталитете: «Қойың болмаса, байлықта ойың болмасын» (овец не держать – богатства не видать), «Қойың көп болса, тойың көп болады» (много овец – много застолий), «Қой жүрген жер – береке, қыз жүрген жер – мереке» (овцы приносят богатство, девушки – веселье), некоторые участвуют в характеристике человека:
«Қойдан қоңыр» (серее овцы), «Қой аузынан шөп алмас» (у овцы травинку не отнимет) – о человеке с покладистым, добрым нравом. Культурные традиции казахского народа подчеркивают закрепившиеся в языке паремиологические единицы типа «Қонақ келсе қой сой» (приехал гость – готовь барана), которое подчеркивает гостеприимство казахского народа и обычай казахской степи откладывать самое лучшее и вкусное из того, что есть для гостей, иногда – в ущерб собственному столу.
Среди идиоматических средств казахского языка, связанных с названием животного қой, хотелось бы отметить следующие, чьи символические значения устарели в последние годы.
«Қой ішіндегі марқа» в значении «лучший, отличающийся от других», Особое внимание привлекает пословица казахского языка «Арамзаның құйрығы бір-ақ тұтам». Дело в том, что долгие годы кочевой жизни казахского народа позволили дифференцировать поголовье скота, где наименее пригодным считался вид «арамза» – ягненок, родившийся раньше или позже периода окота. Такое животное было слабым, худощавого сложения, его уход представлялся сложным, кроме того он был непригодным для разведения потомства. Данная идиома переводится как « у нечестного хвост короток» или «у лжи ноги коротки» и образно описывает хитрого, пронырливого человека, чья изворотливость бросается в глаза (ср.: бір тұтам – одна горсть). Вероятно этимология слова «арамза» восходит к одному из значений прилагательного «арам» – худой, некачественный, непригодный.
Признаки «кроткий», «смирный» находят отражение в русском языке только в зооморфизмах овца, ягненок. Однако в некоторых сравнительных оборотах с компонентом овца присутствует признак «тупой, безынициативный» (ср.: сбиваться в кучу как овцы – «вести себя бестолково, неорганизованно, панически. о толпе, скоплении людей»). Риторическое употребление фразеологизма заблудшая овца в русском языке мотивировано библейской историей об овце, отбившейся от стада, что создавало в сознании почитателей библейских традиций образ человека, сбившегося с правильного пути, откуда он попал в язык.
Яркий пример связи языка с культурой народов приводится туркменским исследователем И. Ровшеновым, который указывает, что зооморфизм гоч (баран) в туркменском языке характеризует смелого, отважного, мужественного молодого человека. «Одним из любимых занятий у туркмен, – отмечает он, – издревле является уход за бойцовыми баранами. Почти в каждой семье держали баранов и готовили их к состязаниям. На туркменских свадьбах и различных национальных праздниках бой баранов – один из необходимых ритуалов, в котором баран защищает честь своего хозяина» [2, 15].
Таким образом, межкультурные различия очень ярко проявляются в языке – передатчике, носителе культуры. Зооморфные фразеологизмы являются ярким примером отражения языковой картины мира, культурных ценностей, бытовых традиций, исторического прошлого русского и казахского народов, представляя тем самым большое поле для исследовательской деятельности в русле теории лингвокультурологии и межкультурной коммуникации.
Использование зооморфных фразеологизмов может носить отчасти универсальный, отчасти национально-специфический характер. Например, почти одинаковые ассоциации возникают у носителей русского и казахского языков в связи с метафорическим переосмыслением слов свинья/шошқа в значении «грязный, неопрятный, невежественный», лев/арыстан в значении «сильный, видный, отважный».
В отдельную группу идиом с названиями животных можно выделить фразеосочетания с компонентом зооморфическим глаголом.
Большинство анализируемых зооморфических глаголов выражают отрицательные коннотативные значения, которые отмечаются в словарях пометами «пренебрежительное», «просторечное», «грубо-просторечное», «бранное» и др. Некоторые зооморфизмы, от которых образуются зооглаголы, могут сочетать в себе положительные и отрицательные коннотативные признаки. Таковы, к примеру, зооморфизмы собака в русском и ит в казахском языке. Несмотря на то, что зооморфические глаголы несут, в основном, коннотативные признаки одной направленности, нередко наблюдается своеобразная противопоставленность в эмоциональной оценочности, ср.: насобачиться «научиться ловко что-л. делать, приобрести опыт в чем-л.» имеет положительную оценочность, присобачить – «сделать кое-как, недобросовестно, прикрепить, приделать кое-как» употребляется в отрицательной форме и рассобачиться – «распуститься» также выражает негативную оценочность. Другой пример: казахские зооглаголы, производные от названия животного ит, также изобилуют противоречивыми коннотативными признаками: ср.: иттену – «заслужить неуважение, недоверие своим поведением» оценивается отрицательно; также негативную оценочность имеет зооглагол иттесу – «жить во вражде, ссориться»; однако глаголы итырықтау и итшілеу употребляются если не в положительной оценочности, то имеют нейтральную эмоциональную окрашенность, так зооглагол итырықтау означает «устать до изнеможения», итшілеу – «испытывать невзгоды и лишения»; в употреблении последних также содержится элемент жалости.
Зооморфические глаголы возникают в речи как синонимы существующих глаголов, они имеют в качестве основного только переносное значение и самостоятельного смыслового ряда образовать не могут (например, глагол лисить соотносится с глаголом хитрить, түлкілену соотносится с глаголом қулану). Различные зооморфические глаголы могут иметь общую объединяющую сему: ср.: рус. попугай и обезъяна вступают в синонимические отношения, реализуемые в глаголах попугайничать – «повторять чужие слова, мысли», обезьянничать – «подражать другому, не имея собственно го мнения», где общая сема связана с реализацией понятия «подражание». В казахском языке в качестве примера можно привести глаголы арыстаншылау в значении «пытаться добиться несбыточного, непричитающегося», буквально «иметь большие, «львиные» планы» и қоразсыну, употребляющийся в значении «вести себя подобно петуху», общей, объединяющей семой является, как в примере с русскими зооглаголами, сема, реализованная в понятие «подражание».
Зооморфические глаголы русского и казахского языков, так же как и существительные-названия животных, представляют собой единицы вторичной номинации и связаны с ассоциативно-фоновыми знаниями носителей русского и казахского языков, в частности с их эмпирическим, культурно-историческим, мировоззренческим и потому могут считаться культурными концептами.
Фразеологические сочетания с зооморфизмами в каждом языке имеют национально-культурную специфику, отражая уникальную способность народа улавливать и фиксировать то или иное сходство между животным и человеком, что, в свою очередь, позволяет давать зооморфическим метафорам лингвокультурологическую и сопоставительную интерпретацию, сопровождая ее анализом многообразия и богатства национальной культуры и мировидения.
Таким образом, фразеологизмы с компонентом зооморфизмом являются ярким примером отражения языковой картины мира, культурных ценностей, бытовых традиций, исторического прошлого русского и казахского народов.
Литература
- Ровшенов И. Зооморфизмы в туркменском и русском языках. – Автореф. дис. на соиск. учен. степ. к. филол. н. – Ашгабат, 1995. – 21 с.
- Амосова Н.Н. Современное состояние и перспективы фразеологии / Н.Н. Амосова // ИЯШ. – 2011. – №3. – С. 224.
- Казахские пословицы и поговорки на казахском и русском языках / Cост. и переводчик М. Аккозин. – Алматы, 2000. – 212 с.