С распадом Советского Союза полукочевые сообщества не были переосмыслены как важная часть культурного наследия. На основе сравнительных полевых работ, проведеных в Кыргызстане и Казахстане, автор пытается объяснить некоторый круг вопросов, необходимых для новых исследований, которые проходят в рамках социально-антропологических исследований. Опыт проживания в данной среде, изучение устной истории, детальное описание реалий являются центральными в методологии изучения рассматриваемой темы.
В зависимости от проблемы и собственной точки зрения автор будет переходить в русло сравнительного анализа. Изучение роли и места «кочевников» в постсоветском Кыргызстане в условиях самостоятельной аграрной политики, рыночных отношений, а также формирования новой идентичности требует более пристального внимания. Необходимость полноценного исследования данного вопроса, который не был пересмотрен после распада социалистической системы, объясняется, прежде всего, символической культурной реабилитацией в разных сферах общества, новой геополитической ситуацией, связанной с приобретением независимости, земельными реформами, а также использованием образа кочевников в государственной идеологии.
Трудно определить количество подвижных скотоводов в Кыргызстане на сегодняшний момент (по разным оценкам, 100 000 людей и больше), но с уверенностью можно сказать, что полевые исследования, проведенные автором в Нарынской и Таласской областях, показывают возрастающую тенденцию пасторальной практики. Методологически данное исследование предполагает использование качественных методов исследования, т.е. глубинные интервью и включенное наблюдение. Посредством данных методов автором было исследовано несколько сел в Нарынской и Таласской областях Кыргызстана с 2001 по 2004 гг., что составляет более чем шесть месяцев полевых исследований, а также в качестве сравнительного анализа был взят Ескельдинский район Алматинской области (на примере села имени Алдабергенова).
Несмотря на преобладание качественных методов, цель которых — изучение причинности того или иного феномена с точки зрения культурного и органичного процессов, количественные исследования могли бы также дополнить исследования и отразить современные процессы пастушьей практики со всеми вытекающими аналитическими данными.
Скотоводы сталкиваются с многочисленными проблемами, такими как приватизация земли и аренда пастбищ, взаимоотношения с местными властями, использование горных месторождений, выпас скота на территории приграничных и природоохранных территорий, наконец, проблемы коммерциализации скота и поиск рынков сбыта.
Прежде чем показать исторические основания и социально-экономические факторы, автор считает нужным вернуться к вопросу определения кочевой и полукочевой практики с точки зрения мобильности, особого типа воспроизводства, а также отношения к окружающей среде посредством контактов со скотом и животным миром.
Понятие «полукочевое скотоводство»
Прежде всего, необходимо отметить широкое восприятие понятия «кочевник», к которому не сводится только скотоводство, но также является любой образ жизни, связанный с периодической подвижностью, обычно опосредованной через животный мир или окружающую среду.
Согласно теоретику номадизма Хазанову, полукочевые скотоводы, помимо экстенсивного скотоводства с периодической сменой пастбищ на протяжении всего года или его большей части, занимаются также земледелием, которое носит второстепенный или вспомогательный характер. Полуоседлое скотоводство отличается от полукочевого тем, что земледелие становится преобладающим. Полуоседлое скотоводство также подразумевает наличие сезонных откочевок или отдельных преимущественных скотоводческих групп и семей в данном обществе [1; 88-92].
Таким образом, в целом мы можем отнести кыргызских скотоводов к полукочевым, как категорию, в которой скотоводство носило доминирующий характер, чем земледелие, а также по причине изначальной пасторальной практики в прошлом. Несмотря на это, следует особо отметить тенденцию перехода незначительной категории населения к более активному земледелию по отношению к пасторальной практике. Это связано, прежде всего, с южными районами Кыргызстана, где ощущается недостаток пастбищ и где взаимовлияние земледельческой культуры соседних государств налицо.
Следует также отметить, что в некоторых местах Иссык-Кульской, Чуйской и других областей Северного Кыргызстана земледелие носит доминирующий характер. Другими словами, семьи производят в основном, чтобы сбыть на местных и региональных рынках свою продукцию. В данном случае мы можем говорить о категории полуоседлых скотоводов, когда выращивание скота носит, скорее, второстепенный характер. И в той и другой форме скотоводства практикуется саун, т.е. такая форма родовой взаимопомощи у скотоводов, когда скот выдается на выпас пастуху [2; 75-77].
Таким образом, скотоводы Кыргызстана, с разными амплитудами передвижения и составом скота, начинают выпасать скот в конце мая (в разных регионах по-разному, в зависимости от климата и пастбищных ресурсов) и затем, продвигаясь выше в горы, спускаются в села в конце сентября и до ноября. В условиях гор скот проводит практически большую часть года в стойле, откуда возникает необходимость заготовки кормов на зиму. Степной полупустынный ландшафт Казахстана позволяет выпасать скот поздней осенью и даже зимой. Фундаментальной особенностью кочевого хозяйства являлось круглогодичное содержание скота на подножном корму. Это было обусловлено низкой кормовой производительностью и разреженностью растительного покрова, невозможностью заготовки кормов и стойлового содержания скота [3; 65].
В советское время данный вид скотоводства получил название отгонный.
Основные исторические вехи пасторализма
Кочевники всегда активно сопротивлялись различным политическим режимам, которые так или иначе могли изменить их образ жизни. Не вдаваясь в постколониальную риторику, необходимо отметить, тем не менее, последствия, в разные эпохи связанные с контактами сначала с царской Россией, затем с советским режимом.
Мы можем отметить следующие исторические периоды, которые в той или иной степени, а иногда кардинально повлияли на структуру пасторальной практики кыргызских кочевников. Конец XVIII в. до 1917 г. — колониальный период в составе Российской империи. Несмотря на полный круглогодичный кочевой цикл, происходит заселение русских земледельцев, т.е. происходит контакт и широкое взаимовлияние двух культур — земледельческой и кочевой. Общеизвестные трагические события 1916 г. стали результатом колониального давления на кочевой образ жизни посредством разных принудительных реформ, начиная от рекрутирования в армию трудоспособного молодого населения и заканчивая налогами на родовые земли.
1917-1945-е гг. — приход советской власти и реформы коллективизации, принуждавшие осесть основную часть населения и кардинально менять свой образ жизни. Посредством создания артелей происходит активная пропаганда земледелия. Так, например, в селе Тоголок Молдо Нарынской области несколько семей, убежденные большевиками и вооружившись землепашескими инструментами, демонстрируют навыки и преимущества работы с землей. В советской концепции кочевник являлся отсталой категорией социалистической системы и нуждался в «срочной» трансформации. Несмотря на реформы коллективизации 1920-40-х гг., экосистемный фактор заставил советскую власть считаться с горными условиями, тем самым определяя основную специализацию Киргизской ССР как базу для вертикального животноводства. Кроме того, Казахстан уже был объектом масштабных реформ Советской власти по освоению целины и использованию природного ландшафта в качестве огромных сельскохозяйственных ресурсов.
В результате чего Казахстан понес более значительный и даже трагический ущерб от последствий форсированной седентаризации и реформ коллективизации, потеряв более миллиона человек из-за голода и миграции. Процесс оседания администрировался созданными государственными структурами (Оседкомами) и вышел практически из-под контроля властей. Более 800 000 казахов мигрировали в соседний Кыргызстан, а также в другие соседние страны [4, 102-110]. Происходит масштабная и фундаментальная реконфигурация кочевого пространства и социальной структуры кочевого населения.
1945-1991-е гг. характеризуются завершением активной фазы процесса принудительного оседания и реформ коллективизации, развитием советской зоотехнии и ветеринарии, рациональной организацией пастбищ, поднятием статуса животноводов и т. д. Данный период отмечен интенсивным научным присутствием в сельском хозяйстве, в частности, в животноводстве. Развиваются племенные породы скота (племзаводы), рациональное использование пастбищных ресурсов, наконец, повышается социальный статус чабанов. На высокогорные пастбища осуществляются медицинские визиты на вертолетах, в отдаленные места организовываются регулярные рейсы автомагазинов, автолавок, парикмахерские, концерты артистов и т.п.
Таким образом, советская власть, проводя значительную реструктуризацию и модернизацию пасторальной практики, тем не менее, продолжает опираться на традиционное скотоводство и многовековую пастбищную систему. Это подтверждают институциональный подход и политика министерства сельского хозяйства по поддержанию мобильности и жизнеобеспечения скотоводческой активности. Отныне вектором кыргызских и казахских скотоводов становятся не семейно-родовые отношения, а государственное регулирование и, более того, высокие социалистические идеи.
Особый интерес вызывает вопрос о том, насколько коллективная природа кыргызских и казахских кочевых сообществ соответствовала идеологии коллективизации, насколько практики общности и социальной справедливости присутствовали у номадов в досоветском опыте? Как уже отмечалось выше, родоплеменная структура и специфика кочевой практики предполагала отсутствие частной собственности на землю, кроме скота, т. е. земля была объектом коллективной заботы и являлась стратегическим интересом общины. Данная практика воспроизводилась в рамках стационарной структуры колхоза и совхоза. Таким образом, отношение к земле не было изменено в советский период, изменился лишь механизм подвижности и ценностный статус кочевого образа жизни.
Пастбища превратились не просто в ресурс выживания, но и в инструментальный элемент в борьбе за социальную несправедливость, выраженную посредством классовой борьбы. Здесь следует вернуться к краткому историческому экскурсу.
Такие экономические и социальные факторы, произошедшие в результате присоединения Казахстана к России, как устройство казачьих военных линий, частый падеж скота во время джутов, а главное — разложение натурального хозяйства, — все это подрывало кочевое хозяйство и вынуждало обедневшее население переходить к полуоседлому образу жизни.
аниматься земледелием начинал обычно казах, имевший 2-3 головы рогатого скота. Он выбирал на берегу реки небольшой участок, где строил себе саманное жилище и засевал 1-2 гектара, которые и кормили его. Зажиточные баи-скотоводы также стали заводить посевы, используя даровой труд жатаков. Сам бай со скотом и домочадцами с наступлением весны уходил на джайлау. Широко практиковалась раздача скота в саун. Обычно бедные люди шли к своему богатому сородичу и брали внаем скот, а осенью отдавали приплод или две трети урожая. Схожая по практике форма «ат-майын беру» — раздача лошадей внаем бедным родственникам для разъезда и работы — носила эксплуатационный характер. Такое положение, естественно, создавало определенную социальную несправедливость во взаимоотношениях людей. Советская власть рассматривала эту ситуацию с точки зрения марксистской теории классовой
борьбы; в досоветском казахском обществе были баи, джатаки-егинши и консы. Земля у кочевников была общинной. Но, учитывая патриархально-феодальный строй, баи использовали свой статус для того, чтобы пользоваться как можно большим количеством земли и кабальным трудом.
С точки зрения советских идеологов, баи не были буржуа, а практиковали феодализм путем дискриминации своих сородичей, что, конечно же, было против системы ценностей «нового времени». Байский институт практически не имел социального контроля, что, в свою очередь, приводило к эксплуатации различных классов. Тем не менее многие исследователи, анализируя данные отношения с точки зрения реципрокации или взаимообмена внутри родоплеменной группы, сходятся во мнении о саморегуляции отношений между баями и простым кочевым населением, так как бай сам нуждался в своих сородичах.
С другой стороны, грубое обобществление скота в период коллективизации привносило смуту в слои населения, у которого был все-таки хоть какой-то скот. По данным некоторых исследователей, хозяйство, имевшее 20 лошадей и 100 овец, считалось бедным, семья, в которой, как правило, было около 8 человек, была среднего достатка, т.е., несмотря на социальную несправедливость, частная собственность, тем не менее, существовала и играла мотивирующую роль среди простых казахов [3; 124-129]. Некоторые бедные жители, как в Нарынской и Таласской областях в Кыргызстане, так и в Алматинской области в Казахстане, несмотря на благосклонность к советской власти, могли иметь до ста баранов, в то время как в советские времена семья имела строго ограниченное количество скота и полностью зависела от коллективной собственности.
Наконец, современный этап, начиная с 1991 г. по настоящее время, характеризуется острым экономическим кризисом, развитием рыночных отношений, а также культурной переоценкой ценностей. Колхоз, игравший основную роль в социально-экономической жизни скотоводов, перестает быть главным социальным институтом в жизни села. После расформирования колхозов и совхозов в 19951996 гг. все колхозное имущество и скот распределяются между бывшими руководителями и членами правления колхоза, а также между простыми колхозниками.
Роль государства
Продолжая, практически по инерции, советскую логику, кыргызстанское государство, с некоторыми поправками на суровую реальность, не делает акцент на особую культурно-экономическую категорию населения, которая до сих пор практикует полукочевой образ жизни. Несмотря на разные исторические перспективы, частичную утрату традиционного уклада жизни, скотоводы Кыргызстана все же используют многовековые пастбищные маршруты и традиционные знания, которые, несмотря на влияние эпох, мало подверглись изменению. Созданный исследовательский институт по пастбищам при Министерстве сельского хозяйства, к сожалению, не обладает достаточными ресурсами для проведения полноценных пастбищных исследований. В результате различные международные проекты отмечают в своих отчетах деградацию и перевыпас пастбищ.
Согласно Стратегии развития страны на 2007-2010 гг. ключевым направлением аграрно-земельной реформы становится формирование устойчивого рынка земли, включая оптимизацию размеров земельных наделов и повышение эффективности их обработки. В использовании земель предполагается ускоренное развитие рыночных отношений. Намечено внедрение ипотечного кредитования в сельской местности, где основным залоговым имуществом будет земля [5]. В документе ничего не говорится о пастбищах, приватизации, которые могут привести к социально-экономической напряженности и нанести ущерб традиционной многовековой пасторальной практике.
В отличие от Кыргызстана у Казахстана больше ресурсов (энергетических, промышленных, сельскохозяйственных, инфраструктурных). Следовательно, вопрос о приватизации пастбищных земель и поддержки животноводства в целом стоит менее остро, чем у его соседа. Для того чтобы поддерживать уклад полукочевых скотоводов, государству необходимо признать особый статус пасторальных земель, что помогло бы избежать приватизации пастбищных ресурсов, способствовало бы возврату к их рациональному использованию, а также активной поддержке со стороны государства.
Другая острая проблема — использование пастбищных ресурсов и восприятие ландштафтного пространства), связанная с кочевнической традицией, касается эксплуатации золоторудных месторождений. Очевидно, что данный вопрос также должен быть инкорпорирован в исследовательский комплекс.
Так, например, на основе проведенных исследований в Таласской области (Кыргызстан) следует отметить социальное противостояние местных сообществ в связи с «экспансией» на пастбища иностранных компаний. Прежде чем вкратце описать сам конфликт, автор даст историческое описание данной местности.
Ландшафт начал меняться в период коллективизации в 1930-е гг., когда активная советская кампания пропагандировала оседлый образ жизни посредством установленного метода — образования артелей. Так, в местность Кара-Ой (одноименное село Таласской области), где была образована первая артель, из близлежащих урочищ, таких как Кара-Булун, Кулун Эмбес, Чон Чычкан, Таш-Добо, Ит-Албарс и Солтонун Сазында, потянулись представители следующих родов: чылпак, канай баян, сакалды, торпок и чылпак бейбит. Процесс оседания проходил так же, как и в Нарынской области, по выработанному механизму — организация артелей группой единомышленников из бедных слоев местного населения. Батрачкомы выполняли функцию консолидации рабочего населения.
Согласно новой идеологии и модели новой жизни, предложенной советской властью, статус батраков повысился, и они трансформировались из низких групп традиционного общества в прогрессивный слой нового общества. Роль батрачкома в селе Кара-ой выполнял Качканов Мусуралы. В послевоенные годы село Кара-Ой было включено в состав колхоза имени Ленина, куда также входили поселения Сасык-Булак, Чон-Токой и Кара-Булун. Бригады были основной единицей экономической и хозяйственной активности советской модели. В колхозной структуре в селе Кара-Ой была размещена одна бригада, во главе ее стоял один бригадир и учетчик, который вел учет всего скота. В бригаде было от 28 000 до 40 000 овец.
В момент распада Советского Союза колхоз возглавлял Джуманазаров Берембек. В правление колхоза входило около 10 человек, которые собирались периодически для обсуждения направления политики хозяйства. Имущество было распределено в период расформирования колхозов после Указа 1995 г. Таким образом, последним символическим председателем на то время оказался Ибраимов Са-дыбакас.
Локальная структура пастбищ, несмотря на советский опыт, не претерпела существенных изменений и характеризуется традиционными элементами. Так, в качестве близлежащих, присельных пастбищ (ички жайит) служат пастбища в долинах Арпа и Сандык на высоте более чем 2000 метров над уровнем моря, которые находятся на расстоянии от 2 и до10 км от сел Кара-Ой и Сасык-Булак. В качестве основного пастбища служат пастбища Чон Чычкан и Бала Чычкан. По словам местных чабанов, на пастбища выходят более 100 семей, основная нагрузка приходится на ущелье Чон-Чычкан.
Яблоком раздора является местность Джер-Уй (в переводе — «землянка»), находящаяся на высоте более 3000 метров, где еще в советское время (1974 г.) нашли золоторудное месторождение. По словам информаторов, Советский Союз закрыл рудники по нескольким причинам (нерентабельность предприятия, а также высокий риск возможного ущерба местному населению). Кроме того, в советское время была эффективная социальная политика и забота о здоровье граждан, что не может позволить себе независимый Кыргызстан.
Нынешняя компания, разрабатывающая данное месторождение, в котором присутствует, в основном, казахстанский капитал, перенесла хвостохранилище, которое вызывает опасение у местных жителей. У населения сложилось устойчивое мнение о возможном загрязнении ледников и горных источников, которые могут нанести ущерб здоровью местным жителям. Различные общественные организации часто не вызывают доверия и воспринимаются как союзники горнометаллургической кампании. Учащиеся школы реагируют негативно, понимая возможные выгоды, тем не менее, они осведомлены о высоком риске урона окружающей среде и здоровью населения.
Несмотря на кредитный фонд, созданный компанией, жители, которые не работают и не связаны каким-то образом с компанией, относятся с недоверием к работающему предприятию. Чабаны задаются различными вопросами. Как будут определены границы рудника? Будет ли ограничен доступ к пастбищным ресурсам? Насколько велика опасность загрязнения родников и рек? Если они будут вынуждены менять пастбища, будут ли оплачены компенсации? Жители также отмечают, что независимые эксперты, экологи и другие специалисты не советуются с местными жителями и не берут во внимание традиционные знания и особенности местного края.
Различные посредники, работающие на компанию, нанятые из числа жителей, получают явные доходы, тем самым создавая недоверие в качестве объективных наблюдателей. Кроме того, многотонные грузовики и частота транспортных передвижений наносят урон местному ландшафту, не говоря уже о постоянных пыли и мусоре.
Село Кара-Ой входит в категорию «отдаленных». Несмотря на некоторые социальные льготы, связанные с изолированностью от экономических центров, село, тем не менее, нуждается в инфраструктурных инвестициях. В селе функционируют около 10 торговых точек (магазинов и павильонов), мечеть, почтовое отделение, школа, фельдшерско-акушерский пункт, водокачка и другие объекты. Миграция среди молодежи в Бишкек, в том числе в Казахстан и Россию, не носит массовый характер, что говорит об относительной развитости местной экономики.
Таким образом, следует отметить, что, несмотря на огромные бенефиции и различные акции со стороны золоторудной кампании, местное население осознанно противостоит вмешательству и изменению извне в местный ландшафт. Конфликт по поводу состояния окружающей среды под влиянием кочевнической культуры является ярким социальным маркером актульности данного идентификационного элемента.
Социальная память и традиционные знания, связанные с отношением с окружающим пространством и многовековой кочевой традицией, являются устойчивым элементом коллективного сознания и повседневной жизни местного населения в настоящее время.
Рассматривая общие вопросы изучения полукочевых сообществ, следует отметить такие важные аспекты, как кочевники и новый этап исторического процесса с точки зрения восприятия нового исторического периода в жизни данных сообществ. Кочевники в эпоху новой социально-политической формации, как аспект, могут рассматриваться через призму сравнительного анализа изменений социальной организации в рамках социалистического и капиталистического режимов. Вопросы, связанные с коммерциализацией скота и арендой пастбищ, также требуют отдельного рассмотрения, как важный стимулятор этнической экономики с выходом на новые качественные уровни. В вопросах взаимоотношений с государством важно проанализировать проблемы формирования государственной, правительственной и местной политик на разных уровнях по отношению к кочевым сообществам.
Наконец, ряд исследований должен быть посвящен использованию образа кочевников в государственной идеологии и символическому признанию важности полукочевой практики.
Список литературы
1. Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир. — Алматы: Дайк-Пресс, 2002. — 604 с.
2. Крадин Н.Н. Кочевники Евразии. — Алматы: Дайк-пресс, 2007. — 416 с.
3. Масанов Н.Э. Кочевая цивилизация казахов: основы жизнедеятельности номадного общества. — Алматы: Социнвест,1995. — 320 с.
4. Ohayon I. La sedentarisation des kazakhs dans l'URSS de Staline: collectivisation et changement social (1928-1945). — Paris: Maisonneuve et larose, 2006. — 461 p.
5. Стратегия развития страны на 2007-2010 гг. — Бишкек, 2007. — С. 34.