Северо-запад Казахстана в системе Казахско-Российской торговли в начале XVIII века

Переломным моментом в развитии торговли в регионе следует считать середину XVIII в. Этот процесс связан с движением России на юг. В историческом развитии Средней Азии и Казахстана XVII-XVIII вв. это упрочение экономических отношений с Россией. Вначале экономические отно­шения были очень тесно связаны с дипломатическими, послы в то же время были купцами. Они везли на своих караванах не только царские или ханские подарки, но и товары для торговли. Преимущество такого вида торговли состояло в том, что будучи как-то связанный с дипломатическими отношения­ми подобные товары освобождались от пошлин и налогов.

Если в XVI-XVII вв. в документах мы наблюдаем интенсивные дипломатические отношения России со степными владельцами (ногайские, казахские, сибирские, калмыцкие) и шейбанидскими правителями Средней Азии, то следует предполагать, что между этими странами шла такая же актив­ная торговля.

С указанной хронологической даты берут начало укрепление и увеличение частной торговли. Караваны торговцев с юга облагались пошлиной (например, в г. Астрахани), но это не уменьшало объема торговли. Одновременно активизация торговли наблюдается и в восточных пределах Россий­ской империи. Здесь передовые Сибирские аванпосты России (Тобольск и др. города) устанавливали торгово-дипломатические отношения с восточными соседями России (Китай, монгольские владения, калмыки и, самое главное, Восточно-Туркестанские города). В Сибири среднеазиатские товары нуж­ны были еще больше, чем в центре, и поэтому московское правительство в XVI-XVII вв. не облагало пошлиной торговлю в этом регионе.

Так примерно складывались и русско-казахские торговые отношения в конце XVII начале XVIII вв. в допросных речах казахского посла Тайконура, сына Култабай аталыка, представлявшего в конце XVII в. (1694 г.) дипломатические интересы казахского хана Тауке. В Тобольской воеводской избе содержатся и сведения, касающиеся торговой деятельности дипломатов.

Посол вначале сделал заявление о том, что он прислан «Тевки-ханом к их царскому пресветлому величеству с листом и подарками...», а затем высняется, что вместе с послом приехал «ис Тургистана — города Казачьей орды торгой Алсеитка Шукуров. А по осмотру у посланца два тюка, у Алсеитки Шукурова два ж тюка, а по скаске их те тюки с бухарским товаром, с зендени и с базьми» [1, 15-16].

Возможно, посол Тайконур — сын Култабай аталыка не был пионером в установлении торговых отношений с Россией. Имеющиеся сведения о более ранних этапах сотрудничества степных владете­лей с соседними странами всегда включают компонент: торговлю как обязательный элемент миссии.

Но с Тайконура начинается совершенно новый период в хозяйственно-культурной истории Вели­кой степи. Отныне вся основная торговля кочевников начинает ориентироваться на Северный рынок. Безусловно, в этом процессе были значительные пробелы и неудачи, но тенденция улавливается чет­ко. В век все нарастающего кризиса торговли в Средней Азии кочевники искали новых партнеров. Эта проблема, наряду с политическими союз (против калмыков и т.д.), была озвучена и посольством Кайып хана в 1716 г. в Тобольске. Казахские послы Бекбулат Екешов и Байдаулет Буриев просили М.Гагарина донести до царя и издать указ, «чтобы им (казахам. — ЕА) позволено было ездить в Тоболеск для торгу. А Хаип-де хан станет присылать в Тоболеск для торгу Казачьи орды и бухарцам по все годы или через год, по скольку человек указано будет, из Тоболеска. И в Казань о том и о миру ж посланцы с листом» [1, 18].

В этот период и российская сторона проявляла активный интерес к Востоку. Уже к концу XVII в. русские землепроходцы, освоив Сибирские и дальневосточные земли, вышли к границам Северной Америки (Аляска). Однако во внутреннюю часть Центральной Азии путь был еще закрыт и, главное, не изучен. Для широкомасштабного продвижения на юг Россия еще не имела достаточных сил. С другой стороны, перед царскими властями стояли и иные задачи, продиктованные необходимостью укрепления на уже достигнутых рубежах.

Тем не менее торгово-экономические интересы России подталкивали ее к восточным землям. Во-первых, в начале XVIII в. это выражалось в расширении Яицкого плацдарма. По образному выра­жению Н.М.Карамзина: «Россия, примкнув свои владения к Каспийскому морю, открыла для себя источники богатства и силы...» [2, 139]. Во-вторых, опыт сотрудничества с Казахской степью и Сред­ней Азией России был гораздо более успешным, чем от берегов Каспия. К этому времени уже был реанимирован торговый путь из Тобольска в Среднюю Азию, маршрут этого пути в целом повторял путь от Средней Азии к кимакам: вначале по Иртышу, оттуда к верховьям Ишима или Нуры, а оттуда мимо гор Улытау на Сарысу и так до Туркестана, а дальше и до Ташкента. А.В.Панков, ссылаясь на исторические материалы Г.Ф.Миллера (сер. XVIII в.) и И.Словцова (XIX в.), сообщает, что еще в XVI в. русские караваны «досчаников» (лодок) ходили вверх по Иртышу, а «бухарские верблюжьи кара­ваны направлялись через киргизские (степи казахские степи. — ЕА) в европейскую Россию к Астра­хани, Самаре и другим волжским городам» [3, 34].

Таким образом, конец XVII-XVIII вв. — это время не только усиления дипломатических отно­шений между южными странами и Россией, но и время установления взаимных торгово­экономических контактов. Многочисленные документы той эпохи свидетельствуют о взаимной тяге юга и севера. Объективный ход истории подталкивался также амбициями правителей. Петр I, «прору­бая окно в Европу», на Черное и Балтийское моря, одновременно искал ключи к Востоку.

Как пишет в своих воспоминаниях А.Тевкелев, один из верных соратников Петра I и активный участник присоединения Казахстана к России: «по возвращении из Персидского похода... Петр Вели­кий изволил иметь желание для всего отечества Российской империи полезное намерение в приведе­нии издревле слышимых и в тогдашнее время почти неизвестных обширных Киргиз-Кайсацких орд в Российское подданство... токмо-де всем азиатским странам и землям оная-де орда ключ и врата...» [1].

Петр I считал присоединение Казахстана к России «необходимым для утверждения... влияния и торговли в Средней Азии и через нее в Индии» [4].

Отправляя посольства и торговые караваны в Среднюю Азию, Петр I обязывал их собирать све­дения о среднеазиатских государствах, а также об Индии и о торговых связях между ними.

Естественное тяготение двух регионов требовало расширения не только политических, но и эко­номических контактов. Россия, находясь на восточной окраине Запада, прежде всего ставила военно­стратегической задачей упрочение своего влияния на Востоке, и прежде всего на территории Средней Азии. Для Средней Азии, экономика которой находилась уже давно в упадке, устремления России давали шанс возрождения.

Однако Россия на данном этапе исходила не столько из своих дипломатических возможностей, сколько из значительного военно-политического превосходства. Только этим объясняется подготовка и отправка в Центральную Азию двух экспедиций в начале XVIII в. — Бековиа-Черкасского и Бухгольца.

Поводом для первой экспедиции послужили участившиеся приезды в Россию различных офици­альных лиц из Хорезма (Хивы). В их числе были посланец Хивинского хана Шахнияза, посланец Арап-Мамет хана, преемника Шахнияза, приезд туркмена Ходжи Нефеса и другие. В русском дворе их обращения рассматривались как просьбы о подданстве и возможность к расширению русского влияния на закаспийские страны. Хотя, в самом деле, поступки хивинских правителей объясняются обычными для восточных домов правилами установления торгово-экономических отношений. По сложившимся представлениям, чтобы извлечь максимум выгоды из взаимного сотрудничества и тор­говли, среднеазиатские правители не чуждались номинального признания своего подданства перед сильной державой.

Непосредственно подготовка к экспедиции Бековича-Черкасского начинается в 1714 г., когда ему был придан отряд в 1760 человек и выдано 5 тыс. рублей на всякие расходы [5].

Одновременно Петр I поручал Бековичу-Черкасскому «отпустить купчину по Аму-Дарье реке в Индию, наказав, чтобы изъехал ее, пока суда могут идти, а оттоль бы ехал в Индию, примечая реки и озера...» [6, 493]. Петр I приказывал также построить ряд крепостей на юго-восточном берегу Каспия и склонить хивинского хана «к верности и подданству, обещая наследственное владение оно­му, для чего представлять ему гвардию в его службе... Будучи у хивинского хана, проведать о бухар­ском, не можно ли его, хотя и не в подданство... но к дружбе привести...» [6].

Таким образом, как верно отмечают исследователи, поход Бековича-Черкасского был не совсем обычным визитом вежливости в Среднюю Азию.

Окончательный состав экспедиции превысил 4 тыс. человек. Сюда вошли и купцы — экспеди­цию сопровождал небольшой караван купцов (около 30 человек). Бекович-Черкасский должен был искать страну, «лежащую при Аму, где «добывается песочное золото» [7, 44]. Однако в Хиве экспе­диция Бековича-Черкасского была уничтожена, построенные экспедицией крепости были снесены хивинцами.

Так как экспедиция Бековича-Черкасского была уничтожена и не достигла цели, правительством была организована еще одна экспедиция — Бухгольца. В соответствии с указом царя И.Бухгольц должен был направиться в Тобольск к сибирскому губернатору Матвею Гагарину, взять у него «во­инских людей и с ними идти на Ямыш озеро», а перезимовав там весной, двинуться «к озеру Еркету».

О богатом городе Еркет (Жаркент. — Е.А.) говорилось в сообщениях губернатора Сибири М.Гагарина. Экспедиция должна была построить ряд крепостей по Иртышу, а дальше «тот город дос­тать и как с божиею помощью овладеет, то оный укрепить» [8].

Из Тобольска экспедиция в составе трех тысяч человек направилась на плотах и дощаниках вверх по Иртышу в июле 1715 г. По дороге к ней присоединилось еще 1500 конников. Однако экспе­диция своей цели не достигла. Само притяжение России к Восточно-Туркестанским городам и со­держание царского указа напрямую обязывало И.Бухгольца и его отряд захватить эту территорию. А это никак не согласовывалось ни с планами джунгаров, ни с желанием самих тюрков этого региона.

Будучи в Ямыше, отряд Бухгольца был окружен десятитысячным корпусом джунгаров и в тече­ние трехмесячной осады фактически был уничтожен. Джунгары захватили также крупное подкрепле­ние, направлявшееся на помощь осажденным [9, 91].

Неудачи, постигшие экспедиции А.Бековича-Черкасского и И.Бухгольца, заставили правитель­ство Петра I искать мирные средства строительства отношений со странами Средней Азии. Отныне Россия переходит исключительно к использованию дипломатических средств [10, 338].

Однако следует отметить, что и в последующем были попытки реанимации агрессивно­милитаристического подхода к решению этого вопроса. Таков, например, разработанный И.Неплюевым (совместно с генералом Фон-Штокманом) «запасной план», предусматривающий про­ект военного окружения Казахской степи и концентрацию военных сил в двух ударных направлениях —   с Яицкого (Оренбургские войска) и со стороны среднего Иртыша (Сибирские войска). План пред­полагал одновременным действием войск сжать Казахскую степь и разом покончить с самостоятель­ностью казахов [11, 145-147]. Запасной план И.Неплюева был представлен в 1744 г. в правительст­вующий Сенат. Однако горький опыт военно-агрессивных действий в Центральной Азии сдерживал Россию от таких «решительных» и авантюристических действий отдельных сатрапов.

Наиболее действенные факторы влияния торговой сферы на политические выявляются при изу­чении процесса присоединения Казахстана к России. Уже при первых шагах российской дипломатии, встретивших в казахской среде сильную партию недоброжелателей (основные причины заключались в очень сильных субъективных шагах самого Абулхаира, не посоветовавшегося с представителями родов), Тевкелеву пришлось искать сторонников. В этот момент в защиту Тевкелева выступил батыр Бугенбай, руководитель крупнейшего рода табын (из союза жетыру) и скотовод, ведший к тому же обширную торговлю с Россией.

В «Дневнике» А.Тевкелева содержатся сведения, удостоверяющие связь Букенбай батыра с рос­сийскими рынками. Во время жесткой блокады посольства казахами — противниками присоединения Тевкелеву удалось передать письмо Уфимскому воеводе именно через торговых агентов Букенбая: «... у Букенбай батыра был один житель Уфимскому уезду киргизец для торгу своего Чавбарс Касболатов. И переводчик Тевкелев тайным образом послал к нему, Чавбарсу, башкирца Таймаса и велел ему объявить тайно, что он хочет ево отправить в город Уфу...» [1, 79].

Поддержка Букенбай батыра фактически решила положительной исход посольства Тевкелева и саму судьбу подданства. При огромном противодействии со стороны недовольных действиями Абулхаира поддержка крупнейшего родоправителя Младшего жуза была чрезвычайно важной для успеха российской дипломатии.

Однако стремлению казахов наладить торговые отношения с Россией мешали внешнеполитиче­ские отношения с башкирами и калмыками /волжскими/ на северо-западных границах Орды. Это видно опять же на материалах дневника А.Тевкелева, где он описывает случай ограбления казахских послов, отправленных в Уфу башкирскими барантовщиками: «И оные Абулхаир хана и Букенбайбатыря людей и уфинского жителя киргизца, которые ехали из Уфы, оные воровские башкирцы пойма­ли, и связали, и хотели их убить до смерти, а ханского человека у Букенбай-батыря человека же ранили копьями...».

В источниках часто отмечаются в качестве посредников в казахско-российских торгово­экономических отношениях казахи, проживающие в районе Уфы и Казани.

Однако торговому сотрудничеству с Россией мешали сложные отношения с соседями — башки­рами и калмыками. Судя по источникам, в 20-30-х годах XVIII в. казахи находились в состоянии перма­нентной войны со многими народами. По словам Абулхаира, в момент начала присоединения казахи «з Бухарией и Хивою помирились, токмо остались неприятели ево волжские калмыки и оральские баты­ры». Можно предположить, что первое посольство Абулхаира в Россию было направлено именно для урегулирования казахско-башкирских и калмыцких отношений, чтобы затем открыть путь для торговли с Россией, потому что башкиры «без указу е.и.в. с ним, Абулхаир-ханом, миритца не хотят» [1, 49].

По сообщению посланца Абулхаира, в течение полутора лет (1730-1731 гг.) башкиры произвели несколько нападений на казахов, обычно заканчивающихся угоном большого количества скота и пленных. Систематическое нападение башкир на казахов, угоны казахского скота заставляли руково­дителей последних думать об организованном характере этого явления. Абулхаир и другие лидеры предполагали, что за этим явлением (набегами) стоит русское правительство. К этому времени казахи фактически потеряли свои города в Туркестанском регионе и для них складывалась безысходная си­туация. Необходимо было так или иначе выходить на оседло-земледельческие рынки, в первую оче­редь России.

Так, первое посольство Абулхаира во главе с Койбагаром Кобековым должно было добиваться не столько протекции России и удовлетворения амбиции Абулхаира, сколько оградить казахов от не­навистных джунгар. В 1726 г. решалась самая животрепещущая проблема — «чтобы был обеспечен свободный проезд в Россию, безопасность от яицких казаков и башкир, а также чтобы было разреше­но произвести обмен пленных в Уфе» [12, 120].

Таковы причины первых официальных переговоров России и Казахской Орды, за ними стояли прежде всего проблемы экономического характера. Еще в период переговоров Тевкелева с Абулхаиром русским послом была высказана идея сторительства г. Оренбурга. Этот примечательный во всех отно­шениях разговор состоялся 17 декабря 1731 г. В этот день Абулхаир сообщил Тевкелеву свое намерение отправить своего сына, султана Нурали, к хивинскому хану Эльбарсу с предложением принять русское подданство «с подданными своими, и договориться о коммерции, дабы как российские купцы в Бухарию, так и бухарские в Россию через киргизскую орду караванами ездили свободно». Однако Тевкелев высказал возражение хану, мотивировав тем, что торговать через Казахские степи почти невозможно из-за «разбойничьих шаек», которые «страху от ханов не имеют». Посол высказал предположение, что добиться безопасной торговли можно только тогда, когда у впадения в р. Орь в Яик (Урал) будет построена крепость, которая, с одной стороны, обеспечит безопасность караванов, с другой — безопас­ную жизнь самому хану и его приближенным и, в третьих, от города «киргис-кайсаки будут находиться в немалой степени страху». Эта идея, безусловно, понравилась Абулхаиру. Вероятно, будущий город на устьях р. Орь представлялась ему в виде Туркестанских, где казахские правители испокон веков имели традиции общежития с местным оседло-городским населением. Города служили как в качестве спокой­ного зимнего кыстау, так и хорошего источника обогащения. Между кочевниками и оседлыми жителя­ми городов складывались своеобразные даннические отношения [13, 188].

Однако когда формировалась Оренбургская экспедиция и началось строительство этого города (в 1734 г.), Россия уже рассматривала его в качестве плацдарма в своем движении на юг. Оренбург строился не для Абулхаира, а для выполнения колониальных задач России. Как отмечал бригадир И.Кириллов: «город закроет за собою Башкирцев, и все набеги воровских киргис-кайсаков, которые теми местами проходили, пресечет» [1, 110].

Вторая задача заключалась в развитии торговли. Считалось, что строительство города будет способствовать распространению «внутренней коммерции». Оренбург рассматривался И.Кирилловым как выгодная точка для ведения торговли с Туркестаном (Ходжент), который раньше торговал с Рос­сией через Бухару. В этом плане дальние перспективы связывались с Индией, Бадахшаном и т.д.

Но дальнейшие события показали более перспективный характер русско-казахской торговли, ко­торая по объему оборота на всем протяжении XVIII-XIX вв. была многократно большей, чем торгов­ля с восточными странами.

Как отмечает Ч.Ч.Валиханов: «Вся так называемая среднеазиатская торговля России есть не бо­лее, не менее, как торговля наша: на долю Бухары, Коканда и других стран Центральной Азии прихо­дится весьма незначительная пропорция в общем торговом балансе» [14, 81].

Первые результаты российской Оренбургской торговли описаны П.И.Рычковым. Строительство города, по словам П.И.Рычкова, началось в 1735 г. Однако из-за башкирского восстания 1736­1737 гг. проезд в Оренбург как для российских купцов, так и для представителей среднеазиатской коммерции был затруднителен. Тем не менее, по словам П.И.Рычкова, «азиатские купцы и киргизкайсаки, приезжая туда, имевшиеся у них товары, тако ж лошадей и скот, бывшим тогда в Оренбурге людям менял и, имая от оных надобные им вещи, у кого что было» [15, 161].

Со вступлением в Оренбург тайного советника В.Н.Татищева отмечено разрастание объема тор­говли, проходящей через Оренбург. Уже в 1738 г. вне крепости был построен меновый двор с доста­точным количеством лавок для казахских купцов и прибывающих для этих целей хивинцев и таш­кентцев. В этом же году были приняты основополагающие документы, касающиеся пошлин и прочих сборов. Попытка же самой России вести торговлю за пределами своего влияния на территории Сред­ней Азии встречала активное сопротивление определенной части казахских владельцев. Так, в 1738 г. отправленный в Ташкент русский караван с провожатыми хана Абулхаира был разграблен южнее го­рода Туркестана. Это было второе за 30-е годы ограбление русских караванов, проходящих через ка­захские степи. В первом случае, в 1732 г., караван в сопровождении воинской команды во главе с полковником Гарбером был остановлен, а затем и ограблен по пути в Хиву. В этом нападении актив­ную роль играли противники партии Абулхаира — султан Батыр и предводители подчиненных ему улусов. Дело происходило во время переговоров о подданстве [11, 135].

Второй же караван во главе с майором К.Миллером был отправлен из Оренбурга в Ташкент, в нем было «казенных и купеческих товаров на 25 тысяч рублей». Караван был ограблен казахами во главе с батыром Старшего жуза Ханкельды. Руководитель каравана К.Миллер едва спасся от пленения благодаря поддержке некоторых доброжелателей из казахской среды, а затем и вмешательству тархана Джанибека из Среднего жуза [11, 137; 16, 54].

Ограбление российского каравана во главе с К.Миллером стало предметом обсуждения во время русско-казахской встречи 1740 г. в Оренбурге. В итоге переговоров было решено «каждому каравану торговому придать надежную охрану из знатных представителей улусов; эта охрана не должна зани­маться вымогательством, для надежности оставлять аманатов; в числе охраны могут быть русские воинские команды до тридцати человек с легкими пушками» [17, 108]. Это соглашение служило ос­новным правовым документом в дальнейшем развитии русско-среднеазиатской торговли. В нем мы видим все атрибуты традиционного покровительства кочевниками торговли.

Несмотря на подобные инциденты российские города, и в первую очередь Оренбург, становятся центром притяжения не только для профессиональных купцов из Средней Азии, но и для обычных кочевников-казахов, нуждающихся в продаже своих излишков, а также в покупке товаров первой не­обходимости. Казахи, соприкасаясь с русскими населенными пунктами на границе, без каких-либо предварительных условий вступали в торговые сношения. Большинство же обращений казахских пра­вителей к России в эти годы было продиктовано стремлением казахского населения к этой торговле. Таким образом, такие города, как Оренбург, Троицк и другие, построенные вначале как крепости, в скором времени стали центром русско-казахской и русско-среднеазиатской торговли.

В Оренбурге казахи покупали в основном продукцию русской промышленности, заключающую­ся в чугунных, железных, медных котлах, таганах, ковшах, топорах, мотыгах, капканах, ножницах, посуде, стременах, удилах и т.д. Как среднеазиатские купцы, так и казахи покупали предметы роскоши—    «кармазиновые сукна, борьбы русские и немецкие, краски брусковые и коншенель и протчее» [1, 576].

Казахи поставляли на Оренбургский рынок в большом количестве лошадей, баранов, шкуры волков, лисиц и корсаков. Как отмечают Тевкелев и П.И.Рычков в своем представлении в Коллегию Иностранных дел (от 22 января 1759 г.): «казахи в торг так уже влюбились, что часто случается в один день человек от семи до осьмисот, а иногда и до тысячи на здешний меновый двор приезжают, и редко находится из них такой, кто чем-нибудь сам не торговал» [1].

Рост объемов русско-казахской торговли хорошо обозначен в цифрах. Так, в 1752 г. только на пя­ти крепостях Орской дистанции казахи продали российским купцам до 40 тыс. лошадей, около 500 верблюдов, более 300 коров, около 12 тыс. баранов [1, 532].

Это отмечает и П.И.Рычков: «каким же образом с того 1738 года весь оный торг, сперва в прежде заложенном при реке Ори, а потом и в настоящем Оренбурге, тако же и на Уйской линии и Троицкой крепости, умножился, сие отчасти можно указать по казенным доходам» [15, 161].

Таким образом, рост казахско-русских торговых оборотов приводит к тому, что его объем начал превышать объем торговли казахов со странами Средней Азии. По данным С.Ибрагимова, к концу

XVIII   в. торговые связи со Средней Азией имели 152 отделения, 26 родов с общей численностью до 217 тыс. семей. В то же время с Россией торговали 220 отделений, 40 родов общей численностью до 300 тыс. семей [18, 50].

Русско-казахская торговля в России выгодно отличалась от торговли казахов в Джунгарии с маньчжурской администрацией. Прежде всего в русско-казахской торговле операции осуществляли непосредственно купцы, в то время как в Джунгарии эти операции проводили маньчжурские власти, причем скот, например, продавался по ранее установленным и неизменным ценам. Если оренбургская администрация разрешала русским и казахским купцам (табл. 1, 2) торговать всеми товарами, в том числе и металлическими, то маньчжурские власти не давали возможности казахским купцам поку­пать изделия из металла. Заметим, однако, что 21 июля 1747 г. последовал секретный указ Прави­тельствующего сената за № 164, запрещавший продажу казахского огнестрельного оружия. И.Неплюеву было предписано представить заключение о том, что «не следует ли запретить продавать киргизам медь и железо» [1].

Наконец, особенность русско-казахской торговли состояла в том, что казахи, приезжавшие со своими товарами в Оренбург, торговых пошлин не платили. Более того, в соответствии с указом Кол­легии иностранных дел от 22 сентября 1747 г. за казахских купцов пошлины платили русские купцы [1]. Такие поощрительные акции русского правительства явились серьезным стимулом для развития русской торговли.

Список литературы

1. Казахско-русские отношения в XVI-XVIII вв.: Сб. документов и материалов. — Алма-Ата, 1961.
2. Карамзин Н.М. История государства Российского. — СПб., 1851-1853. — Т. IV.
3. Панков А.В. К истории торговли Средней Азии с Россией в XVI-XVII вв. // В.В.Бартольду туркестанские друзья и по­читатели. — Ташкент, 1927.
4. Басин В.Я. Россия и Казахские ханства в XVI-XVIII вв. — Алма-Ата, 1971.
5. Голосов Д. Поход в Хиву в 1717 году отряда под начальством кн. Ал. Бековича-Черкасского // Военный сб. — Т. 10. — 1861.
6. Идаров С. Значение Индии в политике России с Турцией и Англией. — СПб., 1884.
7. Берг Л. Аральское море. — СПб., 1908.
8. ЩегловИ.В. Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири 1832-1882 гг. — Иркутск, 1883.
9. Аполлова Г. Экономические и политические связи Казахстана с Россией в XVIII начале XIX вв. — М., 1960.
10. Никифоров Л. Внешняя политика России в первой половине XVIII в. // История СССР. Сер. I. — Т. III. — М., 1967.
11. Из истории Казахстана XVIII в. // Красный архив. — 1938. — № 2.
12. ВяткинМ.П. Очерки по истории Казахской ССР. — М., 1941.
13. Лебедев В. Из истории сношений казахов с царской Россией в XVIII в. // Красный архив. — 1936. — № 5.
14. Валиханов Ч. Собрание сочинений: В 5-т. — Т. IV. — Алма-Ата, 1984.
15. РычковП.И. Топография Оренбургской губернии. — Уфа, 1999.
16. Киреева-Канафиева. Дореволюционная русская печать о Казахстане. — Алма-Ата, 1963
17. Басин В.Я. Казахстан в системе внешней политики России в первой половине XVIII века // Казахстан в XV-XVIII веках / Вопросы социально-политической истории. — Алма-Ата, 1969.
18. Ибрагимов С.К. Из истории внешнеторговых связей казахов в XVIII в. // Ученые записки Института востоковедения. — Т. XIX. — М., 1958.
19. Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей. — Алматы, 1996. / Под общ. ред. М. К.Козыбаева.