Источники по истории культуры Казахстана. Проблемы изучения

Источники по истории культуры Казахстана советского периода, на наш взгляд, можно подразделить на основе устоявшейся классификации, разработанной школой источниковедения под руководством академика И.Д.Ковальченко. Среди документов советского периода в первую очередь следует выделить источники партийного происхождения.

В общем корпусе источников по истории культуры Казахстана советского периода документы партийного происхождения имеют исключительное значение. Политическим течением, сыгравшим определяющую роль в развитии Казахстана и всего бывшего СССР, стал большевизм. Поэтому документы РКП(б)–ВКП(б)–КПСС и Коммунистической партии Казахстана имеют первостепенное значение в истории политической, экономической, культурной и социальной трансформации общества. КПСС и ее республиканские отряды — единолично правящая партия. Решения высших органов партии (съездов, конференций и пленумов ЦК) ложились в основу всей законодательной и практической деятельности государственных и общественных организаций. В партийных документах нашли отражение все основные вопросы развития экономики, идеологии, культуры, социальных изменений. Они раскрывают место и роль Коммунистической партии в системе руководства культурой, принципы и методы руководства культурой, основные направления культурной политики. Изменения в структуре государственного руководства культурным строительством, перестройка управления, возрастание роли общественных организаций страны в культурном строительстве, осуществлявшиеся под партийным контролем, дают представление о сложившейся системе партийно-государственного руководства культурной жизнью страны.

Выступления партийных руководителей Казахстана различных периодов его истории в XX столетии различаются по объему сохранившихся документов и публикацией их в научных изданиях. Казахстанскими историками наибольшее внимание уделено Ф.Голощекину. М.К.Козыбаевым создан его политический портрет1. При характеристиках Ф.Голощекина раскрывается в основном его деятельность по претворению в жизнь социально-экономических мероприятий по ломке традиционных структур хозяйствования и переводу казахского населения к оседлости, приведших к массовому голоду, откочевкам и катастрофическому уменьшению численности населения. В то же время раскрытие политического образа «вождя отсталого Казахстана»2 далеко не завершилось. В статье профессора Ш.Мухамединой «Конфискация байских хозяйств в Казахстане»3 на основе новых архивных материалов представлены новые грани его портрета. При Ф.Голощекине были осуществлены не только конфискация экономически предприимчивых и активных хозяйственных единиц, но и перевод кочевников на оседлость путем коллективизации. В эти же годы арабографичная письменность была переведена на латинскую основу и начиналась кампания по ликвидации неграмотности взрослого населения и осуществление задач всеобуча. Выступая на Пленуме ЦК ВКП(б) в январе 1933 г., подводившем итоги выполнения заданий первой пятилетки, Ф.Голощекин привел откровенно фальсифицированные статистические сведения о росте количества школ и обучавшихся в них учащихся. Вместе с катастрофическим голодом разрушительными были последствия проводимой им политики и в культурной сфере.

Пришедший на смену Ф.Голощекину Л.Мирзоян был наделен, так же как и его предшественник, практически неограниченными полномочиями. При помощи федерального и союзного правительства ему удалось вернуть основную массу откочевавшего населения, придать развитию культурной сферы системный характер и добиться в основном решения задач культурного строительства. В подготовленном Архивом Президента Республики Казахстан сборнике «Левон Мирзоян в Казахстане»4 приводятся многочисленные документы, характеризующие ускоренный рост образования и других отраслей культуры в довоенный период. Л.Мирзоян, проводивший партийные чистки 1930-х годов и «большой террор» 1937–1938 гг., вскоре и сам стал жертвой репрессий. При нем были уничтожены многие учебники, авторами которых были бывшие алаш-ординцы, из библиотек были изъяты произведения всех репрессированных деятелей науки и культуры. Думается, что создавать политические биографии и давать оценку довоенным руководителям республики можно на основе публикации всех их основных выступлений и переписки.

Ж.Шаяхметов, сменивший Н.Скворцова на посту Первого секретаря ЦК Компартии Казахстана в 1945 г., до сих пор остается во многом нераскрытой фигурой в политической истории Казахстана. На наш взгляд, его деятельность также не может оцениваться однозначно. На годы его руководства пришлась новая волна послевоенных репрессий против ученых и писателей республики, и он жестко выполнял все указания по реализации постановлений ЦК ВКП(б) по вопросам литературы и искусства послевоенного периода.

Д.А.Кунаев, продолжительное время руководивший партийной организацией Казахстана, в отличие от своих предшественников, оставил книгу воспоминаний «О моем времени»5. Книга запечатлела многие важнейшие сюжеты истории Казахстана — от И.В.Сталина до М.С.Горбачева и Н.А.Назарбаева. Книга Д.А.Кунаева сообщает много интересных сведений о жизни и судьбе многих замечательных представителей науки и культуры, с которыми автор долгие годы общался как руководитель и человек. Как человек, Д.А.Кунаев сохранил верность идеалам своего времени. Книга его воспоминаний иллюстрирована многочисленными статистическими данными, характеризующими рост науки и культуры Казахстана в советское время. Свои воспоминания написали также Б.А.Ашимов и А.Аскаров, долгие годы работавшие вместе с Д.А.Кунаевым.

В числе произведений автобиографического жанра хотелось бы назвать и книгу Н.А.Назарбаева «Без правых и левых. Страницы автобиографии, размышления, позиция... Ответы на вопросы издательства», опубликованную в 1991 г. издательством «Молодая гвардия». Автор книги, как действующий политический лидер, привел свои оценки истории республики в советское время. В ней он высоко оценил помощь русского народа в становлении современной науки и культуры Казахстана, приобщении к достижениям современной цивилизации.

Достоверность сведений партийных источников определяется самим процессом их создания и целевого назначения в реальной действительности, когда документы выполняли определенные практические функции. Партийные документы являются важнейшими источниками, свидетельствующими об осуществлении директив РКП(б)–ВКП(б)–КПСС по выравниванию уровней экономического и социального развития национальных республик и подъему национальной культуры. Общей особенностью партийных документов как исторических источников следует признать многоуровневый характер их информации, сложность структуры документальных комплексов партийного происхождения. Сравнительный анализ партийных документов и материалов демонстрирует высокую степень достоверности их информации.

Среди документов государственных органов, определяющих разработку узловых проблем истории отечественной культуры послеоктябрьского периода, следует отметить комплекс документальных материалов Наркомпроса РСФСР. Для исследователя, изучающего историю довоенных культурных преобразований, документы Наркомпроса и выделенных затем из него ведомств являются основной источниковой базой. Комплексное изучение документальных материалов Наркомпроса позволило бы исследователям показать создание условий для превращения культуры в достояние широких народных масс, разработку принципов строительства нового государственного аппарата по руководству культурным строительством, определение новых функций и задач культурных преобразований и включение в них новых направлений: политическое просвещение трудящихся, создание государственной сети библиотечного и музейного обслуживания, государственных издательств и других. Особо следует отметить работу Наркомпроса в постановке и решении задач национально-культурного строительства, впервые представших как самостоятельная область государственного руководства. Все эти важнейшие вопросы нашли в работе Наркомпроса и его подразделений не только теоретическое осмысление, но и практическое решение.

В 2001 г. была защищена кандидатская диссертация А.С.Мусагалиевой «Документы фонда Народного комиссариата просвещения по деятельности и взглядам республиканской интеллигенции (1920–1936 гг.) как исторический источник»6. Данная работа стала первым обращением к проблеме источниковедческого анализа документов Наркомпроса Казахской АССР за последнее десятилетие. Думается, что исследователи обратятся, помимо анализа взглядов национальной интеллигенции, и к другим актуальным проблемам изучения многоплановой деятельности Наркомпроса как универсального ведомства по руководству культурной сферой. К сожалению, такой важный и ценный комплекс документов используется в исследованиях лишь эпизодически, в качестве иллюстративного материала, а в публикациях — в извлечениях, дополняющих материалы основной темы.

Как видно, документы Наркомпроса выделяются из всего комплекса документов по истории культуры прежде всего своей значимостью, ибо содержат богатый и многоаспектный материал, который раскрывает расширение представлений о задачах государственного руководства культурой, выделении национально-культурного строительства в самостоятельную область курирования. Его широкое использование и включение в научный оборот являются непременным условием для обновления и расширения тематики исследований по истории культуры Казахстана, независимо от того, будет она разрабатываться в отраслевом или проблемном поле.

Современная статистика культуры, изучающая процессы развития советской культуры в цифровом выражении и служащая задачам государственного руководства и планового развития всего народного хозяйства, в своем ряду насчитывает много специальных разделов (статистика школьная, подготовки кадров, дошкольных учреждений, культурно-просветительных учреждений, искусства, печати, научных кадров и научно-исследовательских учреждений). Статистика культуры и ее отраслей возникла после Октября 1917 г. и не сразу сложилась в стройную систему учета, со своей методологией и методикой. Самая обширная группа статистических материалов по просвещению образовалась во второй половине 1920-х годов. Это «Статистические ежегодники» Наркомпроса РСФСР и материалы Всесоюзной переписи населения 1926 г. С 1927 г. начинается интенсивная разработка статистических материалов по культуре. В эти годы увидели свет наряду с ежегодными отчетами юбилейные (к 10-летию Октября, 15-летию Советской власти) публикации статистических данных по народному образованию и культурному строительству в СССР. Следующая по времени группа статистических трудов появляется с 1956 г. и заканчивается последними изданиями советских лет. Между этой группой и публикациями начала 1930-х годов увидели свет только четыре статистические работы по культуре7. В этих сборниках приведены грубо округленные в угоду требованиям «сверху» сведения по образованию и культуре. В связи с этим доступные ныне архивные материалы по итогам Всесоюзных переписей населения 1937 и 1939 гг. имеют исключительное значение для современных исследований. Данные Всесоюзных переписей населения зафиксировали не только демографические, но и качественные изменения характеристик общества в сфере образования, языка, вероисповедания в разрезе всех этнотерриториальных образований.

Сейчас очевидно, что исследования по истории народного образования многие годы базировались на опубликованных данных официальной статистики. Они представляли картину «величественных достижений» в области ликвидации неграмотности. Вместе с тем подлинные сведения о результатах этой работы были длительное время скрыты от исследователей, поэтому в исторических исследованиях использовалась неполная и зачастую искаженная источниковая база.

В настоящее время материалы Всесоюзной переписи населения (ВПН) 1939 г. привлекают внимание не только специалистов по исторической демографии, но и представителей других отраслей исторического знания. Более полувека исследователи истории Казахстана пользовались опубликованными в 1940 г. краткими таблицами с очень сжатыми и грубо округленными данными. В них не была отражена имеющаяся информация о грамотности населения по возрастам в республиках, краях и областях. Возрастной состав рассматривался без разделения по полу. В этом же виде таблицы были включены в тематические сборники по культуре8.

В опубликованных трудах по истории ликвидации неграмотности в СССР, в частности, В.А.Куманева «Революция и просвещение масс» в разделе — «Всенародная грамотность —выдающееся завоевание культурной революции», отмечается, что «в союзных республиках Средней Азии и Казахской ССР были наиболее быстрые темпы роста грамотности к 1939 г. по сравнению с 1926 г. Так, в Казахстане число грамотных мужчин возросло в 2,6 раза, женщин — в 5,3 и процент грамотности мужчин достиг 90,3 и среди женщин — 78,8 %». И здесь же автор уточнил, что «явным преувеличением уровня грамотности среди взрослого населения Казахстана следует считать утверждение академика АН Казахской ССР С.Б.Баишева о том, что в республике «к началу 1940 года грамотность среди возросшего (очевидно, «взрослого») населения достигла 98 %»9. В качестве доказательства своего замечания В.А.Куманев приводит сведения, содержащиеся в статистическом сборнике «Социалистическое строительство Казахской ССР за 20 лет» (Алма-Ата, 1940) о том, что среди мужчин процент грамотности составил 85,2, а среди женщин — 66,3 %10.

В исследованиях по истории культурной революции в Казахстане, в частности Р.Б.Сулейменова, специально рассматривавшего историю ликвидации неграмотности в реконструктивный период, также использованы сведения из статистического сборника «Социалистическое строительство в Казахстане за 20 лет». Эти же сведения он привел и в своей более поздней работе11.

Казахстанские историки С.Б.Баишев, С.Б.Нурмухамедов, В.К.Савосько, Р.Б.Сулейменов особо выделяли период II пятилетки. Они утверждали, что в Казахстане в эти годы были осуществлены главные задачи культурной революции, хотя процесс ликвидации неграмотности растянулся до 1940 г. Это утверждалось потому, что в 1960-е годы, несмотря на осуждение культа личности Сталина, обществоведы разделяли его оценки о создании советской интеллигенции как самом важном результате культурной революции. Об этом было сказано в докладе Сталина на VIII Чрезвычайном съезде Советов в 1936 г. Это же утверждение прозвучало и в докладе на XVIII съезде партии, где период между XVII и XVIII съездами он назвал «поистине периодом культурной революции»12.

Подготовка и проведение Всесоюзной переписи населения 1939 г. проходили в сложных условиях. Её история и судьба взаимосвязаны с предшествовавшей ей в 1937 г. второй Всесоюзной пе-реписью населения. Известно, что материалы переписи 1937 г. специальным Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР от 25 сентября 1937 г. были объявлены дефектными, а организация переписи неудовлетворительной13. Данные материалы на многие десятилетия были скрыты в архивах. В официальной печати организаторов переписи объявили «врагами народа», «троцкистско-бухарин­скими шпионами», которые будто сделали всё, чтобы «извратить действительную цифру численности населения». По их вине, якобы, «многочисленные группы граждан оказались невнесёнными в переписные листы»14. Эта оценка свидетельствовала о том, что правительство было не удовлетворено, прежде всего, данными по численности населения страны.

Перепись насчитала всего 162 млн. человек, в то время как И.Сталин ещё на XVII съезде ВКП(б) на конец 1933 г. назвал расчётную цифру — 168 млн. человек15. Ожидалось, что к 1937 г. население страны ещё более увеличится. В основу такого прогноза, составленного ещё в 1920-е годы Госпланом СССР, был положен коэффициент прироста населения, исчисленный по данным переписи 1926 г., когда в целом по стране наблюдалась компенсаторная рождаемость, характерная для послевоенных лет.

Согласно предварительному прогнозу Госплана население должно было достигнуть в 1937 г. примерно 180,7 млн. человек16. Однако позднее, в 1936 г., в самый канун переписи начальник Центрального Управления народнохозяйственного учёта И.А.Краваль опубликовал свой скорректированный прогноз численности населения на начало 1937 г. — 170–172 млн. человек17.

Эти прогнозы не оправдались и не могли оправдаться, поскольку население понесло громадные потери в связи с голодом начала 1930-х годов, массовыми репрессиями, насильственным раскулачиванием. Если в 1927 г. прирост населения в СССР составил 3 млн. человек, в 1928 г. — 3,3 млн., то в 1931 г. он снизился до 2,1 млн., а в 1932 г. — до 1,6 млн. человек. В 1933 г. прирост населения оказался отрицательным, убыль составила 1,6 млн., в 1934 г. был небольшой прирост — 0,8 млн. человек18. Зафиксированная переписью цифра численности населения оказалась ниже объявленной Сталиным на конец 1933 г. и противоречила утвердившейся в те годы официальной концепции расширенного воспроизводства населения при социализме, обеспечивающем непрерывный и значительный естественный прирост населения.

Итоговые данные переписи не могли удовлетворить правительство и по другим параметрам: показателям уровня грамотности и образования, религиозности и пр. Организаторы переписи были подвергнуты репрессиям: начальник ЦУНХУ И.А.Краваль и начальник Бюро переписи 1937 г. О.А.Квиткин были расстреляны, многие арестованы или уволены с работы; также был расстрелян и начальник Казахского Управления народнохозяйственного учёта С.Саматов. Правительство объявило о новой — третьей Всесоюзной переписи населения, которая была назначена на 17 января 1939 г.

Одной из главных задач вновь задуманной переписи было получить более приемлемую для правительства цифру общей численности населения. ЦУНХУ и Госплан СССР произвели корректировку и назвали новую расчётную цифру — в границах от 170 до 175 млн. человек19. Однако и этот показатель было непросто обеспечить, даже несмотря на то, что 1937–38 гг. были отмечены высокой рождаемостью.

Опубликованные только в 1992 г. материалы ВПН 1939 г. в общих чертах знакомят с историей ее проведения, приводят оценку достоверности ее сведений. Наряду с этим сборник содержит обширный статистический материал не только по численности и половозрастной структуре населения республик, краев и областей. В нем приведены сведения о грамотности населения по возрастам в республиках, численности профессиональных кадров в различных отраслях промышленности, сельского хозяйства, управления и сферы культуры. Недостаточное распространение грамотности, как отмечалось в публикациях по ВПН 1937 и 1939 гг., было еще одной из причин, наряду с общей цифрой численности населения страны, по которой сведения оказались скрытыми или неполными. Так, ВПН 1939 г. среднюю грамотность населения СССР зафиксировала на уровне 81,2 %20. И это само по себе свидетельствовало о том, что грамотность оказалась далеко не сплошной. В отношении такой республики, как Казахстан, ВПН 1939 г. уровень грамотности населения в возрасте от 9 лет и старше привела на уровне 76,3 %21, т.е. три четверти всего населения, при общей его численности в 6151102 чел. Оценка достоверности общей численности населения приведена в книге «Всесоюзная перепись населения 1939 года», в которой величина корректировки определена на уровне в 1,9 % городского и 2,9 — сельского населения (в сторону уменьшения)22. Таким образом, мы видим, что приведенные в ВПН 1939 г. сведения по Казахской ССР как по уровню грамотности населения, так и по величине поправки отличаются от официальных очень незначительно.

Хранящийся в Российском государственном архиве экономики (в дальнейшем — РГАЭ) «Сборник итогов переписи по культуре» (в 2-х томах) содержит подлинники таблиц о численности неграмотных в республиках, краях и областях. Внимательное изучение позволяет привести несколько иные данные об общем уровне грамотности населения в целом по Казахстану и по отдельным его областям.

Таблица 1

Грамотность населения Казахстана в 1920–1930-е годы (тыс. чел.)

____________

Источник: Всесоюзная перепись населения 1926 года. — М., 1928. — Т. 8. — С. 56–57; Всесоюзная перепись населения 1939 года. — М., 1992. — С. 27, 42, 47, 54.

Наши расчеты свидетельствуют, что, общая численность детей в возрасте до 9 лет по Всесоюзной переписи населения 1939 г. составила 1237774 человека, из которых 94724 зафиксированы как уже обучавшиеся23. Таким образом, численность детей в возрасте до 9 лет, не охваченных обучением на момент переписи, составила 1143050 чел.

В то же время в целом по республике Всесоюзная перепись населения 1939 г. зафиксировала наличие 1165605 неграмотных. Из этого количества неграмотных 1110385 человек, или 95,2 %, были люди в возрасте от 20 лет и старше. Внутри этой категории неграмотных 55,3 % — люди в возрасте от 20 до 49 лет24. Сложив число всех неграмотных с числом детей, еще не охваченных обучением, получаем цифру 2308655 человек — общее количество неграмотных по республике. Отнимая ее из общей численности населения (6151102 чел.) получаем 3842447 чел. грамотных, что составляет только 61,5 %.

Расчет числа грамотных показал, что процент грамотности населения Казахстана в 1939 г. реально был ниже, чем заявлялось советской статистикой (76,3 %) и составил около 61,4 %, что свидетельствует о «натяжках», допущенных статистическими органами. Приписано было 14,9 %, следовательно, грамотными были не 3/4, а 2/3 населения. Подобная картина с ликвидацией неграмотности среди взрослого населения страны сложилась несмотря на то, что 16 января 1936 г. Совнарком Союза ССР и ЦК ВКП (б) приняли Постановление «О работе по обучению неграмотных и малограмотных». В постановлении указывалось, что решения XVII съезда партии о полной ликвидации неграмотности и малограмотности во второй пятилетке выполняются неудовлетворительно; ставилась задача в течение 1935 и 1937 гг. полностью ликвидировать неграмотность трудящихся в возрасте до 50 лет.

Таким образом, несмотря на общегосударственный директивный характер решений о ликвидации неграмотности полностью ликвидировать ее в довоенные годы не удалось. Свидетельством этому являются данные, зафиксировавшие и общую численность неграмотных всех возрастов. По областям Казахстана, согласно административному делению, существовавшему на момент Всесоюзной переписи населения 1939 г., число неграмотных в возрасте от 9 лет и старше приведено в таблице 2.

Таблица 2

Численность неграмотных в разрезе областей

____________

Источник: РГАЭ. — Ф. 1562. — Оп. 336. — Д. 235. — ЛЛ. 122–123.

Тем не менее рост грамотности за 12 лет межпереписного периода налицо: с 17,8 % в 1926 до 61,5 — в 1939 г. Нас интересовало, за счет чего удалось добиться таких значительных результатов? Особенно впечатляет рост грамотности среди казахского населения: с 6,9 до 54,5 %. И это в условиях демографической катастрофы, постигшей казахский народ в начале 1930-х годов. По оценкам А.Н.Алексеенко, безвозвратные потери этноса в результате голода 1930–1933 гг. составили примерно 1,8 млн. человек, т.е. почти половину всей его численности25. По оценке Ш.Мухамединой, за годы массовой коллективизации аульно-сельское население Казахстана сократилось на 2,6 млн. человек26.

Вместе с тем в нашем распоряжении имеется телеграмма начальника Казнархозучёта С.Саматова под № 178, направленная им 5 марта 1937 г. начальнику Центрального Управления народнохозяйственного учета (ЦУНХУ) СССР И.Кравалю. Она была составлена ещё 14 января 1937 г. и отправлена под грифом «Совершенно секретно» I Секретарю Казкрайкома Л.Мирзояну. В ней говорится, что по поручению Крайкома ВКП(б) был составлен динамический ряд численности населения по Казахстану на основе проводимых налоговых учётов на 1 июня каждого года. Этот ряд зафиксировал такие данные: 1930 г. — 5873,0 тыс. чел.; 1931 г. — 5114,0 тыс. чел.; 1932 г. — 3227,0 тыс. чел.; 1933 г. — 2493,5 тыс. чел.; 1934 г. — 2681,1 тыс. чел.; 1935 г. — 2926,0 тыс. чел.; 1936 г. — 3287,9 тыс. чел. Недоучёт населения он предполагает в пределах 8–12 %, что подтверждалось данными срочных донесений о ходе переписи населения в январе 1937 г.27. В то же время он отметил, что тенденции изменения численности населения по данным налогового учёта отражена более или менее правильно. В угоду вышестоящим органам для 1930–1933 гг. определение «голод» не было употреблено, а использовано обобщение — «откочевничество и прочие явления, связанные с перегибами, имевшими место в 1930–32 гг.». Окончание их он определил июнем 1933 г., после чего численность населения начинает систематически возрастать.

Как видно из документа, уменьшение численности сельского населения с 1930 по июнь 1933 гг. составило 3379,5 тыс. человек, и только с июня 1934 г. начинается незначительный рост населения — с 2493,5 тыс. в 1933 г. до 2681,8 тыс. человек в 1934 г. Уменьшение численности сельского населения тех лет имело катастрофический характер. В то же время ВПН 1939 г. отметила значительный рост численности казахского населения во всех приграничных областях РСФСР и соседних среднеазиатских республиках.

С другой стороны, этот период отмечен очень сильной миграционной активностью. С 1926 по 1939 гг. в Казахстан въехало не менее 1,5 млн. человек нетитульной национальности. Эта цифра принята нами исходя из расчетов роста неказахского населения в межпереписной период на территории Казахстана. Известно, что процент грамотности в регионах-донорах, какими являлись РСФСР и УССР, был уже в 1926 г. на уровне 55 %, тогда как в Казахстане — только 17,8. Отсюда возникает вопрос, не был ли столь стремительный рост грамотности в Казахстане вызван, с одной — катастрофической убылью казахского этноса, в большинстве своем неграмотного, а с другой стороны, въездом более грамотного населения из РСФСР и других регионов СССР? Для ответа на него необходимо знать два основных показателя: процент грамотности среди въезжающих и примерный уровень грамотности казахов к началу голода, но такой статистики не велось. Поэтому пришлось использовать приблизительные расчетные данные. Зная процент грамотных казахов в 1926 и 1939 гг., мы рассчитали средний ежегодный прирост грамотности (3,9 % в год), следовательно, к началу голода грамотными могли быть около 22,8 % коренного населения. Однако эта цифра вызывает сомнения, так как система школ и всеобуч в Казахстане в 1920-е годы были в стадии становления. Начало же массовому движению по ликвидации неграмотности было положено известным Постановлением ЦК ВКП(б) от 17 мая 1929 г. В годы голода и откочевок школы быстро пришли в упадок. Т.Жургенев, назначенный Наркомом просвещения Казахской АССР в 1934 г., писал: «в районах откочёвки были разрушены и школьная сеть, и другие культурно-просветительные учреждения... До сих пор не развёрнуты старшие группы школ и распространённым типом школ всё ещё является двухлетка»28. Далее он отметил, что несмотря на трёхлетие закона о всеобщем начальном обучении ежегодно большое количество детей школьного возраста не охвачены обучением, что в годных для школьных занятий помещениях действует только около 30 % школ. Серьёзной критике подверглось качество обучения, и новое руководство Казкрайкома партии начало работу по укреплению системы народного образования с реорганизации местных отделов народного образования. В 1935 г. положение со школьным строительством было крайне тяжёлым, о чём свидетельствует и телеграмма председателя СНК СССР В.Молотова, направленная в Алма-Ату Мирзояну и Исаеву. В ней отмечается «совершенно неудовлетворительная подготовка к началу учебного года, особенно по начальным школам, в сельских местностях. Особенно плохо по Западно-Казахстанской, Актюбинской и Южно-Казахстанской областям»29. К 26 августа 1935 г. она обязывала незамедлительно закончить строительство школ в городах и селах, обеспечить их полностью учителями, закончить ремонт школьных зданий, привести в образцовое состояние учебное оборудование и завезти топливо. Особенно указывалось на крайнюю отсталость казахских школ. После же голода образовательная система сумела охватить только половину казахского населения, и это несмотря на то, что численность этноса сократилась вдвое.

Очевидно, что до 1930–1933 гг. темпы прироста грамотности среди казахов были значительно ниже, чем в середине или второй половине 1930-х годов, и число грамотных казахов было около 20 %. Если предположить, что среди безвозвратных потерь структура грамотности была такой же, как и в целом по этносу, то безвозвратные потери грамотных казахов составят около 400 тыс. человек. Это учитывая, что среди погибших от голода значительную долю составляют дети и молодёжь, т.е. та часть населения, которая в первую очередь была охвачена системой начального образования.

Значительно сложнее определить процент грамотности среди въезжающего населения. Это вызвано тем, что процесс активной миграции в Казахстан продолжался на протяжении всех 1930-х годов, так что указать какую-то фиксированную цифру не представляется возможным. Известно, что в 1939 г. грамотными были около 70 % русскоязычного населения Казахстана. Таким образом, процент грамотных среди въезжающих русских мог быть на уровне 55–70 %. Въехали же всего более полутора миллиона человек, если считать только разницу в численности неказахского населения Казахстана в 1939 г. по отношению к 1926 г. Из них около 1,2 млн. составили русские и около 300 тыс. — представители других национальностей. Среди этих последних грамотность в 1939 г. была ниже, чем у русских, но выше, чем у казахов. В качестве некоторой средней цифры мы взяли уровень 60 %-ной грамотности среди мигрантов. Это составит более 800 тыс. чел. уже грамотного населения, въехавшего в Казахстан. Такая цифра в два раза превышает число грамотных казахов, погибших от голода или покинувших Родину. Следовательно, число погибших и выехавших грамотных было скомпенсировано миграцией. Кроме того, в результате миграции число грамотных в Казахстане увеличилось ещё примерно на 400 тыс. человек. И это составляет от общего числа грамотных около 10 %. В итоге получается, что непосредственно за счёт школьного строительства в самом Казахстане грамотность в республике выросла за 12 лет с 17 до 50 %, т.е. на 33 %. Но и эта внушительная цифра была во многом достигнута не только благодаря успехам по ликвидации неграмотности, но и в результате демографической катастрофы начала 1930-х годов. В эти годы погибло или уехало более трети всего населения Казахстана. Этим голод «облегчил» задачу ликвидации неграмотности, так как той же сетью школ в середине 1930-х годов пришлось обучать гораздо меньшее число людей.

Из-за отсутствия точных данных о темпах всеобуча и ликвидации неграмотности в межпереписной период, о числе пострадавших от голода, о числе и уровне грамотности мигрантов все вышеприведённые расчётные цифры являются приблизительными. Но они, на наш взгляд, позволяют все-таки более объективно отразить реальную картину темпов ликвидации неграмотности в Казахстане в 1926–1939 гг.

Если в области ликвидации неграмотности достижения были не столь впечатляющими и «величественными», как объявлялось пропагандой тех лет, то в сфере подготовки профессиональных кадров они действительно были существенными. Об этом также свидетельствуют данные ВПН 1939 г. В Казахстане она зафиксировала довольно значительный рост численности казахов, занятых во всех сферах промышленности, сельском хозяйстве, сфере управления и культуры. Так, среди руководителей партийных организаций, государственных, кооперативных и общественных учреждений и предприятий доля казахов составила 36,3 %; среди председателей сельсоветов и их заместителей, судей и прокуроров — 61 и 51 % соответственно; в группе руководителей учебных заведений и научно-исследовательских институтов — 35,3 %. Рост удельного веса руководителей-казахов среди председателей колхозов составил 63,9 %, а руководителей промышленных артелей и промышленных колхозов — 37,0. В рядах культурно-политико-просветительных сотрудников доля казахов составила 42,1 %, работников искусств — 25,4.

Незначительным был процент казахов среди руководителей медицинских учреждений — 6,8 %, руководителей промышленных и сельскохозяйственных предприятий — 19,9, научных работников и преподавателей вузов — 16,0 и работников связи — 6,9 %.

Также наблюдается рост численности казахов, занятых индустриальным трудом. ВПН 1939 г. в среде горных специалистов отмечает 38,7 %, металлистов — 18,7, полиграфистов — 22,6, строителей — 19,1, специалистов силовых установок и подъемных механизмов — 21,9 %. Небольшим был рост среди текстильщиков — 15,6 %, деревообделочников — 7,8. В рядах рабочих на железнодорожном транспорте казахов было 38,5 %, водном — 34,9, автомобильном — 12,230.

Таким образом, следует констатировать, что в предвоенные годы произошел массовый рост общей грамотности и образования не только казахского, но и всего населения Казахстана. ВПН 1939 г. отметила, что среди казахов 49852 человека имели среднее специальное образование (21,4 на 1000 чел.), 1952 — высшее (0,8 на 1000 чел.). Среди русского населения среднее образование имели 220485 человек (89,7 на 1000), высшее — 16390 чел. (6,7 на 1000). Среди украинцев на 1000 человек приходилось 69,1 чел. со средним специальным образованием и 5,0 — с высшим. По другим национальностям отмечены следующие показатели: среди узбеков — 21,8 и 0,9; татар — 89,0 и 4,6; корейцев — 73,3 и 3,7; немцев — 42,7 и 3,7; поляков — 63,4 и 6,1 (соответственно)31.

Зафиксированные ВПН 1939 г. сведения о численности лиц с высшим и средним образованием в разрезе 8 национальностей Казахстана отразили преобладание в основной массе образованной прослойки людей со средним специальным образованием.

ВПН 1939 г. зафиксировала очень существенные сдвиги не только в демографическом развитии народов Казахстана и его социальной структуре, но и, прежде всего, в росте массовой грамотности и формировании значительной прослойки образованных людей. Она отразила преобразование образовательного ландшафта, в котором функциональная грамотность и вместе с ней образованность, как известно, играют основополагающую роль для саморазвития личности. Последовавшая вскоре Великая Отечественная война прервала эти процессы, и в послевоенные годы были приложены не меньшие усилия по дальнейшему подъему общего уровня начального образования и развитию среднего специального и высшего образования в республике.

Итак, нами предпринята попытка перерасчета данных ВПН 1939 г. по вопросам грамотности, видимо, есть возможность осуществить перерасчеты и по другим источникам. Необходимость перерасчетов данных Всесоюзной переписи населения 1939 г. очевидна, ибо, действительно, существует потребность на основе анализа опубликованных материалов и архивных данных провести исследование с применением количественных методов и методов исторического моделирования. Они позволят уточнить наши знания о масштабах и степени глубины проведенных мероприятий по ликвидации неграмотности населения и росте его образовательной структуры. Одновременно полученные данные стали бы основой для объективной оценки и анализа источниковой базы существующих исследований по истории ликвидации неграмотности в бывшем СССР и отдельных его республиках. Обработка и анализ новых фактических данных и их синтез будут способствовать формированию иной, более объективной концепции истории отечественной культуры, как составной части общего модернизационного процесса в довоенные годы. И в этом нам видится новая перспектива в исследованиях по истории культуры Казахстана советского периода.

В настоящее время существует настоятельная необходимость переиздания на современной графической основе большого пласта арабографичной литературы, существовавшей до 1929 г. Переиздание этих источников, научные комментарии и новый справочный аппарат этих изданий создали бы необходимую документальную основу для решения узловых проблем истории культуры и истории интеллигенции Казахстана в довоенные годы. Например, изданная в 2001 г. книга Д.Махат «Трагедия казахской интеллигенции» (на казахском языке)32 по своему оглавлению раскрывает историю возникновения и развития различных уклонов в партийной организации республики 1920-х годов, отраженной на страницах периодической печати Казахстана. Основное внимание уделяется «правому уклону», а затем «национализму», «садвакасовщине», «кондратьевщине». Содержание работы создает впечатление определенной подмены истории и судьбы интеллигенции историей внутрипартийной борьбы, увлеченности публицистическим пафосом периода перестройки. Но несмотря на это книга написана на основе источников того периода, большинство из которых арабографичны. Помимо истории внутрипартийной борьбы и политики Ф.Голощекина, внимательный читатель в приведенных извлечениях из текстов 1920-х годов найдет много интересных сведений и фактов из истории культуры и истории интеллигенции того периода. Собранные в одной книге сведения из материалов периодической печати, материалы из партийного архива республики стали фактически первым новым документальным сборником по политической истории 1920-х годов, истории национальной интеллигенции первой трети XX столетия.

Материалы периодической печати Казахстана представляют собой значительный по объему и насыщенности фактическими сведениями комплекс источников по истории культуры. Несмотря на ограничения, связанные с идеологическими требованиями и цензурой, материалы периодической печати высокоинформативны, отражают оперативные сведения из культурной жизни страны. Вместе с тем исследователь найдет на страницах периодики ценные сведения из культурной жизни регионов Казахстана, имеющих существенные различия в хозяйственно-экономическом укладе, этнических, духовно-религиозных, культурно-языковых характеристиках.

Полное издание общественно-политической газеты «Казах», 265 номеров которой вышли в 1913–1918 гг., осуществлено в 1998 г. издательством «Казахская энциклопедия» (на казахском языке)33. Газета «Казах», печатавшаяся на основе арабской графики, сыграла исключительно важную роль в консолидации казахской национальной интеллигенции и формулировании общенациональных национально-освободительных задач в канун первой мировой войны и февральской революции 1917 г. в России, в консолидации национальной интеллигенции в общественно-политическое движение «Алаш».

Современные исследователи истории культуры найдут на страницах газеты, помимо отражения общественно-политических задач, новые сведения о проблемах развития народного образования, подготовки учительских кадров, содержания образования, а также статьи о творчестве Абая и других поэтов, распространении мусульманской религии. На страницах газеты получили отражение также и вопросы национального историознания начала XX в. Предмет исторической науки, ее цели и задачи, отличие исторической науки от традиционной устной передачи исторических знаний, отдельные проблемы этнической истории казахов стали предметом ряда интересных публикаций. Энциклопедическое издание снабжено тематическим библиографическим указателем, указателем имен, полным списком неизвестных авторов, перечнем фондов их российских архивов, в которых хранятся сведения о газете.

В ряду изданных на современной графической основе сочинений казахских мыслителей и собирателей исторических сведений и образцов устного народного творчества можно отметить двухтомник произведений Машхур Жусупа Копеева. Произведения М.Ж.Копеева богаты разнообразными сведениями из истории и культуры казахов, собранными автором в ходе своих многочисленных поездок по территории современного Казахстана. Собранные исторические сведения и образцы фольклора также содержат важные данные об особенностях сохранения и развития устной исторической традиции казахского народа, дают представление об образах истории, времени и пространстве традиционного казахского общества, записанных самим представителем этого социума.

За прошедшие почти 15 лет после реабилитации творческого наследия репрессированных А.Букейханова, А.Байтурсынова, М.Дулатова, Ж.Аймаутова и других представителей национальной культуры не удалось издать полные собрания их произведений. Значительная часть их безвозвратно утрачена, как, например, рукописи Шакарима Кудайбердиева. Исследователи пользуются только небольшими сборниками избранных произведений. В связи с этим исключительно актуальной для науки остается задача академического издания всего сохранившегося творческого наследия репрессированной национальной интеллигенции.

Существующие документальные публикации источников по истории культуры Казахстана советского периода немногочисленны34. Все они несут на себе печать своего времени и нуждаются в пополнении новыми архивными документами, характеризующими процессы культурного развития во всей полноте и противоречивости, со всеми обретениями и потерями.

На страницах журнала «Вопросы истории» в рубрике «Власть и интеллигенция» за 1996 г. была опубликована полная стенограмма совещания по вопросам истории СССР в ЦК ВКП(б) в 1944 г.35. Вместе с другими документами, посвященными истории исторической науки в стране, среди которых необходимо отметить «Письма А.М.Панкратовой»36, «Новые документы о совещании историков в ЦК ВКП(б)37, «Докладные записки в ЦК ВКП(б) о состоянии идеологической работы в Казахстане» (1945 г.)38, документами фонда Института истории АН СССР (ф. 1577), Архива РАН, стенограммой дискуссии по книге Е.Бекмаханова «Казахстан в 20–40-е гг. XIX века» (1948 г.)39, они представляют собой целый комплекс историографических источников по истории исторической науки Казахстана, взаимоотношениям историка и власти, по истории и общественно-политической и научной атмосфере, в которых происходила разработка узловых проблем истории Казахстана в середине XX столетия. Для современного исследователя перспективным, по нашему мнению, могла бы стать разработка на основе приведенного комплекса источников таких сюжетов истории историографии, как «Историк и время», — диалог историка и общества, исследователя и власти, историка и источника. Другим перспективным направлением исследований могла бы стать разработка понятия социокультурного «образа науки» определенного времени и определенной культуры. В нем на примере культурологических, антропологических и герменевтических методик возможно исследование функционирования научного знания и научных сообществ в различных культурах, процессы миграции знания, влияния социально-политических факторов на развитие научных традиций. В понятие «образа науки» входят представления ученых и более широких слоев общества о природе и целях науки, о ее социальной роли, месте среди других форм духовной культуры, о ценностно-этических нормах, которые должны разделять члены научного сообщества. Наука, являясь в определенном смысле универсальным, интернациональным феноменом, предполагает свое единство в единстве многообразия, впитывающим в себя, подобно океану, реки — потоки национальных, отмеченных социокультурными различиями вариантов научности. Кроме того, в каждой, достаточно дифференцированной социальной среде могут существовать различные образы науки, находящиеся между собой в отношениях диалога, критики, противостояния и т.п. Употребление понятия «образ науки» позволит, вместе с тем, синтезировать науковедческий и культурно-исторический подходы к историографии истории Казахстана. Сюжетами исследований могли бы стать темы «Национальная наука как проявление национального духа», «Научное творчество — часть национальной культуры» и т.п. Одним из примеров такого подхода к исследованию творчества отечественных историков в современной историографии может служить работа В.Н.Корзун «Образы исторической науки на рубеже XIX–XX вв.»40.

Находящиеся в Центральном государственном архиве Республики Казахстан фонды личного происхождения насчитывают небольшое количество дел. Так, нам удалось познакомиться с архивными делами некоторых журналистов, кинорежиссеров, художников — В.Я.Копытина (1910–1975 гг.), Е.Е.Арона (1906–1970 гг.), А.М.Черкасского (1886–1967 гг.) и некоторых других. Следует отметить, что в большинстве своем они фрагментарны, и, следовательно, малоинформативны. Поэтому для полномасштабной реконструкции истории культуры Казахстана советского периода важно использовать воспоминания как можно большего числа деятелей культуры и науки. Многие авторы мемуаров сыграли выдающуюся роль в становлении и развитии современных форм науки и искусства Казахстана и отличаются фактической точностью, многообразием личных впечатлений. Воспоминания М.Жарова, Ю.Завадовского, Н.И.Сац, Н.Д.Мордвинова, Г.Товстоногова, К.Сиранова, М.В.Куприянова, П.Н.Кры­лова, Н.А.Соколова, С.Прокофьева, П.Я.Кочина и других являются документальными свидетельствами своего времени и помогают восстановить множество фактов, которые не отразились в других источниках. Источниковый корпус по истории художественной культуры Казахстана широко представлен и воспоминаниями казахстанских писателей, артистов, художников, музыкантов. Взятые вместе воспоминания казахстанских представителей науки и культуры и их российских коллег составляют значительную группу источников. И несмотря на особенности условий, эпохи, когда они создавались, имеют не только важное познавательное значение, но сохраняют свою научную значимость и дают большие возможности современному исследователю расширить и обогатить наши представления об общей картине культурной жизни страны в целом, и Казахстана в том числе.

Обращение к вопросу изучения источников по истории культуры Казахстана заставило нас задуматься о состоянии изученности исследователями источниковой базы по истории отечественной культуры советского периода вообще. Оно явно отстает от уровня теоретических обобщений, историографии и конкретно-исторических разработок в этой области исторических исследований. Тем временем, наметившееся увеличение публикаций по истории культуры советского периода носит бессистемный, разноплановый и разбросанный характер. Состояние публикаций источников настоятельно требует обобщающей оценки историков. Значительный, но разрозненный источниковедческий материал содержится в монографических исследованиях, кандидатских и докторских диссертациях. Создание обобщающих источниковедческих работ по истории культуры Казахстана советского периода стало важной назревшей проблемой. 

Список литературы

1.      1.   Суд над памятью // Казахстан на рубеже веков: размышления и поиски. Кн. 2. — Алматы, 2000. — С. 134–151.
2.      2.   6-я Всеказакская конференция ВКП(б). 15–23 ноября 1927 г. — Кзыл-Орда, 1927. — С. 25.
3.      3.   Мухамедина Ш. Конфискация байских хозяйств в Казахстане // Вопросы истории. — 2002. — № 4. — С. 138–142.
4.      4.   «Левон Мирзоян В Казахстане»: Сб.док. и мат. — Алматы, 2000.
5.      5.   Кунаев Д.А. О моём времени. — Алма-Ата, 1992.
6.      6.   Мусагалиева А.С. Документы фонда Народного комиссариата просвещения по деятельности и взглядам республиканской конференции (1920–1936 годы) как исторический источник: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. — Алматы, 2001 (на каз. яз.).
7.      7.   Народное образование СССР: Стат. сб. — М., 1936; Кадры просвещения: По материалам переписи работников просвещения в 1933 г. — М., 1936; Состав руководящих специалистов и работников Союза ССР. — М., 1936; Культурное строительство СССР. — Стат. сб. — М.; Л, 1940.
8.      8.   Культурное строительство СССР: Стат. сб. — М.; Л., 1940; Культурное строительство СССР. Стат. сб. — М., 1956; Социалистическое строительство в Казахстане за 20 лет. — Алма-Ата, 1940.
9.      9.   Куманев В.А. Революция и просвещение масс. — М., 1973. — С. 286.
10.   10.   Там же. — С. 287.
11.   11.   Сулейменов Р.Б., Бисенов Х.И. Социалистический путь культурного прогресса ранее отсталых народов. — Алма-Ата, 1967. — С. 182; Сулейменов Р.Б. Ленинские идеи культурной революции и их осуществление в Казахстане. — Алма-Ата, 1972. —С. 341.
12.   12.   Сталин И.В. Вопросы ленинизма. — М., 1952. — С. 645.
13.   13.   Российский Государственный архив экономики (РГАЭ). — Ф. 1562. — Оп. 336. 4.1 — Д. 58. — Л. 42.
14.   14.   Правда. — 1938. — 27 июля.
15.   15.   XVII съезд ВКП(б). Стенографический отчёт. — М., 1934. — С. 25.
16.   16.   РГАЭ. — Ф. 4372. — Оп. 92. — Д.1 61. — Л. 40.
17.   17.   Краваль И.А. Всесоюзная перепись населения // План. — 1936. — № 21. — С. 8.
18.   18.   РГАЭ. — Ф. 4372. — Оп. 92. — Д. 161. — Л. 32.
19.   19.   Там же. — Л. 40.
20.   20.   Правда. — 1938. — 27 июля.
21.   21.   Всесоюзная перепись населения 1937 года. — М., 1991. — С. 133; Всесоюзная перепись населения 1939 года (ВПН 1939 г.). — М., 1992. — С. 39.
22.   22.   ВПН 1939 г. — С. 42.
23.   23.   Там же. — С. 9.
24.   24.   Российский Государственный архив экономики (РГАЭ). — Ф. 1562. — Оп. 336. — Д. 236. — Л. 48.
25.   25.   Алексеенко А.Н. Население Казахстана в 1926–1939 гг. // Компьютер и историческая демография. — Барнаул, 2000. —С. 9–26.
26.   26.   Мухамедина Ш. Вызовы времени и евразийское кочевничество // Лев Николаевич Гумилёв. Теория этногенеза и исторические судьбы Евразии: Материалы конф. — T. II. — СПб., 2002. — С. 69.
27.   27.   РГАЭ. — Ф. 1562. — Оп. 336. — Д. 236. — ЛЛ. 122–123.
28.   28.   Просвещение национальностей. — 1934. — № 1. — С. 18–21.
29.   29.   Российский Государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). — Ф. 82. — Оп. 2. — Д. 144. — ЛЛ 12; РГАЭ. — Ф. 1562. — Оп. 329. — Д. 143. — ЛЛ. 143–144.
30.   30.   Подсчитано на основании данных: ВПН 1939 года. — С. 223 — 225; РГАЭ. — Ф. 1562. — Оп. 336. — Д. 264. — ЛЛ. 36–40.
31.   31.   РГАЭ. — Ф. 1562. — Оп. 336. — Д. 264. — ЛЛ. 22–25.
32.   32.   Махат Д. Трагедия казахской интеллигенции. — Алматы, 2001. (на каз. яз.).
33.   33.   Казах. — Алматы, 1998.
34.   34.   Культурное строительство в Казахстане (1918–1932 гг.): Сб. документов и материалов. — Т. 1. — Алма-Ата, 1965; Культурное строительство в Казахстане (1933 — июнь 1941 гг.): Сб. документов и материалов. — Т. 2. — Алма-Ата, 1985.
35.   35.   Стенограмма совещания по вопросам истории СССР в ЦК ВКП(б) в 1944 году // Вопросы истории. — 1996. — № 2–6.
36.   36.   Письма А.М. Панкратовой // Вопросы истории. — 1988. — № 11.
37.   37.   Новые документы о совещании историков о совещании ВКП(б) // Вопросы истории. — 1991. — № 1.
38.   38.   Докладные записки в ЦК ВКП(б) о состоянии идеологической работе в Казахстане (1945 г) // Вопросы истории. — 2002. — № 5.
39.   39.   Стенограмма дискуссии по книге Е.Бекмаханова «Казахстан в 20–40 годы XIX века». — Алматы, 2000.
40.   40.   Корзун В.Н. Образы исторической науки на рубеже XIX–XX вв. — Омск-Екатеринбург, 2000.