История, культура и хозяйство кипчаков в работах дореволюционных исследователей России

Проблемы истории и культуры кипчаков стали объектом исследования в работах дореволюци­онных ученых России. Этому, на наш взгляд, способствовали два фактора. Во-первых, кипчаки дли­тельный исторический период соседствовали с Киевской Русью. Во-вторых, кипчаки вошли в этниче­ский состав тюркских народов России и оказались в орбите интересов колониальной администрации, проводившей изыскания в области родоплеменного состава, расселения, материальной и духовной культуры народов с целью эффективного управления и проведения в жизнь политических реформ Российского государства.

Сложной проблемой в исторической науке была этническая история кипчакских племен. В курсе ее разработки требовалось рассмотреть этногенез и происхождение, этнический и родоплеменной состав кипчакских племен, как в историческом прошлом, так и в современности.

Известный китаист Н.Я.Бичурин (о. Иакинф) первым высказал соображение по поводу нахожде­ния сведений о кипчаках в китайских источниках. В своем историко-источниковедческом исследова­нии «История первых четырех ханов из Дома Чингисова», опубликованном в 1829 г., синолог приво­дит выдержку из китайского источника «Тхун-цзянь-ган-му», где сказано, что «Монгольский Субут (полководец Субудэй-багатур. — Н.К.) напал на Киньча и уничтожил то владение. Он произвел вели­кие грабежи в западных пограничных народах и возвратился» [1; 95]. В комментарии Н.Я.Бичурин написал: «Киньча есть Кипчак» [1; 95].

Мнения Н.Я.Бичурина, что кюе-ше есть кипчак, придерживались также русский китаевед П.И.Кафаров, Г.Е.Грумм-Гржимайло [2; 247, 3; 38], советские ученые Н.В.Кюнер, А.Н.Бернштам, Д.Г.Савинов [4; 11, 5; 154, 6; 54].

Исследователь Г.Е.Грумм-Гржимайло отождествляет кюе-ше с кипчаками и выдвигает собст­венную теорию этногенеза народов Центральной Азии, согласно которой «белокурая раса, динлины китайцев, имела на заре китайской истории обширное распространение в Средней Азии» [3; 38]. Кипчаки, по мнению ученого, являются народом динлинского происхождения и в эпоху бронзы древние кипчаки были андроновцами [3; 57-59]. Впоследствии кипчаки были отмечены на Алтае, но когда они смешались с черноволосым народом «канглы», получились половцы русских летописей, или куманы венгерских хроник. Название «половцы» сопоставляется с цветом их волос — половым, т.е. соломенно-желтым. Это подтверждается сведениями китайских и мусульманских авторов [3; 57].

Специальное рассмотрение теория получила в статье «Белокурая раса в Средней Азии», где уче­ный прямо говорит о том, что европеоидная раса вне пределов Китая была представлена четырьмя народами — усунями, хагясами (хакасами. — Н.К.), динлинами и бома. Все они имели голубые (зе­леные) глаза и белокурые (рыжие) волосы [7].

Эта смелая гипотеза Г.Е.Грумм-Гржимайло не встретила поддержки у современников, как и не находила оппонентов, которые могли опровергнуть ее на основе исторических фактов. По-видимому, это в большей степени связано с уровнем развития исторической науки того времени и сложностью поставленной проблемы.

Поиски предков кипчаков в древнекитайских источниках и отождествление их с кюе-ше, динли- нами, были не единственными гипотезами этнического происхождения кипчаков. Исследователи поднимают проблему этнических связей кипчаков с кочевыми племенами Средней Азии.

П.В.Голубовский первым отметил несостоятельность мнения об этнических связях половцев и кипчаков с огузами, сблизив кипчаков с канглами, назвав их одним племенем [8; 146]. Однако Н.А.Аристов, полагаясь на легендарный мотив Огуз-хана, связанный с происхождением эпонима «кипчак», равно как и «канглы», «карлык», «калач», возобновил точку зрения о тождестве огузов с кипчаками [9; 224]. Мнение Н.А.Аристова подверглось справедливой критике В.В.Бартольда [10; 272]. По нашему мнению, между огузами и кипчаками существовали реальные отличия, которые были обусловлены, прежде всего, их происхождением, исходным ареалом формирования и основной территорией расселения.

В связи с разбором мнений об этнических связях кипчаков и огузов будет уместно рассмотреть еще одну теорию об этнических связях кипчаков с канглами. Ряд исследователей придерживались мнения, что кипчаки и канглы являются родственными племенами. Это отмечал в середине XIX в. В П.Васильев [11]. Н.А.Аристов, подтверждая данное положение, вместе с тем провел дополнитель­ные параллели между Канка в Авесте, Кангхой в китайских летописях и канглы по мусульманским источникам. Он считал родовую тамгу кипчаков удвоенной тамгой канглов [9; 219].

Этого же мнения придерживался П.В.Голубовский: «Кипчак и Канглы до своего разделения со­ставляли одно целое племя, может быть Гузов; затем это единое турецкое племя начинает дробиться на отдельные колена, из которых в Европе являются три — Печенеги-Канкли, Торки, сохранившие старое племенное имя Узов или Гузов, и Кумане-Кипчаки. В этом только смысле Кипчаки-Половцы и могут считаться Гузами или Узами, как вид этого рода. Кипчаки могли быть некогда Гузами, но Гузы никогда не были Кипчаками» [8; 146]. Г.Е.Грумм-Гржимайло высказал мнение о смешении кипчаков с канглами, впоследствии образовались куманы и половцы Восточной Европы [12; 57]. С.П.Толстов выразил схожую с Й.Марквартом точку зрения, воспринимавшую этноним «канглы» как переоформ­ление имени «кангар» (кенгерес) в результате ассимиляции части печенежских племен кипчакской конфедерацией.

Другую позицию по этому вопросу занимал В.В.Бартольд, который отличал кипчаков от канг­лов, но отметил, что в мусульманских источниках XII-XIII вв. этнонимы «канглы» и «кипчаки» употребляются как синонимы [10; 272].

В связи с разработкой проблем этнической истории кипчакских племен рассматривается про­блема племенного состава кипчакского союза племен.

Исключительно важный период связан с научной деятельностью В.В.Бартольда. В 1897 г. в своей речи на защите докторской диссертации востоковед высказал мнение об общих исторических зако­номерностях Запада и Востока, тем самым поставил изучение истории кипчаков на научную основу. Ученый осуществил перевод главы о тюрках из персоязычного сочинения Гардизи «Зайн ал-ахбар», в котором содержатся данные об этногенезе и родоплеменном составе кимекского племенного союза, о мифологии и расселении кимеков на Иртыше [13]. Было определено значение кимеков: «Историче­ское значение кимаков состоит в том, что из их среды вышел многочисленный впоследствии народ кипчаков (называемых в Европе команами, а у русских — половцами), который первоначально был лишь одним из племен кимеков» [14].

Он первым вводит в научный оборот ценные сведения «Диван лугат ат-турк» Махмуда ал- Кашгари касательно этнического состава и расселения кипчакских племен [15-17]. Наряду с этим впервые привлекаются сведения о кипчаках из мусульманских сочинений «Худуд ал-алам» и ал- Багдади, на основе изучения которых был разработан вопрос кипчакско-хорезмийских отношений.

С легкой руки В.В.Бартольда в русском, а затем в советском востоковедении утвердились поло­жения о тюркоязычности кипчакских племен, о едином этническом происхождении кипчаков, киме- ков, куманов и половцев, а также о том, что кипчаки составили ядро казахского народа и явились важным этническим компонентом в образовании современных тюркоязычных народов.

Необходимо заметить, что многие русские ученые, в большей степени В.В.Бартольд, привлекали в свои исследования научные достижения зарубежных ученых и публиковали свои работы на немец­ком, французском, английском языках. Это указывает на высокий уровень развития русской науки и говорит в пользу того, что наука в России развивалась не обособленно, а в гармоничной связи с раз­витием науки в странах Западной Европы.

Крупное научное значение имеет рецензия В.В.Бартольда на труд немецкого ориенталиста Й.Маркварта «О народности куманов». Этот отзыв позволяет оценить одну из лучших работ в облас­ти кипчаковедения немецкой исторической науки [18].

Й.Маркварт, основываясь на сведениях из персоязычного источника «Зайн ал-ахбар» Гардизи, считал, что кипчаки монгольского происхождения. После вхождения их в кимекский племенной союз они тюркизируются и утрачивают свои монгольские корни. Эта концепция была подвергнута спра­ведливой критике В.В.Бартольда и П.Пельо и не получила в дальнейшем поддержки у востоковедов. В одной из своих последних работ «Die iki — Imak» Й.Маркварт меняет свои взгляды на эту пробле­му [19, 20; 256-257].

Ощутимые результаты были достигнуты при разработке проблем этнических связей кипчаков с современными тюркскими народами и родоплеменного состава кипчакских родов. П И.Рычков при­водит сведения о родоплеменном составе кипчаков в составе башкирского народа. Это кипчакские роды Бушмаский, Сун-Кипчатский, Чанкимский, Сарыш-Кипчатский, Геряс-Кипчатский и Карагай- Кипчатский [21; 56].

Подробное изучение в историко-этнографической литературе получило описание родоплемен­ного состава кипчаков в составе казахского народа. Эти сведения приводят в своих трудах П.И.Рычков, И.Г.Андреев, А.И.Левшин и Н.И.Красовский [21; 81, 22; 28-101, 23; 290-291, 24; 364­365]. Сбор этнографических сведений о родоплеменном составе кипчаков продолжили Н.И.Гродеков и А.Н.Харузин. Н.И.Гродеков обследовал земли южного и частично юго-восточного Казахстана, при этом не только указывал на волости, находящиеся под кипчакскими родами, но также на численность семей родов, не забывая отмечать ураны и родовые тамги [25; 19-20, приложения № 1 и 2]. Видный ученый-этнограф А.Н.Харузин в работе «К вопросу о происхождении киргизского народа» перечис­ляет кипчакские роды: «Торы-Айгыр, Туючка, Кытабак, Бултун, Кара-Балык, Кундялян, Тана-Буга, Узун, Кук-борон» [26; 62-76].

Уникальные сведения о родоплеменном составе кипчаков содержат мусульманские источники.

В.Г.Тизенгаузен приводит список кипчакских родов из сочинения Ибн ал-Асира: «1) Токсоба, 2) Йета, 3) Бурджоглы, 4) Бурлы, 5) Кангуоглы (или Кангароглы), 6) Анджоглы, 7) Дурут, 8) Караба- роглы, 9) Джузнан, 10) Карабиркли, 11) Котян» [27; 64]. Другой список представлен из сочинения Ибн Халдуна: «1) Токсоба, 2) Сета, 3) Бурджогла, 4) Элбули, 5) Канааралы, 6) Оглы, 7) Дурут, 8) Ка- лабаалы, 9) Джерсан, 10) Кадкабиркли и 11) Кунун» [27; 65]. Данные арабских источников пролива­ют свет на этнонимию кипчакских племен Западного и Восточного Дешт-и Кипчака. Сведения из ра­боты В.Г.Тизенгаузена часто приводили исследователи, занимавшиеся проблемами этногенеза тюрк­ских народов.

Исследования в области выявления родоплеменного состава кипчаков в составе тюркских наро­дов стали основой для прослеживания этнических связей между народами.

А.Н.Харузин пришел к важному заключению: «Несмотря на отсутствие общих родов, мы долж­ны признать родство между кипчаками узбеков, киргизов (казахов. — Н.К.), башкир и племенем со­временных кипчаков, с одной стороны, и древними кипчаками — с другой» [26; 76].

Этнограф Н.Н.Харузин говорит о наличии кипчаков в составе казахов и далее развивает это по­ложение в гипотезу о схожести родоплеменных этнонимов у казахов, киргизов, башкир, узбеков, туркмен, алтайских тюрков и др. тюркоязычных народов [28; 161].

Этнографические изыскания в регионах, способствуя прояснению этнического состава тюркских народов, активизируют начинающиеся исследования по изучению антропологического облика наро­дов Казахстана и Средней Азии.

Указывая на присутствие кипчаков в Фергане, в составе киргиз, казахов, Н.А.Аристов приходит к выводу, что антропологический состав современных тюркских народов не может быть выявлен на основе антропологических данных о кипчаках [29; 473]. Это мнение базировалось на представлении о полной самостоятельности в составе тюркских народов кипчаков, которые сохранили свои родовые подразделения, уран, тамгу и имели свои родовые территории.

Этнографические работы позволяют проследить историю и расселение кипчакских родов в Но­вое время, возможно, помочь в реконструкции средневековой этнической истории кипчаков. Весь этот богатейший материал в дальнейшем был востребован в работах советских и современных иссле­дователей.

Особо следует выделить разработки, посвященные проблеме политической истории кипчакских племен. В этой области наиболее значительны исследования В.В.Бартольда. Ему принадлежит пер­венство в постановке и разработке проблемы кипчако-хорезмийских отношений, оказывавших серь­езное влияние на геополитическую ситуацию в Средней Азии. Ученый указывал, что центром кипча­ков был город Сыгнак, имевший большое значение еще в золотоордынский период [30; 236-392]. Кипчаки служили в войске хорезмшаха и принимали участие в военных кампаниях государства. Они занимали высокие посты в Хорезме при хорезмшахе Текеше, который породнился с кипчакской зна­тью, женившись на Туркан-хатун (Теркен-хатун), родившей ему наследника Мухаммеда. Влияние кипчаков значительно возросло в период правления Мухаммеда под покровительством его матери [30; 413]. Однако Мухаммеду пришлось воевать на два фронта — с кара-китаями и кипчаками, из ко­торых только часть признала власть правителя Хорезма [30; 421-422, 426]. В.В.Бартольд в целом объективно показал место и роль кипчаков в государстве Хорезм, оценил влияние кипчаков на поли­тику хорезмшахов.

Введение в научный оборот сведений из мусульманских, древнерусских, китайских и западноев­ропейских источников позволяет выделить ряд общих линий и сюжетов. Это хорошо прослеживается при описании покорения кипчаков монголами и дальнейших исторических судеб кипчаков в составе Монгольской империи. Фактически во всех группах источников имеются сведения о походе Джебе- нойона и Субудэй-багатура в Дешт-и Кипчак и последовавшее за этим поражение объединенной коа­лиции русско-кипчакских войск на р. Калке.

Дальнейшее продвижение монгольских войск в глубь кипчакских степей сопровождалось бегст­вом кипчакского населения на запад. Описывая покорение куманов монголами, Плано Карпини пи­шет: «Этих Команов перебили Татары. Некоторые даже убежали от их лица, а другие обращены ими в рабство; однако весьма многие из бежавших возвращаются к ним. ... в Комании, мы нашли много­численные головы и кости мертвых людей, лежащие на земле подобно навозу.» [31; 307-308].

Много ценных данных содержится в произведении Гильома Рубрука. Так, он описывает ужасы, постигшие кипчаков во время нашествия монголов: «На этой равнине, до прихода Татар, обычно жи­ли Команы и заставляли вышеупомянутые города и замки (города Крымского полуострова. — Н.К.) платить им дань. А когда пришли Татары, Команы которые все бежали к берегу моря, вошли в эту землю в таком огромном количестве, что они начали пожирать друг друга взаимно, живые мертвых, как мне рассказывал видевший это некий купец.» [32; 79].

В мусульманском сочинении Ибн ал-Асира представлены сведения о покорении кипчаков тата­рами, завоевании Хорезма и Восточного Дешт-и Кипчака, разгроме русских и кипчаков на р. Калке [27; 47-48].

Эти ценные свидетельства позволяют понять, что же на самом деле произошло с многочислен­ным кипчакским населением в период монгольского нашествия. Выходит, что многие из кипчакских семей были вынуждены перейти на сторону завоевателей, частью погибли, а большая часть бежав­ших вернулась на родину.

Судьба благосклонно отнеслась к кипчакам, попавшим на невольничьи рынки в Крым, а затем в Египет под именем мамлюков. Государственный переворот, осуществленный мамлюками, привел к приходу к власти выходцев из тюркской среды, среди которых кипчаки занимали ведущие позиции. Именно им под руководством кипчака султана Бейбарса было суждено остановить монгольское на­шествие на Ближнем Востоке.

Изменившаяся международная обстановка того времени требовала налаживания дипломатиче­ских связей между Мамлюкским султанатом и государствами Чингизидов. Сведения о дипломатиче­ских посольствах и международных отношениях между эмирами мамлюков и ханами Золотой Орды содержатся в арабоязычных сочинениях, переведенных В.Г.Тизенгаузеном. Это сведения из биогра­фии Султана ал-Малика ал-Мансура Калавуна, летописей Рукн ад-дина Байбарса и Шафи, сына Али, энциклопедии ан-Нувайри, сочинения ал-Муфаддала, летописей аз-Захаби и Ибн ал-Фурата, ал- Макризи [27; 78-81, 88-120, 146-157, 261-265, 300-313]. Тема дипломатических отношений Золотой Орды и Мамлюкского султаната была озвучена востоковедом еще на Пятом археологическом съезде в городе Тифлисе в 1881 г., где арабист выступил с рефератом под названием «Эпизод из дипломати­ческих сношений ханов Золотой Орды с султанами мамелюков» [33; XXXVI]. Из протокола съезда следует, что В.Г.Тизенгаузен четко прослеживает тенденцию объединения сил хана Узбека и султана ал-Малика ал-Мансура с целью противодействия завоевательным планам персидских монголов или хулагуидов.

Сведения мусульманских источников позволяют в общих чертах охарактеризовать хозяйство кипчакских племен. Интереснейшие сведения о хозяйственном укладе населения Восточного Дешт-и Кипчака содержатся в сочинении Ибн Фадлаллаха ал-Умари и в описании путешествия Ибн Батуты [27; 170, 207-238].

Интерес представляет сообщение Н.Н.Пантусова, основанное на сочинении арабского путешест­венника Абу-Долефа, в котором, в частности, указывается, что при постройке своих жилищ кимеки используют шкуры животных, питаются они горохом, овощами и мясом баранов и козлов. В землях кимеков имеются рудники золота и алмазы. Имеется также камень, вызывающий дождь. Кимеки не имеют царей и храмов, уважают стариков [34; 129-130]. Все это указывает на комплексный характер хозяйства кипчаков, с преобладанием скотоводства.

Не менее важным представляется рассмотрение проблем материальной и духовной культуры кипчаков. Пожалуй, самым ярким свидетельством культуры кипчакских племен следует считать ка­менные изваяния, распространенные от Алтайских гор на востоке до реки Дунай на западе. Наверное, самым волнующим вопросом в русской археологии XIX - начала ХХ вв. был вопрос об этнической принадлежности каменных изваяний. Слабость археологической методики раскопок и интерпретации археологического материала не позволяла исследователям достаточно уверенно связать погребальные памятники с одним из кочевых народов. Так, А.С.Уваров приводит палитру мнений по этому вопросу. Одни исследователи приписывают происхождение статуй команам, другие — гуннам, ногайцам, каза­хам и, наконец, скифам. Сам археолог не отдает предпочтения ни одной из этих гипотез [35; 518-519].

Археолог Н.Е.Бранденбург обращает внимание исследователей на факт нахождения отдельных статуй на скифских курганах, чем и пытается доказать древность происхождения изваяний. Правда, в своих замечаниях он не категоричен и оставляет окончательное решение вопроса на будущее. Он вы­деляет тенденцию в науке — признание фактом половецкого обычая ставить каменные статуи, что следует из путевых заметок Гильома Рубрука, приписывавшего этот обычай команам, однако сам не признает этого обычая за кипчаками [36; 15-16].

В 1915 г. Н.И.Веселовский публикует свою известную работу «Современное состояние вопроса о  «каменных бабах» или «балбалах» (ЗООИД, вып. 32. Одесса), в которой отмечаются их древне­тюркское и кипчакское происхождение [37; 378]. Но была допущена ошибка в отождествлении «бал- балов» орхоно-енисейских памятников, изображающих убитых врагов, с древнетюркскими каменны­ми фигурами погребенного человека, которая была замечена и исправлена советским археологом Л.Р.Кызласовым [38; 35].

Весомый вклад в разработку проблемы внес востоковед В.В.Бартольд, верно подчеркнувший тот факт, что после половцев никто не воздвигал каменных балбалов над могилами, чем окончательно указал на верхнюю границу хронологии памятников [37; 379]. Анализируя сведения, приводимые Г.Рубруком, он разбирается в происхождении слов «курган», «балбал», «курук» и т.д. из погребаль­ной терминологии половцев и монголов [37].

Примечательно, что академик выделяет круг проблем, требующих своего решения по вопросу о балбалах: «... по-прежнему остается невыясненным происхождение этого обычая, установление тако­го типа статуй, хронологическая последовательность встречающихся разновидностей этого типа, от­ношение статуй типа каменных баб к другим человеческим изображениям, встречающимся в тех же степях» [37; 378].

Ссылаясь на сведения Гильома Рубрука, В. В. Бартольд считал основными чертами половецкого погребального обряда холм, насыпанный над погребенным, и статую, повернутую лицом на восток, воздвигаемую в честь умершего. Для богатых строились мавзолеи в виде остроконечных домиков или кирпичных башен, иногда в виде каменных домов [37; 379].

Параллельно с выявлением памятников на юге России и в Казахстане выявляются новые памят­ники на Алтае и в Монголии. Так, Г.Н.Потанин в Северо-Западной Монголии обнаружил и зарисовал несколько экземпляров скульптур, при этом путешественник не высказал собственного мнения по поводу находок [39]. Многочисленные памятники на Алтае были обнаружены и описаны

Н.М.Ядринцевым, первооткрывателем рунических памятников плато Кошо-Цайдам в Монголии [40]. Ученый пытается интерпретировать памятники, найти следы обычая ставить скульптуры на могилах у современных алтайцев, татар, соенов, но приходит к ошибочному выводу, что алтайцы не имеют родственного отношения к обнаруженным им памятникам [40; 200]. Вместе с тем исследователь де­лает вывод, что «...здесь обитали племена, представляющие довольно высокую степень культуры и обладавшие весьма совершенным искусством» [19; 201].

Наряду с некоторыми успехами в археологическом изучении кипчакских памятников, видев­шихся прежде всего в накоплении богатого эмпирического материала, наблюдаются и негативные стороны этого процесса: несовершенство археологической методики раскопок и разведок, частое от­сутствие или бессистемное хранение археологических коллекций, отсутствие или отрывочность све­дений полевых дневников и отчетов, недостаток в высококлассных специалистах-археологах. Все эти моменты затрудняли и порой делали невозможным профессиональное изучение кипчакских древно­стей.

Немаловажное значение имеет изучение духовной культуры (языка и литературы, религиозных верований) кипчакских племен.

При изучении словаря «Codex Cumanicus» В.В.Радлов пришел к важному наблюдению о близо­сти языка кипчаков с языками казахов, татар Поволжья, мишарей, тем самым выразив мысль о еди­ной языковой основе средневековых и современных тюркских языков [41; 52-53].

Менее известными в научной среде, чем словарь «Codex Cumanicus», являются грамматики и словари кипчакского языка на арабском языке. Одним из первых в русском востоковедении П.М.Мелиоранский обращается к проблеме введения в научный оборот филологических сведений из произведения арабского филолога Ибн Муханны XIII-XIV вв., писавшего о персидском, тюркском и монгольском языках. Этой проблеме исследователь посвятил свою докторскую диссертацию на тему «Араб-филолог о турецком языке». В результате работы тюрколог опубликовал в 1900 г. факсимиле рукописи, перевод на русский язык, снабдив издание глоссарием и комментариями [42, 43; 134]. Ра­бота над арабо-тюркскими и тюрко-арабскими словарями будет впоследствии продолжена советски­ми востоковедами.

На наш взгляд, сложно переоценить значение словарей для филологов, историков и этнографов, занимающихся проблемами кипчаковедения. Материалы арабо-тюркских и тюрко-арабских словарей могут быть сопоставлены с материалами словаря «Codex Cumanicus» с целью выявления общих и особенных черт в культуре кипчаков Западного Дешт-и Кипчака и мамлюков Египта.

Тюркологи поднимают проблему кипчакских тюркизмов в русском языке и литературе. П.М.Мелиоранский обратил внимание на памятники древнерусской письменности, среди которых «Слово о полку Игореве» занимает видное место, и исследовал их на предмет тюркских заимствова­ний в древнерусском языке. Указывая на арабские и персидские заимствования, тюрколог подробно останавливается на половецких (кипчакских) заимствованиях и далее говорит об обширности и глу­боком характере влияния кипчакского языка на древнерусский [44, 45]. Это положение стало основой для последующих филологических исследований в тюркологии. Фактически это означало, что полов­цы, считавшиеся «варварами» и «поработителями», внесли свою лепту в формирование современного русского языка, т.е. здесь подразумевался высокий культурный уровень кочевников южнорусских степей.

В связи с исследованиями в области культуры кипчакских племен поднимается вопрос наличия письменности у кипчаков.

Г.С.Саблуков отмечает по этому поводу: «Все кипчакские племена, слившиеся в один народ, не были знакомы с ученостью держав Ирана, Самарканда, где господствовала или куда проникла уче­ность арабов и где могли хвалиться книжным просвещением» [46; 138].

Это мнение является ошибочным, так как в сочинении арабского путешественника Абу-Долефа указывается, что у кимеков практикуется письменность: «. есть однако калям, который употребля­ют для письма» [34; 129-130].

Здесь необходимо заметить, что проблемы изучения кипчакского языка и литературы носят по­становочный характер.

Попытки решить вопрос о религиозных представлениях и верованиях кипчаков были безуспеш­ными, так как не имелось надежных данных исторических источников о характере их религии. Лишь у арабского путешественника Ибн Баттуты отмечается, что часть кипчаков приняли ислам ханафит- ского толка [27; 238].

Таким образом, был сделан ряд важных открытий в кипчаковедении. Кипчаки, куманы и кимеки входили в состав кипчакских племен. Кипчаки были обнаружены в родоплеменном составе казахов, башкир, узбеков, что послужило основанием для вывода о влиянии кипчакского этнического компо­нента на этническую историю этих народов. Было выяснено, что кипчакский язык оказал большое влияние на формирование языков казахов, киргиз, башкир, узбеков, алтайцев, татар.

В научный оборот введены памятники письменности: латинско-половецкий словарь «Кодекс Куманикус», источники мусульманского круга, западноевропейские источники, русские летописные своды. Проводятся изыскания в области тюркских наречий, заимствований половецких слов в древ­нерусском языке при изучении «Слово о полку Игореве». Вместе с тем приходится констатировать, что не все эти категории источников были изучены в полной мере, как и использованы при проведе­нии исторических, археологических и этнографических исследований. Особенно это замечание каса­ется трудов русских историков, которые опирались на данные древнерусских исторических источни­ков, пренебрегая восточными и западноевропейскими.

Список литературы

1      Бичурин Н.Я. История первых четырех ханов из Дома Чингисова. — СПб., 1829 // История монголов. — М.: АСТ: Транзиткнига, 2005. — 476 с.

2       Кафаров П.И. Примечания к Юань-чао-ми-ши // Тр. членов Российской духовной миссии в Пекине. — СПб., 1872.— Т. IV. — С. 50-350.

3      Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. — Т. 2. Исторический очерк этих стран в связи с историей Средней Азии. — Л.: Типография Главного ботанического сада, 1926. — 896 с.

4      Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. — М.: Вост. лит­ра, 1961. — 392 с.

5      Бернштам А.Н. Древнейшие тюркские элементы в этногенезе Средней Азии // СЭ. — 1947. — Вып. VI-VII. — С. 148-158.

6      Савинов Д.Г. Об основных этапах развития этнокультурной общности кыпчаков на юге Западной Сибири // История, археология и этнография Сибири. — Томск: Изд-во Томск. ун-та, 1979. — 200 с. — С. 53-72.

7      Грумм-Гржимайло Г.Е. Белокурая раса в Средней Азии // Гумилев Л.Н. История народа хунну / Сост. и общ. ред.

А.И.Куркчи: В 2 кн. — Кн. 1. — М.: Ин-т Ди — ДИК, 1998. — 448 с.: ил. — С. 340-360.

8      Голубовский П.В. Печенеги, торки и половцы до нашествия татар // Университетские известия. — 1884. — № 1. — С. 1-184.

9      Аристов Н.А. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности // Ари­стов Н.А. Этногенез и этническая история казахов. — Павлодар: ТОО «ЭКО», 2005. — 372 с.

10   Бартольд В.В. Рецензия на: Н.А.Аристов. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведе­ния об их численности. — СПб., 1897 (отдельный оттиск из «Живой старины». Вып. III и IV, 1896 г.). — 182 с. // Сочинения.— М.: Наука, 1968. — Т. V. — С. 266-279.

11   Васильев В.П. История и древности восточной части Средней Азии от X до XIII века, с приложением перевода ки­тайских известий о Киданях, Джурджитах и Монголо-Татарах // ТВОРАО. — 1859. — Ч. 4. — С. 1-235.

12   Бисембаев А.А. Археологические памятники средневековья Западного Казахстана (VIII-XVIII вв.). — Уральск: По- лиграфсервис, 2003. — 232 с.

13   Бартольд В.В. Извлечение из Гардизи «Зайн ал-Ахбар». Приложение к «Отчету о поездке в Среднюю Азию с науч­ною целью. 1893 — 1894 гг.» // Сочинения. — М.: Наука, 1973. — Т. VIII. — С. 23-63.

14   Кумеков Б.Е. Об этническом составе кыпчаков XI - нач. XIII вв. по арабским источникам // Проблемы этногенеза и этнической истории народов Средней Азии и Казахстана / Отв. ред. Б.А.Литвинский, Т.А.Жданко. — М.: АН СССР, 1990.

15   Бартольд В.В. Очерки истории Семиречья // Тр. акад. В.В.Бартольда по истории Центральной Азии. Очерки истории Семиречья. Лекции по истории Туркестана / Под ред. А.Е.Абишева. — Астана: Казахст. ин-т «Свободное Общество», 2005.— 275 с.

16   Бартольд В.В. Тюрки (историко-этнографический обзор) // Сочинения. — М.: Наука, 1968. — Т. V. — С. 576-595.

17   Бартольд В.В. Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии // Сочинения. — М.: Наука, 1968. — Т. V. — С. 19-192.

18   Бартольд В.В. Новый труд о половцах // Сочинения. — М.: Наука, 1968. — Т. V. — С. 392-408.

19   Ахинжанов С.М. Кыпчаки в истории средневекового Казахстана. — Изд. испр. — Алматы: Ғылым, 1999. — 296 с.

20   Есмагамбетов К.Л. Этнополитические процессы на территории Казахстана в древности и средние века: обзор зару­бежной литературы // Есмагамбетов К. Тарих таңдақтары. Бірінші кітап. — Алматы: Арыс, 2008. — 416 б.

21    Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии. — Уфа: Китап, 1999. — 312 с.: ил.

22   Андреев И.Г. Описание Средней Орды киргиз-кайсаков. — Алматы: Ғылым: 1998. — 280 с.

23    Левшин А.И. Описание киргиз-кайсацких орд и степей / Под общ. ред. акад. М.К.Козыбаева. — Алматы: Санат, 1996.— 656 с.

24   Красовский Н.И. Область сибирских киргизов. — Ч. I. — СПб.: Типография Траншеля, Ретгера и Шнейдера, 1868. — 427 с.

25   Гродеков Н.И. Киргизы и каракиргизы Сыр-Дарьинской области. — Т. I. Юридический быт. — Ташкент: Типо­Литография С.И.Лахтина, 1889. — 397 с., 9 с. прил.

26   Харузин А.Н. К вопросу о происхождении киргизского народа // Этнографическое обозрение. — 1895. — Вып. XXVI.

27    Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. — Т. 1. Извлечения из арабских сочинений, собранные Г.Тизенгаузеном                / Подготовка к новому изд., введ., доп. и коммент. Б.Е.Кумекова, А.К.Муминова. — Алматы: Дайк- Пресс, 2005. — 711 с.

28   Харузин Н.Н. Рецензия на: Аристов Н.А. Опыт выяснения этнического состава киргиз-казаков большой орды и кара­киргизов на основании родословных сказаний и сведений о существующих родовых делениях и родовых тамгах, а также исторических данных и начинающихся антропологических исследований // Живая старина. — 1894. — Вып. III-IV. —

1. 391-486 // Этнографическое обозрение. — 1895. — Вып. XXVI. — С. 160-165.

29   Аристов Н.А. Опыт выяснения этнического состава киргиз-казаков большой орды и каракиргизов на основании ро­дословных сказаний и сведений о существующих родовых делениях и родовых тамгах, а также исторических данных и на­чинающихся антропологических исследований // Живая старина. — 1894. — Вып. III-IV. — С. 391-486.

30   Бартольд В.В. Сочинения. — М.: Наука, 1963. — Т. I. — 760 с.

31   Иоанн де Плано Карпини. История Монгалов. Вильгельм де Рубрук. Путешествие в восточные страны / Введ., пер. и примеч. А.И.Малеина, с прил. 8 рис., карты и указателей. — СПб., 1911 // История монголов. — М.: АСТ: Транзиткнига, 2005. — 476 с.

32   Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Гильома де Рубрука. Серия: Путешествия. Открытия. Приклю­чения. — Алматы: Ғылым, 1993. — 248 с.

33    Труды пятого археологического съезда в Тифлисе, 1881. — М., 1887. — 250 с.

34   Пантусов Н.Н. Сведения арабских географов о Средней Азии // Известия общества археологии, истории и этногра­фии при Императорском Казанском ун-те. — 1909. — Т XXV. — Вып. 5. — С. 91-152.

35   Уваров А.С. Сведения о каменных бабах // Тр. первого археологич. съезда в Москве, 1869. — 1871. — Кн. 2. — С. 501-520.

36   БранденбургН.Е. К вопросу о каменных бабах // Тр. восьмого археологич. съезда в Москве, 1890. — 1897. — Т. 3. — С. 13-18.

37   Бартольд В.В. К вопросу о погребальных обрядах турков и монголов // Сочинения. — М.: Наука, 1966. — Т. IV. — С. 377-396.

38   Кызласов Л.Р. История Тувы в средние века. — М.: Изд-во МГУ, 1969. — 211 с.

39   Потанин Г.Н. Памятники древности в Северо-Западной Монголии, замеченные во время поездки в 1879 г. // Древно­сти. Тр. Императорского Моск. археологич. об-ва. — 1885. — Т. 10. — С. 50-57.

40  Ядринцев Н.М. Описание сибирских курганов и древностей. Путешествие по Западной Сибири и Алтаю в 1878 и 1880 гг. // Древности. Тр. Императорского Моск. археологич. об-ва. — 1883. — Т. 9. — Вып. 2, 3. — С. 181-205.

41   Радлов В.В. О языке куманов по поводу издания куманского словаря. Приложение к XLVIII тому Записок Императорской Академии наук. — СПб.: Типография Заводъского, 1884. — № 4. — 53 с.

42   Араб-филолог о турецком языке / Арабский текст издал и снабдил переводом и введением П.М.Мелиоранский. — СПб., 1900. — 85 с.

43   Самойлович А.Н. Памяти П.М.Мелиоранского // Самойлович А.Н. Тюркское языкознание. Филология. Руника / Сост. и отв. ред. Г.Ф.Благова, Д.М.Насилов. — М.: Вост. лит., 2005. — 1053 с.: ил. — С. 126-145.

44  Мелиоранский П.М. Турецкие элементы в языке «Слова о полку Игореве» // Изв. II Отделение Императорской Ака­демии наук. — 1902. — Т. VII. — Кн. 2. — С. 273-302.

45  Мелиоранский П.М. Вторая статья о турецких элементах в языке «Слова о полку Игореве» (Отв. Ф.Е.Коршу). — СПб., 1905. — 27 с.

46   Саблуков Г.С. Очерк внутреннего состояния Кипчакского ханства // Известия общества археологии, истории и этно­графии при Императорском Казанском ун-те. — 1895. — Т. XIII. — Вып. 3. — С. 89-146.