Проблема допустимости в гражданском праве обязательств с неимущественным содержанием

Решение вопроса о допустимости существования в гражданском праве обязательств с неимуще­ственным содержанием имеет принципиальное значение для возможности либо невозможности отне­сения транспортных организационных договоров к обязательствам. Истоки данной проблемы берут начало в римском праве, устанавливавшем, что «ea enim in obligatione consistere, quae pecuna lui praestarique possunt» (Дигесты Юстиниана. Кн. IX, §2.40.7).

Неимущественное содержание обязательства предполагает наличие у кредитора неимуществен­ного права требования, обеспечение которого является обязанностью должника. При этом важно чет­ко разграничивать имущественные и неимущественные права требования. Различия в этих правах обусловлены неоднородностью имущественных и неимущественных отношений. Имущественные отношения имеют тесную связь с товарами, обладающими меновой и потребительной стоимостью. Неимущественные отношения, напротив, лишены экономического содержания и не подлежат денеж­ной оценке. Как, например, оценить обязанность должника заключить договор? Вместе с тем нередки случаи, когда в неимущественных обязательствах фигурируют вещи либо действия имущественного характера. Например, в соответствии со ст.791 ГК РФ перевозчик обязан подать отправителю ис­правные транспортные средства под погрузку в срок, установленный принятой от него заявкой. Можно ли считать такое обязательство имущественным? Тот факт, что данные действия выполняют­ся на безвозмездной основе, еще не свидетельствует о том, что субъективная обязанность должника (перевозчика) является неимущественной. Прежде всего, следует учитывать цель обязательства, т.е. «удовлетворение известного интереса, которым определяется содержание обязательства». А интерес грузоотправителя в данном случае заключается в организации реального договора перевозки грузов, который может быть заключен только после вручения груза перевозчику. Подача транспортных средств под погрузку служит действием, направленным на обеспечение возможности предъявить груз к перевозке. Требование грузоотправителя носит неимущественный характер, поскольку интерес его заключается не в имущественной выгоде от действий перевозчика, а в возможности заключить дого­вор перевозки грузов. Причем интерес этот встречный. А.Л.Маковский указывает, что «... выполне­ние перевозчиком своей обязанности по перевозке зависит от предъявления другой стороной — от­правителем — грузов, требующих перевозки. Пока перевозчик не получил соответствующий груз, он не может гарантировать выполнение своей основной обязанности: доставить груз в пункт назначе­ния» [1; 47]. К тому же произведенные должником затраты, хотя и подлежат денежной оценке, но не всегда обладают потребительной стоимостью, а следовательно, действия обязанной стороны не всегда приобретают форму товара. Когда речь идет о перемещении груза из одной точки пространства в дру­гую, действия перевозчика представляют пользу для грузоотправителя, поскольку имеют экономиче­ский результат, хотя и не отделимый от самих действий. Иное дело, когда перемещаются пустые транспортные средства. Трудно даже предположить, в чем заключается их потребительная стоимость.

Но даже в тех случаях, когда транспортные средства подаются в пункт отправления вместе с по­груженным грузом, обязательство не приобретает имущественный характер, поскольку его конечная юридическая цель иная. Правда, в судебной практике данная проблема решается неоднозначно. Так, в постановлении Федерального арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 9 марта 2000 г. по делу № Ф04/603-97/А27-2000 действия истца, осуществлявшего перевозку груза от фронта погрузки- выгрузки до железнодорожной станции, были квалифицированы как исполнение обязательства об оказании транспортных услуг по перевозке груза. При этом, на наш взгляд, судом не учтена направ­ленность обязательства. Во-первых, действия перевозчика по подаче транспортных средств под по­грузку, равно как и встречные действия грузоотправителя по предъявлению груза к перевозке, имеют конечной юридической целью заключение договора перевозки грузов. Если данная цель не будет достигнута и перевозка не состоится, действия сторон теряют всякий смысл. Поэтому объектом обя­зательственного правоотношения в данном случае является организованность правоотношения по перевозке грузов. Этого, к сожалению, не учитывает В.В.Витрянский, по мнению которого обяза­тельства по подаче вагонов, контейнеров являются возмездными [2; 385]. Во-вторых, транспортиров­ку груза от фронтов погрузки-выгрузки до железнодорожной станции нельзя рассматривать как ис­полнение перевозчиком обязанности по подаче транспортных средств под погрузку. Эту обязанность он выполнил тогда, когда вагоны были доставлены к месту погрузки. Все дальнейшие действия сле­дует квалифицировать как исполнение обязанности грузоотправителя по предъявлению груза к пере­возке. В данном случае груз, погруженный в вагоны, предъявляется приемосдатчикам на выставоч­ных путях.

Если при квалификации договорных обязательств не учитывать их конечную юридическую и экономическую цели, обусловленные интересом участников, можно прийти к неправильным выво­дам. Например, обязательство грузоотправителя по предъявлению груза к перевозке можно было бы квалифицировать как имущественное лишь на том основании, что оно связано с передачей имущест­ва (груза). Но интерес перевозчика заключается не в получении выгоды от владения, пользования ли­бо распоряжения грузом, а в организации заключения реального договора перевозки грузов. Если же принять за основу противоположную точку зрения, то придется квалифицировать любые действия по передаче вещи для заключения реального договора как имущественные, т.е. имеющие экономиче­скую форму товара, причем встречные действия перевозчика по подаче транспортных средств при таком подходе тоже рассматривались бы как передача вещи.

Таким образом, при квалификации обязательства в качестве имущественного или неимущест­венного следует учитывать, в первую очередь, направленность обязательства на конечный результат, обусловленную интересом кредитора.

Следует отметить, что, по большому счету, нет необходимости доказывать факт существования обязательств, обслуживающих неимущественные отношения в гражданском праве. Это объективная реальность, которую игнорировать просто невозможно. «В самом деле, — отмечает Б.М.Гонгало, — нельзя же считать имущественными отношения, возникающие из организационных соглашений меж­ду транспортными организациями и клиентурой (навигационный договор, договор централизованной автоперевозки грузов и т.д.)» [3; 19-20]. Многочисленные примеры установления обязанности со­вершить действия неимущественного характера содержат также нормы ст.ст. 429, 527-529, 765, 716, 791, 798, 799, 1041 ГК РФ. Договор поручения при определенных условиях может являться источни­ком неимущественного обязательства.

Факты вроде бы очевидные, но оценка их, к сожалению, неоднозначная. Нет возражений против отнесения организационных отношений к числу относительных. Например, В.А.Белов, исследуя воз­можность допущения Федеральным законом от 22.04.1996 № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг» закреп­ления эмиссионной ценной бумагой «совокупности имущественных и неимущественных прав», при­ходит к выводу о том, что «можно уверенно говорить о признании ГК относительных неимуществен­ных прав, но нельзя однозначно сказать, что именно обязательственных. К.А.Кирсанов считает орга­низационные отношения относительными, но в то же время отличными от обязательств. Причинами тому автор считает невозможность существования неимущественных обязательств, неприменимость ко всем участникам организационных отношений наименований «должник» и «кредитор» [4; 18].

Можно согласиться с утверждением о том, что участников не всех организационных правоотношений следует именовать должник и кредитор, поскольку не все организационные отношения облекаются в форму обязательств. Однако для непризнания возможности существования обязательств с неимуще­ственным содержанием авторы убедительных аргументов не приводят. Более того, далее К.А.Кирсанов пишет, что «если речь идет о договоре об организации перевозок грузов, то, как следу­ет из текста ч.1 ст. 798 ГК РФ, сторонами организационно-правового отношения (курсив мой. —

С.М.), вытекающего из данного договора, являются будущий перевозчик и будущий грузоотправи­тель». Что же получается? Договор, из которого возникает неимущественное правоотношение, не яв­ляется обязательством? Есть ли смысл доказывать, что любой гражданско-правовой договор является обязательством?

Встречаются возражения и иного рода. Так, Е.А.Суханов признает организационный характер предварительного и учредительного договора, а также договора простого товарищества. «Но, — от­мечает автор, — такие предварительные обязательства, в том числе и с организационным содержани­ем, всегда прямо обслуживают имущественный (товарный оборот), неотделимы от него и не имеют самостоятельного значения. Поэтому их существование не колеблет положения об имущественном характере обязательственных отношений» [5; 11]. На наш взгляд, приведенные автором аргументы не могут лечь в основу того вывода, который он делает. Стоит в полной мере согласиться с тем, что ор­ганизационные договоры обслуживают имущественный оборот и неотделимы от него. Функциональ­ная, причинно-следственная и иная взаимосвязи организационных и имущественных договоров сви­детельствуют об их гражданско-правовой принадлежности. В то же время более пристальное внима­ние следует уделить тезису о том, что предварительные обязательства с организационным содержа­нием не имеют самостоятельного значения. На наш взгляд, более убедительной выглядит точка зре­ния В.В.Ровного, который отстаивает самостоятельность организационных отношений. «К тому же, несмотря на то, что организационные отношения и в самом деле служат налаживанию имуществен­ных отношений и обслуживают их, — отмечает автор, — отсюда вовсе не следует, будто бы обслу­живающая роль организационных отношений должна исключать их самостоятельное значение в предмете гражданского права: многие обслуживающие организационные отношения «отделимы» от обслуживаемых ими имущественных отношений, и если и выступают их элементом, то элементом не физическим, а юридическим» [6, 24-25]. Действительно, обязательства, возникающие из организаци­онных договоров, можно назвать вспомогательными в том смысле, что главным их назначением яв­ляется организация заключения либо исполнения имущественных гражданско-правовых договоров, без существования которых они не имеют практического смысла. Но можно ли на этом основании делать вывод о том, что они не имеют «самостоятельного значения»? На наш взгляд, ответ должен быть отрицательным. Возьмем соотношение обязательства, возникающего из договора об организа­ции перевозок грузов и обязательства по перевозке грузов. Стоит согласиться с В.В.Витрянским в том, что «договор перевозки указанной конкретной партии грузов уже не является центральным для взаимоотношений сторон, а скорее выглядит как рядовые действия сторон по исполнению обяза­тельств, вытекающих из договора об организации перевозок» [7; 8]. По логике Е.А.Суханова, мы должны сделать вывод о том, что договор перевозки грузов, в отличие от договора об организации перевозок, не имеет самостоятельного значения. Очевидно, что это не так.

Уместно вспомнить, что основоположник теории организационных отношений О. А. Красавчиков считал, что «организационное отношение имеет своим объектом упорядоченность отношений, свя­зей, действий участников «организуемого» отношения» [8; 55]. Объектом организационного право­отношения является организованность правовых связей участников организуемого правоотношения —    это социальное благо, представляющее определенную ценность для участников гражданского обо­рота. Генетические корни ценности организованности правоотношений следует искать в ценности права и правовых норм. Это обусловлено тем, что организационные отношения подобно правовой норме устанавливают правила поведения участников имущественных отношений. Организационное правоотношение ценно тем, что определяет круг субъектов имущественного отношения, на которых распространяется его действие, раскрывает содержание самого правила поведения в организуемом правоотношении^[1]. Несмотря на свою ценность, организованность правоотношений не может иметь оп­ределенной стоимости, а потому является неимущественным благом.

Теперь попытаемся ответить на вопрос: совпадает ли содержание организационного правоотно­шения и имущественного (основного) обязательства? У каждой из сторон организационного дого­ворного правоотношения возникает субъективное право требования от контрагента выполнить дейст­вия неимущественного характера, направленные на заключение либо на организацию исполнения основного договора. Так, любая из сторон предварительного договора имеет право требовать от должника совершить акцепт предложения — заключить основной договор. Права и обязанности сто­рон основного договора носят имущественный характер (передача имущества, в том числе денег, вы­полнение работ, оказание услуг). В отличие от основного договора в предварительном регулируется не только поведение субъектов в рамках организационного правоотношения, но и вырабатываются условия заключения и исполнения будущего имущественного отношения. По этой причине содержа­ние организационного и организуемого договора совпадать не может.

Далее, следует ответить на вопрос: необходимо ли для возникновения и исполнения основного обязательства заключение отдельного договора? Следует отметить, что в отдельных случаях имуще­ственный договор нельзя заключить при отсутствии договора организационного. Так, без договора о подаче транспортных средств под погрузку и о предъявлении груза к перевозке, возникающего из факта акцепта заявки, невозможно заключить реальный договор перевозки грузов. Ведь заключение любого реального договора предполагает передачу вещи. Кроме того, предварительный договор вполне может существовать и быть исполненным в то время, когда основного договора еще не суще­ствует, чего нельзя сказать об основном договоре. Данные обстоятельства свидетельствуют о само­стоятельном характере организационного договора, а вот самостоятельность основного договора с этой точки зрения, наоборот, вызывает сомнения.

За неисполнение организационного обязательства наступает самостоятельная ответственность, отличная от ответственности по основному обязательству. Тот факт, что гражданско-правовая ответ­ственность носит имущественный характер и призвана восстановить имущественную сферу потер­певшей стороны, не может свидетельствовать в пользу невозможности ее применения к лицу, нару­шившему обязательство неимущественного содержания. Характер гражданско-правовой ответствен­ности не может подтвердить либо опровергнуть неимущественный характер обязательства. Во- первых, речь идет об ответственности за различные виды правонарушения. В одном случае речь идет

о  нарушении обязанности заключить основной договор, а в другом — о нарушении обязанности имущественного характера (например, передать товар в собственность, уплатить определенную сум­му и т.п.). Различие в характере правонарушений влечет за собой различную ответственность. Во- вторых, ответственность за нарушение организационного договора наступает и в том случае, когда имущественный договор исполняется должным образом либо отсутствует вообще.

Возникшее из организационного договора правоотношение можно именовать обязательством и в том случае, если имущественного договорного обязательства по каким-либо причинам не возникнет.

Таким образом, следует сделать вывод о том, что организационные договоры в гражданском праве имеют вполне самостоятельное значение и не носят подчиненного характера по отношению к имущественным договорам. К тому же позицию противников самостоятельного характера организа­ционных договоров нельзя признать последовательной. Е.А.Суханов, например, критикуя точку зре­ния Д.Г.Лаврова о «юридически незавершенном» характере предварительного договора, заявляет, что «в действительности предварительные договоры порождают конкретные гражданско-правовые обя­зательства и с этой точки зрения являются вполне «завершенными» и окончательными» [5; 182]. Как это согласуется с тем, что организационные договоры не имеют самостоятельного значения, можно только догадываться. Как уже отмечалось, организационные договоры тесным образом взаимосвяза­ны с имущественными договорами. Установление взаимосвязи любых явлений, в том числе и дого­ворных, предполагает, что изначально они являются «отдельностями», существующими независимо друг от друга. Иными словами, они разделены между собой внешней средой. Для того чтобы устано­вить между ними взаимозависимость, необходимо связующее звено, в качестве которого выступает гражданско-правовая сделка, т.е. действия сторон организационного договора, направленные на установление гражданских прав и обязанностей участников имущественного обязательства. Вместе с тем отсутствие связующего звена не умаляет самостоятельности как организационного, так и органи­зуемого договорных обязательств.

Подводя итог всему изложенному выше, сделаем вывод о том, что правоотношения, возникаю­щие из организационных договоров, носят неимущественный характер и могут характеризоваться как обязательственные. В противном случае, придется признать определение обязательства, данное в ст.307 ГК РФ, неверным, а заодно и опровергнуть хрестоматийную формулу, что «всякий договор является обязательством, но не всякое обязательство является договором». Здесь мы солидарны с И.Б.Новицким в том, что «... содержание обязательства не ограничивается правом требовать совер­шения только таких действий, которые или направлены на передачу, приспособление и т.д. имущест­ва, или вообще так или иначе связаны с имуществом (например, ввиду их возмездности)» [9; 70].