Каждый народ оставляет свой след в мировой истории, иногда такой, что другие народы, восприняв это, с полным правом считают его своим. Так было с наследием, оставленным народом — предком современных тюркских народов, который в «Авесте» назывался туры, а в западных и восточных источниках — саки, скифы, массагеты, сарматы, гунны, аланы и др. Они впервые применили коня в военном деле, что обеспечило им уже в VII в. до н.э. победы над народами Ближнего и Среднего Востока. К тому же они сыграли значительную роль в объединении Китая в 231 г. до н.э., в истории Арабского халифата, в основании государства Великих Моголов в Индии в XV-XVI вв. и др.
На побежденных тюркскими воинами землях, конь стал неотъемлемой частью жизни этих народов. Есть много языковых свидетельств, подтверждающих, что тюркское мировосприятие, способ освоения мира оказали значительное влияние на другие культуры, в частности на русскую.
Для тюрков конь (at) не был лишь средством передвижения, он имел сакральный смысл, отношения между конем и человеком были одухотворены, опоэтизированы и обоюдно притягательны. Конь для тюрка — продолжение души и тела, его второе «я».
Сесть на коня, оседлать его (atlan 'садиться верхом на коня; выступать, отправляться', atlat 'отправляться в поход' (Древнетюркский словарь, 1969, с.67) означало 'освоить мир, придать ему смысл, упорядочить, зарядить мир своей энергией, сделать своим, познанным'. У тюрков бытовала пословица: Куда ступит копыто коня, там наша земля [Аджи, 2004, с.43] [1]. Ср. в древнерусских памятниках отклик этого смысла: Ничтоже вземше ни полонивше, толко взяша земли копытомъ — 'Ничего не взяли, никого не пленили, только завоевали землю на конях (копытом)'; ...где нашего коня ноги не стояли, ино то не наша земля... (Иван Грозный Я.Ходкевичу — Послания Ивана Грозного, 1951, с.211) [2].
Удивительная по смысловой емкости и символичности фраза отмечена в древнетюркском памятнике: anasindin toysa atalsa atl / musafir bolup mindi odlak atl — 'если он родился от матери и ему дано имя, / значит он путником сел на коня времени' (Древнетюркский словарь, 1969, с.65) [3].
Не случайно по тюркскому обычаю воины при встрече спрашивали друг у друга ат-йол (ат-йул) (ат 'имя, т.е. название племени и имя лошади', и йол / йул ' дорогу, т.е. намерение') (Ахметьянов, 1990, с.105) [4].
Конкретные действия, связанные с конем, С.Кондыбай сравнивает с высшим деянием, обладающим мифокультурным смыслом (Кондыбай, 2005, с.71) [5]. Простые действия — изобретение седла, приручение, оседлание коня — культурно значимы: они знаменуют переход от «дикого», первобытного общества (хаоса) к созданию культуры, установлению гармонии.
Как слово, имя (at) означало освоенность, осмысленность мира, гармонию, вселенский порядок, так и конь (at) также символизировал освоенность, покорение мира, переход от хаоса к порядку и гармонии. Ср. омонимичные прилагательные atliy 'называемый, именуемый' и atliy 'имеющий коня, конный, на коне; всадник' (Древнетюркский словарь, 1969, с.67) [3].
Мощный заряд энергии несет в себе культура, дух народа, сконцентрированный в слове, образе жизни. Слово культура, как известно, произошло от латинского слова colere 'возделывать' и первоначально имело значение 'целенаправленное воздействие человека на природу, изменение природы в интересах человека, т.е. возделывание земли'. Возделывание земли и было первоначальным актом освоения, «присвоения» земли, сотворения мира вокруг себя, насыщения его своей энергией, иными словами, окультуривания познаваемого пространства.
Имя (слово) Н.В.Уфимцева называет культурной рамкой. «Назвать» — значит, приписать определенное значение, а приписать определенное значение, значит, понять, включить в свое сознание (Уфимцева, 2000, с.208) [6].
Каждый предмет обладает особой смысловой напряженностью, осмысленностью бытия только в контексте своей культуры, поэтому расшифровать культурную значимость предмета возможно только при погружении в культуру, при использовании смысловых кодов.
Как отмечалось, для тюрка основой упорядочения мира и создания культуры были два высших творения — имя и конь. Используя данный культурный код, можно выявить мифокультурную значимость использования понятия «конь» (at) как эталона интеллекта, мотивов соотнесения понятий «конь» и «язык» в тюркских и славянских языках. Ср. пословицы: Не бывает языка без ошибок, копыт не спотыкающихся; Нет такой лошади, чтобы не спотыкалась (Даль, 1999, т.2, с.270) [7]; башк. Дүрт аяқлы ат та һөрөнә 'Конь о четырех ногах и то спотыкается'; Асыуынды ат ит, ақылыңды тезген ит 'Гнев свой сделай лошадью, а ум поводьями' (Башкирско-русский словарь, 1958, с.55, 57) [8]; казах. Ұятсыз езбе жігіт жүгенсіз атқа ұқсайды 'Если джигит бесстыдный болтун, он похож на коня без узды'; Ақылсыз жігіт — ауыздықсыз ат 'Глупый джигит что конь без узды'; Адам тілінен, ат аяғынан азады 'Конь спотыкается на ноги, человек запинается на слове'; Адамның тізгіні — ақыл 'Ум для человека что вожжи для лошади' (Қазақ мақал-мәтелдер, 2000, 69, 153, 156 б.) [9].
Соотнесение коня с языком отмечается в русских фразеологизмах и словах: оседлать <своего> любимого конька; садиться на своего <любимого> конька 'начать говорить, рассуждать, распространяться на излюбленную тему', саврас без узды (устар.) 'необузданный, бесшабашный молодой человек, которого ничто не стесняет, не сдерживает' (Виноградов, 1999, с.611-612; Фразеологический словарь русского языка, 1986, с.297, 405) [10, 14], держать себя в узде 'вести себя сдержанно, держать себя в руках' (Ожегов, Шведова 2003, с.828) [12], а также: обуздать, необузданный, разнузданный.
В значении выражений его понесло (о человеке) ' говорить / писать глупости, пустое, нелепое' и понесло коня ' помчаться, не слушаясь управления' имеется смысл ' отсутствие управления, контроля за языком / лошадью'.
Кочевники (тюрки) ощущают и мыслят мир и человека в образе коня, они словно «приросли к коням». У Ч.Айтматова, по мнению Г.Гачева, конь — это естественно-природный, несомый в крови, исходное состояние мира (Гачев, 1988, с.64) [13]. Конь занимает особое место также в казахской мифологической системе, предопределенное его ролью в жизни древних тюрков. Казахская мифология сохранила следы представлений о неразрывности коня и человека, ср.: тай / дай 'молодой конь, юноша' (Кондыбай, 2005, с.60, 75, 152-159) [5].
Ср. также пословицы в тюркских языках: казах. Ер қанаты — ат 'Крылья джигита — конь'; к.-калп. Ат жiгiттiң цанатi 'Конь — крылья джигита'; кырг. Ат эрдин канаты 'Конь — крылья джигита'; турец. Ati varin ganati var 'У кого есть конь, у того и крылья' (Мусаев, 1975, с.108) [14]; казах. Қазақ ат үстінде туады, өмір сүреді, ат үстінде өледі 'Казах рождается на коне, жизнь проводит на коне, умирает на коне'; Бір рет атқа отырмаған адам жігіт емес 'Тот не джигит, кто хоть раз не сидел на коне'; Ат сүренбей жер танымас, ер сүренбей ел танымас 'Как может познать землю (ее просторы) конь, который не спотыкался, как может познать свой народ (страну) жигит, который не ошибался'.
В условиях постоянных военных столкновений и контактов с кочевниками всадник и конь составляли единое целое. В представлении средневекового человека это было единое, гиппоморфное, существо — человекоконь, кентавр, всадник, слившийся с конем, когда конь — это человек, а ноги коня — это ноги всадника. Ср.: кырг. Аты жокутн буту жок 'У кого нет коня, у того ног нет' (Мусаев, 1975, с.104) [14].
Неразрывность единого существа — человекоконя — проявляется в древних эпических сказаниях в том, что батыр часто получает имя по своему коню, например, в «Манасе»: «на кроваво-рыжем коне ездящий богатырь Кан-Толо»; «на бело-сером коне ездящий Алын-Манаш». Имя героя — функция коня: конь рождает человека, есть причина, основание его (в буквальном и переносном смысле) (Жирмунский, 1947) [15]. Единство человека и коня обнаруживается и в параллельности рождения богатыря и коня, например, Манас и его конь Ак-кул рождаются в один день; когда Алпамыс седлает коня и становится батыром, его конь из коня-трехлетки превращается в тулпара Байшубара.
Тюркское мировосприятие, образ жизни, способ освоения мира, мифотворчество оказали значительное влияние на древнерусскую — русскую картину мира.
В Древней Руси и по традиции позднее конь был символом воинской доблести и государственности: русские былинные богатыри всегда изображались народными сказителями как всадники, памятник основателю Москвы Юрию Долгорукому сооружен с определенной стилизацией — в виде древнерусского всадника, скачущего на могучем коне (Одинцов, 1980, с.87) [16].
Движение, скорость в прошлом мог давать только конь, его ноги, поэтому в воинских сражениях подвижность, маневренность были, в первую очередь, за всадником, подтверждение этому находим в памятниках русской письменности: Той же Ананиа мужествен бе... и по коне его мнози знающе. Толик бо скор конь той, яко из среды полковъ литовских утекаше, и не можаху постигнути его... Егда же исхождаше Ананиа на брань, то вси по коне стреляюще (Сказание Авраамия Палицына, 1985, с.405) [17] — 'Тот Ананиа был мужественным, многие его узнавали по коню. Такой быстрый был у него конь, что убегал из среды литовских полков и не могли его догнать. Когда Ананиа выходил на брань, то стреляли по его коню'; фразеологизмы: бръзыя комони; на конь въсЪсти 'пойти походом' в «Слове о полку Игореве»; съ коня не слезати (не бывати) 'не прекращать воевать', ср. в древнетюркских памятниках: atlan 'садиться верхом на коня, выступать', atlat ' отправляться в поход' (Древнетюркский словарь, 1969, с.67) [3].
В русском языке XVI в. отмечено слово дальноконный (градъ) в значении 'отдаленный, находящийся на таком расстоянии, которое даже для коня было дальним'. И в этом отразилось очень важное в мировосприятии кочевника, так и древнего русича: поскольку конь давал очень важное — движение, динамику, возможность передвигаться быстро и на далекие расстояния, то расстояния измерялись с помощью коня.
В «Посланиях» Ивана Грозного Курбскому читаем: А писал себе в досаду, что мы тебя в дальноконныя грады, кабы опаляючися, посылали, — ино ныне мы з божиею волею своею сединою и дали твоих дальноконых градов, прошли; ...а мы тут, з божиею волею сугнали, и ты тогда дальноконнее поехал (Послания Ивана Грозного, 1951, с.211) [2].
Ср. в тюркских языках: казах. атгайтарым йер 'небольшое расстояние' (букв. 'расстояние возвращения коня').
В современном русском языке функционируют фразеологизмы ни ногой; ноги моей не будет; нога не ступит со значением 'кто-либо не появится, никогда не придет, перестанет бывать где-либо'.
В XVII в., судя по памятникам, эти фразеологизмы имели более широкое значение: они применялись и по отношению к человеку, и по отношению к всаднику (т. е. к ногам коня): А тово бы слова у вас не было, как в Полотцку, — где нашего коня ноги не стояли, ино то не наша земля...; но все то з божиею волею под наших коней ногами и под нашим житием учинилося (Грозный Я.Ходкевичу. Послания Ивана Грозного, 1951, с.211) [2]; ...и коней наших ногами переехали все наши дороги из Литвы и в Литву, и пеши ходили... — ино уж Литве нелзе говорити, что не везде коня нашего ноги не были (Грозный А.Курбскому. Послания Ивана Грозного, 1951, с.211) [2].
Выражения нашего коня ноги не стояли; коней наших ногами переехали; под наших коней ногами; коня нашего ноги не были обозначают 'наши ноги не были, не ступали, под нашими ногами, мы переехали' (ср.: пеши ходили). В этом отражается средневековое представление о человекоконе, когда ноги коня — это ноги всадника. Ср.: Чръна земля подъ копыты костьми была посЪяна (Слово о полку Игореве, 1987, с.34) [19]; В трупи человЪчье борзи кони не могут скочити, а в крови по колЪно бродят (Задонщина, 1985, с.165) [20]; Сынове же русские..., гоняще, сЪчаху их, ...аки трава от косы постилается у русских сыновъ под конскые копыта (Сказание о Мамаевом побоище, 1985,
с.230) [20].
Познавая нечто новое, мы обозначаем его словом, находя тем самым место названному предмету в нашем мире. Мир, обретший очертания родного слова, мы считаем своим, родным. Как через слово мы постигаем мир, так и тюркский воин посредством коня познавал, завоевывал мир, делал его своим. Не случайно омонимичными являются тюркские слова at (' имя') и at (' лошадь'). И слово, и конь для древнего тюрка символизировали освоенность, упорядоченность мира.
Заимствование опоэтизированного образа коня, образа кентавра, приспособление его к своему образу жизни, породило ощущение гармонии, единения с ним, а значит, восприятие его как родного.
Список литературы
1 АджиМ. Тюрки и мир: сокровенная история. — М., ООО «Издательство АСТ», 2004. — 649 с.
2 Послания Ивана Грозного. — М.; Л., 1951.
3 Древнетюркский словарь / Под ред. Наделяева и др.. — Л.: Наука, 1969. — 676 с.
4 АхметьяновР.Г. Общая лексика материальной культуры тюркских народов Среднего Поволжья. — М.: Наука, 1990.— 200 с.
5 Кондыбай С.Казахская мифология. Краткий словарь. — Алматы: Изд-во «Нурлы», 2005. — 272 с.
6 Уфимцева Н.В. Языковое сознание и образ мира славян // Языковое сознание и образ мира: Сб. ст. / Отв.ред. Н.В.Уфимцева. — М., 2000. — С. 207-219.
7 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. — М., 1999.
8 Башкирско-русский словарь. — М., 1958. — 804 с.
9 Қазақ мақал-мәтелдер — Казахские пословицы и поговорки / Құраст. және ауд. М.Аққозин. — Алматы, 2000. — 202 б.
10 Виноградов В.В. История слов / РАН. Отдел. литер. и языка. Институт русского языка им. В.В.Виноградова / Отв. ред. Н.Ю.Шведова. — М.: ИРЯ РАН, 1999. — 1138 с.
11 Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А.И.Молоткова. — М.: Рус. язык, 1986. — 543 с.
12 Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Словарь русского языка / РАН. Институт русского языка им. В.В.Виноградова. — 4 изд., доп. — М.: ООО «ИТИ Технологии», 2003. — 944 с.
13 Гачев Г. Национальные образы мира. Общие вопросы. — М.: Советский писатель, 1988. — 445 с.
14 Мусаев К.М. Лексика тюркских языков в сравнительном освещении (Западно-кыпчакская группа). — М.: Наука, 1975. — 359 с.
15 Жирмунский В. М. Введение в изучение эпоса «Манас». — М., 1947.
16 ОдинцовГ.Ф. Из истории гиппологической лексики в русском языке. — М.: Наука, 1980. — 223 с.
17 Сказание Авраамия Палицына // Воинские повести Древней Руси. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 392-410.
18 Задонщина // Воинские повести Древней Руси. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 159-168.
19 Слово о полку Игореве / Вступ. ст. и подготовка древнерусского текста Д.С.Лихачева; Сост. и коммент. Л.А.Дмитриев. — М.: Худож. лит-ра, 1987. — 222 с.
20 Сказание о Мамаевом побоище // Воинские повести Древней Руси. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 203-235.