Роль бессознательного и деструктивного факторов в политике

Ключевым для социально-политического психоанализа является представление о том, что не только социальные факты правят поведением людей, влияют на выбор той или иной политики, но и внутренние силы. Причем эти внутренние силы могут олицетворять собой как сознательное, так и ир­рационально-бессознательное. Сколько раз общество было свидетелем того, что политика руководи­телей просто не поддается рациональной интерпретации, а руководимые, ранее беспрекословно пови­новавшиеся, ежедневно клявшиеся в преданности и любви, вдруг взрываются и в массовом порыве свергают вождей, а то и политический режим в целом.

Например, причина краха коммунистической политики обычно видится в тех или иных внешних факторах. Их воздействие, конечно, бесспорно. Но как объяснить спонтанность большинства анти­коммунистических революций? Что вызвало столь массовые порывы?

Проще всего причину социального взрыва видеть в старческой или интеллектуальной немощ­ности вождя, в его непродуманных политических действиях, цепи его ошибок или даже, преступле­ниях. Если плох один вождь, то можно надеяться, что другой будет лучше и добрее. Если «бандита­ми» оказались окружение политического лидера, то тоже можно верить, что другая команда будет, непременно, нравственнее и профессиональнее. Однако все это видимые, явные заключения, которые не охватывают всю картину политической жизни. Ведь для людей, живущих в демократическом об­ществе, такое поведение не характерно. Так, может быть, причины бунтарства, революционности, массовой деструктивности обусловлены ущербной ментальностью людей?

Несомненно, авторитарная, тем более тоталитарная политика не проходит бесследно как для властителей, так и для подвластных им людей. Развиваются страхи, покорность, подозрительность, зависть. До определенного времени они могут быть «вытесненными» в сферу подсознательного и яв­но не проявляются. Однако люди, лишенные душевного покоя, утрачивают способность к эффектив­ности принятия и исполнения решений. Они объясняют необъяснимые поступки, подчас предатель­ство, даже близких людей, что не всегда ими осознается. Так, иррационально-бессознательный и де­структивный факторы входят в политику. Одним из первых иррациональность в поведении людей стал изучать З. Фрейд. Он был первым, кто эмпирически изучил бессознательные влечения и обосно­вал бессознательную мотивацию поступков. Принципиальное новаторство ученого связано с упраз­днением отождествления душевной жизни человека только с разумом, с сознательным.

Социальные действия индивидов могут быть детерминированы как сознательными, так и бессоз­нательными психическими процессами, отношения между которыми весьма динамичны. Говоря о ро­ли сознательного, Фрейд отмечал, что большинство сознательных процессов сознательны лишь ко­роткое время. Что касается бессознательного, то фрейдовская концепция не просто констатирует са­мо существование бессознательных процессов, а указывает на их реальное влияние на характер соци­альных действий. Люди, принимая, даже весьма важные решения политического толка, могут не знать об их истинных мотивах. Так, серьезные политические акции и войны могут на уровне созна­ния иметь одни причины, а на деле их реальными мотивами подчас являются всплески ранее подав­ляющихся эмоций политических агентов. Достаточно вспомнить предвыборные кампании: симпатии или антипатии, «благородные жесты» или деструктивные заявления и даже силовые акции во имя «жизненных интересов» могут определяться силами, которые полностью не осознаются.

По Фрейду, все инстинкты сводятся к двум группам: сексуальные инстинкты, поддерживающи­еся специфической энергией жизни, — либидо и деструктивные инстинкты смерти, питающиеся аг­рессивной энергией, которые проявляют себя в бессознательном стремлении к разрушению, насилию, агрессии, потребности наказания как себя, так и других. Свое обоснование человеческой деструктив-ности ученый строит, опираясь на факты распространения очевидной жестокости в войнах и револю­циях, а также в тоталитарной политике. Кроме того, Фрейд указывает на латентное проявление враж­дебности, которое имеет место в имперской политике, эксплуатации, угнетении слабых сильными. Отсюда следует его положение об относительном постоянстве количества деструктивности в дей­ствиях людей. Ученый, тем самым, выступает как против религиозных, так и социальных теорий, со­гласно которым человек является по своей природе добрым, заявляя, что вера в «доброту» человечес­кой натуры является одной из самых худших иллюзий.

Заметим, однако, что неофрейдисты, как правило, не оспаривая утверждение о потенциальной деструктивности человека, уточняют ее характер и природу, отмечают разную степень ее распростра­ненности в мире. Кроме того, что в одной культуре считается деструктивным, в другой — может от­носиться к конструктивному (политика борьбы за национальный суверенитет может трактоваться противоположной стороной как экстремистская, террористическая).

Социально-политический психоанализ позволяет рациональными методами исследовать ирраци­онально-бессознательное и на этой основе свести к минимуму через принятие оптимальных полити­ческих решений, которые должны учитывать, с одной стороны, биологическую природу человека, его инстинкты, а с другой — особенности ментальности конкретных народов, которая имеет, по Фрейду, глубинные корни и не поддается быстрым изменениям.

Можно привести множество данных о том, что политика реформ в Казахстане никогда не учиты­вала ни иррационально-бессознательное, ни человеческую деструктивность. Как следствие, все влас­ти запоздало реагировали на экономические и социальные проблемы, предлагая скоропалительные реформы, которые должны были сразу улучшить положение народа. Популизм и мессианизм — кон­кретные проявления властями иррациональных страстей: реформы никак не сочетались со всесторон­не просчитанным замыслом, их законодательным подкреплением. Нет надобности говорить о том, что власть никогда не задумывалась о соответствии реформаторских преобразований нашей наци­ональной ментальности. «Осчастливление» народа часто имело деструктивную сущность — через «ломку» народа, через авторитарное подавление и игнорирование сложившихся бессознательных микросоциальных практик большинства граждан.

Не лучше обстояло дело с политикой реформ в 80-90-е годы XX в. С внедрением принципиаль­но новых для страны экономических и политических структур нельзя одномоментно поменять тип ментальности нашего общества, сформировавшийся под влиянием авторитарной политики. Жизнен­ный уклад свободного демократического общества также нельзя постигнуть только сознательно. Не­обходимо еще, чтобы и бессознательное, являющееся компонентом нашей ментальности, пришло в соответствие с новыми реалиями. Трудно отречься от практики авторитарно-коммунистической по­литики. Еще труднее декларативно покаяться, признать собственную вину за ее проведение, что свя­зано с ломкой личности, раздвоением сознания. Но неизмеримо труднее на бессознательном уровне воспринять принципы свободного демократического общества, научиться их соблюдать, не задумы­ваясь об этом.

Несомненно, для части казахстанцев, особенно молодых, эта проблема оказалась решаемой срав­нительно легко. Для значительного же большинства возникла необходимость силой сознания воспри­нять новые экономические и политические институты или создать видимость их восприятия. Возник­ла ситуация постоянного давления внешней среды на душевную жизнь индивидов. Это приводит к тому, что психика вынуждена оберегать себя с помощью ряда защитных механизмов, которые даже у вполне здоровых людей примитивизирует уровень социальных действий.

К этим механизмам Фрейд, в частности, относил вытеснение — удаление из сознания мотивов к действиям, которые потенциально вызывают аффект, большую напряженность. Однако, даже будучи вытесненные в бессознательное, эти «комплексы» постоянно ищут своего выхода и тем самым про­должают влиять на поведение индивидов, от которых требуется расходование все большей энергии, чтобы удерживать в бессознательном. Зачастую люди как бы «притворяются», что у них нет аффек­тов, но они на деле существуют в реактивных образованиях: вытесненные риски могут быть скрыты за безразличием, личные неудачи — за беззаботностью.

Индивид может защитить себя и с помощью отрицания — неприятия реальной политики, заме­ны ее вымыслами. Люди в своих воспоминаниях «гонят прочь» неприятно пережитые события, в ко­торых они оказались «в дураках» (коррупция политиков, которых они поддерживали, результаты приватизации) или которые противоречат их жизненным установкам.

Пожалуй, более всего в постсоветском пространстве, и в Казахстане в частности, получил рас­пространение такой механизм защиты, как регрессия — переход к более низким упрощенно-прими­тивным социальным действиям. Регрессия может проявляться в самых различных формах — увели­чение потребления алкоголя, табачных изделий, наркотиков.

Используя фрейдовскую методологию, можно утверждать, что в ментальности казахстанского общества содержится большой компонент долготерпения невзгод от всякого рода иррационализма в политике — революции и контрреволюции, разгром и контрразгром, которых хватало во все времена. Однако это долготерпение никогда не являлось, и ныне не может явиться, панацеей от постоянных эмоциональных стрессов, следствием этого становятся неврозы и реактивные состояния.

Одним из ученых, который предложил новаторские подходы к человеческой деструктивности, является Э.Фромм, который внес значительный вклад в постижение социально-бессознательного, ир­рациональных сторон общественной жизни, внутренних противоречий человека, его страстей и жела­ний. Э.Фромм категорически не согласился с фрейдистскими постулатами о детерминированности деструктивности только инстинктивными влечениями, на чем, как известно, строились утверждения, будто инстинкты предопределяют определенный уровень агрессивности людей в обществе, а потому деструктивность неизбежно присутствует в политике.

«Человек — единственное животное, — пишет Фромм, — для которого собственное существо­вание составляет проблему, которую он должен разрешить и которой он не может избежать. Он не может вернуться к дочеловеческому состоянию гармонии с природой; он должен продолжать разви­вать свой разум, пока не станет хозяином природы и хозяином самому себе».

Необходимость вновь и вновь разрешать противоречия своего существования, находить более высокие формы единства с природой, с другими людьми и самим собой — вот источник его страстей, той политики, которую ин инициирует.

Фромм исходит из того, что наиболее мощные силы, определяющие характер поведения челове­ка, берут начало в социокультурных условиях его существования, в самом обществе. В то время, как тело требует удовлетворения животных потребностей, разум и совесть ориентируют человека на стандартизованную систему культурных образцов, которые есть в любом обществе. Они составляют собственно человеческие потребности. В разных культурах они могут быть специфическими. Но их «общей основой для всего человеческого рода» является необходимость единения, приобщение к де­ятельности других людей, сопричастности с себе подобными, в том числе с прошлыми и будущими поколениями».

Даже при полном удовлетворении биологических потребностей, человек не удовлетворен. С это­го момента у него начинаются самые непреодолимые проблемы — он стремится к власти или к люб­ви, созиданию или разрушению, ради религиозных или политических идеалов рискует собственной жизнью, вплоть до самопожертвования.

На экзистенциональные дихотомии каждый индивид дает свой ответ, ищет и выбирает свой путь достижения сопричастности с другими людьми. Человек может вообще отрицать эту дихотомию путем обращения к религии или идеологии. Например, в советское время господствующая идеология утверждала, что смысл жизни — в социальных обязанностях индивида перед коллективом, государ­ством и партией, именно их интересам подчинена политика. Культивировавшаяся преданность лич­ной жизни «идеалам коммунизма», «вождям народа», компартии зачастую достигала таких страстей, которые превосходили стремление к самосохранению.

Фромм отмечает несколько типичных возможных ориентаций по разрешению дисгармонии че­ловеческого существования. Так, человек может попытаться приобщиться к миру, подчиняясь от­дельной личности, социальной группе, партии, государству (мазохистская тенденция).

Сопричастности человек может достичь и при помощи власти над миром, посредством полити­ки, господства над другими людьми (садистская тенденция).

В культуре казахстанского общества любая политика — от ханов, царей до коммунистов — име­ла оба вышеназванных начала. От руководимых она требовала уничтожения собственной индивиду­альности, личных прав и свобод. Достаточно вспомнить, что воплощение партийных планов в жизнь связывалось не с саморазвитием людей, а их самопожертвованием, готовностью к страданиям, испы­таниям, преодолению трудностей и т. д.

Человек, движимый социальным мазохизмом или садизмом, как считает Фромм, всегда останет­ся неудовлетворенным, тревожным и беспокойным, ибо нет предела для отмеченных стремлений, и в конечном итоге они приводят к нарушению его индивидуальности: он попадает в зависимость от тех, кому подчиняется или над кем господствует.

Есть только одно решение проблемы: «человек должен принять на себя ответственность за само­го себя, за свои действия и связанные с ними риски. Только полагаясь на собственные силы, он может придать смысл своей жизни, став самим собой и для себя».

Фромм считает, что общество — характер конкретной политики, либо разрушительности, «де-структивность развивается в результате блокировки плодотворной энергии».

Политика советских руководителей от Ленина до Горбачева строилась на положении, что чело­век по своей природе разумен и добр. Добро должно было восторжествовать, как только будет покон­чено с определенными социальными реалиями зла, — частной собственностью, буржуазией, кулака­ми и т. д. Недооценка сложности человеческой природы, абсолютизация разума, героизма, жертвен­ности и игнорирования внутренней активности, человеческой индивидуальности приводили к тому, что планы по строительству «светлого будущего» иногда не сбывались, а экономические достижения сочетались с варварскими акциями против собственного народа, с деструктивностью и жестокостью по отношению «плохих» образцов культуры. Заблуждения советских руководителей относительно рационалистической сущности человека, их блокировка плодотворной энергии людей дали Фромму основание считать в принципе несовершенными и неэффективными политические механизмы совет­ского общественного устройства и прогнозировать крах этого режима.

К сожалению, и сегодня многие иллюзии прошлого сохраняются. Демократы, недооценивая си­лу иррациональных и разрушительных страстей, полагали, что упразднение государственной автори­тарной экономики, политического господства одной партии автоматически создаст свободных людей, разблокирует плодотворную энергию миллионов людей, и они станут готовыми к сотрудничеству в условиях рыночных отношений. Однако свобода предпринимательства, приватизация, политический плюрализм сами по себе вовсе не ведут к возникновению духа единения и созидания. Для этого еще требуется политика, обеспечивающая, по словам Фромма, «переживание причастности и общности», политика, дающая реальные права каждому и всем, а в идеале — каждому гражданину влиять на ха­рактер принимаемых решений, неся за это ответственность. «Удовлетворение потребностей в созида­нии, — замечает ученый, — ведет к счастью, разрушительность — к страданию, и больше всех стра­дает сам разрушитель».

Фромм считает, что главным критерием здорового общества является приспособленность его по­литики к человеческой природе, что позволяет удовлетворительно решать проблемы человеческого существования. Человек может адаптироваться почти к любой социокультурной системе, но если по­литики этой системы противоречат его природе, у него развиваются ментальные и эмоциональные нарушения, которые в конечном счете будут побуждать к изменению общества.

Здоровому обществу Фромм противопоставляет не просто «нездоровое» общество, а общество патологическое. Общей чертой патологических обществ является отсутствие веры в разумные, твор­ческие действия людей, которая была замещена верой в идолов — вождя, партию.

В противоположность патологическому здоровое общество предполагает самоценность человека — ни один человек не является средством для достижения целей другого человека. Политическая де­ятельность подчинена собственно человеческим интересам. В здоровом обществе человек — актив­ный и ответственный участник жизни общества. Его жизненная цель — быть многим, а не обладать многим.

Фромм утверждает, что лишь установка на плодотворность должна превратить «разумный шанс» в «реальную возможность». Прообразом будущего, в котором восторжествует политика для человека, по его мнению, может стать здоровое общество, в котором на смену рыночному характеру придет характер продуктивный, а роботизм будет заменен гуманистическим духом. 

Список литературы

1. Додельцев Р.Ф. Фрейдизм: культурология, психология, философия. - М., 1997.
2. Попов В.Д. Социально-психологические законы и социальный психоанализ. - М., 1996.
3. Фрейд З. «Я» и «Оно». - Тбилиси., 1991.
4. Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции. - М., 1995.
5. Фрейд З. Психоаналитические этюды. - Минск, 1997.
6. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности // Социс. - 1992. - № 7; 1993. - № 9, 11.
7. Фромм Э. Здоровое общество // Психоанализ и культура. - М., 1995.
8. Фромм Э. Человек для себя. Иметь или быть? - Минск, 1997.
9. Хорни К. Новые пути в психоанализе. - Т. II. - М., 1997.