Особенности культурного развития евреев

Остается острым вопрос: что считать тради­ционной еврейской культурой - социальный опыт коллективного существования и обычаи, сформированные евреями в результате тысяче­летнего странствия по миру с Ветхим Заветом в руках, веру, которая помогла вынести все испы­тания на этом пути, или нечто иное?..

Основополагающие нормы религиозной жизни являлись важным условием сохранения еврейского этносознания, еврейской традиции, которую рассматриваем как культурный меха­низм, в функции которого входит упорядоче­ние, закрепление и воспроизводство в новых поколениях социально-культурного, в том числе и религиозного опыта. Отметим, что правила религиозной жизни охватывали индивидуальное и социальное поведение, определяя во многом духовную жизнь иудея, даже вдали от Израиля, независимо от этнолингвистической принадлеж­ности (яхуды, ашкеназы, горские, грузинские) или даже сектантов от иудаизма - караимов. История различных групп диаспоры вдали от материковой культуры удивительно своеобразна и индивидуальна. Она во многом зависит от этнического окружения, так же как помимо своей воли художник рисует человека иной расовой, этнической, культурной принадлеж­ности в соответствии со своим восприятием окружающего - привычного мира. Но и на фоне многих других этносов еврейский оказывался чрезвычайно устойчивым, не утратившим, ни своей культуры, ни определенных социально-экономических позиций, несмотря на существо­вавшее сильное иноэническое давление.

Обрядово-бытовой фольклор на протяжении веков питал ритуалы иудаизма. Согласно иссле­дованиям Ю. Вельхаузена и других ученых, многие повествовательные эпизоды Библии представляют собой обоснование древних обрядовых предписаний и запретов. Именно так интерпретируются обряд вкушения агнца в Песах, восходящий к древнему скотоводческому обычаю, многие положения законодательства Моисея и т. д. Народные поверья и связанная с ними обрядность нередко противоречили принципам монотеизма, поэтому законоучители многих поколений обсуждали их с точки зрения соответствия Галахе. Благодаря этому в тал-мудическо-мидрашистской литературе сохра­нился богатый материал по обрядовому фоль­клору. В частности, там упомянуты такие еврейские обряды, как разбивание стакана при церемонии бракосочетания или вдыхание аро­мата благовоний при церемонии хавдалы.

Начиная с раннего средневековья, составля­лись книги обычаев, принятых в различных еврейских общинах, которые также служат источниками для изучения обрядового фоль­клора.

Если в Галахе не проводится различие между обычаями и обрядами, которые обозна­чаются одним словом минхаг и трактуются как общепринятая коллективная практика, то при изучении фольклора эти понятия, как правило, различаются. Обряды, в отличие от обычаев, — это не просто повторяющиеся действия, вошед­шие в традицию, но действия символического характера.

В основе древнейшего пласта обрядового фольклора разных народов лежат магические верования. С древнейших времен перемены в годовом цикле (летнее и зимнее солнцестояние, весеннее и осеннее равноденствие и т. д.) или в цикле человеческой жизни (особенно рождение и смерть), были чреваты потрясениями и тревогами. Человеку представлялось, что его подсознательные страхи порождены происками каких-либо тайных врагов, демонов (маззиким), и, стремясь победить их, люди вырабатывали церемониал условных символических действий, направленных либо против злых сил, либо на компромисс с ними. Те символические про­цедуры, которые казались успешными, фиксиро­вались в общественной психологии и передава­лись из поколения в поколение, превращаясь в обряды, причем в течение длительного периода обряды не дифференцировались на бытовые, производственные и религиозные. Обряды и питавшие их поверья продолжали существовать и тогда, когда причина их возникновения была давно забыта. Иногда народные поверья, оказав­шиеся оторванными от выросшего из них об­рядового фольклора или от породивших их явлений, начинали восприниматься как вредный предрассудок ввиду изменившихся воззрений общества. В еврейской истории отрицательное отношение к суевериям и магии выражено уже в Пятикнижии, где языческие обряды окружав­ших народов запрещены как несовместимые с монотеизмом [1].

Под воздействием нормативного иудаизма постепенно произошла строгая регламентация обрядов, которые были включены в литургию, ритуал праздников и церемоний в семье. В ходе длительного процесса трансформации, сходного с развитием других видов еврейского фоль­клора, обряды приобрели историко-теологи-ческую мотивировку. Это касается как кален­дарных обрядов, связанных с годовым циклом (праздники, суббота), так и обрядов, отно­сящихся к жизненному циклу отдельного чело­века (обрезание, бар-мицва, свадьба, погребе­ние).

В эпоху существования Храма календарные обряды были тесно связаны с годичной повто­ряемостью хозяйственной деятельности и скон­центрированы вокруг трех паломнических праздников. Так, обряд биккурим, даже когда он совершался не коллективно, в рамках праздника, а индивидуально, происходил на протяжении нескольких месяцев, от Шаву'от до Суккот. В диаспоре многие календарные обряды утратили сельскохозяйственную прикрепленность (напри­мер, Шаву'от — праздник дарования Торы и одновременно праздник первых плодов — отме­чался в европейских общинах, когда до сбора плодов было еще далеко), поэтому теологи­ческая направленность в праздниках и других календарных обрядах стала преобладающей, хотя исторически они были связаны с сельско­хозяйственным годом и фольклором окружаю­щих народов, а символика многих праздничных обрядов связана с природой, например, арба'а миним.

В еврейском обрядовом фольклоре, прежде всего в календарных и семейных обрядах, древ­ние поверья и магические элементы, вос­ходящие к доисторической эпохе, сочетаются с национальными верованиями, относящимися к собственно еврейской культуре. Поэтому при изучении еврейского обрядового фольклора раз­личают универсальную предысторию того или иного обряда (так называемый субстрат) и его иудаизированную историю. Например, обряд возлияния воды на камень как магическое действо, вызывающее дождь, а вследствие этого и плодородие земли, основан на принципе уподобления и существовал во многих перво­бытных обществах. К этому обряду прибегали также, когда стремились повысить плодови­тость животных или обеспечить рождение детей. В иудаизированной версии этот обряд, зафиксированный во многих книгах обычаев, был неотъемлемой частью ритуала жертвопри­ношения в Суккот. Обряд состоял в возлиянии воды на жертвенник и получил название симхат бет-ха-шоэва (буквально веселье в месте, где черпают воду), причем его включение в храмовую литургию произошло лишь в период Второго храма, а саддукеи, приуменьшавшие роль народных обычаев и обрядности, высту­пали против этого. Фольклорный характер обряда выражался и в том, что в ночь перед ним устраивались массовые игры. В восточных общинах существовал обычай на Шаву' от обли­вать водой прохожих, он бытует и в современ­ном Израиле [2].

Во многих еврейских поверьях и обрядах различим их магический субстрат. Так, в основе свадебного шествия с факелами и свечами лежит представление о том, что с помощью света можно отпугнуть демонов, которые обычно обитают в темноте: на дне колодцев, в развалинах и т. п. Трактовка смысла и происхождения обрядов в книгах обычаев всегда основывается на традициях иудаизма. Так, объяснение обряда сопровождать невесту с двух сторон к хуппе, а затем так же сопро­вождать новобрачных, держа зажженные свечи, основано на гематрии: удвоенное цифровое значение слова нер ('свеча') совпадает с цифровым значением благословения, данного Богом Адаму и Еве, пру у-рву ('плодитесь и размножайтесь'). Кроме того, свадебные свечи и факелы напоминают о том, что во время откровения на горе Синай народ видел «громы и пламя», т. о. узы, связывающие новобрачных, уподобляются союзу еврейского народа с Богом. В итальянской вариации этого обряда жениха сопровождал дружка, который нес факел из семи стволов, отождествлявшийся с менорой, что придавало церемонии историко-нацио-нальный характер. Подобные модификации и обоснования отрывали обряд от его магического субстрата.

Белый цвет с древности считался средством, отпугивающим силы тьмы. К этому поверью, видимо, восходит широко распространенная традиция белых одежд для жениха и невесты. В еврейских источниках принято объяснять белый цвет брачных одежд как символ непорочности и покаяния на пороге новой жизни, такое же значение придается белым одеяниям в Иом-Киппур. Это объяснение соотносится с сим­воликой цветов в книге Исайи (1:18), с белым облачением первосвященника и китлом, а также с белыми пеленами, в которые заворачивают усопшего (иногда его облачали в свадебные одежды). Однако поскольку белый цвет, с одной стороны, считался праздничным и у других народов древности, например, у римлян, а с другой стороны, древние греки хоронили покой­ников в белом, чтобы оградить их от темных сил, фольклористы пришли к выводу о ши­роко распространенной в древности символике белого цвета, которая не ассоциировалась с мотивами очищения и покаяния, привнесен­ными позднее [3].

Многие еврейские обряды пронизаны мыслью о том, что можно сохранить жизненно важное, пожертвовав чем-то второстепенным. Часто обряды, которые должны были умилостивить высшие силы, проходили существенную транс­формацию: первоначально они были средством умилостивить демонов, вошли в ритуал рели­гиозных церемоний, служивших символом завета с Богом (обрезание) или договора с его священнослужителями: кохеном (выкуп пер­венца) и левитом. Распространенное во многих культурах поверье, что волосы являются средоточием жизненной силы, отразившееся, например, в истории Самсона, лежит в основе еврейского обычая оставлять пеот, в запрете стричь ребенку волосы в первый год (или в первые три года) жизни, после чего в Лаг ба-'омер совершается обряд первой стрижки (халака). В основе этого и других обрядов — попытка прийти к компромиссу с высшими силами. В обычае не стричь волос в период трехнеделья и запрете стричь волосы во время траура после галахической регламентации древний магический субстрат уже почти не прослеживается.

В фольклоре многих народов бытует пред­ставление о том, что мудростью и лукавством можно обмануть злых духов, которые сильнее людей, но глупее их. Поэтому многие обряды имеют целью подмену личности человека с тем, чтобы злые духи не могли его узнать. Даже вынесенный Богом смертный приговор можно отвратить, изменив имя больного человека, чтобы ангел смерти не узнал его. До сих пор в различных еврейских общинах распространен обычай давать больному новое имя, часто «говорящее»: Хаим (на иврите 'жизнь'), Алтер (от ивритского 'тотчас'), чтобы больной тотчас был вписан в книгу жизни (здесь также игра слов: алтер на идиш — ' старый'), в восточных общинах дают даже имя Хай ве-Закен (' живой и старый'). Если удавалось спасти тонувшего человека, ему иногда давали дополнительное имя Моше в память о Моисее, которого вытащили из Нила.

Религиозные авторитеты нередко пытались запретить обряды, которые считали языческими по происхождению, например, каппарот и ташлих. Однако в иудаизированной форме эти обряды получили широкое распространение и до сих пор соблюдаются в религиозных кругах.

Особенно показательны тенденции иудаиза-ции тех обрядов и народных поверий, которые резко противоречат основам еврейской этики и миросозерцания. Еврейский характер церемоний помолвки (эрусин, киддушин) и бракосочетания был результатом длительного процесса, в ходе которого брак перестал восприниматься как чисто сексуальная связь мужчины и женщины. Хотя на протяжении веков еврейские свадебные обряды во всех общинах испытывали воздей­ствие обрядового фольклора окружающего насе­ления, эти влияния воспринимались не механи­чески, но наполнялись еврейским содержанием путем включения в обряд отрывков из Библии, а также исходящими из норм иудаизма объясне­ниями того или иного элемента обрядности. Так, в некоторых общинах жених облачается в таллит, что символизирует связь церемонии бракосочетания с Торой. Одежда новобрачных была, как правило, новой, как и подобало при вступлении в новую фазу жизни. Фата невесты уже не служила для того, чтобы спрятать ее, но была призвана напомнить про покрывало, которым покрылась Ревекка при встрече с Исааком. Среди ультраортодоксальных ашкеназ-ских евреев существует обычай брить наголо невесту перед тем, как она идет к хуппе, и надевать ей на голову парик (шейтл) или косынку (тихл); в некоторых общинах невеста должна на ходу припадать на одну ногу, чтобы казаться хромой. Эти обряды восходят к по­пытке обмануть завистливых демонов, показав им безобразную невесту, однако объяснение их с позиций нормативного иудаизма придает им глубокое нравственное содержание: жениху надлежит обращать внимание не только на красоту невесты, но и на ее духовные достоин­ства. Обычаи посыпать голову жениха пеплом или разбивать стакан во время церемонии бракосочетания, также уходящие корнями в магические действа в первобытной культуре многих народов, были интерпретированы в иудаизме как напоминание о разрушении Храма и вместе с тем о бренности человеческого существования. Подобно этому было переос­мыслено празднование новолуния, свойственное многим народам, пользующимся лунным ка­лендарем. В первый день месяца не должны работать женщины. Истоки преимущественно женского характера этого праздника связаны с женским месячным циклом, однако в еврейской традиции освобождение женщин от работы трактовалось как награда за то, что они от­казались жертвовать свои украшения для из­готовления золотого тельца. Среди разнооб­разных фольклорных представлений об олам ха-ба есть поверье, что женщины удостоятся в нем обновления красоты, как обновляется Луна в новолуние [4].

Обычай совершать паломничество в Иеру­салим, некогда привязанный к паломническим праздникам и таким образом относившийся к календарному циклу, отделился от него, по­скольку паломничество было сопряжено с боль­шими трудностями. Тем не менее, этот обычай играл значительную роль в жизни еврейской диаспоры и соблюдается также в настоящее время. В средние века, видимо, под влиянием христианства и ислама, появился обычай паломничества к могилам патриархов, пророков, мудрецов и праведников, существующий и в Израиле. В различных общинах развилось также паломничество к могилам местных праведников, которые почитались чудотворцами, а у привер­женцев хасидизма — ко дворам цаддиков. Группа брацлавских хасидов совершает паломничество в Умань к могиле рабби Нахмана из Брацлава.

Среди обычаев, не вписывающихся в ка­лендарный и жизненный циклы, большинство относится к пище, а также к знахарству и народной медицине. Народные поверья и обычаи, направленные на предотвращение и излечение болезней, передавались из поколения в поколение и играли значительную роль в укладе жизни евреев, несмотря на исключи­тельно высокое развитие медицины. Особенно широкое распространение получили поверья и знахарские ритуалы, связанные с борьбой против бесплодия, которое считалось вели­чайшей бедой и следствием вмешательства злых духов в половую жизнь. Некоторым растениям и животным приписывали чудодейственную силу, способную победить демонов и привести к за­чатию. Среди растений предпочтение отдава­лось мандрагорам и яблокам, среди животных — петухам и рыбам. В основе этих поверий — принципы так называемой гомеопатической (то есть основанной на подражании) магии: корень мандрагоры похож на человеческую фигуру и потому способствует зачатию; поев рыбы, можно произвести многочисленное, как у рыб, потомство. Другие знахарские предписания для бесплодных восходят к так называемой кон­тагиозной (то есть основанной на контакте, «заражении») магии, например, притронуться к беременной   женщине,   проглотить крайнюю плоть только что обрезанного младенца, выпить воду, которой обмывали покойника перед погребением (тем самым в утробу женщины переносится часть жизненной силы, покинувшей усопшего), проползти под жеребой кобылой. Такие обряды лечебной магии строго осуж­дались Галахой [5].

В средние века знахарство и сопутствующие ему ритуалы были широко распространены у ашкеназов и тесно связаны с поверьями окру­жающих христианских народов. Так, в книге «Сефер-хасидим» среди множества лечебных обрядов приводится средство от преждевре­менных родов: женщина должна носить лоскуток мужнего носка или кушака (немецкое народное поверье, основанное на контагиозной магии). В еврейских сочинениях 16-18 вв. также нередко упоминаются заговоры и обряды, исцеляющие от болезней, особенно от лихорадки и эпилепсии.

Некоторые предписания народной меди­цины возникли на почве обрядов иудаизма. Так, вода, которой совершали омовение рук кохены перед биркат-коханим, особенно в Иом-Киппур, почиталась снадобьем от бесплодия и других бед. Применению еврейских чудодейственных средств иногда дается обоснование с помощью гематрии, например, ивовые листья, которые сбивают с прутьев в Хоша'на Рабба, применяют для лечения бесплодия не только ввиду маги­ческого уподобления плодовитости природы (молитва о дожде) и человека, но и потому, что числовое значение ивритских слов арава (' ива') и зер' а (' семя') совпадает [6]. Многие знахар­ские ритуалы признавались в еврейских об­щинах, поскольку сопровождались произнесе­нием псалмов, а на целебных амулетах над­писывали библейские стихи.

Еврейский обрядовый фольклор был на­столько глубоко проникнут духом иудаизма, что иногда влиял на религиозные предписания. Древние обряды, сохранившиеся в различных еврейских общинах, давно отделились от суб­страта суеверий и несут несомненный отпечаток монотеизма. В наше время народные поверья и основанные на них обряды соседствуют с религиозными нормами. Особенно это харак­терно для общин, в течение длительного пе­риода удаленных от центров еврейской учености. Невзирая на содержащиеся в Торе прямые запреты, вера в ворожбу, дурной глаз, амулеты, толкование сновидений и астрологию су­ществует до сих пор и в Израиле.

Возвращение еврейского народа на землю предков и воссоздание государственности выз­вало  стремление  к  возрождению фольклор­ных традиций, связанных с сельским хозяй­ством. Такие праздники, как Шаву' от и Суккот, снова приобрели связь с земледельческим ка­лендарем. В нерелигиозных киббуцах они от­мечаются преимущественно как праздники труда и урожая. Инициатива введения новых праздников, связанных с сельскохозяйственным циклом, — хаг ха-гез (' праздник стрижки овец') и хаг ха-крамим (' праздник виноградников') — не нашла широкой поддержки. Более успешной была попытка обновления древнего полупразд­ника Ту би-шват: массы людей, в первую очередь дети и новые репатрианты, участвуют в посадке деревьев — обычае, издавна символизи­рующем связь с землей. Большой размах при­обрело празднование Лаг ба-'омер. Многие религиозные люди совершают паломничество на гору Мерон. В продолжение давней традиции игр на воздухе по всей стране разводятся костры, возле которых дети и молодежь весе­лятся до утра. Поскольку Лаг ба-' омер — един­ственный день в период омера, когда разре­шается бракосочетание, многие израильские семьи празднуют в этот день свадьбу и годов­щину свадьбы.

В последнее время возобновилось праздно­вание Ава пятнадцатого как дня влюбленных (под некоторым влиянием западного обычая отмечать Валентинов день). Поистине массовым стал обычай устраивать в Пурим карнавальное шествие адлояда, которое в некоторых городах, особенно в Тель-Авиве, отличается красоч­ностью и выдумкой благодаря участию сту­дентов театральных и художественных учебных заведений. Широкую популярность имеют также праздники евреев отдельных общин, например Мимуна или праздник курдских евреев сахаране, когда на народные гулянья приходят также видные политические и об­щественные деятели. Отчасти сходный характер общинного праздника приобрело с началом массовой алии конца 1980-90-х гг. празднование 9 мая, установившееся по инициативе выходцев из Советского Союза [7]. Главную роль в этом сыграли союзы ветеранов и инвалидов войны с нацизмом, которые организуют шествия по всей стране. Группы бывших отказников устраивают встречи на лоне природы. С 1997г. 9 мая объявлен нерабочим днем по выбору. В День независимости Израиля наряду с официальными церемониями и мероприятиями укоренилась традиция возить детей на базы Армии обороны Израиля. Тысячи израильтян устраивают пикники.

В память о потерях, понесенных еврейским народом в период Катастрофы, а затем в много­численных войнах, которые вынужден был вести Израиль, установлены День памяти павших воинов Израиля и День памяти Ка­тастрофы как дни национального траура, которые отмечаются в детских учреждениях, в армии, в семьях погибших и т. д. При разработке гражданских церемоний поминовения были использованы многовековые еврейские траур­ные традиции. Например, День памяти павших воинов Израиля предшествует Дню независи­мости, подобно тому, как Пост Эсфири сменяется праздником Пурим. Традиция отмечать йорцайт нашла естественное продолжение в церемониях поминовения выдающихся деятелей сионист­ского движения и руководителей Израиля.

Продолжительные периоды воинской службы привели к образованию армейского фольклора, который охватывает поведенческую, словесную и музыкальную сферы. Армейский фольклор не связан с традициями отдельных общин и охватывает большую часть населения Израиля; с ним связан особый пласт лексики и фразеоло­гии современного иврита.

Израильский фольклор в целом проходит стадию формирования, в нем сочетаются тради­ционные и новые элементы. Несмотря на пока краткий срок существования и некоторую ис­кусственность многих его составляющих, а также резкие различия между разными групп-пами населения страны, в израильском фоль­клоре, несомненно, действуют определенные центростремительные тенденции, особенно в таких областях, как детский, молодежный, ар­мейский фольклор.

Литература

1. Назарьян Р.Г. «Евреи Средней Азии/Центральная Азия в контексте глобализации: экономика, культура, политика». - Алматы, 2002. С. 196-198
2. Ишай Ран «Сотрудничество без границ», Казах­станская правда-2006 1 декабря, С.3
3. Михеев В.К. Тортика А.А. Евреи и иудаизм в Хазар­ском каганате: К вопросу о формулировке современной научной концепции хазарской истории.// Хазары. Гешарим. Иерусалим, Мосты культуры. Москва, 2005, С. 179, 180.
4. Иванов В.А., Трофимов Я.Ф. «Религии в Казах­стане». - Алматы, 2003, С. 118-130
5. «Календарь 5768 год «Шмиты»», Еврейский центр Казахстана «Хабад Любавич»
6. Дубнов С.М. «Краткая история евреев», Ростов-на-Дону. Феникс, 1997
7. «Евреи в Казахстане. История, религия и куль­тура». - Алматы, 2007