Концептуальные подходы в изучении и объяснении «мирового порядка»

Новый мировой порядок (англ. New World Order, лат. Novus Ordo Seclorum) — устойчивое словосочетание, применяемое в основном в политике для обозначения разнообразных явлений в настоящем и прогнозов на будущее мирового устройства. Общепринятого значения не имеет. Латинский девиз «Новый мировой порядок» помещён Чарльзом Томпсоном в 1782 году на печати США, в основании изображения пирамиды. В свою очередь он восходит к знаменитой IV эклоге Вергилия, где изображается будущее процветание челове­чества; в Средние века эти строки трактовались как пророчество об эпохе христианства. Иро­ническая трактовка словосочетания «Дивный новый мир» (англ. Brave New World) у Киплинга и Хаксли полемизирует с этими представ­лениями и носит уже антиутопический характер.

Понятие «Новый мировой порядок» также употреблялось в дискуссиях о будущем устрой­стве мира в разные исторические периоды: после Первой мировой войны, Второй мировой войны и особенно в период перестройки и крушения социалистического блока [1].

Новый Мировой Порядок (Женевский) -политическое устройство современного (после 2039 г.) мира. Политические основы НМП были заложены ещё в XIV в. н.э. Началом уста­новления НМП на всей планете считается 1993 год (окончательное уничтожение Советского Союза и начало политического объединения Европы). Теоретическое обоснование НМП было осуществлено в работах Ла Валле и его учеников. После Событий 2035 г. и создания Женевской Лиги можно говорить о его торжестве в масштабах планеты. В 2039 г. установлен официально. Тогда же начали работать все учреждения, обеспечивающие реализацию основ НМП [2].

Столь эксцентричные толкования термина «новый мировой порядок» даются на сегодняш­ний день. Ученые, политики и журналисты также применяют словосочетание «международ­ный порядок» в самых разнообразных и зачастую противоречащих друг другу зна­чениях, внося значительную неясность в его понимание. Порой под международным по­рядком подразумевается система отношений, складывающаяся между всеми странами мира, совокупность которых условно именуется международным сообществом. Отношения между членами международного сообщества и, значит, международный порядок определяются взаимодействием разнородных факторов, наиболее важную роль среди которых играет соотношение совокупных потенциалов отдель­ных игроков и построенная на нем иерархия, взаимное положение стран, чаще всего условно понимаемое как вертикальное соподчинение.

Также существуют основные подходы к истолкованию международного порядка и их развитие. С точки зрения прикладного анализа целесообразно выделить три основных подхода к интерпретации порядка: реалистический, социально-конструктивистский  и институцио­нальный. Для первого характерен акцент на соотношениях потенциалов между основными субъектами международного сообщества, для второго — интерес к правилам поведения между ними, а для третьего — упор на инструментарий регулирования основой которого, как посту­лируется, выступают международные институты в качестве механизмов межгосударственного сотрудничества способных оказывать прими­ряющее и сдерживающее влияние на поведение отдельных стран в интересах сообщества в целом. Все три подхода в чем-то противоречат, а кое в чем дополняют друг друга — согласно тому, как в реальности регулирование меж­дународных отношений осуществляется при помощи материально-силовых, идеально-ин­формационных и институциональных им­пульсов.

Воздействие материально-силовых им­пульсов относительно преходяще — соотно­шение возможностей между странами меняется, могущество одних стран бесследно исчезает и складывается могущество других. Потенциал влияния идеально-информационных импульсов обладает способностью накапливаться и оказывать более слабое, зато более долгосроч­ное, чем фактор силы, воздействие на поведение государств. Влияние институциональных импульсов вообще очень подвижно и способно расти или уменьшаться в зависимости от того, интенсивнее или слабее воздействуют соб­ственно силовые факторы. Упорядочивающая роль факторов материально-силового свойства рельефнее проявляет себя в кратко- и сред­несрочной перспективе, идеально-информа­ционных — в долгосрочной, а институциональ­ных колеблется вокруг некоего среднего, но не особенно высокого показателя, который в истории международных отношений ни разу не становился для международного порядка определяющим.

Интерпретации международного порядка в реалистической традиции с малыми вариациями восходят к классическим трудам Г. Моргентау, Р. Арона и К. Уолтса. Ключевым для их построений было понимание порядка как горизонтального временного среза междуна­родных отношений, их «объективно заданного состояния», которое в каждый момент опре­делялось соотношением потенциалов между великими державами. Причем сами державы имели не всегда адекватное и официально заявленное представление об этом соотношении и соизмеряли свои действия с их вероятными последствиями. Этот круг идей преобладал в науке и политике в первые десятилетия после второй мировой войны.

Вектор научных дискуссий последних двух десятилетий ХХ в. определялся критикой реа­листических интерпретаций, которые несколько абсолютизировались в годы биполярной кон­фронтации. Более популярными стали трактовки в духе отождествления порядка с введением «правил благоразумного поведения», соблю­дение которых было бы обусловлено не страхом перед возмездием со стороны более сильного соперника (соперников), а добровольным законопослушанием субъектов, их готовностью без принуждения следовать условиям «кодекса», который они формально (в виде Устава ООН) или неформально вырабатывали бы между собой в процессе общения. Эти критические версии не представляли собой в чистом виде теории либеральной школы. Они строились на прагматичном сочетании либерального подхода с идеями социального конструктивизма, со­относимыми с элементами реалполитического анализа [3].

В научной литературе 1990-х гг. известность приобрела концепция американского ученого Л. Миллера, считающего главным признаком международного порядка присутствие в мировой системе единого основополагающего принципа, которым сознательно или стихийно руководствуются государства. Миллер полагает, что с середины ХVII в. и до первой мировой войны в мире существовал всего один порядок; автор называет его вестфальским (по Вест­фальскому миру, положившему конец Трид­цатилетней войне в Европе и послужившему, как утверждает Миллер, началом нового порядка). Основанием для такого обобщения ученый счел то обстоятельство, что в основу международных отношений всего данного периода был заложен принцип «разрешитель-ности» (франц. laissez-faire — позволять делать) или «невмешательства». Как отмечает Миллер, «в самом широком смысле концепция разре-шительности предполагает, что для общего блага лучше всего предоставить наибольшую меру свободы и возможности индивидуальным лицам в обществе служить собственным интересам». Такой принцип предполагал отказ одного государства от попыток помешать другому государству в осуществлении его целей во всех случаях, когда это не касается непо­средственно жизненных интересов первого [4].

Антипода подобной политики Миллер видел в «вильсонианском» принципе международ­ного регулирования, впервые представленном В. Вильсоном в 1918 г. Этот принцип вопло­тился в «интервенционистской» политике Лиги Наций, затем - ООН, а со второй половины 1990-х гг. и до настоящего времени — есть все основания продолжить рассуждение автора — Соединенных Штатов Америки и ситуативных коалиций, которые они создают. В отличие от реалистов Миллер понимает «порядок» не как «устройство» и «состояние», а как «образ действия» и «процесс».

Похожим образом пояснял международный порядок и британский исследователь Р. Купер. Отталкиваясь от классической работы Х. Булла «Анархическое общество: исследование порядка в мировой политике», он предложил несколько возможных интерпретаций «порядка». Во-первых, таковым может считаться преобладаю­щий тип внешнеполитического поведения государств (англ. pattern of actions), независимо от того, служит ли оно упорядочению или дезорганизации системы; во-вторых, порядок способен означать определенную степень ста­бильности и целостности системы; в-третьих, его можно понимать как «правила, которые управляют системой и поддерживают ее в состоянии стабильности; моральное содержа­ние, воплощающее идеи справедливости и свободы» [5].

Во многом Миллер и Купер предстают последователями известного американского ученого Р. Гилпина, в работах которого еще в начале 1980-х гг. были сформулированы раз­виваемые ими на более позднем материале представления о том, что системный порядок в международных отношениях определяется прежде всего наличием свода правил поведения; именно изменение этих правил вызывает смену одного порядка другим [6]. Окончание би­полярной конфронтации не привело к явному теоретическому преобладанию либеральной школы, как того можно было ожидать, когда политическая публицистика упивалась упро­щенным пониманием приписываемого Ф. Фукуяме вывода о «безоговорочной победе» политического либерализма во всемирном масштабе. Наука оказалась достаточно зрелой, чтобы удержаться от вульгаризаторских по­строений, и общая тенденция в теории между­народных отношений (ТМО) выразилась в появлении синтетических интерпретаций, ко­торые соединяли бы в себе достоинства всех разработанных к началу ХХ! в. подходов.

Признаки синтетического понимания между­народного порядка можно найти даже у мэтров политического реализма. Достаточно вспомнить классическое замечание Г. Киссинджера, еще в 1970-е гг. утверждавшего, что мир невозможно обеспечить без равновесия (реалистическое и структурное понимание), а справедливость без самоограничения (социально-конструктивист­ский подход, как бы сказали в 1990-е гг.) [7]. Но время творческого расцвета этой личности не дало материала для выработки по-настоящему универсалистской схемы анализа международ­ного порядка. Этот материал предоставила реальность более позднего периода.

Вот почему одна из первых успешных попыток создать синтетическое видение между­народного порядка была осуществлена только в 2001 г. в основательной книге американского ученого Дж. Айкенберри «После победы. Институты, стратегическая сдержанность и перестройка порядка после больших войн». Айкенберри тоже считает ключевым при­знаком международного порядка наличие обще­признанных правил и принципов, которыми субъекты руководствуются в отношениях между собой. Он даже вводит понятие конститу­ционности/неконституционности тех или иных международных порядков, подчеркивая, что порядок, опирающийся только на соотношение сил, неконституционен.

Принцип конституционности, согласно Айкенберри, воплощается в основанной на уставах или договорах деятельности междуна­родных организаций и других институтов межгосударственного взаимодействия, в чьи задачи входит обеспечение более справедливой, равномерной представленности интересов менее сильных стран при принятии важнейших международных решений, которые чаще всего вырабатываются самыми мощными государ­ствами «эгоистично» и в расчете лишь на собственные национальные интересы.

В отличие от «трехчастной» схемы меж­дународного порядка (потенциалы — идеи — механизмы), обозначенной в начале, предло­женная Айкенберри аналитическая модель бинарна: для его понимания международного порядка значимо прежде всего соотношение двух элементов — идей и институтов, с одной стороны, и мощи государства-гегемона — с другой. В истории международных отношений этот автор выделяет три типа международного порядка — равновесный, гегемонический и конституционный. Не испытывая, очевидно, интереса к первому, он озадачен взаимоотно­шением второго с третьим, с достойным доброго реалиста здравомыслием замечая, что между­народный порядок не обязательно подразуме­вает действия сторон по согласованным правилам. Международный порядок способен воплощать практику поведения сильнейшей страны, действия которой в данном случае могут сами по себе становиться правилом как нормой, закрепленной цепью прецедентов: «Сила преобразуется в право, а принуждение — в долг».

При этом роль институтов конституционного регулирования важна на этапах или упадка государства-гегемона, или его раннего вос­хождения, когда институты в состоянии оказы­вать максимальное влияние на международ­ную ситуацию. Наоборот, в ситуации пребы­вания гегемона в зените могущества он спо­собен безнаказанно игнорировать упорядо­чивающие импульсы со стороны «конститу­ционных» институтов. Тогда институты, если они ощущают свою слабость, могут уступать гегемону (гегемонам) главенствующую роль в формировании порядка — на основе либо гегемонии, либо равновесия. По Айкенберри, «политический порядок — это базовое согласие (англ. arrangement^ между группой государств относительно их руководящих правил, прин­ципов и институтов» [8].

Очевидно, что и Айкенберри понимает порядок скорее как порядок принятия решений («образ действия»), чем порядок положения дел («состояние»). Отдавая должное данной схеме, важно заметить ее ограниченность с точки зрения прикладного анализа. Подразумевая наличие иерархии в международных отношениях, ко­торая сама воплощает некий порядок, здесь выводится за рамки анализа сама эта иерархия. Теоретически схема Айкенберри в целом логична и соразмерна. Однако в прикладном анализе она недостаточно функциональна, по­скольку для уяснения сущности порядка необ­ходимо понимать не только особенности при­нятия решений внутри иерархии, но и выявить возможности влияния на эту иерархию, изучить имеющийся ресурс для ее изменений или, например, ресурс сопротивления таковым. Иначе говоря, для осмысления современной международной ситуации распознавание проч­ности позиции каждого субъекта и их взаимного положения в иерархии столь же важно, как и правила, которыми тот или иной из них руко­водствуется либо должен руководствоваться, но почему-то этого не делает.

В силу приведенных выше соображений целесообразно расширить схему анализа миро­вого порядка, включив в нее такие элементы, как

1. наличие признаваемой иерархии между субъектами международных отношений, вклю­чая и государства, и новые субъекты между­народной политики;
2. совокупность принципов и правил внешнеполитического поведения;
3. систему принятия решений по ключевым международным вопросам, охватывающую меха­низм представительства интересов низших участников иерархии при принятии решений на высших ее уровнях;
4. набор морально до­пустимых санкций за их нарушения и меха­низмов применения этих санкций;
5. формы, методы и приемы осуществления принятых решений — режим реализации между­народного порядка.

В международных отношениях сегодня присутствуют все элементы, обозначенные в этой схеме, что позволяет считать их в целом упорядоченными, а кризис миросистемного регулирования, о признаках которого писали в начале прошлого десятилетия, преодоленным.

Литература

1. Цыганков П. А. Теория международных отношений. -Москва: Гардарики, 2006. - 108 с.
2. Крылов К. Словарь. Новый мировой порядок // krylov.ru./
3. Богатуров А. Д. Кризис миросистемного регули­рования. - Москва: Международная жизнь, 1993. № 7. - 17с.
4. Miller L. Н. ОІоЪаІ Order: Values and Power in Interna­tional Politics. Boulder, СО, 1994. - 115p.
5. Cooper R. Is there a New World Order? Prospects for Global Order. Vol. 2. S. Sato, T. Taylor. (eds.). L., 1993. -26p.
6. Gilpin R. War and Change in World Politics. Cambridge; New York, 1981. - 97p.
7. Киссинджер Г. Дипломатия. Нью-Йорк, 1994. - 67с.
8.  Айкенберри Дж. После победы. Институты, стратегическая сдержанность и перестройка порядка после больших войн. Университет Принцтона, 2000. - 293с.