Л.Н. Гумилев как основоположник идеи евразийства

Яркий, разносторонне одарённый, дразня­щий и раздражающий своей оригинальностью и «непохожестью», он на протяжении трёх десятилетий присутствовал в советской исторической науке «как беззаконная комета в кругу расчисленных светил». Сообщество коллег - учёных-историков - признанием его не жаловало. Зато в студенческих аудиториях, тем паче в широких кругах дилетантов от истории, он был кумиром. Так или иначе, для советской исторической   науки   последней   трети XX столетия он был знаковой фигурой.

Продолжая тему, остановимся сначала об истории возникновения евразийской школы. В начале XX века в российской исторической науке, четко обозначилось направление так называемого «евразийства». Свое наивысшее развитие концепция «евразийства» получила в 20-е годы в Пражском университете, где сосредотачиваются многие русские профессора и преподаватели, покинувшие Россию после Октябрьской революции 1917 года. Програм­мное движение евразийства оформилось выходом в свет в 1921 году в Софии, сборника «Исход к Востоку», где были опубликованы статьи людей различных родов деятельности -П. Сувчинского, П. Савицкого, Н. Трубецкого и Г. Флоровского, - объединившихся единой мыслью. В предисловии к сборнику говорилось, что «всякое современное размышление о грядущих судьбах России должно опреде­ленным образом ориентироваться, относительно уже сложившихся в прошлом способов решения, или точнее самой постановки русской проблемы». В основе исторических взглядов евразийцев лежала теория, Шпенглера, сформулированная им в книге «Закат Европы», о кризисе европейской культуры и близких ему взглядов Кайзерлинга, - с одной стороны; идеи славянофилов о самобытности развития России, - с другой. Современность представлялась евразийцам, как «не переходное, а поворотное время», что на «смену Западно-Европейскому миру придет с Востока». Евразийцы видели самобытность России именно в исконности русско-азиатских связей. Они считали их более традиционными, нежели западные связи, которые появились намного позднее и большей частью были привнесены искусственно сверху.

Для подтверждения основной философской теории евразийства работали и виднейшие ученые-историки эмиграции: Г. В. Вернадский, М. И. Ростовцев, П. Н. Савицкий, Н. П. Толль, Д. А. Расовский. Все они объединились вокруг семинария Н. П. Кондакова, академика Петер­бургской Академии наук, крупного ученого, специалиста в области истории искусства и византиеведения. Семинар оказал весьма серьезное влияние на российских историков-эмигрантов, особенно же в том, что касалось исследования проблемы кочевниковедения. В рамках традиции кочевниковедения и в связи с основной концепцией евразийцы очень много внимания уделяют развитию общества номадов на Евразийском Хингано-Карпатском прямо­угольнике степей, при этом внутри этого прямоугольника выделены еще три больших региона: Восточные степи, Средняя Аралокас-пийская степь, Западная или Причерноморская степь.

Исследователи указывают на различие в группах памятников, расположенных в этих регионах, и объясняют это как природным фактором, так и влиянием древних очагов культуры — Китая, Индии, Персии, Греции. Н. П. Толль отмечал, однако, что эти отличия между памятниками не столь существенны, чтобы можно было усомниться в единстве культуры на всей протяженности степей, которая определяется не только общим укладом жизни,    но    и    общим    характером быта, общественного строя, художественным вкусом, политическими формами и религиозными представлениями.

Можно отметить в этом отношении большое внимание евразийцев к природному фактору в историческом развитии народов: географиическому единству и целостности «прямоуголь­ника степей» соответствует, в историческом смысле - единство и целостность кочевой культуры. Более того, при больших степных пространствах и сухом климате степей скотоводство более экономически выгодно, чем земледелие и более обеспечено. Второй важный фактор существования кочевой культуры, евразийцы видят в существовании земледель­ческой округи. Хотя, по их мнению, в экономическом отношении кочевой мир был сравнительно независим от древних культурных стран Азии и Греции, связи эти существовали всегда, естественно в двух видах: торговля и война. П. Н. Савицкий подчеркивал, что срединное положение кочевого мира толкало его к тому, что: «В историческом смысле, прямоугольник степей - это как бы Среди­земное море континентальных пространств».

Сегодня, вероятно, центр тяжести теорети­ческого анализа должен быть перенесен на иные вопросы, показывающие, что природа является фактором в системе развития общества. В плане взаимоотношений кочевого и оседлого миров нам представляется основная концепция евразийцев, выделение ими двух наиболее встречаемых видов этих отношений — торговля и война (причем, война необязательно против цивилизации, но и, как показывает пример печенегов или половцев, на стороне некоторых оседлых цивилизаций, где кочевники выпол­няли роль наемной пограничной армии).

В исторической науке долгое время существует традиция - противопоставлять общество скотоводов-кочевников как варваров по отношению к городской цивилизации. Такой подход усматривает в номадах только носи­телей разрушения и дикости. В этом и сегодня проявляется необъективность, связанная с применением одних и тех же критериев при оценке двух различных миров.

Рассматривая культурный процесс на протяжении многотысячелетней истории, не­трудно обнаружить, что в развитии цивилиза­ции Евразии номады играли структуро­образующую и прогрессивную роль. В некоторых сферах деятельности номады выработали более совершенные культурные средства по сравнению с земледельцами. Кочевники создали более совершенную систему культурной адаптации к экстремальным усло­виям природной среды. В эпохи аридизации климата,   когда   ирригационное земледелие переживало застой или упадок, различные типы хозяйства кочевников позволяли эффективно использовать ограниченные природные ресурсы. Экстенсивное скотоводство основы­валось на интенсификации индивидуального труда. Доминирующий пастушеский труд позволял освободить от производительного труда многих мужчин, что с точки зрения экономии трудовых ресурсов позволяет считать кочевые общества более прогрессивными, нежели земледельческими цивилизациями. Именно это высвобождение мужской силы при образе жизни кочевников явилось основой становления специфических форм военной организации, которая неоднократно доказывала свои преимущества перед военной органи­зацией земледельцев, стала одной из главных причин мощи крупнейших кочевых циви­лизаций.

Евразийство - одно из наиболее известных эмигрантских течений. Оно сохранялось как единое течение на протяжении чуть более десяти лет и сумело захватить фактически всю интеллигентную эмигрантскую молодежь в Софии, Праге, Париже, Берлине, в Югославии и Америке. Взгляды евразийцев получили дальнейшую интерпретацию в литературе 20-х годов, в «Евразийском временнике», «Евразийской хронике», газете «Евразия», которые издавались в Берлине, Париже, Праге. Большое внимание евразийцы уделяли православной вере и вообще «Исход к Востоку».

30-х годах ХХ века в силу исторических обстоятельств евразийство потерпело крах как общественно-политическое движение, но его идеи оказались весьма плодотворными. Классическое евразийство и взгляды русского космизма порождают такого крупного ученого как Лев Гумилева, который в своих работах сочетал исторические концепции Г.В. Вернадского и идеи П.Н. Савицкого. Именно под влиянием евразийства появляется его теория этногенеза и теория пассионарности.

В 60-е годы выдающийся советский историк Лев Николаевич Гумилев начал публиковать свои работы по проблемам этногенеза и пассионарности. В 1979 году его основополагающий труд «Этногенез и биосфера Земли» был готов, но он был опубликован в СССР только через 10 лет, в 1989 году. В этой книге ученый фактически продолжает мысли П. Н. Савицкого о влиянии географических ландшафтов на этнические особенности: «. с одной стороны, этнос является производным от исторического процесса, а с другой., связан с биоценозом того ландшафта, в котором образовался», об уникальности различных культур   и  несводимости  их  к культурным формам Европы: «Конечно, нас не может не огорчать весьма распространенное мнение, будто все государственные формы, общественные институты, этнические нормы., не похожие на европейские, - просто отсталые, несовершенные и неполноценные. Банальный европоцентризм. не годен для научного осмысления разнообразия наблюдаемых явлений. Ведь с точки зрения китайца или араба неполноценными кажутся западные европей­цы». Он также развивал евразийскую концеп­цию культурно-исторического типа Н.С. Трубецкого, встроив ее в этническую иерархию и назвав суперэтносом: «Суперэтносом мы называем группу этносов, одновременно возникших в определенном регионе, взаимосвя­занных экономическим, идеологическим и политическим общением. Суперэтнос опре­деляется не размером, не мощью, а исклю­чительно степенью межэтнической близости».

В советской (и не только) исторической науке законным уважением пользовалась «узкая специализация». Учёный «глубоко копал» на относительно небольшом участке пространства и времени. Гумилёв же устремился в такую широкоохватность, на какую и корифеи-академики не дерзали. Его главным предметом стала Великая степь от предгорий Карпат до Великой Китайской стены, на этом гигантском пространстве - жизнь племён, народов и государств на протяжении веков и тысячелетий. В исследование этих глобальных процессов им был активно вовлечён природный фактор -накопленные естественно-научные данные от климатических колебаний до периодов солнечной активности. Он бесстрашно выдвинул еретическую для советской исторической науки идею о детерминированном природными условиями «человеческом факторе» как движущей силе в формировании и движении этносов. Это явление, обозначенное им как «пассионарность» - энергия отдельных незаурядных личностей, вождей-героев, кото­рых в дальневосточной степи называли «людь­ми длинной воли». Редкая осведомлённость о культуре и истории восточных народов, а также объяснение Гумилёвым в «антинаучных» категориях истории Великой степи объективно обогащало историческую науку.

Евразийство изначально было явлением околонаучным, но Лев Гумилёв, ощутил в евразийстве биение родного сердца. Ведь с юных лет он был поглощён любовью к культуре и истории тюрко-монгольской Азии.

Разработанная ученым теория этногенеза, этнических циклов, связанных с моделью пассионарности (особого человеческого качества, которое возникает под воздействием солнечной энергии),  а также  его  мысли о слиянии истории, географии и этнографии в единое целое не имеют аналогов в евразийской мысли. В этом своеобразие его теории: единственный из евразийцев, он может рассматриваться вне их идейно-политического контекста. Работы Л.Н. Гумилева продолжали традиции «географического» евразийства П.Н. Савицкого, но при их последовательном рассмотрении они приводят нас к биолого-историческому детерминизму (сроки рождения и смерти этносов зависят не от культурно-исторических факторов, а от природных, естественных). «Итак, биологическая эволюция внутри вида Homo Sapiens сохраняется, но приобретает черты, не свойственные прочим видам животных. Филогенез преображается в этногенез». Таким образом, по Л.Н. Гумилеву, от биологических, природных механизмов зависит вся история этносов при формировании народа как единого целого.

Нужно подчеркнуть, что наш лидер Н.А. Назарбаев первым заявил о необходимости возрождения кочевой цивилизации как проявление в нем идеи евразийства.

Однако следует заметить, что такие принципы кочевой культуры как «единство многообразия», сакральность, толерантность и культурная самобытность издревле были присущи Казахстану. С древнейших времен
обширная казахская земля была культурной колыбелью и духовным остовом всего евразийского пространства. Степная цивилизация древних номадов оставила глубокий след в истории человечества. Они

создали  оптимальные механизмы приспособления к климату горной и степной местности Евразии, придумали эффективные формы ведения хозяйства, была создана система правления древних кочевых сообществ, которая затем преобразовалась в модели различных государственных структур.

«Возможно, на нашей земле нет памятников глобального значения, подобных египетским пирамидам или Колизею, однако роль номадов в мировой истории неоспорима», — сказал Нурсултан Абишевич Назарбаев. Можно совер­шенно определенно утверждать, что сегодня, в основном благодаря инициативным историко-философским поискам Президента Республики Казахстан Н. А. Назарбаева, кочевая культура получает новое дыхание и звучание, и как следствие этого, международное признание.

Литература

1. Назарбаев Н.А. В потоке истории. Алматы, 1999.

2. Савицкий П.Н. Евразийство.// Основы евразийства. -М., 2002.

3. Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана//Европа и Человечество. - М., 2000.

4. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. - М., 2000.

5. Гумилев Л.Н. Древние тюрки. - М., 1993.

6. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. -М., 2003.