Исламская Республика Иран (ИРИ) и Китайская Народная Республика близки Центральной Азии с географической, историко-культурной и экономической точки зрения, что делает их региональную политику взаимозависимой и вносит свой существенный вклад в формирование нового миропорядка в регионе ЦА в период после окончательного урегулирования проблемы иранской ядерной программы.
Вместе с тем эти отношения связаны также с конкуренцией США и России за влияние в Центральной Азии, Иране и Китае. Собственные сложные взаимоотношения последнего с Соединенными Штатами и Россией делают геополитику вокруг региона ЦА двойственной и склонной к колебаниям, что требует тщательного изучения.
В этой связи в статье предпринят анализ новых тенденций в ирано-китайских отношениях и их возможного влияния на Центральную Азию; пути пересечения, вызовы и угрозы интересам данных государств; динамики ирано-китайского партнерства в ЦА; роль США и России в этом партнерстве; приведены некоторые выводы о возможных вариантах геополитического развития вокруг Центральной Азии.
Интересы: общность и различия, вызовы и угрозы
Общность и различия. Китай является наиболее важным стратегическим партнером Исламской Республики, способной содействовать не только усилению иранской экономики, но и национальным оборонным интересам страны на международной арене.
Сущность внешней политики Ирана, как известно, сводится к образованию многополярного мира под эгидой ООН, где Иран и другие исламские государства могли бы представлять один из важных полюсов сил. Однако, в настоящее время нестабильность исламского мира не позволяет выполнить эту задачу. К тому же Иран должен соразмерять свои национальные интересы в Центральной Азии с интересами Китая, обеспечив себя при этом стабильным соседством и взаимовыгодным сотрудничеством в зоне своего культурно-исторического влияния. В настоящее время это не представляет какую-либо трудность для Ирана, так как Тегеран рассматривает Китай не только в качестве независимой, неприсоединившейся и развивающейся азиатской страны. Китайский опыт развития, успешно сочетающий в себе достижения Запада и Востока при сохранении местных традиционных ценностей, представляет для Ирана наиболее привлекательную модель для копирования.
Вместе с тем у Пекина и Тегерана есть масса совпадающих интересов и подходов по региональным проблемам, включая ближневосточный кризис. Обе стороны заинтересованы в интересах безопасности в скорейшей стабилизации и мирной реконструкции Афганистана, в формировании там широко представленного инклюзивного правительства. В то же время обе стороны озабочены долговременным присутствием военных сил США у своих границ и растущим американским влиянием в регионе. Очевидно, что продолжение ирано-американских разногласий побуждает Иран к стратегическому союзу с такой растущей глобальной державой, как Китай.
В этой связи также как иранское, так и китайское руководство выступают против односторонности в мировой политике и призывают ООН играть ведущую роль на международной арене. Как отмечает еще в ходе двустороннего саммита в апреле 2003г. Аятолла Хомейни, сопротивление «несправедливой» политике США «необходимо для будущего планеты».
Усилия Пекина направлены одновременно на предотвращение сотрудничества террористических групп в исламских странах с сепаратистскими группами в китайском Синьцзян-Уйгурском Автономном Регионе (СУАР). Борьба против религиозного экстремизма не исключает развитие отношений с Исламской Республикой, что демонстрирует прагматизм и гибкость китайской политики, учитывающей роль и стратегическое значение Ирана в регионе ЦА. Пекин воспринимает Исламскую Республику больше в качестве экономического, а не политического соперника в Центральной Азии, что основано на понимании текущих стратегических возможностей Тегерана и признании факта несовместимости политических режимов в Иране и пост-советской Центральной Азии.
При этом, однако, политическая компонента современной китайской стратегии явно преобладает над экономической. Это подтверждается не только уязвимостью Китая динамично развивающемуся религиозному экстремизму и национальному сепаратизму, но и его очевидным стремлением использовать текущий момент с учетом украинского кризиса для усиления своего глобального статуса на международной арене, включая в целом на территории Центральной Азии.
Данная тенденция не только не противоречит, но и дополняет существенный экономический интерес Пекина к Ирану. Китай является крупнейшим импортером иранской нефти – около 50% только в первой половине текущего года. Объем двусторонней торговли постоянно возрастает, увеличившись с $500 млн в первые годы после исламской революции в Иране до $27млрд в последние годы.
Со своей стороны Тегеран готов углубить в будущем экономическое сотрудничество с Китаем в рамках ШОС. Тем временем обе стороны заинтересованы в развитии двустороннего партнерства, в первую очередь, в сфере энергетических и транспортных проектов в Центральной Азии. Согласно китайским оценкам, каспийские углеводороды должны в будущем стать основными в обеспечении поступательного развития китайской экономики. С этой целью Китай активно участвует в разработке центральноазиатских проектов с участием Ирана. В частности, Пекин участвует в разработке различных нефтяных проектов, включая непосредственно из Казахстана.
Не менее важным являются усилия Ирана и Китая тесно координировать свою политику в вопросах строительства Шелкового Пути XXI века. В результате маршрут поставок китайской продукции на Кавказ и в Центральную Азию пройдет по территории Ирана. Сеть транспортных коридоров через Китай может ослабить китайскую зависимость от американского рынка, предоставляя в то же время для государств ЦА альтернативный выход на мировые рынки.
Для государств ЦА роль Китая и Ирана имеет большое значение в качестве возможного противовеса притязаниям того или другого центра геополитической силы; их потенциала в борьбе против региональных угроз безопасности; доступности и близости их рынков; роли этих стран в качестве важных транзитных маршрутов для поставок центральноазиатских товаров на международные рынки. Более того, приоритеты обоих государств предусматривают сохранение стабильности в регионе Центральной Азии и развитие здесь энергетического и в целом экономического сотрудничества.
Вызовы и угрозы. Основным препятствием для успешного развития ирано-китайского партнерства в Центральной Азии является иранская стратегия США, препятствующая крупным инвестициям и активному участию в крупномасштабных проектах с вовлечением Ирана. Пекин воспринимает всесторонние санкции в международной политике контрпродуктивными. Несмотря на оппозицию Китая приобретению Тегераном ядерных возможностей, Пекин, похоже, допускает мирное использование ядерной программы, так как не видит опасности со стороны нынешнего политического режима в Иране. Однако, это не соответствует интересам США, склонным сменить, по мере возможности, текущий иранский режим.
С другой стороны, Китай участвует в попытках США ограничить возможности Исламской Республики в развитии ядерного оружия. Очевидно, такой подход предпринимается, как с целью не допустить изоляцию Китая на международной арене и сохранить его основных экономических партнеров – США и ЕС, так и под давлением важных для КНР региональных государств - например, Саудовской Аравии, являющейся крупнейшим поставщиком сырой нефти в Китай (20% импортируемой сырой нефти).
В то же время Китай обходит введенные санкции в проектах особой экономической важности для страны. В частности, сохраняя право проложить трубопровод через территорию Ирана к Персидскому Заливу, Пекин дает понять, что озабочен в целом не американскими санкциями, а только экономическим аспектом бизнеса.
Наряду с этим, чрезмерное усиление экономического и политического влияния Тегерана в Центральной Азии противоречит интересам Пекина. Представляется в этой связи, что вопреки официальной риторике китайское руководство ранее было заинтересовано в некотором смысле в продолжении ирано-американских противоречий, как с точки зрения предотвращения потенциального распространения религиозного радикализма с иранской территории, так и с точки зрения недопущения в будущем роста экономической мощи и веса Тегерана в сфере своих интересов. Анти-иранские санкции обеспечивали Пекин возможностью без каких-либо препятствий усилить свои позиции в Центральной Азии.
В настоящее время неофициальное геоэкономическое соперничество с Ираном наряду с некоторыми техническими причинами внутреннего характера и определенным давлением со стороны США, очевидно, влияют на медленное развитие отдельных иранских проектов, спонсируемых Китаем. В частности, участие в иранском проекте, связанном с выполнением выгодных каспийских нефтяных своп операций сводится к помощи нескольких частных китайских компаний в деле реконструкции нефтеперерабатывающих заводов в Тегеране и Тебризе.
Тем не менее, в условиях ирано-американской конфронтации и санкций против Тегерана Китай не может реализовать свои стратегически важные инициативы по Шелковому пути. Более того, в обозримом будущем текущие экономические трудности Ирана не позволят ему стать сильным соперником Пекина. Однако, он может стать полезным партнером в вопросах противодействия региональной политике США.
Итак, с точки зрения экономики и безопасности Китай продолжает бойкотировать любое продление экономических санкций против Ирана на переговорах группы «5+1» по иранской ядерной программе. Очевидно также, что Пекин против любого военного вмешательства в регион Ближнего Востока в случае отсутствия решения по иранскому вопросу, поскольку это резко ограничит поток энергоресурсов из региона, будет препятствовать реализации китайского проекта Шелкового Пути, содействовать распространению религиозного экстремизма и насилия вблизи китайских границ и на территории самого Китая (СУАР).
Динамика двустороннего партнерства
Руководствуясь этими стратегическими интересами, Иран и Китай прошли несколько стадий в развитии двустороннего партнерства. Условно их можно подразделить на следующие периоды:
1991-1997 – Период знакомства с новыми пост-советскими реалиями и новыми возможностями ЦА региона для развития взаимовыгодного сотрудничества. Экс-президент Х.Рафсанджани призывает к усилению экономического и политического сотрудничества Ирана с Китаем и Россией, как естественных союзников в регионе ЦА. Однако, данный период осложнен вовлечением Ирана в гражданскую войну на территории Таджикистана в 1992г. и последующим длительным недопониманием и отсутствием доверия между Тегераном и государствами ЦА, что негативно влияет на любое плодотворное региональное сотрудничество с участием Ирана. В итоге в этот период практически отсутствуют какие-либо значительные ирано-китайские проекты в Центральной Азии.
1997-2002 – Приход к власти С.М.Хатами и его концепция Диалога цивилизаций в значительной степени способствует росту взаимопонимания как между государствами ЦА и Ираном, так и между Ираном и Китаем. Следующим стимулом для начала частичного ирано-китайского сотрудничества в регионе становится международная анти-террористическая кампания, последовавшая за сентябрьскими событиями 2001г.
В результате в июне 2000г. бывший иранский президент М.Хатами посещает с официальным визитом Пекин. Событие оценивается как новая глава во взаимоотношениях Ирана с Китаем. Стороны приступают к развитию двустороннего военного и военно-технического партнерства, включая сферу атомной энергии. Китай становится третьим торговым партнером Ирана в Азии после Японии и четвертым в мире. Основным пунктом их двустороннего диалога является сотрудничество в нефтяной сфере. Сырая нефть составляет 98% иранского экспорта в Китай, благодаря чему Иран обеспечивает 18% китайских потребностей в импорте данного сырья.
Китай и Иран имеют общие позиции по Афганистану и сотрудничают в вопросах поствоенной реабилитации страны на двусторонней основе и с вовлечением ЦА государств. Одним из наиболее перспективных и выгодных направлений в плане обеспечения энергетической и геополитической безопасности Китая и региональных государств является активизация нефтегазового сотрудничества КНР с Казахстаном. Что касается ирано-китайского крупномасштабного экономического сотрудничества в Центральной Азии, оно остается практически на нулевом уровне по причине продолжения ирано-американской конфронтации, вновь обострившейся после включения в 2002г. Ирана в список государств, составляющих «ось зла».
2003- 2010 – Данный период знаменателен дальнейшим продолжением ирано-американских противоречий и ужесточением анти-иранских санкций. Как следствие, ирано-китайское сотрудничество в регионе ЦА все еще находится на относительно низком уровне. Однако, это период уже явно демонстрирует растущий уровень сотрудничества Ирана и Китая. Двусторонние отношения постепенно высвобождаются от каких-либо политических соображений, связанных с иранской ядерной программой или экономическими санкциями против Тегерана.
Усилия обоих сторон направлены на поиск взаимоприемлемого баланса отношений с Россией (для Китая – также с США) и формирование предпосылок для дальнейшего развития отношений с ЦА государствами. Эти меры предусматривают активное участие Исламской Республики и Китая в энергопроектах ЦА и в строительстве жизненно важных транспортных коридоров, связующих все стороны с европейскими и азиатскими рынками. Кроме того, в условиях растущего американского присутствия в регионе, особенно после иракских событий 2003г., Иран и Китай углубляют сотрудничество по международным вопросам и активизируют торгово-экономическое партнерство. Так, несмотря на американское присутствие, торговый оборот между двумя странами превышает в 2005г. $7 млрд. что на 25% больше, чем в 2004.
Иран играет существенную роль в реализации китайских энергопроектов в Центральной Азии. В декабре 2005 был открыт трубопровод длиной в 1000 км, соединяющий Казахстан с Китаем. Он становится первым центральноазиатским экспортным маршрутом, проложенным в обход российской территории. Иранский проект Шелкового пути предполагает возможность энергетического транзита через территорию Казахстана в Китай, иранские судоходные линии на Каспийском море объединяют порты Энзели и Нау Шахр в Иране и Эктау в Казахстане. С целью защитить себя от потенциальной блокады энергетических поставок из Ближнего Востока Китай также придает большое значение «второму евразийскому мосту» через Казахстан, Узбекистан, Туркменистан и Иран в Европу. Проект, предполагающий проведение железной дороги Кашгар-Ош-Андижан рассматривается Китаем как часть данного «моста». Тем временем Иран координирует строительство железнодорожного коридора Китай-Ближний Восток-Европа.
Одновременно, Пекин активизирует после иракских событий 2003г. политику объединения государств ЦА в рамках ШОС и углубляет с ними торгово-экономические отношения. В частности, китайско-узбекский товарооборот в 2003г. составляет $347млн, что вдвое больше, чем в 2002. Наряду с этим Пекин выделяет ЦА партнерам по ШОС по $900 млн кредита для реализации экономических проектов. Стоит также отметить попытки Китая сформировать энергетический клуб Азии, идею, провозглашенную на саммите ШОС в Душанбе 15 сентября 2006г. Подобные тенденции не могут не привлечь внимание Тегерана, что отражается в его стремлении присоединиться в будущем к рядам ШОС.
Тем не менее, «2010 был очень неустойчивым годом в двусторонних отношениях» вследствие возросшего американского давления на Китай. В 2010г. Китай поддерживает резолюцию Совета Безопасности Объединенных Наций 1929, которая содержит наиболее значительные к тому времени многосторонние санкции против Ирана. К тому же Китай частично подчиняется и требованиям всесторонних санкций по Ирану, введенных согласно Акту подотчетности и девистиции (CISADA).
2011-2014 – Чрезвычайно затянувшиеся ирано-американские противоречия становятся в этот период одним из крупнейших препятствий на пути регионального сотрудничества и экономической интеграции, что ужесточает геоэкономическую и геополитическую конкуренцию в мире и вокруг Центральной Азии. Обострившаяся геополитическая борьба создает благоприятные условия для различных международных конфликтов, которые могут быть осложнены предстоящим выводом американских войск из Афганистана.
Наиболее динамично развивающейся страной данного периода является, по всей видимости, Китай. В условиях ослабления России и ЕС, занятости США своими внутренними и внешними проблемами развития, включая вывод войск из Афганистана, Китай постепенно усиливает свои позиции в Центральной Азии и стремится на деле возглавить важные региональные процессы как в рамках ШОС, так и на двустороннем уровне. Вполне очевидно, что консолидация китайского сотрудничества с Ираном является частью предпринятых Пекином мер по реструктуризации ближайшего соседства в своих интересах. Как говорит китайский ученый Йян Пенг, «Китай должен использовать возможность “трансформировать не оправдывающие себя международные механизмы … включая международные или региональные организации, режимы и законы."» В условиях евроатлантических санкций у Ирана нет другого приемлемого пути, кроме как сближаться с Китаем.
В этой связи оба государства придают большое значение развитию торгово-экономических связей, уровень которого достигает в 2013г. $40 млрд . Более того, через десять лет планируется довести ежегодную двустороннюю торговлю до $ 200 млрд. Одновременно Иран планирует построить в районе порта Чабахар стратегически важный центр по экспорту нефте-химических продуктов. Близость Чабахара к рынкам Китая и Индии делают его особенно привлекательным для географически изолированных государств ЦА.
Наряду с этим уровень ирано-китайского партнерства во многом еще зависит от двух главных внешнеполитических факторов: США и России.
США
В последние годы ирано-китайское сотрудничество в экономической, военно-технической, атомной и других сферах играет на деле роль специфического китайского рычага давления на региональную политику США. Приход к власти президента Х.Рухани и начало переговоров по ядерной программе Ирана на деле легитимизирует латентно развивающиеся ирано-китайские отношения. С другой стороны, Вашингтон также оказывает существенное давление на неугодную политику Пекина в отношении Ирана. Эти две противоречивые тенденции в отдельные периоды снижают, в другие – ускоряют темпы ирано-китайского партнерства.
Так, вероятность формирования группы государств (Китай, Россия, Иран и ЦА государства), объединенных в единый самодостаточный энергетический блок явно беспокоит Запад. В этой связи Пекин полагает, что различия в американских и китайских подходах к политическому развитию Центральной Азии и перспективам каспийских углеводородов могут в конечном итоге ухудшить отношения между США и Китаем.
Соединенные Штаты также остро реагируют на ирано-китайские соглашения в атомной области. Под давлением США двустороннее сотрудничество в этой сфере приостановлено в 1999г. Однако, некоторые китайские компании не раз подвергаются санкциям . В частности, в начале 2012г. Вашингтон вводит санкции против трех китайских фирм, обвиняя их в поставках веществ и материалов, которые могут быть использованы для производства оружия массового поражения.
Параллельно США сталкиваются в Совете Безопасности ООН с противодействием Китая санкциям в отношении Ирана. По мнению Пекина, «санкции, принятые на двустороннем уровне, препятствуют нормальному торговому сотрудничеству других государств с Ираном» . Пекин использует и такой инструмент давления против Вашингтона как углубление военно-технического партнерства с Ираном. Так, в 2014 г. Пекин намерен увеличить свои военные расходы на более, чем 12% и довести их до уровня $132 млрд, что вызывает беспокойство в Соединенных Штатах. Летом 2013г. Иран и Китай подписывают договор по вопросам безопасности, нацеленный на подготовку совместных мер противодействия международному экстремизму и терроризму. В мае 2014г. вице-секретарь иранского Совета по национальной безопасности Али Багери посещает Китай.
Тем не менее, Пекин учитывает роль и значение глобальной супердержавы, стратегическое партнерство с которой предотвращает вызовы национальной безопасности Китая, содействует существенному экономическому росту и территориальной целостности государства. Поэтому даже жесткие китайские консерваторы не возражают диалогу ШОС-НАТО, поскольку Пекин не заинтересован в продолжительной конфронтации с Вашингтоном. Для Соединенных Штатов стратегическое значение Китая состоит в его активном интересе к урегулированию проблем региональной безопасности и ведущей роли Пекина в ШОС. Вашингтон вынужден учитывать присутствие этой динамично развивающейся державы в Центральной Азии и примирить данный факт с региональной политикой США. Более того, Вашингтон не имеет принципиальных возражений против присутствия Пекина в каспийских проектах. При этом учитывается растущее соперничество Пекина и Москвы в регионе ЦА и масса внутренних проблем в развитии Китая. К тому же Китаю необходим доступ к важнейшим зарубежным рынкам, сосредоточенных в США, чтобы обеспечить себе дальнейший экономический рост.
С другой стороны, Пекин не видит какого-либо прорыва в переговорном процессе по ядерной программе Ирана. Американские отношения не достаточно стабильны, чтобы устранить ключевые санкции против Ирана, поэтому часть китайских экспертов считает необходимым содействовать процессу примирения между США и Ираном. В качестве партнера обеих сторон Китай, считают они, вынужден осторожно регулировать тройственные отношения, и воспринимает себя больше жертвой, нежели получающей выгоду стороной. В случае какого-либо конфликта интересы Пекина в поддержании стабильных энергопоставок и стабильного рынка товаров будут серьезно подорваны.
Исходя из этих существующих реалий, Вашингтон и Пекин прикладывают значительные усилия, чтобы урегулировать свои разногласия на различных конференциях и семинарах, в ходе всевозможных консультаций и саммитов. В условиях украинского и иракского кризисов суть дела, по всей видимости, сводится к разделу сфер влияния и интересов, образованию нового мирового порядка, где интересы США и Китая могли бы в наибольшей степени быть сбалансированы.
Так, в процессе шестого раунда американо-китайского стратегического и экономического диалога (9-10 июля 2014, Пекин) и пятого раунда консультаций на высоком уровне США и Пекин приходят, по мнению западных экспертов, к некоторым позитивным выводам.
Стоит при этом обратить внимание, что американо-китайский договор о тесном сотрудничестве, включая в области военно-политической сферы, запланирован вскоре после достижения соглашения об ирано-китайском оборонном партнерстве в мае 2014. Интерес представляет и то, что некоторые иранские эксперты не исключают возможность формирования в будущем системы региональной безопасности под эгидой ШОС и США, где ШОС мог бы играть роль посредника в партнерстве региональных государств с западными.
Россия
Общая оппозиция Ирана и Китая униполярной системе и долгосрочному присутствию в регионе ЦА ориентируют эти страны в сторону России. Пекин и Тегеран отдают должное экономическому и военному потенциалу России, ее интересам в Центральной Азии, способности быть противовесом американскому присутствию в регионе. Эти, а также экономические соображения объясняют участие Ирана и Китая в двусторонних и многосторонних военно-политических и экономических соглашениях по Центральной Азии, включая строительство коридора Север-Юг и возрождение Великого Шелкового пути.
Тройственное сотрудничество генерирует идею стратегического союза между Ираном, Китаем, Россией и Индией, а также координацию и сотрудничество между ШОС и БРИКС. Представляется, однако, что последние украинские события с их внутренними и внешними негативными последствиями для Москвы существенно снижают возможности России играть ведущую роль в данном союзе, по крайней мере, в обозримом будущем. Возможная консолидация этих организаций может только усилить роль Китая в Центральной Азии при поддержке Ирана, постепенно высвобождаемом из экономических пут.
В частности, в ходе четвертого саммита по взаимодействию и построению мер доверия в Азии, прошедшем в Шанхае в мае 2014г., Президент КНР Ху Цзин Пин подчеркивает необходимость формирования новой региональной архитектуры безопасности. Альянс в сфере безопасности между Ираном, Китаем и Россией, усиленный в будущем партнерством с другими азиатскими странами, позволит, согласно мнению этих государств, защищать их интересы в процессе взаимодействия с США и ЕС. В этой связи российские эксперты обосновывают новые формы сближения с Тегераном с предоставлением ему права на полноправное членство в ШОС и право присоединения к БРИКС. Однако, есть ряд факторов, свидетельствующих в пользу противоположной тенденции, отвечающей интересам США и ЕС.
Во-первых, в Москве сегодня нет особого оптимизма по поводу будущего ирано-российского сотрудничества. Они учитывают наличие сильного про-западного лобби как в Иране, так и в самой России. В то же время финансово-банковская система России на деле напрямую зависима от финансово-банковской системы США и Европы. Нужно отметить и «пятую колонну», про-израильское лобби и достаточно активное в последние годы арабское лобби, что в совокупности препятствует успешному сотрудничеству России и Ирана. Приблизительно такая же картина наблюдается и в Иране. Сомнительно в то же время, что Россия с ее текущим экономическим положением сможет обеспечить Иран в краткосрочном периоде крупными инвестициями и технологиями. Реализация заявленных крупномасштабных проектов требуют времени, соответствующей инфраструктуры и логистики и что не менее важно, существенную перестройку организаций, занимающихся внешнеэкономической деятельностью. В этом смысле как недавно подписанный Меморандум между Ираном и Россией, предполагающий активизацию их экономического сотрудничества, так и подготовка многомиллиардной сделки по покупке иранской нефти не могут быть достаточно успешными, особенно в условиях жесткой геоэкономической конкуренции за иранский рынок. В частности, только немецкая торгово-промышленная палата планирует ежегодно инвестировать в Иран €10 млрд .
Во-вторых, с экономической и политической точек зрения Президент Ирана Х.Рухани и Верховный Лидер страны Али Хаменеи чрезвычайно заинтересованы в достижении окончательного соглашения по ядерной программе. Можно понять их беспокойство, если принять во внимание внутреннюю экономическую ситуацию в стране: рост безработицы колеблется от 2.4 млн до 2.53млн, что составляет 0.2%, согласно официальной статистике. В то же время в прошлом году было зарегистрировано 26% безработных среди молодежи в возрасте 15-24.
В случае затягивания экономических перемен, что связано с потоком крупных инвестиций и высокой технологии в регион, ситуация может выйти из-под правительственного контроля с учетом также нестабильного соседства (Ирак, Сирия, др.). В свою очередь снятие санкций с Ирана может быть ускорено растущим недовольством европейцев и простых американских граждан, выступающих против любой войны и экономических лишений. Если переговоры потерпят неудачу, западные эксперты прогнозируют «нежелательные последствия не только в иранском случае, но и при построении будущего партнерства с Европой в вопросах санкций, особенно в отношении России» . Понятно, что США в этих обстоятельствах могут предпринять меры для защиты интересов США и ЕС в Иране.
В-третьих, в ответ на западные дискриминационные меры Россия радикально меняет свою военную политику, делая ее более жесткой и провозглашает готовность, в случае необходимости, использовать военную силу в зонах своего интереса. По всей вероятности, Москва не доверяет также Пекину, учитывая его последние инициативы с США. Отсюда заявления о том, что Россия не несет больше никакой коллективной ответственности и призывы выйти из санкционного режима против Ирана.
В-четвертых, между государствами-членами БРИКС нет достаточного единства для консолидации этой организации, что осложняется доминирующим финансовым положением в этом союзе Китая. Так, из $100 млрд первоначального пула Китай внес $41млрд, в то время когда Бразилия, Россия и Индия каждая по отдельности внесли только $18 млрд, что уже создает основу для будущего ассиметричного развития организации. С другой стороны, понимание Индией российских подходов не снимает с повестки дня ее стратегическое партнерство с Соединенными Штатами и привлекательность для нее американо-спонсируемого проекта Новый Шелковый Путь, также как и другие варианты регионального сотрудничества. Невозможно также исключить традиционные индо-китайские противоречия (военно-политическое партнерство между Китаем и Пакистаном). В последнее время Пекин стремится наладить взаимоотношения с Дели и намерен инвестировать 20 млрд долларов в экономику Индии в течение пяти лет, однако делать выводы о перспективах такого сотрудничества пока рано. Тем более, что направленность предстоящего индо-китайского экономического партнерства может не совпадать с интересами России (проект Новый Шелковый Путь).
Не случайно Индия снижает свою нефтяную зависимость от Ирана: в то время, когда Китай увеличивает импорт нефти из Ирана в среднем до 630 баррелей в день, Индия, напротив, сокращает его, обеспечивая только 5,8% своих потребностей в иранской сырой нефти. Взамен Дели увеличивает нефтяной импорт из таких стран, как Колумбия и Мексика.
Выводы:
Как видим, ирано-китайское сотрудничество в Центральной Азии носит прагматический, рациональный характер и определяется, в первую очередь, взаимовыгодными интересами в сфере экономики и региональной безопасности. В этом смысле оно стабильно и не подвержено каким-либо колебаниям, как в настоящее время, так и при любых схемах развития Центральной Азии. Более того, после снятия санкций ожидается дальнейшее углубление ирано-китайского взаимодействия, включая в рамках ШОС после возможного присоединения Ирана к этой организации.
Что касается геополитических союзов с участием этих государств, довольно трудно в настоящее время прогнозировать что-либо определенное. Тем не менее, можно, по всей видимости, ожидать развитие следующих вариантов взаимодействия в Центральной Азии.
• Сохранение текущих иранских санкций, резко ограничивающих экономическую деятельность организации и cоздающих излишнее напряжение как внутри организации, так и в ее отношениях с Соединенными Штатами делает вступление Ирана в ряды ШОС маловероятным на данном этапе. По сути ШОС во главе с Китаем избегает какой-либо конфронтации с США, что делает вопрос о вступлении Ирана в организацию зависимым от урегулирования ирано-американских разногласий.
• Не исключено, однако, что именно опора на ирано-китайский тандем в ЦА, при поддержке его Индией, в случае снятия иранских санкций или их дальнейшего послабления более всего подходит интересам США в случае сохранения нынешних противоречий с Россией. Однако даже в этом случае сотрудничество между ШОС (с участием Ирана) и НАТО можно ожидать только в исключительных случаях с учетом непримиримых позиций России и НАТО.
• Параллельно будет, по всей видимости, сохранен и союз Иран-Китай-Россия в качестве инструмента давления на Соединенные Штаты, в будущем включая, возможно, и в рамках ШОС с участием Ирана.
• Что касается БРИКС, в настоящее время его потенциал достаточно слаб, чтобы конкурировать с США. Учитывая текущий американо-китайский диалог с одной стороны, и заметную роль Китая как в ШОС, так и в БРИКС, можно ожидать в перспективе, что обе организации сохранят элемент конкурентности с интересами США и ЕС и станут взаимодополняемыми факторами в развитии международной экономики и системы безопасности.
Тем временем государства ЦА могли бы только выиграть от любого мирного урегулирования международных проблем и конструктивного регионального сотрудничества. Общие глобальные угрозы, в первую очередь, исламский экстремизм и радикализм могут служить объединяющим фактором для всех заинтересованных сторон. В этой связи было бы целесообразно как можно быстрее урегулировать текущие межгосударственные разногласия и искать способы возможного сотрудничества между ШОС и НАТО.
Юлдашева Г.И. доктор политических наук