Процессы освоения обширных пространств Евразии являлись одним из самых значительных факторов, определявших исторические судьбы народов, населявших этот регион. Разнообразие природно-климатических условий предопредели- ло широту представленных хозяйственно-культурных типов, среди которых кочевой тип можно назвать доминирующим. Формирование этнокультурной общности народов Евразии проходило, однако, в условиях взаимодействия и взаимовлияния, принятых в научной исторической литературе обозначать антитезой взаимоотношений оседлых земледельцев и кочевников или леса и степи. В связи с изменением теоретических парадигм в настоящее время данная антитеза получила трактовку взаимодействия кочевой и оседлоземледельческой цивилизаций в контексте изучения истории их многогранного взаимодействия – торгового, политического, военного, культурного. Новый импульс евразийского потенциала заключается сегодня в развитии поликонфессионального, мультикультурного и многонационального пространства. Основатели евразийского учения обосновали единство исторических судеб, духовную близость славян и туранских народов. Также сторонники неоевразийства утверждают, что общее цивилизационное достояние может стать основой-ответом не только современным вызовам вестернизации, но и различного рода угрозам религиозного и радикального экстремизма. Таким образом, евразийство необходимо рассматривать как многомерный феномен, комплексное учение [1].
Раннесредневековая эпоха, с которой тесно связываются проблемы этногенеза тюркских и славянских племен, известна также формированием основ единой культуры будущих народов Евразии. И именно этническая история позволяет определить общность отдельных элементов традиционной культуры этих народов, выявить культурно-исторические аналогии, устойчиво повторяющиеся в популярных образах народного эпоса, национальной одежде, использовании бытовых предметов, в элементах проявления традиционного мировоззрения.
Культурные параллели, прослеживаемые в сюжетных линиях эпических сказаний, дастанов, легенд не только в среде тюркских народов, но и в славянском фольклоре, отмечаемое единство этнографических обрядов не исчерпывает всего многообразия форм проявления духовного единства, отражающего общность культурных ценностей. В целом, обширная территория Евразии была ареалом смешения различных в большинстве своем тюркских и славянских этнических компонентов, которые в конечном итоге способствовали формированию единой духовной культуры, являющейся результатом синкретизма в ходе взаимодействия этносов в едином этноконтактном пространстве [2].
Для изучения феномена тюрко-славянских взаимоотношений в аспекте анализа законов цивилизационного развития евразийского региона целесообразно развивать идею взаимодополнения исторически сложившихся двух крупных миров – тюркского и славянского. Эффективность многовековых по сути интеграционных процессов Евразии зависит от сохранения единства народов, сформировавших общее цивилизационное пространство и имеющих общую историю, тысячелетние традиции конструктивного диалога.
Изучение актуализирующейся в эпоху глобализации проблемы укрепления идентичности раскрывается неограниченными возможностями исследования народного творчества и культуры тюрков и славян посредством признания их равноценности, которая в свою очередь станет мощным фактором сохранения национального и культурного своеобразия. Проведение всестороннего анализа ареала тысячелетнего взаимодействия тюркского и славянского этносов – залог познания секрета сохранения добрососедских отношений и мирного сосуществования. Ведь даже исторический опыт военно-политических контактов с кочевниками, по мнению исследователей, сформировал традицию, «которая позволяла выжить оседлой цивилизации даже в условиях активного военного вторжения». Это была своеобразная система взаимоотношений, впоследствии ставшая частью ментальности русского этноса и позволившая не только сохранить целостность Русского государства, но и расширить его пределы, включив в рамки данной цивилизации самые разные народы. Однако, в данном контексте, необходимо отметить, что в исследованиях, наряду с фактом признания важной роли кочевников в установлении мирного сосуществования, сохраняется устаревший постулат, что «кочевники сами редко были источником и созидателями культуры». В этом отношении необходимо отметить, что основное содержание этнических взаимодействий между тюркским и славянским этносами заключается в их «внутриэтническом единстве, их комплиментарности и длительной этнической интеграции». Как отметил Э. Кульпин, в современных исследованиях по этническим проблемам отмечается общая черта, которая заключается в том, что «необходимость перехода на интенсивные технологии, на демократизацию экономических и политических отношений сегодня всем очевидна, однако возможность появления нового центра кристаллизации суперэтноса еще не стала реальностью. Нет даже признания явного факта, что российский суперэтнос в своей основе является не русским, но славянотюркским» [3].
Сам процесс тюрко-славянского взаимодействия имеет отношение к более древнему периоду, чем собственно формирование этносов. Особенно это заметно при анализе эпических произведений, в которых открывается их многослойность в смысле выявления в различных культурных пластах тюрко-славянского взаимовлияния, как например, заимствование образов деввоительниц в славянских былинах из тюркских дастанов [4, c. 151-154]. Если обратиться к более позднему периоду средневековой устной традиции, запечатлевшей образы женщин, то можно отметить, что особенно ярко они проявляются в мифологии тюркоязычных народов в контексте известной мифологемы «героического сватовства». Эта тематика последовательно получила отражение и в эпических сказаниях тюркских этносов, основу которых составляли древние мифы и сказания. Основная сюжетная линия указанной мифологемы состоит в борьбе богатыря-батыра за свою возлюбленную, образ которой воплощает в себе воспеваемые с периода раннего средневековья в эпических сказаниях черты идеальной женщины.
В свое время известный исследователь тюркского фольклора В.М. Жирмунский связывал так называемые «богатырские сказки» с древними мифами и последующим за сказкой героическим эпосом. Вместе с тем, ученый отмечал, что эпос на разных ступенях своего развития историчен в разной степени и может последовательно содержать исторические напластования различной древности. Так, по его мнению, сказания, сохранившие мотив борьбы между женихом и невестой, отразили наиболее архаическую форму брачных состязаний. Здесь на первый план выступает личность невесты, т.н. богатырской девы, образ которой «восходит к бытовым отношениям эпохи матриархата». В данном аспекте перспективным является изучение половецкого периода тюрко-славянских отношений. В российской историографии уже наметились новые подходы в изучении половецкого фактора в истории древней Руси. Так, в историографии последнего десятилетия в оценке русско-половецких отношений больше внимания уделяется внутриполитическому анализу ситуации на Руси, вследствие чего делается вывод о серьезном влиянии Половецкой степи на взаимоотношения между собой самих русских княжеств [5].
Взаимовлияния славянской и туранской традиций в контексте изучения этнических процессов перспективно рассматривать в рамках таких современных критериев как этногеосистема, геобиоценоз, гомеостаз экосистемы. Ведь не случайно, определяя кочевую систему как некую устойчивую во времени константу, известные ученые-востоковеды, географы и этнологи сходятся во мнении, что и в XXI в. кочевая цивилизация остается «резервом» человечества. «Главная черта тюркской психологии, – пишет А. Кадырбаев, –… стремление к экстенсивности, что обеспечивало относительную культурную устойчивость данному типу, создававшую условия для сбережения национального потенциала… Именно в степной, а не в «лесной» или «речной» зоне, подобно тому как это было и у тюркских народов, по мнению евразийцев, вырабатывались формы властвования, мышления и психологии, не свойственные другим культурам. Таким образом, Евразию можно представить как продукт непрерывного диалога между славянским и тюркским мирами. А значит между православием и исламом» [6].
Изучение феномена «тюрко-славянского симбиоза» диктуется не только научной необходимостью, но и является тем стержнем, вокруг которого формируются идеи будущего народов, сосуществующих в едином евразийском пространстве.
Литература
- Савицкий П.Н. Евразийство // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. – М.: Наука,
- С. 100-106; Трубецкой Н.С. Европа и человечество. – София, 1920; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М.: АСТ, 2010; Дугин А.Г.Логос и мифос. – М.: Трикста, 2010; Панарин И.Н. Доктрина новой ЕврАзии и стабильность центральноазиатского региона// Международная научно-практическая конференция «ЕврАзийский диалог: исторические связи и перспективы». – М., 2005; Куксин К. Кочевая цивилизация и XXI век, интервью – http://dalaruh.kz/articles/view/163
- Жирмунский В. М. Тюркский героический эпос. – Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1974. – 727 с.
- Кульпин Э.С. Путь России. – М.: Московский лицей, 1995. – 199 с.
- Чернышева Е.В. Трансформация образов дев-воительниц в тюркском и славянском фольклоре // Культура народов Причерноморья. – 2012. – № 228. – Симферополь: Межвузовский «Центр Крым». – С. 151-154.
- Инков А.А. Древняя Русь и половцы во второй половине XI – первой трети XIII вв.: Автореф.дисс. на соиск. уч.ст. канд.ист.наук – Саранск, 2001. – 30 с.
- Кадырбаев А.Ш. Славянские и тюркские народы Евразии в историческом пространстве // Международная научнопрактическая конференция «ЕврАзийский диалог: исторические связи и перспективы». – М.,– http://www.hist.msu.ru/Departments/CIS/Conf/Kadyrbaev