В статье поднимается проблема влияния культуры на процесс формирования идентичности. Обсуждаются вопросы влияния памяти как социального конструкта на воспроизводство культуры. Прошлое постоянно пересоздается и переформулируется в меняющемся настоящем. Оценка прошлого зависит от тех социально- политических обстоятельств, в которых находится общество или группы в тот или иной момент. В тоже время, поддержание идентичности требует ощущения непрерывности истории. В картине прошлого должны отсутствовать большие перемены и разрывы, чтобы группа могла бы себя узнать в ней на любом историческом этапе Таким образом, мемориализация и забвение играют ключевые роли в формировании культурного ландшафта, на фоне которого происходит конструирование идентичности.
Известно, что одна из основных функций культуры — интегративная. Культуры объединяют людей, создавая единое знаково-символическое пространство, с которым как со «своим» идентифицируют себя определенные сообщества. Вместе с тем (и одновременно) они разъединяют людей, проводя культурные границы, чреватые иногда превращением в линии фронтов. Обе стороны этого процесса неотделимы друг от друга, объединять, разделяя, и разделять, объединяя, — неотъемлемое свойство культуры. Постоянно проводя границы с другим, культура постоянно конституируется как таковая. Культура, как подчеркивал М. М. Бахтин, целиком размещается на собственной границе, на границе с другой культурой и с иным смыслом «границы проходят всюду через каждый момент ее». Маркеры, обозначающие границы, могут быть изменчивыми и переменными, но сам факт проведения границы является необходимым для существования культуры как таковой.[1]
Борьба за свою идентичность против попыток “других” присвоить и воспроизводить элементы культурной традиции, воспринимаемой как «своя», стала характерной чертой современной эпохи. Источником конфликтов становятся не только различия культур, стремление подчеркнуть и усилить уникальность своей идентичности,о чем говорит, например, С. Хантингтон, но и притязания на одну и ту же идентичность, стремление одной из групп смягчить, или же вовсе устранить различия, унифицировать культурное пространство.[2,240] Понятие культурного разнообразия («culturaldiversity) превратилось в «нормативный метанарратив» современного культурного пространства. Таким образом, производство культурного единства и разнообразия, борьба вокруг культурных границ и идентичностей становятся центром культурной политики сегодня.
Обсуждение проблем культурного разнообразия и культурных идентичностей невозможно вне проблематики памяти и забвения в культуре. Неразрывность памяти и идентичности отмечалась еще Дж. Локком. Он писал о том, что во всех случаях, когда мы «теряем из виду свое прошлое Я, тогда возникает сомнение, являемся ли мы тем же самым мыслящим существом, т. е. той же самой субстанцией, или нет». [3,388]. Не случайно концепты памяти и идентичности практически одновременно стали ключевыми понятиями как современного социально-гуманитарного знания, так и публичного дискурса политиков, общественных деятелей, СМИ и т. д.
Связь памяти, забвения и идентичности была проблематизирована у самых истоков изучения памяти (memorystudies). Причем о забвении речь зашла здесь раньше, чем о памяти. В 1882 г. философ культуры Э. Ренан в своей знаменитой речи «Что такое нация?» подчеркивал, что для существования нации необходимы как общие воспоминания, так и коллективное забвение определенных моментов прошлого.
«А сущность нации в том и состоит, что все индивиды, ее составляющие, имеют между собой много общего и в то же время они забыли многое, что их разъединяет. ...Всякий французский гражданин должно быть уже позабыл ночь Святого Варфоломея и резню на юге в XIII столетии» [4,216].
Особого внимания в этой связи заслуживает Э. Дюркгейм. Основатель французской социологической школы. В своей последней книге «Элементарные формы религиозной жизни» (1912) обращал внимание на тотемические культы первобытных австралийских племен, где тотем выступал как воплощение социальной общности, а связанные с ними ритуалы призваны поддерживать ее сплоченность и идентичность. Социология Э. Дюркгейма приводит нас к выводу о том, что для поддержания стабильности общества, для того, чтобы его члены ощущали солидарность и историческую преемственность существования своей группы, они должны помнить определенные вещи определенным образом, а некоторые вещи организованно забывать. Общество нуждается в определенной степени не только интеллектуального и эмоционального конформизма своих членов, но и «конформизма мемориального».
Общество может существовать, только порождая у своих членов чувство священного, воздействуя на них своей высшей по отношению к любому индивиду сверхличной силой. Оно поддерживает у людей ощущение солидарности и общей идентичности при помощи периодически повторяющихся специальных ритуалов, воссоздающих совместное сакральное прошлое. В центре того, что данное сообщество считает сакральным, располагается коллективно воображаемое прошлое. Среди событий этого прошлого особенно выделяются события, связанные с мифом о происхождении. Именно регулярное ритуальное воссоздание событий, конституирующих общее происхождение группы, является наиболее важным способом поддержания ее единства. Благодаря циклически воспроизводимым ритуалам, группе удается поддерживать ощущение самотождественности на протяжении длительного времени, несмотря на происходящие с ней более или менее радикальные перемены.
Поддержание идентичности требует ощущения непрерывности истории. Коллектив, адаптируя новые явления и идеи, должен периодически проводить переинтерпретацию прошлого так, чтобы эффект новизны был утрачен и новое предстало продолжением исторической традиции. Поэтому прошлое в коллективной памяти постоянно подвергается реорганизации. В этой картине прошлого должны отсутствовать большие перемены и разрывы, чтобы группа могла бы себя узнать в ней на любом историческом этапе.
В американской социологии первой четверти XX века основатель символического интеракционизма Дж. Г. Mид был в числе первых социальных мыслителей, систематически анализировавших социальную роль прошлого. Прошлое постоянно пересоздается и переформулируется в меняющемся настоящем. Он подчеркивал, что прошлое придает значение настоящему, что оно используется как инструмент для поддержания современных верований и ценностей («прошлое в настоящем»). Прошлое припоминается и конструируется так, как это в данном случае наиболее соответствует групповым потребностям. Неактуальное в определенной ситуации воспоминание может оказаться жизненно важным для группы в иных социально-политических обстоятельствах. Реконструкция прошлого происходит тогда, когда люди ощущают неадекватность прежних исторических представлений. Обычно это происходит в моменты радикальных исторических перемен. Нарушение обычного порядка вещей может быть нормализовано и рутинизировано, прерванный континуитет может быть восстановлен, если травмирующие массовое сознание события будут вписаны в новую концепцию исторического прошлого («прошлое для настоящего»). Память у Мида можно трактовать как инструмент поддержания и нормализации социальной идентичности.
Идентичность поддерживается памятью. Коллективная память о совместном прошлом — основа идентификации группы, выражение коллективного опыта, объединяющего группу, объясняющего ей смысл ее прошлого, причины нынешнего совместного бытия и определяющего надежды на будущее. Однако между памятью и идентичностью существуют отношения взаимозависимости. Не только идентичность укоренена в памяти, но и память зависит от присвоенной себе идентичности.
Идентификация — одна из основных (наряду с легитимацией) функций коллективной памяти. Память поддерживает коллективную идентичность тем, что сохраняет и передает ценности и образцы поведения. Коллективная память удерживает образы событий и лиц с отчетливой позитивной или негативной окраской. Они превращаются в лишенные нюансов и полутонов символы идентичности группы, обладающие повышенной резистентностью к исторической критике. Образы триумфа и страдания структурируют память. Они помогают давать определения текущим ситуациям и выбирать модели реагирования. Коллективная память формирует символический универсум, очерчивающий границы общности. Эти знаки становятся знаками идентификации, отличительными маркерами «своих». Одной из общих отличительных черт подходов основоположников исследований социальной (культурной) памяти является то, что акцент в их теориях делается на содержание коллективных воспоминаний, на закономерности их формирования и социально-культурного функционирования.
Память обладает способностью структурировать серии разрозненных событий в различные структурированные нарративы. Одно и то же событие при этом может приобретать разное значение, в зависимости от того, в какую сюжетную структуру оно оказалось включено. В этом процессе структурирования можно выделить определенную логическую последовательность. Во-первых, в зависимости от задач и ситуации сегодняшнего дня, выбирается временная перспектива. Группа может смотреть в более или менее удаленное прошлое. Таким образом, событие может попасть в то или иное повествование или же, напротив, быть из него исключенным. Так, событие получает значимость. Социальная общность находит в истории тех или иных предков, выделяет принципиально важные для идентификации группы исторические события или периоды. Среди этих событий и периодов особое место занимают «истоки», образ происхождения социокультурной общности. Изменение глубины проникновения в историю способно изменить образы предков, значимых событий или периодов, а также представление об истоках. Затем между выбранными точками «мнемонического пространства» устанавливается линия преемственности. Требуется показать и доказать, что «все это — наша история», «наша коллективная биография». Для этого требуется организовать образ исторического континуитета, неразрывной связи со «своим» и одновременно четко обозначить линии разрыва, дисконтинуитета, отделяющие «свое» от «чужого». События при этом ставятся в определенную взаимосвязь. Решение же этой задачи сразу же требует и решения проблемы выбора типа взаимосвязи. Важно, в какое повествование и в каком качестве будет включен тот или иной исторический сюжет. Изменение степени отдаленности исторического прошлого, с которым связывает свою идентичность группа, может означать изменение и самой этой идентичности. [5, 66]
Обозначая ряд событий в качестве однородных и принадлежащих, следовательно, одному и тому же периоду, коллективная память создает одновременно и исторический дисконтинуитет. Определенные события получают статус «поворотных моментов истории», с которых начинается новая эпоха и происходит полный разрыв с прошлым. В пределах созданных «мнемонических континуумов» прошлое структурируется в соответствии с определенными моделями. Эти мнемонические модели имеют социальное происхождение и имеют решающее значение для наделения определенного события тем или иным значением. Социолог Э. Зерубавель пишет об этом так: «Я полагаю, что историческое значение событий существенным образом связано со способом их расположения в наших умах vis-a-vis по отношению к другим событиям, с их структурной позицией в рамках таких «исторических сценариев», как «водоразделы», «катализатор», «последняя капля» [6,12]
Очевидно, что манипуляции с коллективной памятью являются наиболее эффективными стратегиями в области «политики идентичности», позволяющими создавать или, напротив, уничтожать определенные идентичности, манипулировать культурным многообразием. Положение о том, что образ прошлого является социокультурным конструктом, а не данностью, сегодня практически никем не оспаривается. Проблемой является, однако, степень податливости этого образа к манипуляциям. Дискуссии о степени пластичности памяти были связаны в первую очередь с публикацией в 1983 г. сборника статей
«Изобретение традиции».[7, 24] Направление, связанное с их подходом к социальной памяти, получило название «теория политики памяти». Здесь акцент делается на анализе того, как политически доминирующие группы манипулируют образами исторического прошлого и внушают массам определенную концепцию истории, легитимизирующую их политические цели и господство. Исследователи, принадлежащие к этому направлению, стремятся показать, как новые традиции и ритуалы произвольно конструируются в соответствии с текущими политическими реалиями и потребностями. Память фактически оказывается здесь тождественной политической идеологии.
Таким образом, можно заключить, что культурная (социальная) память и идентичность тесно взаимосвязаны. Механизмы мемориализации и забвения играют важнейшую роль в формировании культурного ландшафта. При этом политика в области памяти и идентичности не может рассматриваться как абсолютно произвольное конструирование. Имеет место скорее игра в рамках определенных структурных ограничений, устанавливающих пределы социально-культурному проектированию.
- Калиненко В.К. «Границы в культуре и культура на границах» 2008, №1, http://psyjournal.ru/ psyjournal/articles/detail.php?ID=2833
- Harrison Identity as a Scarce Resource // Social Anthropology. — 1999. — Vol. 7(3). — C. 240
- Locke, The Educational Writings of John Locke. Ed. James L. Axtell. Cambridge: Cambridge University Press, 1968. ISBN 0521407366. C.388
- Anderson Bendedict. Imagined — New. — London, New York: Verso, 2006. — ISBN 9781844670864.
- А. Васильев, Мемориализация и забвение как механизмы производства культурного единства и разнообразия/ Фундаментальные проблемы культурологии: Сб. ст. по материалам конгресса / Отв. ред. Д.Л. Спивак. - М.: Новый хронограф: Эйдос. Т.: Культурное наследие: От прошлого к будущему. - 2009, C. 56-68
- Zerubavel Time Maps. — Chicago, 2004. — C.12
- The Invention of Tradition / by Hobsbawn E., Ranger T. PUBLISHED BY THE PRESS Syndicate of the University of Cambridge The Pitt Building, Trumpington Street, Cambridge, United Kingdom, 1983.ISBN 9781107604674, C. 54