В статье рассмотрены отдельные аспекты научной методологии –законы и закономерности исторической науки. Мнение и выводы автора основаны на публикациях известных исследователей теории истории.
Важнейшей проблемой истории вообще, отечественной истории в частности, является ее методология. В любом историческом исследовании, даже в таком, где система фактов преобладает над обобщениями, объединяющим стержнем является ее методология. Идеи, концепции, теории социально-гуманитарного характера явно обнаруживаются или подспудно присутствуют в историческом исследовании, а потому и у историка. Ни один серьезный труд не обходится без ценностных категорий, почерпнутых из политико-идеологических течений.
Задача каждой науки – выяснять ее законы. Однако в отличие от законов природы закономерности общественного развития не все научные школы считали жесткими, неизменными. Отдельные школы теории “объявляют исторические общественные законы лишь простыми тенденциями” объясняя тем, что “общественные условия являются более сложными, вследствие чего в сфере общественных явлений отдельные законы еще в большей степени, чем в природе, проявляются лишь как тенденции” [1].
В социально-гуманитарной науке недавнего прошлого (советского) преобладающим был взгляд на историю как линейный процесс, ведущий только к якобы высшей и неизведанной идеальной форме социальной организации. Не только историческая, но и вся общественно-политическая литература того периода была перенасыщена выражениями вроде “поступательный ритм всемирной истории”, “неумолимый поток событий”, “развитие всемирно-исторических эпох” органически связано с прогрессивными общественными формациями, имеющими одну направленность” [2]. Существо спора между сторонниками и противниками законов и закономерностей истории, в сущности, сводился к тому: “история предсказуема” заявляли одни, “история не предсказуема” утверждали другие. Примечательно, однако, что значительная часть исследователей признавали существование “законов истории” как аксиому, но конкретно их не формулировали.
Историческое знание, как и любое иное научное знание, предполагает выявление причинно-следственных связей. При этом возникает соблазн установления законов. Однако закон – это фиксация человеком часто повторяющейся связи между фактами. Он помогает, как и гипотеза, человеку ориентироваться в мире бесчисленных фактов. В историю же человечества входят только неповторяющиеся, в своем роде единичные, факты. Если каждый закон в подлинном смысле этого слова предполагает повторение, то история не знает повторений, поэтому говорить о законе истории значит не понимать закона.
В случае достаточной определенности исторический закон должен служить безупречным прогностическим инструментом. Однако объект истории, как известно, находится не в будущем, а в прошлом. Историк занимается реконструкцией прошлого, но при этом методы этой реконструкции значительно различаются между собой, не говоря уже о том, что субъективность исследователя никто никогда не оспаривал.
Высказывания видных представителей научных исторических школ ставят под сомнение существование “законов истории”, а известные из них относились скептически к “законам истории”, не считая их предметом самой исторической науки. Задача истории не в том, чтобы открывать какиелибо законы, а в том, чтобы изучать конкретное прошлое без какого бы то ни было поползновения предсказывать будущее, как бы изучение прошлого ни помогало в иных случаях предвидению того, что может быть или наступит. Если данными и выводами истории воспользуются социолог, политик, публицист тем лучше, но основной мотив интереса к прошлому в истории, понимаемый исключительно в качестве чистой науки, имеет совершенно самостоятельный характер: его источник в том, что принято называть любознательностью на разных ее ступенях от простого любопытства до настоящей и очень глубокой жажды знаний.
Известный исследователь Р.Ю.Виппер писал, что “...Термин “закон” появился в исторической науке в качестве заимствования. Взятое из сферы юридической со смыслом принудительного правила, веления высшей силы, примененное затем в математике и механике в качестве обозначения аксиомы, это слово переходит к биологам и социологам. В пестрой массе переплетающихся конкретностей органической и общественной жизни, конечно, нет места для безошибочного принудительного действия простых правил, потому что ограничительные условия чрезвычайно велики и разнообразны” [3].
Поиск закономерностей исторического процесса, хотя и не часто находятся в поле зрения отечественных историков, тем не менее, остается среди фундаментальных проблем академической науки. Итак, имеет ли история направленность или какой-либо смысл? По взгляду известного востоковедов “в зависимости от ответа возникают две концепции методологии истории: смысла никакого нет, есть только бесконечное повторение одного и того же; смысл есть, и история есть непрерывное поступательное движение. Наиболее яркое выражение первой концепции – теория круговорота, второй – теория прогресса. И та, и другая теория подвергались и подвергаются критике” [4].
Представления об историческом прогрессе частью исследователей ХХ века связывалось с формационной теорией. В основе “экономического (или исторического) детерминизма”, связываемого с прогрессом, лежали две концепции: вера в человеческий разум, идущая от эпохи Просвещения, и убеждение в примате экономики, вытекающее из марксизма. Как мотивы и даже факторы исторического процесса они не могут исключаться. Можно подвергнуть сомнению только их абсолютный приоритет и единственность.
При всей значимости государственной власти будет правомерно отдавать должное и другим формам надстройки – праву, религии, философии и т.п. В конце XIX начале XX вв. сторонники формационной теории истории ввели вывод об абсурдности утверждения о том, что “исторический вопрос можно было решать при помощи абстрактных конструкций”. Констатируя в истории наличие периодов застоя или даже сдвигов назад, они отметили, что “представлять себе всемирную историю идущей гладко и аккуратно вперед, без гигантских иногда скачков назад ненаучно, теоретически неверно” [5]. На самом же деле мировые войны, бесчисленные локальные конфликты, гражданские катаклизмы, мировые кризисы – лишь некоторые противоречивые явления в историческом процессе, показывающие, что он не только поступательный, прогрессивный, но временами и регрессивный. Обратимость исторического процесса сопряжена и с такими наблюдаемыми явлениями, как революция и контрреволюция, реформы и реакция.
Имела свое место и искусственная теория о “законах истории”, совершив подмену понятия “социологическая закономерность” понятием “закон истории”. Социологические закономерности предполагают выявление; установление связей и отношений между социальными явлениями и процессами. Они могут касаться только того общего, что наблюдается в развитии общества, но история показывает вместе с тем и нечто уникальное, единичное и неповторимое, что не может обобщаться законами. Социологические закономерности представляют научные гипотезы, которые более или менее правильно отражают действительность на определенном этапе, но могут перестать действовать на другом.
Эти же закономерности, но не “законы истории” объясняют некоторые существенные черты исторического процесса. Научная заслуга сторонников формационной оценки истории состоит, в частности, в показе значения социальной борьбы, а не в ее открытии. Когда же она была возведена в разряд “законов истории”, само содержание исторического процесса обеднялось, сужалось. Критически оценив эту точку зрения, ряд исследователей утверждают, что “... необозримая масса иного рода человеческих поступков и стремлений всех веков должна быть лишена всякого смысла” [5].
Прогноз основателей формационного подхода к истории об абсолютном и относительном обнищании трудящихся в промышленно развитых странах не оправдался, однако сама социальная борьба не исчезла: она приняла разнообразные формы (кроме экономической — политическую и теоретическую) и расширила границы в мире. В развитых странах мира социальная борьба к концу XX в. несколько притупилась в связи с большой дифференциацией в положении неимущих групп, повышением его жизненного уровня и демократизацией политической жизни. Социальные конфликты переместились больше на периферию промышленно развитых стран, и в страны с переходной экономикой, где они нередко приняли форму национально-этнических столкновений. Ярким примером этого являются политические события начала ХХI в. арабских странах и Ближнем Востоке, странах Евразии.
В научных школах социально-гуманитарного профиля бытуют иные объяснения исторического процесса кроме как обострения социальных отношений, граничащих открытой борьбой за права. Так, в античную эпоху, в Римской империи борьба за права и власть велась в то время между патрициями и плебеями, тогда как между этими социальными группами населения не было отношений эксплуатации. При феодализме основными антагонистическими слоями были дворяне и крепостные. Хотя крестьянские войны имели место, но главные бои за власть велись между дворянством и буржуазией. Как известно, в историческом процессе значительную роль играют три фактора: идеи, экономика и социальные конфликты . При этом, ход истории не является “линейно прямым”. К примеру, в истории подавляющего большинства государств социальные конфликты в обществе происходили из-за четырех проблем: отношений к правде, к свободе, к власти и к собственности.
Концепция социального конфликта, которая имела и имеет место во всех регионах Планеты и в разное время, объявляет главным общественным противоречием отношение господства и подчинения вне связи с социальной дифференциацией.
Предсказание истории равносильно научному управлению обществом на уровне правительственных экспертов в качестве прогнозов делаются. Но они не входят в ремесло историка. Есть и большие объективные трудности. Даже в странах с высоким уровнем государственного контроля над экономикой и обществом оказались непредвиденными некоторые важные общественные процессы. К примеру “пытаться управлять общим ходом современных обществ на уровне полного и рационального знания, значит впасть в иллюзию” [60]. Даже при наличии современной техники воздействия на экономику, социально-политическую жизнь и общественное мнение трудно предусмотреть последствия миллионов “микрорешений” членов и гражданского общества.
В то же время не следует исключать альтернативность выбора в историческом процессе. При этом к “случайностям” относится и характер людей. Действительно, история не может быть в точности предопределена хотя бы потому, что человеку свойственно ошибаться. Жизнь полна примеров, когда временное недомогание или иррациональное поведение человека, занимающего место во властной структуре, имело непредсказуемые и даже разрушительные последствия.
Движущие силы истории – не только экономика, а в ее основе технический прогресс, но и масса других факторов духовной, культурной и политической жизни конкретного общества. При этом человек – далеко не “винтик” и не “капилляр”, подчиняющийся действию одного единственного императива.
Из вышеизложенного смеем утверждать, что универсальных “законов истории” нет и не может быть. Даже когда объявляется законом решающая роль народных масс или отдельной личности, то тут же добавляется, что роль тех и других нельзя сбрасывать со счета. Альтернативность общественного развития всегда ставит перед субъектом возможность выбора варианта поведения. Именно поэтому экономические законы, – а это более или менее устойчивая историческая закономерность, – не обязательно указывают верный вектор человеку, как ему нужно поступать в том или ином случае. По этому поводу будет правильным утверждение о том, что историческое знание не в состоянии дать единственную версию, обязательную для всех, объясняющую общества, эпохи и культуры, ушедшие в небытие. К тому же они не признавали законов истории. Соглашаясь с распространенным представлением о том, что историю делают люди, они вместе с тем утверждал, что история слагается из индивидуальных действий, но всеобщая (“глобальная”) история не является обязательно результатом намерений ее действующих лиц (“акторов”), а намерения их, за исключением немногих случаев, никогда не являются научным объяснением социальных фактов”[7]. В действительности, данный тезис-вывод заслуживает внимательного отношения к нему и безусловного учета в исследовании.
В сложной системе общественных отношений нет линейной, однозначной зависимости одних событий от других. Всегда действует множество причин и факторов. Законы общественной жизни проявляются не в фатальной неизбежности результатов, а в виде господствующей тенденции, пробивающей себе дорогу через толщу случайностей. На историю нельзя смотреть как на последовательное развитие жестких законов.
В связи с этим следует подчеркнуть, что среди историков во все времена не было одномерного понимания истории, как только поступательного процесса. Точки зрения отрицания “законов истории” придерживались группа исследователей в начале 80-х годов прошлого столетия, а в 1981 году в книге “Практика и историческая наука” поднимался достаточно убедительно. Своеобразную позицию занимал известные специалисты исторической методологии, которые считали с одной стороны, в общей форме “законы истории”, и в то же время писали: “Незапрограммированность исторического процесса, присутствие в нем случайностей, а главное – многообразная деятельность человека обусловливают его многовариантность” [8].
Таким образом мы склонны к выводу, что история – объясняющая, а не теоретизирующая наука. В системе социально-гуманитарных наук она занимает ключевое место, ибо историческое сознание является незаменимой составной частью национальной культуры. История не повторяется, и все же человечество всегда изучало свое прошлое, искало в нем примеры, выводы, рекомендации для настоящего и будущего. Если история и не устанавливает закономерности, тем не менее, предлагает определенную систему оценки, классификации и обобщения фактов, без которой невозможно найти “ключа” к истолкованию громадного количества накопленных фактов.
В каждый данный момент история – это представление о прошлом, соответствующее достигнутому уровню знаний. Поскольку общество постоянно находится в движении, в развитии, то соответственно изменяются, не могут стоять на месте и способы его познания. Объективизации исторического исследовательского труда способствуют два фактора – внутреннее стремление историка к постижению истины и известная общественная потребность в знании подлинных фактов и обоснованных суждений о них. Поэтому в Республике Казахстан с момента обретения Независимости на высшем уровне государства уделяется пристальное внимание воссозданию реальной и объективной отечественной истории.
- Моисеев Н.Н. Системная организация биосферы и концепция коэволюции // Общественные науки и современность. № 2. С.123-124.
- Бранский В.П. Социальная синергетика как современная философия истории // Общественные науки и современность. №6.
- Калинин Э.Ю. Методологический анализ статуса нелинейности в естествознании. "Самоорганизация и наука: опыт философского осмысления." М., 1994, с. 148 – 161; Назаретян А.П. От будущего к прошлому (Размышления о методе) // Общественные науки и современность. №3. С.149.
- Карр Э. Историк и факты // Современные тенденции в философии и методологии истории. Ч. 1 и 2. М., 1969. 24 с.
- Гомаюнов С.А. От истории синергетики к синергетике истории // Общественные науки и современность. № 2. 99 с.
- Эмар М. Образование и научная работа в профессии историка: современные подходы //Исторические записки. Теоретические и методологические проблемы исторических исследований. Вып.1 (119). М., 15 с.
- Савельева И.М., Полетаев А.В. История и время: В поисках утраченного. М., 1997. 449 с.