Изучение истории Российской империи зарубежными исследователями имеет давние традиции. В последние годы изучение истории империи поднялось на качественно новый уровень. Он стал возможным из-за расширения контактов между российскими и зарубежными исследователями. Большое влияние на появление нового подхода к изучению истории России – с точки зрения имперского алгоритма оказала кооперация между западными и российскими историками в деле освоения новой проблематики. Расширился круг вопросов, вызывающих наибольший интерес, среди них мы выделяем: взаимодействие центра и периферии империи, процесс выработки политики властей, анализ жизнедеятельности разных групп населения, вопросы управления окраинами Российской империи. Зарубежные историки выдвигают определенные модели и варианты политики и управления, так, М.Раев предложил в модели имперской политики России видеть три важных этапа: завоевание или присоединение того или иного региона как первый шаг, затем инкорпорация этих территорий и населяющих ее народов в Российскую империю, и как конечная цель – ассимиляция. /1/ Исследователь Ф.Старр в своем анализе также исходит из того, что, Россия являлась «типичным колонизатором» на протяжении четырех столетий. Основные черты «колониального правления» в России следующие:
- центральная роль государства и его администрации в управлении, развитии и даже заселении нерусских территорий;
- первостепенная роль армии как олицетворения присутствия государства и последующая милитаризация управления окраинами;
- выдающееся значение в колониальной администрации могущественных и энергичных личностей;
- относительно подчиненная роль православной церкви как инструмента колониальной политики;
- систематическая и в целом успешная кооптация местных элит в качестве колониальных администраторов, в сочетании с систематическим же отказом русских признавать существование прав этих элит (им даровались привилегии)./2/
Характерной чертой Российской империи было восприятие своих окраин как неотъемлемой части государства. Для решения специфических административных проблем окраин были созданы институты наместников и генерал-губернаторов, которые осуществляли управление отдельными периферийными территориями и вместе с этим способствовали их интеграции в империю. С. Беккер выделяет следующие причины создания наместничеств и генерал-губернаторств: 1) уважение «иных» политических институтов и законов той или иной окраины (Финляндия, Прибалтика, Белоруссия, Польша, Малороссия, Бессарабия); 2) поддержание безопасности, внутренней или внешней (Польша, Северо-Западный и ЮгоЗападный регионы, Оренбург, Кавказ, Туркестан); 3) осуществление контроля в недостаточно колонизованном регионе с редким населением (Западная и Восточная Сибирь, Амур, Новороссия, Оренбург, степь); 4) необходимость дарования администраторам в отдаленных регионах достаточной для эффективного управления власти (определяющий фактор в Сибири и на Амуре, в Туркестане, дополнительный в Оренбурге и пр.)./3/
Сохранение местных институтов и правовых норм на окраинах империи отмечается многими авторами и чаще всего трактуется как элемент «отсталости». Эта традиция идет от дореволюционной исторической и юридической литературы, в которой «автономные» местные институты рассматривались лишь как инструмент сохранения феодальных привилегий местных элит. Для русских либералов конца XIX начала XX в. главной целью исторического развития России представлялось построение правового государства и для этого следовало унифицировать административную структуру страны, распространив на все регионы реформы 1860 – 1870-х гг., в первую очередь земскую и судебную. Так, в специальном докладе Дж. Бербанка анализируется «имперское измерение» права в России и функционирование местных судебных учреждений./4/ Проанализировав значительную литературу и документальный материал по проблеме, автор выдвигает тезис о том, что ещё со времен Московского царства Русское государство по структуре управления было имперским, что имперская суть изначально была «встроена» в правовую систему России. Важным аспектом имперского измерения правового мышления в России было представление о том, что все народы имеют свои собственные обычаи и законы. Внедрение этих обычаев и законов в систему управления являлась средством порядка в каждом регионе империи. Характерной особенностью имперского законодательства было наличие огромного количества законов, регулирующих права и обязанности разнообразных групп, в том числе этнических, конфессиональных, национальных или просто населяющих определенную территорию.
Дж. Бербанк определяет имперский подход к праву как «правовой плюрализм», который в России означал веротерпимость и легализацию местного обычного права путем интеграции самых разных видов местных судов в систему правосудия. Таким образом, имперское право включало в себя несколько разных процедурных и нормативных режимов. Оно не требовало равных обязанностей от своих подданных и не даровало им равных прав, поскольку единообразие не стояло на повестке дня в империи. В начале XX века в среде русского чиновничества возникает сильное стремление сделать закон единым для всех, «цивилизовать» отсталые народы в соответствии с русским и европейским стандартом. Уже в период реформ 1860–1880-х годов существовало противоречие между стремлением к единообразию и универсализму и политикой дифференциации, что выражалось во множестве «временных» правил. Прозвучавшие в начале XX века требования уничтожить сословные суды, в том числе волостной, создать единый для всех закон, который обеспечит формирование всеобщей гражданственности, не увенчались результатами. Несмотря на усилия либералов-реформаторов, правительство так и не рассталось до конца со своей практикой дифференцированного правления.
В самостоятельное направление на рубеже XX – XXI вв. сформировался анализ русификаторского характера политики Российской империи. Это произошло после того, как ряд немецких и американских учёных пришли к выводу о том, что оценивать российскую национальную политику только как «русификаторскую» невозможно. Еще в 1981 году Э. Таден предложил структурировать понятие «русификация» и подразделить её на незапланированную, культурную и административную. Сборник был составлен таким образом, чтобы показать эту политику, как с точки зрения русского правительства, так и прибалтийских немцев, латышей, эстонцев и финнов, с выделением сначала предварительных шагов в этом направлении, затем политики административной русификации, а потом проведения мер по культурной русификации. Культурная русификация, по мнению Э.Тадена, представляла угрозу привилегиям дворянства, поскольку символизировала постепенную трансформацию «старой доброй Российской империи» в русское национальное государство, в котором для него не оставалось места. Латышам и эстонцам русификаторская политика представлялась желательной из тех соображений, что она ослабляла германское влияние и способствовала развитию экономики, при этом она не воспринималась как угроза местной культуре.
Управление окраинами империи включает в себя комплекс вопросов, связанных с выработкой правительственного курса по отношению к нерусским народам и народностям. Современная западная историография национальной политики царской России подчеркивает отсутствие последовательности в политическом курсе и серьезные противоречия между отдельными мерами и принимаемыми законами. Так, Х. Уилан исследует «двойственную» роль прибалтийских немцев, с одной стороны, объектов русификаторских мер в конце XIX века, с другой – преданных слуг царя./5/ Западные окраины представляли собой особый регион. Он был более развитым и «цивилизованным» по сравнению с великорусским центром и исключительно разнообразным в культурном, этническом и национальном отношении. Все политические меры русского правительства были подчинены главной цели – поддержанию безопасности империи. Национальная политика, таким образом, отражала проблемы
«сегодняшнего дня» по обеспечению этой безопасности, что не позволяло выработать последовательную линию поведения по отношению к окраинам империи, даже в варианте русификации.
Важнейшим инструментом единицей измерения национальной политики является введение единого языка как языка обучения и книгочтения. Языковую политику правительства в начальных школах восточных окраин империи рассматривает В. Доулер и считает ее важной частью политики русификации./6/ Однако не все специалисты согласились с новыми оценками политики русификации. А. Каппелер делает вывод, что это понятие должно быть ограничено культурно-языковой сферой, и применяться по отношению к политике, приоритетной целью которой является языковая, культурная ассимиляция нерусских этносов русским. Исходя из этого, он также пришёл к выводу, что «русификация» в российской национальной политике отсутствовала вплоть до середины XIX в.: «Целенаправленная культурно-языковая политика русификации обозначилась только с 1860 г.; но и тогда она не оформилась во всеохватывающую концепцию, которая могла бы совершенно вытеснить наднациональную основную модель» ./7/ А.Каппелер предложил при выявлении русификаторских мероприятий в российской национальной политике проводить терминологический анализ источников, в которых употребляется понятие «русификация». «Когда в источниках речь идёт о русификации, необходимо убедиться, используется ли понятие русский в этническом смысле или относится к империи, её ценностям и нормам» ./8/
Социальная и культурная русификация, по мнению упоминаемого выше М. Раева, способствовала развитию механизма приобщения местной элиты в управление и предоставляла им дополнительные возможности для служебной карьеры. Характерным для царской национальной политики было игнорирование «психологического» измерения национального сознания и принятие в расчет только юридических форм. Политика русификации и ассимиляции долгое время являлась по своей сути насаждением единого образа жизни по всей империи. Русское правительство считало, что жизненный уклад нерусских народов должен измениться в процессе естественной эволюции (кочевники станут земледельцами и т.д.), а их принадлежность к империи ускорит и облегчит этот процесс. То, что это разрушит традиции, обычаи, язык, не заботило правительство, поскольку такие соображения просто отсутствовали. Процесс постепенной социальной русификации происходил по мере введения единых институтов и властных структур, что автоматически вело также и к административной русификации. С подъемом национализма во второй половине XIX в., когда подвластные народы стали отказываться принимать насаждавшийся сверху единый образ жизни, правительство приступило к активной русификаторской политике. Таким образом, заключает М. Раев, имперская политика России по отношению к нерусским народам представляла собой социальную и административную ассимиляцию, которая в XIX веке стала сочетаться с сильными стремлениями к культурной русификации./9/
Исследователь А.Миллер предложил не оценивать русификацию по крайним ситуациям – исключительно насильственной или исключительно добровольной. В большинстве случаев, по его мнению, агенты «обрусения» стремились наряду с давлением, создать позитивную мотивацию. Те, кто переживал русификацию в форме ассимиляции, имели свои, порой неожиданные для «русификаторов», мотивы для усвоения русского языка или тех или иных элементов русской культуры./10/ Историк предлагает преодолеть представление о взаимодействии в рамках процесса русификации, в котором одна из сторон выступает как пассивный объект, а если и проявляет активность, то только в виде усилий по развитию альтернативных культуры и языка. Мотивы освоения русского языка польским инженером или предпринимателем, чиновником из прибалтийских немцев, евреем, стремящимся получить образование и т.д., – всё это поле вариантов ещё недостаточно исследовано, в том числе в национальных историографиях. Последние больше интересуются мотивами и формами сопротивления культурной и языковой русификации. Поэтому А.Миллер предлагает расширить проблемное поле изучения русификации имперского пространства, а именно, включить в него такие аспекты, как колонизация, право собственности на землю, географию в самых разных её проявлениях.
В последние годы зарубежные исследователи активно обсуждают вопрос о влиянии культурных типов Запада и Востока на облик Российской империи и вектор ее исторического развития — как изнутри, так извне. В связи с этим, вновь возрос интерес к оригинальным размышлениям выдающихся философов Н. Бердяева, С. Булгакова, И. Ильина, Н. Трубецкого, Г. Федотова, Г. Флоровского и др.. Проблему «восточничества» как своеобразную идеологию имперства анализирует Д.Схиммельпеннинк Вандер Ойе, оно, по его мнению «слишком соблазнительно, а потому опасно для политического здоровья Российской империи». Однако и сугубо западная ориентация не всегда позитивно воздействовала на Российскую империю. Исследователи считают, что впервые «лицом к Западу» Россия повернулась после Тридцатилетней войны и появления системы международных отношений, сформированной Вестфальским миром 1648 года. Это мнение высказал Т. Тарановски, анализируя этапы пройденных Россией различных эпох. Он обращает внимание на поразительное разнообразие государственных и культурных типов, продемонстрированных Россией миру, и в этой связи категорически не приемлет распространенный на Западе взгляд на Россию как на страну замкнутой на себя политической культуры./11/
Анализ современной зарубежной историографии по истории изучения Российской империи свидетельствует, в первую очередь, о том, что остаётся открытым вопрос о том, представляла ли собой Россия целостную геополитическую систему, органично сцементированную, или это было грандиозное искусственное образование, удерживаемое как целое мощью государственной машины. Процессы завоевания, инкорпорации и ассимиляции свидетельствуют о колонизаторской роли России и колониальном правлении в Российской империи. Этому соответствовали административные институты и механизмы распространения власти центра на пограничные территории. В то же время Российской империи был свойственен «правовой плюрализм» в осуществлении законности и недостаточное количество чиновников в регионах. Национальная политика являлась внутренне противоречивой, подчиненной в основном поддержанию безопасности в империи. Русификация и ассимиляция означали навязывание единого образа жизни по всей империи, хотя внешне выглядели как меры по достижению стабильности. В то же время в Российской империи существовали условия для развития национальных культур, административных и религиозных институтов.
- Raeff M. Patterns of Russian imperial policy toward the nationalities // Soviet nationality problems / Ed. by E. Allworth. New York, 1971. P.
- Starr F.S. Tsarist government: The imperial dimension // Soviet nationally policies and practies / Ed. by J.R. Azrael. New York, 1978. P. 8-9.
- Becker S. Russia and the concept of empire // Ab Imperio (Казань). 2000. № 3-4. P.
- Burbank J. Revisining imperial Russia: Conference report // Slavic Review. 1993. Vol. 52. No
- Whelan H.W. Adapting to modernity: Family, caste and capitalism among the Baltic German nobility. Cologne,
- Dowler W. The politics of language in non-Russian elementary schools in the Eastern empire, 18651914 // Russian review. 1995. Vol. 54. № 4. P. 516-538.
- Каппелер А. Мазепинцы, малороссы, хохлы: украинцы в этнической иерархии Российской империи // Россия — Украина: история взаимоотношений. М., 1997.С.
- Там же.
- Raeff M. Patterns of Russian imperial policy toward the nationalities. P. 39-40.
- Миллер А. Русификации: классифицировать и понять // Ab Imperio (Казань).№ 2. 11. Родина.1995.№ 11.С. 33.