Аннотация. В статье рассматриваются концептуальные основы исследования “войн памяти”, методологические разработки “коллективной памяти”, взаимодействие между национальным самосознанием и коллективной памятью, основы формирования “политических мифов”.
Автор приходит к выводу, что человеческая реальность – это реальность социально конструируемая. Коллективная память является одним из главных компонентов в развитии общества. Без нее невозможно представить себе существование социального сообщества.
Обращение к изучению “войн памяти” представляет собой одно из новых и перспективных направлений в современном востоковедении, позволяет существенно расширить горизонты познания прошлого, дает новые ответы на старые проблемы, а также ставит и решает ряд принципиально иных исследовательских задач.
У истоков изучения коллективной памяти стоял французский социолог М. Хальбвакс (1877-1945), создавший в 1920-1940-е гг. теорию “collective memory studies” не утратившую свое значение до сих пор. Главное открытие М. Хальбвакса – коллективная память как культурный феномен. До него в гуманитарных исследованиях речь шла только об индивидуальной памяти. Большое влияние на ученого оказали работы его соотечественников. Прежде всего, философа А. Бергсона, в трудах которого тема памяти занимает одно из центральных мест, а также взгляды Э. Дюркгейма на коллективное сознание как социальный феномен. Однако М. Хальбваксу удалось выстроить собственную оригинальную теорию. Именно он стал первооткрывателем не как индивидуального, а как коллективного феномена. Но, впрочем, до сих пор его методологические разработки относительно коллективной памяти остаются авторитетными и востребованными в современных гуманитарных науках.
По мнению М. Хальбвакса, коллективная память – это особая форма социально конструируемой и транслируемой индивидуальной памяти, которая меняется в связи с потребностями и связями внутри группы индивидов, где она существует. Основная идея исследователя заключается в том, что память способна выдержать испытание временем только в социальной группе, индивидуальные образы прошлого неустойчивы и недолговечны. Память индивида подчинена правилам формирования коллективной памяти и чисто выражает идеальные потребности той или иной группы. “Невозможна память, - пишет М. Хальбвакс - вне референциальных рамок, на которые опираются живущие в обществе люди, чтобы зафиксировать и удержать свои воспоминания” [1, с. 41]. Индивид, живущий вне общества, не имел бы никакой памяти, которая возникает лишь в процессе социализации. Индивидуальная память отдельного человека формируется во многом под воздействием социума. Даже самые интимные воспоминания возникают только через коммуникацию и взаимодействие в рамках социальной группы.
Таким образом, память отдельного человека зависит от контекста коллективной памяти, хотя сам индивид зачастую и не осознает этого. Субъектом памяти является отдельный человек, но он зависим от социальных рамок, организующих его память. Со временем различные варианты индивидуальной памяти сливаются в стереотипные образы, которые и придают форму коллективной памяти. При каждом мысленном обращении к прошлому отличительные образы индивидуальной памяти стираются. Такие воспоминания образуют концептуальные схемы (“социальные рамки”). В них размещаются и индивидуальные воспоминания, которые должны соответствовать структуре коллективной памяти. Согласно М. Хальбваксу, индивидуальны лишь ощущения человека, связанные с его телом, а воспоминания неизбежно берут начало в мышлении социальных групп, членами которых являются индивиды. При этом социальные рамки “не сводятся к датам, именам и формулам, а напротив, представляют течения мысли и опыта, в которых мы находим наше прошлое” [2, с. 23].
Одним из тех, кто выдвинул идеи, ставшие категориальной основой для истории памяти, был немецкий философ Т. Адорно (1903-1969). В 1960-е годы он ввел в научный оборот понятие “проработка прошлого”, что означало сознательные действия, направленные на искажение исторических фактов или их забвение. Оперируя данной категорией Т. Адорно затронул проблему возрождения неонацизма в Германии на почве забвения жертв гитлеровского тоталитарного режима [3].
Теоретическим фундаментом исследования “войн памяти” являются работы западных социологов П. Бергера и Т. Лукмана, изданный в 1960-е годы. Эти ученые убедительно доказали, что человеческая реальность – это реальность социально конструируемая. Согласно их выводам действительность, в том числе и прошлое, представляет собой сплав объективной и субъективной реальности, по мнению ученых, необходимы следующие составляющие. Во-первых, “значимые другие”, то есть окружение индивида, которая подкрепляет его идентичность. Во-вторых, общение посредством речи, письма, жестов. В-третьих, социальная среда, в которой живет человек, то есть “специфический социальный базис и требуемые для его поддержания социальные процессы” [4, с. 245].
Большое значение для исследования “войн памяти” имеет концепция английского историка Э. Хобсбаума, связанная с таким общественным явлением как “изобретение традиций”. Дискуссии о степени пластичности памяти были связаны в первую очередь с публикацией в 1983 г. сборника статей “Изобретение традиции” под редакцией Э. Хобсбаума и Т. Рэнджера. Направление, связанное с их подходом к социальной памяти, получило название “теория политики памяти”. Здесь акцент делается на анализе того, как политически доминирующие группы манипулируют образами исторического прошлого и внушают массам определённую концепцию истории, легитимизирующую их политические цели и господство. Исследователи, принадлежащие к этому направлению, стремятся показать, как новые традиции и ритуалы произвольно конструируются в соответствии с текущими политическими реалиями и потребностями. Память фактически оказывается здесь тождественной политической идеологии. Таким образом, по мнению исследователей поcредством изобретения традиций люди пытаются установить связь с прошлым, для легитимности настоящего. При этом Э. Хобсбаум отмечает, что существует разница между традицией и обычаем [5].
Взаимодействие между национальным самосознанием и коллективной памятью впервые исследовал на примере Франции П. Нора, инициатор многотомного проекта “Места памяти”. Предметом исследования в нем стали места, вещи и события, в совокупности составляющие материал, из которого конструируется коллективная память во Франции. Этими “символическими объектами” стали отдельные местности, памятники, события, ритуалы, символы и традиции, составляющие многообразие французской национальной идентичности: Пантеон, Жанна д’Арк, Триумфальная арка, словарь Ларусса, Стена коммунаров и еще десятки других. “Способ, каким составленные из этих обломков фрагменты прошлого дошли до нас, - говорит Нора, - то, как они возникали, исчезали, дробились на части и вновь использовались, и является тем, что создало нас” [6, с.18.]. Французский ученый доказал тесную связь между коллективной памятью и идентичностью общества. По его мнению, нация – это “символическая реальность”, которая опирается на “места памяти”. Под местами памяти он подразумевает точки пересечения коллективного воспоминания и идентичности. Поэтому места памяти в трактовке П. Нора - в большей степени культурно-исторические, нежели географическое понятие [6, 43].
Казахстанский исследователь, профессор А.А. Галиев считает, что “мифологизированная история, конструируется отдельным человеком, или группой интеллектуалов, и объясняет те же процессы, но при этом не только не опирается на данные науки, но и опровергает их, для чего нередко применятся “теория заговора”. Мифологизированная история в условиях тоталитарного общества принимает характер официальной истории, поскольку должна подтвердить законность правления определенного лица, группы, этноса. Вышеназванная функция мифологизированной истории определяет негативное воздействие на общество, поскольку оправдывает подавление народа, но этим ее роль в политике не исчерпывается: она дает основание для межгосударственных, межэтнических, этноконфессиональных конфликтов и территориальных споров. Результатами воздействия на массы является искаженное историческое самосознание, ксенофобия, и, конечно же, торжество мифологизированной истории происходит за счет подавления исторической истины” [7, c. 5 -6].
Каждая историческая эпоха, сталкиваясь с необходимостью объяснения новых явлений, рождает мифы и ритуалы. Современная эпоха стала временем возникновения множества идеологических мифов, в которых закрепляется этническое самосознание народов, их породивших.
Около века назад Ж.Сорелем было введено понятие “политический миф”. Его изучению уделили внимание многие исследователи: К. Керени и М. Элиаде. К. Керени точно обозначил их как “неподлинные формы” мифа. Для него они являются ненастоящими формами, хотя бы только потому, что они не возникли спонтанно или передавались из поколения в поколение исторически, а “сознательно были созданы” для достижения политических целей. Подобным же образом понимает это и Мирча Элиаде. В качестве примеров он приводит Римскую Республику как архетип республиканских идей в 18 и 19 веках, арийских героев как мифический прообраз фашистского расизма, и наконец, “Золотой век” как некий символ свободного от классов общества марксистского образца” [7, c. 30].
По мнению профессора Галиева А.А., “политический миф является адаптацией, подгонкой мифа культурного для реализации политических целей. Поэтому можно утверждать, что базой для него будет служить изобретенная теория. Как политический, так и архаический мифы характеризируются наличием определенного набора компонентов: мифологизированной картиной мира, точкой во времени, связанной с началом национальной истории и культуры, пиком достижения наивысшей славы, “славным будущим” и бинарным противопоставлением “нас и их” [7, c. 3].
Отношение к историческим событиям формирует единство нации Историческая политика – это неотъемлемая часть государственной политики. Отношение к прошлому и его осознанию формирует нас самих сегодняшних. Без этого нация немыслима. Общая память – это основа каждой нации.
Итак, на основе концепций и теорий этих ученых нами определены методологические положения исследования, которые в сжатом виде можно сформулировать следующим образом. Коллективная память является одним из главных компонентов в развитии общества. Без нее невозможно представить себе существование социального сообщества. Следует отметить несколько важных признаков коллективных воспоминаний. Во-первых, память ассоциируется с определенным временем и пространством. Время – это значимые даты, а пространство памятные места. Во-вторых, коллективная память тесно связана с ее носителями и направлена на обеспечение их идентичности. Третий признак коллективной памяти заключается в том, что она постоянно меняется, пересматривается в связи с актуальными задачами настоящего.
Важную роль в трансляции памяти, на наш взгляд, играет некий предлог в виде факта или явления, которые превращаются в катализаторы воспоминаний. Таким “предлогом” может служить круглая дата, связанная с годовщиной некоего события, или действия, происходящие в настоящем, ставшие основой для воспоминания об однотипных явлениях в прошлом.
Коллективная память всегда наполнена мифами, то есть повествованиями о прошлом, призванными объяснить и утвердить легитимность настоящего. В мифах используются как достоверные, так и легендарные сведения. С точки зрения содержания, в мифах главную роль играет их функциональность, а не правда истории. Мифы выполняют не только объяснительную, но и регулятивную функцию в обществе. Они создаются на основе архетипов, как изначальных образов коллективного бессознательного, всегда присутствовавших в мифологии. Как правило, мифы выполняют следующие основные задачи. Во-первых, помогают самоидентификации общества. Во- вторых, стремятся спрогнозировать предпочтительную модель будущего. И, в-третьих, являются средством борьбы общественных и политических групп с внутренними и внешними врагами.
Одним из ключевых образов коллективной памяти, несомненно, является “образ врага”, то есть представление одного субъекта (индивидуального или коллективного) о другом как носителе угрозы существованию общества. Главная задача конструирования и трансляции “образа врага” состоит в консолидации общества в условиях новых вызовов времени. Характеристика врага, как правило, представляет собой проекцию собственных страхов, недостатков и комплексов. Если данный образ со временем утрачивает свою убедительность и силу, то идеология, сплачивающая общество, перестает эффективно действовать. Поэтому прежняя государственная и общественная система вступает в период кризиса и упадка.
Обобщая все вышеизложенное, можно сделать вывод, что коллективная память – это совокупность действий, предпринимаемых коллективом или социумом, по символической реконструкции прошлого в настоящем. Коллективная память представляет собой социально конструируемый феномен. В смысловой конструкции коллективной памяти о прошлом, можно различать несколько уровней. Первый из них – официальный, отражающейся в риторике представителей власти. Другой – биографический, выраженный в устных или зафиксированный в письменных воспоминаниях. Следующий уровень – научно-образовательный, представленный исследовательским трудами и учебниками по истории. Далее следует образно-художественный уровень, транслирующий образы памяти через фольклор, литературу и произведения искусства. Затем можно обозначить традиционно – ритуальный уровень, проявляющийся в следующих практиках (дни памяти, праздники, юбилеи и т.д.). Каждый из этих блоков памяти существует не изолировано от других. Все они взаимосвязаны. Большое влияние на них оказывает способность к рефлексии отдельного индивида, его жизненный опыт, политический режим и официальная идеология; духовный климат и умонастроения в обществе.
ЛИТЕРАТУРА
- Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. - М., 2009. – 236 с.
- Хальбвакс М. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. Дебаты о политике и культуре. – 2005. - № 2-3 (40-41). – С. 8-27.
- Адорно Т.В. Что означает “проработка прошлого” // Неприкосновенный запас. Дебаты политике и культуре. – 2005. - №2-3 (40-41). – С. 36-37.
- Бергер П., Лукман Т. Социальное констурирование реальности. Трактат по социологии знания. - М., 1995. - 356 с.
- Hobsbawm Introduction: Inventing Traditions // The Invention of Tradition. Еd. by E. Hobsbawm and T. Ranger. - Cambridge, 2000. - P. 17.
- Нора П. Между памятью и историей. Проблематика мест памяти // Нора П., Озуф М., Пюимех Ж., Винок М. Франция – память. - СПб., 1999. - С. 17–50.
- Галиев А.А. Этнополитические процессы у тюркоязычных народов: история и ее миофологизация: дисс. ... д.и.н. - Алматы, 2010. - 310 с.