Синтаксический параллелизм является основным принципом построения таких эпических текстов, как «Слово о полку Игореве» и «Книга моего деда Коркуда», благодаря действию которого, выстроены своеобразные картины мира тюркского и славянского народов, различающихся своим менталитетом, верованиями, традициями. Таким образом, синтаксический параллелизм – это не только принцип построения текста, но и способ восприятия внешнего мира. Как общий принцип видения мира, он, в свою очередь, нуждался в формальных приемах, главным из которых был повтор, применявшийся достаточно регулярно и осознанно.
В исследуемых эпических текстах конструкции с синтаксическим параллелизмом сопровождаются повторами: 1. слов и 2. предложений.
Лексические повторы наблюдаются в исследуемых текстах как в отдельном предложении, так и на протяжении всего повествования. Например, «Были в±чи Трояни, минула л±та Ярославля; были пълци Олговы, Ольга Святъславличя» («Были века Трояна, минули годы Ярославовы; были походы
Олеговы, Олега Святославича»). Или: «Ata adını yüritməyən xoyrad oğul ata belinə enincə, enməsə, yeg; ana rəhminə düşüncə, doğmasa, yeg» («Непутному сыну, не прославившему имени своего отца, лучше б и не выходить из хребта отца, не входить в утробу матери, лучше б ему не родиться!»). В анализируемых памятниках было отмечено частое употребление определенных слов. Так, в «Книге моего деда Коркута» это были слова «qoca», употребленное 79 раз, «ata» – 49, «baba» – 169, «dədə» – 69 [18, с. 88], «Qorqud» – 55 раз. В «Слове о полку Игореве» союз «бо» употреблен 25 раз [14, с. 51-54], «п±снь» и все производные от него слова – 15, «св±тъ» – 14, «слава» – 19, а в составе других слов и вместе с производными от корня -слав–59 раз. На наш взгляд, повтор именно этих лексем не случаен, и между этими словами есть определенная связь. Рассмотрим эту связь более подробно.
Боян – в древнерусской литературе певецпоэт. «Боянъ носит эпитетъ мудраго чарод±я» [13, с. 119] – вещий (Согласно Ф.И.Буслаеву, «слово «вещий» от вет (от-ветить, приветить) значит умного, хитрого в эпитете к Олегу. Вещий значит и поэта: поэтому Боян в «Слове о полку Игореве» называется вещим. Ветия (вм. Вития от вет) в древнем языке поэт» [3, с. 171]) Боян. Он также «сам слагал свои песни и сам их пел, сопровождая их игрою на каком-то струнном инструменте, повидимому, на гуслях» [10, с. 127]. Если сравнить русское «баян» с чеш. bagiř «поэт», bágenj «замышление, сказка, басня, повесть», рус. баяльник – стихотворец [3, с. 171]; укр. бáяти «рассказывать», рус. бáить «говорить», чеш. bájiti «говорить, болтать», польск. bajać «болтать» [16, с. 140], то становится ясным почему автор «Слова» употреблял лексемы «боян» и «слово» как близкие по значению, противопоставляя «старые словесы», «замышление Бояна» «былинамь сего времени»: Не л±по ли ны бяшеть, брати, начяти старыми словесы трудныхъ пов±стий о пълку Игорев±, Игоря Святъславлича? Начяти же ся тъй п±сни по былинамь сего времени, а не по замышлению Бояню!
Отметим также связь между лексемами «слово» и «слава», которые в праславянском языке отличаются лишь чередованием корневых гласных – *slŏuŏ и *slāuā. Близость «слово» и «слава» подтверждается и данными из родственных языков: рус. слово, укр. слóво, блр. слóво, болг. слово, сербохорв. слőво «буква», чеш. sl@v@ «слово», sl@ves@ «глагол», слвц. sl@v@ «слово», польск. sł@w@ «слово», полаб. slüvü, латш. slava, slave «молва, репутация; похвала, слава», вост.-лит. šlãve ж. «честь, почесть, слава», šlãvinti «славить, почитать», др.-инд. çrávas «слава, похвала, уважение, зов», авест. sravah«слово, учение, изречение» [16, с. 673]. В тексте «Слова» можно найти синонимичное употребление автором лексем слово/ п±снь, повесть/ песнь. Ср., словесы трудныхъ пов±стий/ п±сни по былинамь сего времени. Эта связь наблюдается и в употреблении глаголов: п±снь творити/ рече; рекъ Боянъ/ въспети было в±щей Бояне. Отсюда, возможно, и сравнение Бояна с соловьем: «О Бояне, соловию старого времени!» Как песня у соловья, слово Бояна льется, «скача славию по мыслену древу, летая умомъ подъ облакы, свивая славы оба полы сего времени, рища въ тропу Трояню чресъ поля на горы». Лексемы «соловей – славий» происходят, по свидетельству В.П.Адриановой-Перетц, от «слово – слава», а народная загадка называет «язык» «соловейкою» [7, с. 326]. Таким образом, лексемы «Боян», «слово», «слава» и «песнь» взаимосвязаны. М.М.Маковский, исследуя феномен табу в традициях и в языке индоевропейцев, отмечал, что «каждое слово, т.е. сочетание магических знаков (По свидетельству М.Маковского, письмо с начала своего возникновения использовалось в белой и черной магии. Наибольшее развитие при этом получила буквенная магия. Магические сочетания букв использовались не только как обереги, но и как проклятия врагам. Более того, «буквы, по поверью язычников, считались божественными письменами на небе: в виде букв выступали звезды, которые воспринимались как божественные окна или дыры в небе: лат. littera «буква», но хет. luttas «окно», ирл. reid «vacuum»… хет. mul «звезда», но гот. meljan «писать» [12, с. 68].), символизирует действо, направленное на достижение той или иной цели (вызывание дождя, гибель противников, молитва об удачной охоте или рыбалке, оберег, молитва о спасении больного и др.)» [12, с. 68]. В Евангелии от Иоанна сказано: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога <…> В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков…» (1; 1-2;
4) (Об истории выражения «В начале было Слово» более подробно см.: «Греч. логос имеет значение творческой идеи, мысли, смысла вообще. Прежде, чем был создан мир, существовало Слово, т.е. мысль, замысел, устремление к созданию жизни. Слово Божие равно Слову как элементу познания. Оно, как атрибут Бога, обладает реальной силой» [5, с. 156]. Возможно, поэтому автор древнерусского памятника назвал его не песней, не повестью, а Словом о полку Игореве, т.е. замысел о походе Игоря, в котором автор смог художественно изложить патриотические идеи об объединении земли Русской.). А цель боговдохновенной книги – осветить жизнь людей. В этой связи интересно отметить употребление в «Слове о полку Игореве» слова «св±тъ»: Одинъ братъ, одинъ св±тъ, св±тлый – ты, Игорю!/ Св±тлое и тресв±тлое слънце!/ Дятлове тектомъ путь къ р±ц± кажутъ, соловии веселыми п±сньми св±тъ пов±даютъ и др. В данном предложении обращает внимание метафора «соловьи песнью свет ведают». Налицо, связь лексем «слово», «свет» и «песнь».Таким образом, лексемы Боянъ, п±снь, слово, слава и св±тъ, на наш взгляд, взаимосвязаны и являются словамисимволами, на основе которых и был построен текст памятника. Такая взаимозаменяемость лексем является еще одним доказательством литературного мастерства автора «Слова» (Отметим, что слово «Боян» не только составляет одно из звеньев цепочки словсимволов, но и зашифровано (т.е. анаграмммированно) во всем тексте «Слова». Так, имя Бояна в тексте «Слова» проявляется в виде настойчиво проступающих комплексов букв и буквосочетаний б:н; н:б; бо; ян; оя; он; нъ как в корнях или основах отдельных слов (Троянъ, князь, пояше, помняшеть и др.), так и в сочетаниях двух соседних слов (по былинамъ, помняшеть бо, песнь пояше, оба багряные стлъпа и др.). Употребление слова «боян» в «разобранном виде» выступает как некоторая основная сумма смысла и звукового образа, первенствующая над всем текстом. Ср.: Не л±по ли ны бяшеть/ Начяти же ся тъй п±сни по былинамь/ Боянъ бо в±щий/ шизымъ орломъ под облакы/ помняшеть бо първыхъ временъ усобиц±/ п±снь пояше/ нъ своя в±щия пръсты они же сами княземъ славу рокотаху/ Были в±чи Трояни/ суда Божzа не минути/ побарая за христьяны на поганыя пълки и др. Исследование анаграммы в тексте «Слова о полку Игореве» не входит в задачи нашего исследования, хотя и представляет известный интерес).
В тюркском эпосе также можно выделить цепочку слов-символов. Это такие лексемы как «Qorqud», «dədə», «qoca», «ata» и «baba».
Коркут – это и шаман, и прорицатель, и воин, и мудрый советник, и чудотворец. А главное, что роднит его с Бояном, он – «певец-озан, слагающий песни и сказания о подвигах беков огузского иля» [8, с. 181]. «Как его слово, так и его саз, – по замечанию К.Абдуллы,– высоко ценятся огузами, считаются священными» [2, с. 161]. По мнению Дж.Байдили имя Коркут, восходит к архетипу Куркут и имеет значение «духа предков» как проистекающее из его мифологической символики [17, с. 32-33]. В связи с этимологией имени Коркуд интересна также статья Т.Гаджиева «Еще раз о том, кто такой Коркуд», в которой отмечается: «в корне «Коркуд» стоит глагол «охранять, беречь» [19, с. 17] (Возможно, лексема «Qorqud» произошла от словосочетания «qoruyan qurd», т.е. «охраняющий волк», который, как известно, был одним из трех культовых тотемов у тюркских народов, в частности у азербайджанцев. «В архаичном сознании тюрков Боз Гурд, символизируя этнического первопредка (стража и спасителя рода), занимал одно из центральных мест в ряду культовых феноменов, сыгравших важную роль в становлении менталитета» [9, с. 201].). Имя Коркуд «у туркмен, казахов и киргизов,– по свидетельству Мелек Эрдема,– используется в значении постигшего истины» [15]. Приложение же «деде» к имени Коркут возникло, как считает Х.Короглы, «в связи с тем, что легендарный старец стал мусульманским святым» [8, с. 177], хотя «предпосылки к присоединению «деде» к имени Коркута имелись уже на ранней родине Огузов – в Средней и Центральной Азии, где часто он упоминается как «Коркут-ата»… Идентичность слов «деде» и «ата» отмечается в говорах азербайджанских (в особенности южноазербайджанских) тюрок. У них слова «деде» и «ата» в одинаковой степени передают понятие «отец», а в историческом и в более широком плане – «отцы» и «деды» («деде-бабаларымыз» или «ата-бабаларымыз»)» [8, с. 177]. Следует отметить, что сама лексема «деде» в «Книге», по мнению Т.Гаджиева, «употребляется в значениях старейшинства, мудрости, мастерства, символа всенародного отца» [19, с. 21]. Таким образом, деде Коркуд – это агсаккал огузского мира, который всей своей жизнью органично вплетен в прошлое и настоящее общины, благодаря чему и заслужил всеобщее уважение.
«Вся жизнь агсаккала – это опыт назиданий, накопленных в процессе обслуживания запросов и коллизий своего рода, для которого он неизменно играл ключевую роль спасителя – «духовного пастыря» [9, с. 38]. Ср.: Коркуд-Ата разрешал затруднения огузских племен. Какое бы дело ни случалось, не поведав Коркуд-Ата, не осуществляли его. Все, что он велел, принимали, слушались его, (все) исполняли.
В обоих памятниках наблюдается повтор отдельных выражений, (рефренов). Так, в «Слове» рефренами являются фразы: «О Руская земл±! Уже за шеломянемъ еси!» («О Русская земля! Уже ты за холмом!»); «ищучи себе чти, а князю слав±» («ища себе чести, а князю – славы»). В «Книге» такого рода рефренами можно считать слова самого Деде Коркута, например: «Günahınızı adı görklü Məhəmməd
А бренный мир продолжает по-прежнему оставаться,
Мир, в который приходят и уходят,
Мир, конечный предел в котором есть смерть»).
Таким образом, в исследуемых памятниках письменности можно говорить как о повторе отдельных лексем, так и о повторе фраз. Д.С.Лихачев считает, что такого рода повторения – «это один из основных приемов слияния (скрепления) различных смысловых блоков в единое целое» [11, с. 17].
Mustafaya bağışlasun, xanım, hey!» («Да простит ваши грехи (аллах) ради Мухаммеда избранного, чье имя славно, хан мой!»); «Adını bən verdim – yaşını Allah versün» («Имя ему дал я, (долгую) жизнь ему пусть даст Аллах!») и т.п. Д.С.Лихачев отмечал, что «рефрены в «Слове» носят характер некоторого примирения с судьбой, констатации безвозвратности совершившегося или носят церемониальный характер» [11, с. 16]. Азербайджанский философ Г.Г.Кулиев такое подчинение судьбе объясняет наличием глубоко вкоренившимся в сознание азербайджанцев архетипа «гисмет» (судьбы):
«Образно можно сказать, что все типичные азербайджанцы со своей ментальностью фатально обречены быть вечными узниками сети гисмет и потому вынуждены довольствоваться всем тем, что есть» [9, с. 180]. «Тщетна попытка осмысления и преобразования схемы предначертаний гисмет: чтобы человек не предпринимал в земной жизни, ему не удастся предотвратить жесткое предписание судьбы. Так или почти таким образом реагирует на все события типичный азербайджанец. И не случайно, что для него жизнь – это «5 günlük dünya» (мир на 5 дней), дарованный как особый презент судьбы (Танры)» [9, с. 181-182]. Ср. в
«Книге»:
Anlar dəxi bu dünyaya gəldi, keçdi. Karvan kibi qondı, köçdi.
Anlar dəxi əcəl aldı, yer gizlədi. Fani dünya yenə qaldı.
Gəlimlü-gedimlü dünya, Son ucı ölümli dünya.
(«И они пришли в сей мир и ушли (из него), Как караван, постояли и тронулись (в путь). Миг смерти забрал и их, земля укрыла,
- Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Канонические. В русском переводе с параллельными местами. М., 1991;
- Абдулла К. Тайный «Деде Коркуд». Баку, 2006;
- Буслаев Ф.И. О преподавании отечественного языка. Л., 1941;
- Грановская Л.М. Словарь имен и крылатых выражений из Библии. М., 2003;
- Даркевич В.П. Музыканты в искусстве Руси и вещий Боян// «Слово о полку Игореве» и его время. М., 1985, с. 322-342;
- Короглы Х. Огузский героический эпос. М., 1976;
- Кулиев Г.Г. Архетипичные азери: лики менталитета. Баку, 2002;
- Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве» (Историко-литературный очерк). М.-Л., 1950;
- Лихачев Д.С. Поэтика повторяемости в «Слове о полку Игореве»// Русская литература, 1983, №4, с. 9-21;
- Маковский М.М. Феномен ТАБУ в традициях и в языке индоевропейцев. Сущность – формы – развитие. М., 2000;
- Миллер Вс. Взглядъ на Слово о полк½ игорnв±. М., 1877;
- Словарь-справочник «Слово о полку Игореве». Вып. 6, Т – Я и дополнения. Л. 1984;
- Туркменский Деде Коркут в контексте исследований этого дастана – текст передачи «Аврасйа – Тцркийе»ден» на турецком телевидении 21 мая 2000, Анкара// http:turkolog.narod.ru/info/trkm – 18.htm
- Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., Т. I, 1964;
- Bəydili C. «Qorqud» adının ölümdən qaçma motivi ilə bağlılığı// Dədə Qorqud, 2001, №1, s. 27-34;
- Dədə Qorqud kitabı/ Ensiklopedik lüğət. Bakı, 2004;
- Hacıyev Т. Bir daha Qorqudun kimliyi haqqında// Dədə Qorqud, 2002, №2, s. 3-23.