Другие статьи

Цель нашей работы - изучение аминокислотного и минерального состава травы чертополоха поникшего
2010

Слово «этика» произошло от греческого «ethos», что в переводе означает обычай, нрав. Нравы и обычаи наших предков и составляли их нравственность, общепринятые нормы поведения.
2010

Артериальная гипертензия (АГ) является важнейшей медико-социальной проблемой. У 30% взрослого населения развитых стран мира определяется повышенный уровень артериального давления (АД) и у 12-15 % - наблюдается стойкая артериальная гипертензия
2010

Целью нашего исследования явилось определение эффективности применения препарата «Гинолакт» для лечения ВД у беременных.
2010

Целью нашего исследования явилось изучение эффективности и безопасности препарата лазолван 30мг у амбулаторных больных с ХОБЛ.
2010

Деформирующий остеоартроз (ДОА) в настоящее время является наиболее распространенным дегенеративно-дистрофическим заболеванием суставов, которым страдают не менее 20% населения земного шара.
2010

Целью работы явилась оценка анальгетической эффективности препарата Кетанов (кеторолак трометамин), у хирургических больных в послеоперационном периоде и возможности уменьшения использования наркотических анальгетиков.
2010

Для более объективного подтверждения мембранно-стабилизирующего влияния карбамезапина и ламиктала нами оценивались перекисная и механическая стойкости эритроцитов у больных эпилепсией
2010

Нами было проведено клинико-нейропсихологическое обследование 250 больных с ХИСФ (работающих в фосфорном производстве Каратау-Жамбылской биогеохимической провинции)
2010


C использованием разработанных алгоритмов и моделей был произведен анализ ситуации в системе здравоохранения биогеохимической провинции. Рассчитаны интегрированные показатели здоровья
2010

Специфические особенности Каратау-Жамбылской биогеохимической провинции связаны с производством фосфорных минеральных удобрений.
2010

Воспоминания как «биографо-апокрифический» жанр

В статье рассматривается мемуарно-­биографический очерк Н.С. Лескова, посвященный личности известного ученого­фольклориста и писателя­публициста П.И. Якушкина – «Товарищеские воспоминания о П.И. Якушкине».

Образ жизни П.И. Якушкина представлен Н.С. Лесковым как своеобразная разновидность русского национального «праведниче­ ства». Воспоминания о П.И.Якушкине представляют собой новый тип хроникальной композиции, обусловленный особенностями характера личности, о которой рассказывает мемуарист.

Своеобразный жанр воспоминаний Н.С. Лескова можно опреде­ лить как «биографо­апокрифический», так как основой его являет­ ся «канонический» подтекст общеизвестных фактов биографии П.И. Якушкина. В представлении Н.С. Лескова они неотделимы от «апок­ рифических» наслоений в виде разнообразных слухов, свидетельств современников и очевидцев, в которых отражается и своеобразие переживаемой автором эпохи, и индивидуальная неповторимость ха­ рактера героя литературных воспоминаний.

Мемуарно-биографический очерк Н.С. Лескова, посвященный личности известного ученого-фольклориста и писателяпублициста П.И. Якушкина, впервые был опубликован среди других воспоминаний современников, помещенных в посмертном издании сочинений Якушкина в 1884 году. Критика XIX века отмечала особый характер этих воспоминаний, признавая, что их отличает «художественность и полнота» – «это как бы законченный художественный очерк, картинка с натуры, нарисованная с обычной г. Лескову талантливостью» [1]. В XX столетии В. Базанов – один из авторитетных исследователей биографии и личности Якушкина – писал, что только Лескову удалось разгадать и «нарисовать его реальный портрет, правда, с присущей этому художнику чрезмерностью» [2, 268]. Базанов использовал «Товарищеские воспоминания о Якушкине» наряду с другими мемуарами современников как документальное свидетельство реальности того социально-психологического типа русского интеллигента, который воплотился в личности Якушкина. В статье, посвященной Якушкину, Базанов показал, как общение с ним отразилось в рассказе Лескова «Овцебык», отметив совпадение ряда фактов из жизни реального человека и главного героя рассказа Василия Богословского.

В «Товарищеских воспоминаниях о П.И. Якушкине» Лесков создает оригинальную жанровую разновидность литературного портрета, в котором принцип подачи фактов биографии писателя отражает концепцию создаваемого характера. Автор не претендует на полноту и всесторонность его изображения, выстраивая образ Якушкина согласно собственной идее, которую настойчиво внедряет и в сознание читателя.

Образ жизни Якушкина представлен Лесковым как своеобразная разновидность русского национального «праведничества», запечатленного им ранее в образах героев рассказов 1860-х годов «Овцебык, «Очарованный странник», «Несмертельный Голован», «Котин доилец и Платонида», романе «Соборяне». В концепции характера героя воспоминаний нашел отражение интерес писателя к художественной обработке раннехристианских сюжетов в произведениях 1880-х годов «Гора», «Совестный Данила», «Скоморох Памфалон», «Прекрасная Аза», в работу над которыми «вклинились» «Товарищеские воспоминания о Якушкине». Довольно странным выглядит факт практически полного отказа Лескова от оценки и комментирования собирательской, научной и публицистической деятельности Якушкина, то есть той стороны биографии фольклориста и писателя, в которой проявилась его активная жизненная позиция.

Лесков творит собственную легенду о Якушкине – праведнике, действующем по воле высших сил, повинуясь непосредственному течению жизни. Весь материал воспоминаний о Якушкине сгруппирован в пространстве между двумя крайними параметрами его характеристики, данной современниками: «мужицка чучелка» (Функендорф) и «божий человечек» (С. Максимов). Именно эти оценки личности Якушкина, приведенные Лесковым, представляют нам концепцию его личности в «Товарищеских воспоминаниях». В обретении Якушкиным, помимо его собственной воли, качеств «божьего человечка» и видит смысл его существования Лесков. Формирование такого представления о своем герое Лесков начинает с эпиграфа.

Отличительной особенностью стиля литературного портрета Якушкина является эпиграф, который сразу настраивает читателя на определенный ракурс восприятия его личности. Практически всегда Лесков-художник предварял свои произведения эпиграфом. Часто писатель начинал работу над текстом с подыскания эпиграфа [3, 104], тем самым «настраивая» свое воображение на определенный лад. В окончательном варианте, поставленный перед изложением, эпиграф задавал тон всему повествованию, уточняя и концентрируя смысл рассказанного. По-видимому, так произошло и с отбором эпиграфа к литературному портрету Якушкина: «Жил на свете Живулечка, как ему господь повелел», который дан со ссылкой на источник – сказка о Живульке. В русском фольклоре нет сказки, героем которой был бы некий Живулька, но в черновых рукописях к сказке «Маланья – голова баранья» сохранился пересказ фламандской легенды о нужде, смерти и грушевом дереве, положенный Лесковым в основу сюжета. Писатель значительно изменяет заимствованный сюжет о старушке Нужде, которая перехитрила Смерть, вводя в качестве действующих лиц приемных детей старухи Маланьи – Ерашку и Живулечку. Образ Живулечки, проходящего через ряд испытаний и не потерявшего интереса к жизни, ассоциировался Лесковым с образом Якушкина. В предпосланном к очерку эпиграфе особый смысл приобретает вторая часть: «как ему господь повелел». Здесь содержится намек на особое предназначение героя, отличающее его образ жизни от жизни общества в целом. Доказательству этой идеи подчинена композиция литературного портрета Якушкина.

Лесков придавал особое значение композиции своих произведений и отмечал, что его склонность «писать мемуаром», располагая материал в хронологической порядке, объясняется стремлением воспроизводить течение жизни в ее естественной последовательности. «Жизнь человека, – писал Лесков в «Блуждающих огоньках», – идет как развивающаяся со скалки хартия и я ее так просто и буду развивать лентой» [3, 169]. Этот принцип децентрализованного развертывания сюжета, «лентой, без апофеоза, даже без кульминационной точки» (письмо И.С. Аксакову от 19 февраля 1881 года) был впервые использован писателем в исторической хронике «Старые годы в селе Плодомасове, где бы ли даны картины быта, нравов и галерея типов русской жизни, начиная с эпохи Ивана Грозного. Жанр хроники, основанный не на романической фабуле, а на «временном» изложении событий, определил впоследствии и композицию «Соборян». Хроникальная композиция показательна и для тех произведений Лескова, в которых рассказчик, он же герой, сообщает слушателям о приключениях и происшествиях своей жизни. Так построены очерки «Смех и горе», рассказы «Очарованный странник», «Заячий ремиз».

Органически свойственный Лескову принцип развертывания произведения многократно варьировался писателем, и в этом отношении воспоминания о Якушкине представляют собой новый тип хроникальной композиции, обусловленный особенностями характера личности, о которой рассказывает мемуарист. Он описывает «похождения» Якушкина в коротких отрывках: такой способ повествования Лесков избирает потому, что это единственная форма, в которой можно передать суждение о лице, не «укладывающемся ни в какую форму». Опыт изображения «вдохновенного бродяги», через который прошел Лесков, работая над рассказом «Шерамур» [4], оказался плодотворным в воплощении замысла очерка о Якушкине.

Доминирующей чертой характера Якушкина Лесков считает его «направление к простонародности» [4], о чем «сообщает» взятый из фольклорных источников эпиграф очерка. В отсылке к фольклорному жанру скрыто сообщение о роде занятий Якушкина-фольклориста и этнографа. Однако «простонародность» Якушкина в его литературном портрете явно гиперболизирована и шаржирована. Как справедливо указывает В. Базанов, сама личность Якушкина «стала достоянием фольклора, дружеской молвы, народной и товарищеской», еще при жизни [2, 282].

Лесков начинает свои воспоминания о юных годах Якушкина-гимназиста очень характерной «оговоркой», которая затем будет постоянно подкрепляться приводимыми мемуаристом фактами: «... Павел Иванович оставил по себе в ближайших поколениях героические предания: говорили о крайней его небрежности в туалете, и особенно о его «вихрах» [3, 71]. Память мемуариста сохранила эту деталь облика Якушкина, но она использована Лесковым не для того, чтобы индивидуализировать его внешность. Визуальный образ «вихров» – метафора доминирующей черты характера Якушкина, «выстроенного» автором-повествователем.

Сообщая о «вихрах» Якушкина, Лесков убеждает читателя, что именно эта деталь его внешнего облика воспринималась и соучениками его, и администрацией гимназии как знак неповиновения порядку, демонстрируя, «как не должно себя содержать». Уже в первой главке очерка, посвященной доказательству этого тезиса, появляется «апокрифический» акцент рассказа: Лесков объясняет происхождение «могучих вихров» сверъхестественной силой, которая была свойственна их обладателю. Молва наделяла Якушкина способностью мгновенно выращивать «вихры», представляя его «чем-то вроде тунгузского чудотворца, который, проведя рукою по распоронному брюху, заживляет рану в одно мгновение ока» [3, 72]. Это сравнение героизировало облик Якушкина (он своими «вихрами» «убивал господина директора») в глазах гимназистов еще и потому, что одновременно Павел Иванович при пострижении его «грубо оправдывался такими мужицкими словами, что во всем классе помирали со смеху».

Таким образом, Лесков, уже в самом начале воспоминаний фольклоризирует образ Якушкина, включая в повествование наряду с сообщением реальных биографических фактов из жизни товарища, «апокрифические» наслоения в виде элементов такого жанра, как предание и сказка. Однако жанровая доминанта фольклорного предания существенно корректируется

Лесковым, так как он ведет рассказ о человеке, геройство которого заключалось, по мнению автора, в активном отрицании принятых норм общественного поведения. «Мужицка чучелка», – так определяет стиль поведения гимназиста Якушкина учитель немецкого Функендорф, словами которого Лесков подводит черту под рассказом о «вихрах» в первой главе литературного портрета.

Героизм Якушкина – человека, посвятившего себя изучению народа, представлен в ряде курьезных случаев, а его простонародные манеры поданы таким образом, что часто заслоняют от читателя реальный масштаб личности портретируемого. Так, во второй главке воспоминаний Лесков развивает тему «простонародности» Якушкина и вспоминает о том, что красная рубаха и плисовые шаровары Павла Ивановича не согласовывались в восприятии мужиков с его очками. Они считали, что он «кто-то ряженый», а «Ряженый и есть... черт!» [3, 73].

Точка зрения гимназического начальства и соучеников Якушкина дополняется мнением народа, той частью общества, к которой обладатель непокорных «вихров» испытывал неподдельный интерес с детства. Образ Якушкина получает неожиданную интерпретацию: в народном восприятии он черт, то есть путаник, ряженый, обманщик, не тот, за кого себя выдает. Таким образом, Лесков использует визуальный образ не только в целях конкретизации внешнего облика героя воспоминаний; скорее он имеет отношение к характеристике среды, с позиций которой оценивается его манера поведения и поступки.

До «Товарищеских воспоминаний о П.И. Якушкине» тема «ряженого» возникает в рассказе «Овцебык» и связана с образом Василия Богословского, одним из первых в творчестве Лескова героев-«праведников», ищущего подлинный смысл жизни и для себя, и для других. Изображенная Лесковым в десятой главе рассказа сцена разговора Овцебыка с мужиками показывает, насколько далек герой от понимания истинной сущности народного мировоззрения. Объяснение социальных законов с помощью горсти гороха мужики воспринимают как забавное представление, а рассуждающего Богословского принимают за комедианта («Покажи, просят, опять эту комедию»), ненастоящего мужика, который не способен выполнять никакую настоящую работу. Герой рассказа кончает самоубийством, ему некуда идти, его трагический конец предопределен.

В очерке отсутствуют сведения о том, как ушел из жизни Якушкин. Этот мотив не вписывался в лесковскую концепцию «божьего человечка», не понятого обществом, но вдохновленного «праведничеством»: добротой и незлобием, которые он постоянно проявлял к окружающим его людям.

Возвращаясь к функции мотива ряженого, обратим внимание на то, что, появившись во второй главке воспоминаний, он конкретизируется Лесковым в седьмой главе в анекдотичной ситуации с неспособными, по определению Якушкина, сапогами Лескова. Этот же эпизод из истории взаимоотношений Лескова и Якушкина уже вошел в рассказ «Овцебык» и «растворился» в череде не менее парадоксальных фактов биографии персонажа произведения [5, 171]. В литературном портрете Лесков возвращается к истории с сапогами затем, чтобы расширить круг лиц, видевших в поступках Якушкина скрытый, враждебный смысл… «Это не человек, это черт!» – так характеризует его горничная немка. Он, поясняет Лесков, взяв без спроса сапоги, представлялся ей «опасным хитрецом и даже, может быть, чем-нибудь хуже» [3, 78]. Данным мнением можно было бы пренебречь, тем более, что высказано оно немкой, не знавшей русского языка и не сказавшей ни слова с Якушкиным. Однако этот факт становится еще одним аргументом, который использует Лесков, создающий образ человека, во всех отношениях «выпадающего» из окружающей его действительности.

Мотив «несоответствия» Павла Иванови ча общепринятым нормам жизни реализован и в композиционной структуре практически каждой из семнадцати небольших по объему глав. Они, как правило, состоят из двух частей. Сначала Лесков рассказывает о каком-либо эпизоде из жизни Якушкина, а завершает главку авторское толкование побудительных мотивов его поступка.

Так, история об обеде Якушкина с псковским полицеймейстером Гемпелем, который арестовывал его незадолго до этого, приведена со слов возмущенного С.С. Громеки. В передаче Громеки, Якушкин был страшно удивлен тем, почему на Гемпеля «люди сердятся, когда я не сержусь? Он чудесный мужик и свое дело делал» [3, 73]. Рассказанному Лесков предпосылает замечание о том, что своих почитателей в литературе Павел Иванович ставил «в затруднение насчет его «странного характера». Однако в последующих затем главках Лесков не только не дает оценку литературной и публицистической деятельности Якушкина, но даже не упоминает об очерках «Бунты на Руси», опубликованном в 1863 году в «Современнике», «Путевых письмах из Орловской губернии» (1861) «Путевых письмах из Астраханской губернии» (1868-1969), увидевших свет в «Отечественных записках» и других произведениях, появлявшихся в периодической печати и будораживших общественное мнение.

О литературной деятельности Якушкина читателю воспоминаний предстоит судить по двум пассажам в четвертой и пятой главе, а также по характеру изображения его взаимоотношений с Некрасовым. В каждой из них Якушкин представлен как человек, чуждый литературному творчеству, чуждый пониманию того исторического момента, который переживала отечественная словесность в 60-е годы. «Редакционные соображения» Якушкина на заседаниях «Библиотеки для чтения» представлены только лишь как веселые поощрения выпить и закусить, а раскол в отношениях между «постепеновцами» из «Отечественный записок» и нетерпеливцами «Современника» как полное непонимание серьезности их литературных разногласий. Высказанное одним из литераторов соображение о том, что требование получить семь рублей у Некрасова за «неспособные» желтые ботинки, взятые Якушкиным у Лескова, были связаны с желанием Павла Ивановича сблизить Некрасова и Лескова, не были серьезно восприняты последним. Сам поступок Лесков расценил как проявление наивности и безалаберности Якушкина.

В изложении мемуариста отношения Некрасова и Якушкина предстают почти водевильными, а между тем личность писателя-фольклориста и сфера его занятий были настолько серьезно оценены Некрасовым, что в образе Павлуши Веретенникова – одного из героев «Кому на Руси жить хорошо», он выразил свое отношение к деятельности Якушкина и подвижников, подобных ему.

Постоянно проводя мысль о легкомыслии Якушкина, Лесков излагает как курьез значительный во всех отношениях случай из его биографии, связанный с известной фотографией ученого-фольклориста, где он изображен «в очках и с подогнутыми под себя ногами». Не уточняя, каким образом фотография Якушкина с подписью «Pougatscheff» оказалась в Париже, в Пале-Рояле, Лесков рассматривает сам факт появления ее как «забавную шутку» судьбы. Рассказ о появлении фотографии вписан в контекст сетований Лескова о «трогательной истории» удаления Якушкина из Петербурга: в деятельности «этой олицетворенной простоты, этого ребенка, требовавшего няньки», он не усматривает никакой угрозы общественному устройству.

Настойчиво повторяющийся в очерке мотив «простоты» Якушкина корнями уходит в эпоху 60-х годов, когда Лесков, выступая с передовой статьей в «Северной пчеле», высказывает убеждение в том, что крестьянство – сословие, для которого «не существует никаких политических вопросов и что если в его памяти живы какиелибо политические события, то решение их давно отнесено к власти божией...».

В 80-е годы, в пору создания воспоминаний о Якушкине, для Лескова оказывается актуальным напомнить читателю эту точку зрения, развивая мысль о своеобразии проявления «мужицкого» народознания своего героя.

Дело в том, что преследования Якушкина за его дружбу с народом и правдивое освещение в печати его истинного положения накануне реформы 1861 года, были вполне обоснованы. Архивные документы того времени показывают: правительство Александра II опасалось, что ученые-фольклористы и этнографы, «сливаясь... с народною массою... будут непременно находить сочувствие народа и послужат проводниками всевозможных идей и толков. Что сочувствие к ним будет велико, свидетельствуют строки из письма Якушкина», – писал министр внутренних дел Ланской [6, 142]. Сам Якушкин в статье «Несколько слов о мирской сходке», опубликованной в «Северной пчеле» 3 июня 1860 года, писал, что целью его планируемой поездки в Ярославскую, Владимирскую и Костромскую и Вологодскую области зимой 1859-1860 года было «изучение мирской сходки» как формы народного самоуправления. В. Базанов приводит еще целый ряд фактов, свидетельствующих о том, что «хождение в народ» Якушкина имело целью не только фольклорные и этнографические изыскания, а преследование его носило характер политический [2, 276-281].

Не только общественная, но и литературная деятельность писателя Якушкина, о которой Лесков знал, могла дать основание для подписи «Pougatscheff» под его фотографией. В «Путевых письмах из Орловской губернии», появившихся на страницах «Современника» в 1861 году, значительное место занимают записи преданий о разбойниках. «Любовь к разбойничьим песням, писал А.Н. Пыпин, – продолжалась и будет продолжаться до тех пор, пока существуют породившие их общественные причины». Цитируя этот отзыв Пыпина, известный фольклорист Л.И. Землянова, справедливо заметила, что «Приводимые Якушкиным легенды являются прекрасным доказательством справедливости этих слов» [7, 191]. Одним из наиболее популярных на орловщине преданий, судя по записям Якушкина, было предание о Тришке Сибиряке, защищавшем слабых и восстанавливавшим социальную справедливость. Народ, по словам Якушкина, относился с большой симпатией к разбойникам-протестантам, поэтому, находясь в ссылке в Астраханской губернии, он записывает народные легенды о Ермаке, Емельяне Пугачеве и Степане Разине. Основная часть астраханских «Путевых писем» представляет собой беллетризованный диалог между едущим в вагоне рассказчиком и его собеседниками. Емельян Пугачев в записях Якушкина представлен как «храбрый воитель, только пил уж очень крепко», «добрый был человек... едет по улице – и направо и налево пригоршнями деньги в народ бросает». Слушая казаков, Якушкин вспоминает о «Капитанской дочке» Пушкина и подводит итог: «Пугачев Пушкина в «Капитанской дочке» взят из местных рассказов».

Как свидетельствуют факты, Якушкин много и плодотворно работал и в Орловской, и в Астраханской ссылке, собирая фольклор, тем самым по-своему воплощая идею заступничества за народ. Однако Лесков обходит эту сторону жизни Якушкина, ссылаясь на то, что «из этой последней поры его жизни, кажется, в литературной семье нет до сих пор никаких сведений» [3, 85]. Мемуарист сознательно «затушевывает» в характере Якушкина то, что не вписывается в его концепцию этого человека. Особенно ярко позиция автора проявляется в пяти финальных главках литературного портрета, в которых Лесков подводит итог воспоминаниям и формулирует свое «личное мнение о покойном Павле Ивановиче», прибегая к своеобразной «рубрикации» материала: нравственные качества (добро), интеллект (ум), отношение к политике, социальные симпатии (выделено Лесковым). В этой час ти воспоминаний Лесков рассуждает, подводя итоги рассказанным случаям из жизни, и прямо формулирует свою точку зрения на Якушкина. Это человек, которого отличало от всех других «святое, всепобеждающее незлобие,... незлобие праведника» и «доброта его... чисто пассивная» [3, 82, 84].

Именно в этом ключе следует интерпретировать строки, вошедшие в тринадцатую главу, о «находчивой выходке с букетом, брошенном к позорному столбу Н.Г. Чернышевского». Лесков кратко сообщает о том, что «Якушкин спас девушку, бросившую букет», и никак не комментирует свои слова. Между тем, эта история получила всероссийскую огласку. Так, нижегородский губернатор Н.А. Огарев писал князю В.А. Долгорукову: «Надо положить, наконец, предел свободе незаконных действий этого бродяги-литератора, доказавшего... вредное направление мыслей и дерзость во время беспорядков, сопровождающих приведение в исполнение сентенции над Чернышевским...» [6, 222].

По-видимому, следует согласиться с одним из авторитетных исследователей биографии и творчества Якушкина В. Базановым, который, считая литературный портрет Лескова наиболее правдивым из всех воспоминаний о нем, говорит о сознательном изображении его как «божьего человечка» и старательном разрушении легенды о нем, как о Пугачеве. Высказывая справедливую мысль, исследователь не дает прямого ответа на вопрос, почему Лесков творит свою собственную «безопасную» легенду о Якушкине, которого нет в живых уже почти десять лет? Ответ на этот вопрос, имеющий прямое отношение к своеобразию жанровой специфики «Товарищеских воспоминаний о Якушкине», следует искать в обстоятельствах творчества Лескова 80-х годов. В это время Лесков увлеченно работает над переложениями Пролога, создавая собственные варианты «апокрифов» на сюжеты произведений религиозной литературы, тематически связанные с книгами Ветхого и Нового заветов. Для апокрифа было характерно включение «еретических» элементов, отвергаемых канонической литературой, наличие поэтического вымысла и фантастики, морального дидактизма, что делало их популярными в широкой читательской среде [8; 9].

Работая над образом Якушкина, Лесков «вписывает» его характер в контекст героических характеров «праведников» христианской письменности, «освобождает» его от свойственных реальной личности Якушкина сложностей и противоречий. Его визуальный образ, задав тон повествованию, постепенно «тускнеет» в памяти читателя и приобретает обобщенный характер. В нем отражаются многочисленные, чаще отрицательные, суждения о социальном негативизме Якушкина, выраженном в его манерах, поведении, одежде.

Своеобразный жанр воспоминаний Лескова можно было бы определить как «биографо-апокрифический». Оригинальность его проявляется в том, что основой его является «канонический» подтекст общеизвестных фактов биографии Якушкина. В представлении Лескова они неотделимы от «апокрифических» наслоений в виде разнообразных слухов, свидетельств современников и очевидцев, в которых отражается и своеобразие переживаемой автором эпохи, и индивидуальная неповторимость характера героя литературных воспоминаний.

 

Литература

  1. Щелгунов Н.В. Литературная критика. – Л., 1974.
  2. Базанов В.Г. Русские революционные демократы и народознание. – Л., 1974.
  3. Лесков Н.С. Собр. соч.: В 1 т. – М., 1955.
  4. Плещунов Н. Очерк Н.С. Лескова «Шерамур» // Труды Азербайджанского гос. университета. – Баку, 1941.
  5. Горелов А.А. Н.С. Лесков и народная культура. – Л., 1988.
  6. Баландин А.И. П.И. Якушкин. Из истории русской фольклористики. – М.: Наука, 1969.
  7. Землянова Л.М. О роли фольклора в литературной деятельности П.И. Якушкина // Русский фольклор. Материалы и исследования. – М., 1958.
  8. Мещерский Н.А. Апокрифы в древней славяно-русской письменности: Ветхозаветные апокрифы // Н.А. Мещерский. Методические рекомендации по описанию славяно-русских рукописей, хранящихся в СССР. – М., 1976.
  9. Мильков В.В. Дневнерусские апокрифы. – СПб., 1999.

Разделы знаний

Архитектура

Научные статьи по Архитектуре

Биология

Научные статьи по биологии 

Военное дело

Научные статьи по военному делу

Востоковедение

Научные статьи по востоковедению

География

Научные статьи по географии

Журналистика

Научные статьи по журналистике

Инженерное дело

Научные статьи по инженерному делу

Информатика

Научные статьи по информатике

История

Научные статьи по истории, историографии, источниковедению, международным отношениям и пр.

Культурология

Научные статьи по культурологии

Литература

Литература. Литературоведение. Анализ произведений русской, казахской и зарубежной литературы. В данном разделе вы можете найти анализ рассказов Мухтара Ауэзова, описание творческой деятельности Уильяма Шекспира, анализ взглядов исследователей детского фольклора.  

Математика

Научные статьи о математике

Медицина

Научные статьи о медицине Казахстана

Международные отношения

Научные статьи посвященные международным отношениям

Педагогика

Научные статьи по педагогике, воспитанию, образованию

Политика

Научные статьи посвященные политике

Политология

Научные статьи по дисциплине Политология опубликованные в Казахстанских научных журналах

Психология

В разделе "Психология" вы найдете публикации, статьи и доклады по научной и практической психологии, опубликованные в научных журналах и сборниках статей Казахстана. В своих работах авторы делают обзоры теорий различных психологических направлений и школ, описывают результаты исследований, приводят примеры методик и техник диагностики, а также дают свои рекомендации в различных вопросах психологии человека. Этот раздел подойдет для тех, кто интересуется последними исследованиями в области научной психологии. Здесь вы найдете материалы по психологии личности, психологии разивития, социальной и возрастной психологии и другим отраслям психологии.  

Религиоведение

Научные статьи по дисциплине Религиоведение опубликованные в Казахстанских научных журналах

Сельское хозяйство

Научные статьи по дисциплине Сельское хозяйство опубликованные в Казахстанских научных журналах

Социология

Научные статьи по дисциплине Социология опубликованные в Казахстанских научных журналах

Технические науки

Научные статьи по техническим наукам опубликованные в Казахстанских научных журналах

Физика

Научные статьи по дисциплине Физика опубликованные в Казахстанских научных журналах

Физическая культура

Научные статьи по дисциплине Физическая культура опубликованные в Казахстанских научных журналах

Филология

Научные статьи по дисциплине Филология опубликованные в Казахстанских научных журналах

Философия

Научные статьи по дисциплине Философия опубликованные в Казахстанских научных журналах

Химия

Научные статьи по дисциплине Химия опубликованные в Казахстанских научных журналах

Экология

Данный раздел посвящен экологии человека. Здесь вы найдете статьи и доклады об экологических проблемах в Казахстане, охране природы и защите окружающей среды, опубликованные в научных журналах и сборниках статей Казахстана. Авторы рассматривают такие вопросы экологии, как последствия испытаний на Чернобыльском и Семипалатинском полигонах, "зеленая экономика", экологическая безопасность продуктов питания, питьевая вода и природные ресурсы Казахстана. Раздел будет полезен тем, кто интересуется современным состоянием экологии Казахстана, а также последними разработками ученых в данном направлении науки.  

Экономика

Научные статьи по экономике, менеджменту, маркетингу, бухгалтерскому учету, аудиту, оценке недвижимости и пр.

Этнология

Научные статьи по Этнологии опубликованные в Казахстане

Юриспруденция

Раздел посвящен государству и праву, юридической науке, современным проблемам международного права, обзору действующих законов Республики Казахстан Здесь опубликованы статьи из научных журналов и сборников по следующим темам: международное право, государственное право, уголовное право, гражданское право, а также основные тенденции развития национальной правовой системы.