Детство – самая светлая и радостная пора в жизни каждого человека. По крайней мере, оно должно таким быть, потому что в детстве закладывается характер человека, его отношение к себе и к окружающему миру. В обычном понимании детство – синоним духовной чистоты и непосредственности нравственного чувства человека. Наверное, для всякого взрослого человека в его детстве есть нечто такое, что сохраняет смысл и значение изначального критерия счастья. Так, например, читая некоторые рассказы писателя русского зарубежья Н.Тэффи, мы чувствуем, что они написаны «большими детьми»: ей удалось убедительно воспроизвести то изначальное чувство гармонии мира, которое заключено в детстве, детских годах.
«Детство – это огромный край, откуда приходит каждый» [1, 28], – писал Сент–Экзюпери. Ребёнок, по духовной природе своей, ищет гармонии и согласия, ему претят ненависть и ожесточение, он весь открыт для любви. И как важно, чтобы из детства ребёнок вступал в юность с чистой и ясной душой, верующей и любящей, и чтобы память сердца не омрачалась тягостными воспоминаниями и хранила те, которые благодатно отразятся на всей его последующей судьбе.
Смотреть на окружающее глазами ребенка, видеть в привычном и знакомом новые, неповторимые черты, стремиться к новому – эти качества присущи многим писателям, в том числе Н.А.Тэффи. Тэффи проявляла глубочайший интерес к детской психологии, к семейному и общественному быту детей, к вопросам воспитания. Мир ребенка для нее – это мир маленького человека со своим внутренним «содержанием», полноценными мелочами быта, семейными неурядицами и несуразностями жизни.
Признание пришло к Тэффи после выхода в свет двухтомника «Юмористических рассказов» (1910). Однако сама писательница более всего дорожила «серьезной» прозой, неотъемлемой частью которой является цикл рассказов о детях. Для Тэффи легко было писать о них, и это наглядно видно из ее разговора с известным писателем русского символизма Ф. Сологубом, содержание которого приведем далее. Ф.Сологуб с Тэффи взялись однажды устанавливать метафизический возраст общих знакомых – тот, который определяет существо личности и который порой немного расходится с возрастом реальным. Когда же добрались до самих себя, «шестисотлетний» Сологуб определил Тэффи как тринадцатилетнюю: «Я подумала. Вспомнила, как жила прошлым летом у друзей в имении. Вспомнила, как кучер принёс с болота какой–то страшно длинный рогатый тростник и велел непременно показать его мне. Вспомнила, как двенадцатилетний мальчишка требовал, чтобы я пошла с ним за три версты смотреть на какой – то древесный нарост, под которым, видно, живёт какой–то зверь, потому что даже шевелится. И я, конечно, пошла и, конечно, ни нароста, ни зверя мы не нашли. Потом пастух принёс с поля осиный мёд и опять решил, что именно мне это будет интересно. Показал на грязной ладони какую – то бурую слякоть. И каждый раз в таких случаях вся прислуга выбегала посмотреть, как я буду ахать и удивляться. И мне действительно все это было интересно. Да, мой метафизический возраст был тринадцать лет» [2, 14], – так писала Тэффи.
«Тринадцать лет – возраст радости и муки, возраст ещё и уже, грань, балансируя на которой, можно заглянуть назад, в детство, и вперёд, в этот вожделенный мир, где живут «большие» – магическое и таинственное слово, мука и зависть «маленьких» [3, 16].
«Вечно тринадцатилетняя» Тэффи, к теме детства впервые обращается в сборнике «Неживой зверь», вышедшем в 1916 г. в Петрограде. Сборник поразил критиков и читателей несвойственным писательнице стилем: новый герой (ребенок), мягкий юмор, тонкий психологизм, серьезность темы в сочетании с лиризмом повествования не имели ничего общего с устоявшейся манерой иронического разоблачения духовного мещанства обывателей.
Мастерски передавая психологию ребенка, Тэффи создает неповторимый, своеобразный мир его мыслей и чувств. Ее рассказы «Неживой зверь», «Ревность», «Счастливая», «Репетитор», «Гурон» отображают детство как особое, невозвратимое, милое и навсегда утраченное душевное состояние. В этих рассказах Н.А. Тэффи, скорее, идет за общим традициями осмысления детства, актуализируя вполне устоявшиеся в русской литературе смыслы, явления и проблемы, соотносимые с детством. Однако если следовать именно за образами детства, созданными в этих рассказах, то скорее можно поверить писательнице на слово, прежде чем уяснить тот глубинный и порой крайне неожиданный смысл, который несут в себе дети и детство под ее пером. Что значат дети в этом мире? Как они воспринимают привычные для нас явления действительности? – вот вопросы, которые в данном случае волновали писательницу.
Интересно, что Тэффи достаточно точно указывает возраст детей – героев рассказов, что дает возможность дифференцировать эти рассказы по трем возрастным группам и соответствующим им этапам развития детской психики. Так, к первому этапу развития детской психики можно отнести рассказ «Неживой зверь». Рассказ «Неживой зверь», давший название сборнику 1916 г., обладает сложным философско–символическим подтекстом, в котором тонко представлена детская психология, показана пропасть между детским, естественным восприятием мира и лживым миром взрослых.
Действие рассказа происходит в доме маленькой Кати, и вся атмосфера его дана через восприятие главной героини произведения. Катенька по–своему воспринимает этот мир, оказавшись в окружении большого вещного мира и, естественно, в ее понимании много наивного. Отмечая комическое в поведении ребенка, автор не иронизирует, а любуется его наивностью:
«А Катя ушла с бараном за сундук и стала мучиться.
Не живуч баран. Погибнет. Мочало вылезет, и капут. Хотя бы как–нибудь немножко бы мог есть!
Она достала с подоконника сухарь, сунула барану под самую морду, а сама отвернулась, чтобы не смущать. Может, он и откусит немножко… Пождала, обернулась – нет, сухарь нетронутый.
А вот я сама надкушу, а то ему, может быть, начинать совестно».
«Мое вам почтение! – слышит вдруг Гриша почти над самым ухом чей – то громкий, густой голос и видит высокого человека со светлыми пуговицами» [4, 164].
Девочка внимательно приглядывается, прислушивается к окружающему миру. Мир видится ей в определенных, четких границах, и поэтому во внешности взрослых, их психологическом портрете, в частности, она выделяет отдельные броские черты. Так, Катя не чувствует человеческого тепла ни со стороны мамы («она давно Кате ничего не отвечала, ей было все некогда»), ни со стороны папы и учительницы.
И поэтому закономерно, что свой главный подарок – большого шерстяного барана она наделяет человеческими качествами: «Он был весь мягкий, с длинной кроткой мордой и человеческими глазами, пах кислой шерсткой и, если оттянуть ему голову вниз, мычал ласково и настойчиво: мэ – э!» [4, 9].
«Раз как – то расшалилась она, и он туда же – хоть морду отвернул, а видно, что смеется. А когда Катя завязала ему горло тряпкой, он хворал так жалостно, что она сама потихоньку поплакала» [4, 61].
Только баран оказывается «живым» существом для Кати, и в этом как нельзя лучше проявляется ирония, звучащая в самом заглавии рассказа – «Неживой зверь». Название рассказа представляет собой оксюморон – сочетание противоположных по смыслу слов. Ведь зверь – живое существо, и вдруг оно определяется словом «неживой».
В противоположность этому мать Кати, отец, учительница, няня, бабы – все они представлены словно «человекообразными», лишенными человеческого тепла и сочувствия: «Мать отвернула свое птичье личико и ничего не ответила»; «Утро было скучное, темное, беспокойное, и неожиданно объявился папа. Пришел весь серый, сердитый, борода мохнатая, смотрел исподлобья, по – козлиному», «стали приходить из кухни какие – то бабы с лисьими мордами».
«Учительница застучала каблуками, протянула Кате руку. Она действительно похоже была на старого умного цепного пса, даже около глаз были у нее какие – то желтые подпалины, а голову поворачивала она быстро и прищелкивала при этом зубами, словно муху ловила».
«Нянька подошла, вытянула шею.
Крыса это, а не кот! Крыса. Ишь, здоровенная! Этакая любого кота загрызет! Крыса!
Она так противно выговаривала это слово, растягивая рот, и, как старая кошка, щерила зубы, что у Кати от отвращения и страха заныло под ложечкой» [4, 65].
Подробно, глазами Кати показана вся эта обывательская, бездуховная обстановка, впечатления от которой врываются в душу ребенка и оказывают на нее свое глубокое влияние. В финале описываемого эпизода можно понять, что в душе ребенка происходит борьба разных чувств. С одной стороны – решительность, готовность бороться за свою любовь, с другой – страх. В этом поединке победу одерживает страх. В итоге ребенок отчаивается: Катя теряет самое родное и близкое ей существо, неживого зверя, теряет надежду, радость, любовь к близким…
Рассказы Тэффи «Ревность» и «Счастливая» относятся ко второму периоду детского развития, к дошкольному детству. Между тем маленькие нина и Ваня отличаются от детей дошкольного возраста тем, что они не только воспринимают и по–своему объясняют действительность, но и вмешиваются в нее, оценивают других людей, и при этом у них вырабатывается собственное представление о том, что хорошо и что плохо. Как известно, маленький человек воспринимает окружающих обостренно, так как он еще только осваивает мир, поражая взрослых чувствительностью, впечатлительностью, своей наблюдательностью.
Дети (нина и Ваня) буквально горят желанием помочь новорожденным котятам: «До самого обеда, несмотря на горячие протесты няньки и кухарки, они сидят в кухне около ящика и возятся с котятами. Лица их серьезны, сосредоточены и выражают заботу. Их тревожит не только настоящее, но и будущее котят. Они порешили, что один котенок останется дома при старой кошке, чтобы утешать свою мать, другой поедет на дачу, третий будет жить в погребе, где очень много крыс» [5, 205].
Так, опираясь на свой маленький опыт, фантазируют дети, и таким образом они воспитывают в себе художественное восприятие мира. Для них это своего рода новая игра: «Кроме ящика с котятами, Ваня и нина не хотят знать никакого другого мира. Радость их не имеет пределов» [5, 204]. Их изумляет и возмущает отношение к «событию» взрослых. «К великому удивлению Вани, папа не разделяет его симпатий к котятам, и, вместо того чтоб прийти в восхищение и обрадоваться, он держит Ваню за ухо и кричит: – Степан, убери эту гадость!» [5, 204].
Любовь, сострадание и негодование Вани и нины глубоко искренни, и когда они ночью плачут и долго думают об обиженной кошке и жестоком, наглом, ненаказуемом Неро, читателю становиться ясно, что событие» («кошка ощенилась!») было для детей подлинной школой жизни и что родители совершают большую ошибку, проходя мимо таких «событий». Взрослые должны относиться к этой внутренней работе детей с достаточной деликатностью, соблюдая золотую середину между естественными собственными эмоциями и невниманием к ребенку. Нежный механизм детской чувствительности можно повредить язвительной интонацией, раздражительным тоном: («Чтобы этой гадости не было в доме!…»). Герои – дети у Тэффи, как и в жизни, не всегда способны к анализу, но в их памяти навсегда остается негативное ощущение – ощущение ненаказуемости зла, бесчувственности, равнодушия родителей и других взрослых.
В третьей группе рассказов Тэффи о де тях главными действующими лицами являются подростки 11-ти – 14-ти лет. Это – рассказы «Гурон» и «Репетитор». Подростковый возраст, возраст перемен и ломки характера очень трудный. Трудный для окружающий, но более всего тяжелый для самого подростка. Переменчивое, с резкими колебаниями настроение и предельная решительность делает его подчас совершенно неспособным адекватно оценивать ситуацию и вести себя сообразуясь с нею, именно из–за такой неадекватности подросток провоцирует порой возникновение разного рода конфликтов. У каждого свой психологический и эмоциональный уклад, свое восприятие мира. Отсюда и сомнения, и волнение.
В рассказе «Гурон» мы встречаем мальчика Серго, еще одну невинную жертву непонимания взрослых. Одиннадцатилетний Серго живет в Париже с тетей Линет, «но ему, конечно, и в голову не могло прийти величать ее тетушкой. Это было бы так же нелепо, как, например, сверчка называть бабушкой» [6, 205]. Мальчик страдает от упреков тети и старого дяди, от столкновений двух культур. Дядя недоволен тем, что мальчик забывает русский язык: «Как они скоро все забывают! – сказал он Линет. – Совсем офранцузились. Нельзя же так» [6, 206]. Линет недовольна тем, что племянник все время мечтает о гуронах (индейцах): «До чего глуп, до чего глуп! – ахала Линет. – Это принимает форму настоящей мании» [6, 210].
Отметим, что мальчик не чувствует себя ни русским («про Россию не слышал, и свою национальную гордость опереть ему было не на что»), ни французом: «Все на свете вообще так сложно. В школе одно, дома – другое. В школе лучшая в мире страна – Франция. И так все ясно – действительно лучшая. Дома – надо любить Россию, из которой все убежали. Большие что– то помнят о ней» [6, 207]).
Настоящая жизнь для Серго – это жизнь гуронов–индейцев: «Там все ясное, близкое, родное… Сила, храбрость, честность». Однажды Линет пообещала достать карточки индейцев – снимки в «Иллюстрасион». Он терпеливо ждал, поглядывая вопросительно на Линет, и при произнесении слова «индейцы» Серго краснел до слез, задыхался, становился растерянным: «Линет смотрела на него, приоткрыв рот, такого восторга на человеческом лице она еще не никогда не видела» [6, 208]. В данном отрывке обращает на себя внимание эпитет человеческий, далеко не случайный в интересующем нас контексте.
В рассказе «Репетитор» Тэффи повествует о гимназисте восьмого класса Коле Факелове, который так же, как и Егор Зиберев, занимается репетиторством. Сцены того, как репетиторствует Факелов в семье, где все « занимаются гусями», невозможно читать без смеха. Через два месяца работы « репетитору» не только не заплатили денег, но и самым оскорбительным образом выгнали из дома. Вспомнив о своем человеческом достоинстве, Коля бросает « в лицо» хозяину гордые слова: «Вы – невежа, вот вы кто! Прямо вам в глаза говорю, что вы невежа! Да – с! Я еще с вами посчитаюсь!» [7, 43].
Эти слова Коля произносит на улице, и его никто не слышит. Заканчивается рассказ глубоко трагичной нотой боли за попранное достоинство «маленького» человека: «Но душа его не могла подчиниться. Она тихо и горько плакала и понимала, что считаться ни с кем не придется, что его обидели и выгнали и что ушел он окончательно, совсем ушел…» [7, 43]. Маленький герой Тэффи показан как проводник справедливости и нравственной чистоты по контрасту с беззаконием и цинизмом, распространенным в мире взрослых.
Таким образом, в своих «детских» произведениях, несомненно относящихся к высокому искусству, Тэффи находит собственные способы соединить смех и слезы, добродушною иронию и сатиру, улыбку и трагическое мировосприятие, нередко с помощью оксюморона («Неживой зверь»). В ее рассказах – все «на грани» комического и драматического, все как в жизни, где грустное тесно связано со смешным: «Жизнь, как беллетристика, страшно безвкусна. Красивый, яркий роман она может скомкать, смять, оборвать, на самом смешном и нелепом положении, а маленькому дурацкому водевилю припишет конец из «Гамлета», – с грустью писала Тэффи [8, 45].
В своих произведениях на тему детства Тэффи создает картины реальности происходящего глазами детей, умело соединяя фантазию и редкую наблюдательность, свойственную маленьким человечкам. Рассказы Н.А.Тэффи построены на антитезе: Детство – мир взрослых, жизнь взрослых, где все ненастоящее есть игра, по правилам которой должен жить ребенок («Надо любить Россию, из которой все убежали!») В мире детей царит совсем другое: гармония и любовь, розовое, беспечное прошлое и пугающее настоящее, оживание предметного мира и омертвение человеческого, любовь и одиночество, непонимание взрослых, отсутствие с их стороны теплоты, уважения, взаимопонимания, надежда и отчаяние наконец.
Мир детства глазами Тэффи – простой и добрый. И она, изображая его таким, тем самым предостерегала взрослых: будьте осторожны, будьте внимательны. Не навредите. Ведь черты будущего характера, основы человеческой личности закладываются в детстве. Так сделайте же всё, чтобы жизнь «маленьких» как можно реже омрачалась столкновением с жестоким миром «больших», озабоченных лишь собственным комфортом и благополучием – мастерски, с помощью указанных ранее приемов, в свойственной ей иронической манере говорит Н.Тэффи.
«Уроки» Н.Тэффи в рассказах на тему детства еще нуждаются в специальных исследованиях.
Литература
- Антуан де Сент–Экзюпери. Военный летчик. – М.: Эксмо, 2010. – 192 с.
- Бицилли П. Жизнь и литература // Творчество Н.А. Тэффи и русский литературный процесс первой половины XX века. – М., 1999.
- Николаев Д. Жемчужина русского юмора // Н.А. Тэффи. – М., 1990.– 415 с.
- Тэффи Н.А. Неживой зверь. – М.: Лаком, 1997. – С. 164-169, 61-65.
- Тэффи Н.А. Собрание сочинений. – Том 1: И стало так... – М.: Лаком, 1997.– С. 204-205. 6 Тэффи Н.А. Гурон. – M.: Астрель, 2012. – С. 205-210.
- Тэффи Н.А. Репетитор. Рассказы. – М.: Эксмо, 2007. – С. 43.
- Зощенко М.М. Н.Тэффи. Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома. – Л., 1974. – 140 с.