Сведения об авторе. Гусева Нина Васильевна доктор философских наук, Председатель Восточного Отделения Казахстанского Философского Конгресса, Руководитель Международного Центра Методологических исследований и инновационных программ; академик акмеологической академии.
Аннотация. В данной статье рассматривается вопрос об основаниях исследования рефлексивности как вопрос о мышлении и его сущности. Дается анализ подходу, согласно которому конкретизация рефлексивности замещается рассмотрением его видов и функций. Обосновывается недостаточность понимания рефлексивности как самостоятельного явления и предмета психологической науки. Дробление психологии и психологического знания на отдельные направления, каждое их которых обосновывает свой предмет как единый для всей психологии, рассматривается как выражение кризисного состояния в связи с тем, что отсутствует целостность и соответствующее понимание единого предмета исследования в психологии, в котором бы просматривалось основание для всех направлений и некая их связность в различии. В этом контексте характеризуется такое направление как рефлексивная психология и ее основные тезисы в понимании рефлексивности.
Рассмотрение рефлексивности, как объекта и инструмента психологических исследований, с одной стороны, и институционально оформившегося рефлексивного направления в психологии, с другой, задает параметры анализа их соотношения. Речь идет о проявлении уровней содержательного и институционального в процессах развития как психологического знания, так и психологической науки в целом. «Конституции» этих явлений не являются тождественными. Рассмотрение рефлексивности, как объекта и инструмента психологических исследований, должно иметь процессуально содержательный характер, в то время как рассмотрение институционально оформившегося рефлексивного направления в психологии требует анализа его концепции, которая выражена в «ставшем» знании, то есть знании, получившем форму результата.
Актуальность рассмотрения их соотношения заключается, прежде всего, в определении смысла, характера и меры их включенности в исследование психических процессов и в формирование психологического знания. Речь идет, одной стороны, об осознании того, насколько выделение рефлексивности как явления и как психологического понятия действительно влияет на проводимые психологические исследования. С другой стороны, речь идет о том, насколько правомерно и результативно выделять в психологии такое направление как рефлексивная психология. Как оно влияет на ситуацию в психологии как науки в целом, предмет которой до сих пор является проблемой, ведущей к кризису. Иначе говоря, анализ этого «присутствия и включенности» может дать ответ на вопрос о специфике реализации феномена рефлексивности в психологических исследованиях и обеспечит определение статуса рефлексивной психологии как самостоятельного направления.
Рефлексия – это мыслительный процесс, процесс отражения «мышления в мышлении». Это процесс не только регистрации в мышлении определенных характеристик происходящего, но и процесс, в котором открываются возможности выявления закономерностей, направленности развития, логики того, что становится предметом осмысления.
По отношению к науке в целом можно говорить о ее рефлексивности, если в ней присутствует осознание ее собственных основ, направлений, логики развития и перспектив. Рефлексия в развитии науки предполагает наличие высокого уровня осознания методологических основ и взаимосвязей, определяющих ее содержательный и смысловой контексты. В свою очередь, осознание наукой своих основ прямо связано с тем, как понимается культура, человек и общество, в которых и благодаря которым наука возникает и развивается.
Попытки определения рефлексии по сути тождественны вариантам рассмотрения и определения мышления. Ведь контроль мышления над мышлением все равно есть мышление. В истории философии понимание мышления всегда было одной из ведущих познавательных задач. В материалистической диалектике мышление понимается как идеальная форма предметно-практической деятельности. Необходимо различать модификации и способы осуществления деятельности в зависимости от того, как она осуществляется и каков ее статус в совершаемом отношении к миру. В случае проектирования той или иной ситуации в экспериментальном исследовании, надо учитывать эти различия – различия модификаций и способов осуществления деятельности. Главные черты формируемой рефлексии будут моделироваться в качестве особенностей совершаемой деятельности.
К числу негативных деятельностных «модификаций» надо отнести отождествление деятельности и систем тех или иных действий, которые все еще имеют место в мыслительном «лексиконе» и понимании в научном сообществе. Если мышление (а значит и рефлексия) рассматривается как деятельность, но понимается в форме этой «модификации», то есть понимается как система действий, то в этом случае оно выступает как мышление ситуативное, рассудочное. В этом виде оно, собственно, и выступает проявлением столь же ситуативной рефлексии. В этом виде рефлексия не может выражать логику становления, того, что исследуется, например, личности и т.п. Весь потенциал рефлексии в этом случае ограничен некоей данной ситуацией. Рассматривая варианты возможных рефлексий, надо учитывать наличие уровней мышления, формирующихся на основе соответствующих вариантов деятельностного мироотношения.
Мышление исторически формируется и исторически же вырабатывается понимание его основных уровней проявления как обыденного, эмпирического, теоретического и философского. Каждому из них присущи свои особенности, которые возникают на основе тех или иных практически деятельностных или практически-действенных типов отношения к миру.
Эти особенности полностью становятся основами характеристик рефлексий, осуществляющихся на этих уровнях. Так, обыденное мышление характеризуется бессистемностью, ситуативностью, «конечным», то есть завершающимся здесь и сейчас, характером. Оно формируется массивами действий, совершаемых людьми в рамках бытовых отношений, не требующих выхода за пределы текущих ситуаций. Соответственно, и совершаемые на этом уровне рефлексии будут воспроизводить эти же черты. Результатами таких рефлексий будут выступать, например, «слепки» точечных выводов, достигаемых с помощью бессистемного воспроизведения происходящих процессов. Эти «слепки» как результаты рефлексий, осуществленных на обыденном уровне мышления, будут носить характер статичный, не показывающий происходящее в виде реального процесса. Они будут характеризовать лишь некие точки этого процесса, без обнаружения его целостности.
На эмпирическом уровне мышления, которое формируется как форма системнодейственного отношения к текущим проблемам и задачам, прежде всего в науке, рефлексии осуществляются по моделям систем действий, востребованных на каждом из его этапов. К их числу надо отнести фиксации доступных данных, фиксации доступных процедур обработки собранных данных, фиксации процедур систематизации и классификации обработанных данных и фиксации вариантов подведения итогов всех предыдущих процедур. Чертами таких рефлексий являются, опять-таки, точечность («срезовой» статус), ситуативность (здесь и сейчас), конечность (отсутствие процессуальности). Такие рефлексии могут иметь лишь ограниченное значение в научном познании. Ограничения касаются того, что ситуативное, точечное, конечное знание не характеризует связи, характеризующие текущие процессы, которые определяют объект исследования как живой, а не как застывшую модель. Точечные рефлексии лишь указывают на присутствие тех или иных элементов – «точек» познаваемого объекта. Фиксация фактов наличия этих «точек» не является достаточным основанием и условием формирования подлинно научного знания. Они могут служить лишь предварительным, операционным условием формирования научного знания, которое на этом предварительным уровне будет выражаться наличием массивом фактов, выделенных отдельных черт и особенностей, касающихся объекта исследования. Однако ни вместе, ни порознь они не могут претендовать на статус подлинно научного знания.
Сказанное означает, что в научном исследовании при использовании его различных форм и методов моделирование рефлексий ситуативного плана ведет, соответственно, к получению ситуативных же результатов. Это не может не сказаться на достигаемом уровне результатов исследований и их эффективности. Рефлексии в этом плане будут основанием умножения эмпирически фиксируемых массивов фактов или иных данных.
Научное знание в полном смысле слова должно выражать логику процесса, которая адекватно воспроизводится необходимыми, существенными, объективными, повторяющимися связями, присущими объекту исследования. Раскрытие и воспроизведение в знании такого рода связей характеризует возможности теоретического уровня мышления, на котором осуществляются соответствующие рефлексии. Этот уровень мышления формируется в том случае, если отношение к миру строится, например, в исследовании, как отношение целостное, предметно-деятельностное. Такое отношение всегда имеет культурно-исторический характер, оно не может быть адекватно выражено ситуативными системами действий.
Ориентация на культурно-исторический характер осуществляемой деятельности в исследовании предполагает включение в эмпирический, экспериментальный этап, то есть с самого начала исследования, таких условий и контекстов, которые бы изначально не были ограничены ситуативными, конечными и смыслами. Они изначально должны ориентировать на сущностные характеристики бытия, включая и бытие объекта исследования, и бытие самого исследования как такового. В этом плане можно вспомнить пример, задающий контекст анализа не только мироотношения человека, но и его психического состояния. Позволим себе привести этот пример: вдалеке строится храм. На переднем плане два человека, участвующие в строительстве этого храма, катят в направлении к этому храму крупные камни. Некий исследователь спрашивает у первого: что ты делаешь? Первый, уже уставший человек, отвечает раздраженно: «Не видишь, камень качу». Исследователь второму задает тот же вопрос. Второй отвечает с известной гордостью:
«Храм строю!» В этом примере хорошо просматривается ситуативная позиция первого строителя, а культурно-деятельностная позиция второго. Рефлексию первый осуществляет, отвечая на вопрос исследователя, также ситуативную. Второй же осуществляет рефлексию, отвечающую культурно-историческому смыслу деяния построения Храма. Эти рефлексии, существенно и определяют, и выражают психическое состояние этих людей, а не только характер их личностной мироотношенческой позиции.
Философский уровень мышления и присущие ему философские рефлексии раскрывают и воспроизводят связи, имеющие всеобщий характер. Они характеризуют закономерности, которые присущи любым процессам мира. Их познание и понимание имеет особое значение для развития науки в целом и для любых отдельных научных исследований, так как это значение методологическое. Выявление всеобщих связей выступает основой любого научного исследования, независимо от того к какой сфере науки оно относится. Философский уровень мышления и, соответственно, рефлексии проявляется, если человек или общество осуществляют культурно-историческую деятельность, ориентированную на выявление способов формирования того или иного объекта или процесса в контексте его связей с миром как целым.
В определении места и значимости феномена рефлексивности необходимо строго вычленять то, на каком уровне мышления осуществляются те или иные рефлексии. В полной мере это касается психологии. В психологии до сих пор, за редким исключением, не вычленяют различные уровни мышления. Поэтому и рассмотрение характеристик рефлексий и рефлексивности связывают не с различными уровнями мышления, а с тем в каком содержательном плане можно обнаружить их проявления. Такая ориентация ведет к тому, что постоянно за пределами внимания остается сущность и определенность осуществления той или иной рефлексии. Хотя именно способ формирования и осуществления рефлексии как определенного процесса мышления заслуживает первостепенного внимания. Именно он дает конкретизацию того, что можно назвать конституирующим началом как процессов рефлексии, так и смыслов, которые раскрываются и воспроизводятся ею.
Широко распространенным является в психологических источниках градация рефлексий и рефлексивности по следующим видам: кооперативная, коммуникативная, личностная, интеллектуальная, экзистенциональная, саногенная, рефлексия в психологии общения и др. [1]. Перечисление этих видов рефлексий показывает, что речь идет о сферах их проявлений и их функциях, а не о том, чем они являются по существу. Если допустить математическое обозначение рефлексии в виде «X», то приведенное перечисление видов рефлексий будет означать указание на наличие и обнаружение «Х» в различных контекстах, но не на то, чем, собственно, является этот «Х».
Если предпринять анализ описаний, как бы относящихся к конкретизации «Х» в каждом из видов, то можно получить следующее. Так, в рассмотрении кооперативного вида рефлексии авторами подразумевается «освобождение» субъекта и его «выход» в новую позицию по отношению к прошлым деятельностям. Однако, в этом объяснении остается не выявленным то, что именно, характеризуя рефлексию как таковую, делает возможным «освобождение» и «выход» субъекта на новую позицию. То есть речь идет о том, что можно получить в итоге, и ничего не говорится о том, как это формируется, то есть остается не выявленной суть самой рефлексии, которая может приводить к таким результатам. Иначе говоря, за рефлексией в этом виде остается статус «Х-». Отсутствие выявления сути рефлексии делает ее присутствие декларативным.
Коммуникативная рефлексия, далее, характеризуется как важнейшая составляющая гармоничного развития общения и межличностного восприятия. Рассмотрение «тела» данного «Х» также отсутствует. Вместо этого указываются функции его присутствия и проявления: регулятивная, познавательная и развития. Каждая из этих функций получает характеристики через обращение к уже известным понятиям, в которых характеризуется смысл «гармоничного развития общения и межличностного восприятия». Это понятия - «гармоничности», «общения», феномена «межличностных» процессов, и «восприятия». Остается без ответа вопрос: какие иные по сравнению с возможностями смыслов, заложенных в этих понятиях, вносит в содержание исследования термин «рефлексия»?
Далее, по поводу личностной рефлексии утверждается ее потенциал для человека в изучении собственных поступков, в анализе образов и внутреннего «Я». Кроме того, утверждается, что этот вид рефлексии используется в тех случаях, когда имеет место самораспад личности, требуется коррекция самосознания и построение нового «Я». Здесь опять не обнаруживается раскрытие «Х». Он остается закрытым, но при этом говорится, что он имеет потенциал.
В отношении интеллектуальной рефлексии утверждается, что ее объектом выступают знания, касающиеся определенного предмета, и способы взаимодействия с ним. Подчёркивается, что этот вид рефлексии используется в инженерной и педагогической психологии. За пределами рассмотрения опять-таки остается «загадочный Х», так как знания, предметы, способы взаимодействия с ними уже присутствуют в инженерной и педагогической психологии. Введение термина «рефлексия» на это же содержательное поле ничего не конкретизирует. Поэтому напрашивается вывод о, по существу, избыточности его присутствия, о дублированном присутствии его в указании на предмет исследования, связанным с процессом мышления. Либо появляется необходимость отмеченной уже выше конкретизации.
Экзистенциональная рефлексия характеризуется как процесс, объектом которого являются глубинные смыслы личности. Сам же процесс, опять-таки, остается в статусе «Х», который лишь обозначается словом рефлексия.
Далее, для саногенной рефлексии основной функцией считается регулирование эмоциональных состояний и уменьшение страданий и переживаний.
Рефлексия в психологии общения, с точки зрения авторов, подразумевает сложную систему отношений, которые возникают в процессе взаимодействия личностей. В то же время, это «подразумевание» заставляет авторов вводить понятие «рефлексии» (или соглашаться с его введением), помимо уже работающих понятий «отношения» и «взаимодействия» личностей. При этом не объясняется необходимость введения понятия «рефлексия» и не объясняется соотношение и субординация этого понятия, в данном случае, с понятиями «отношения» и «взаимодействия» личностей.
Кроме названных вариантов видов рефлексий, указывают также и такие как ретроспективная и перспективная. Их характеристиками указываются различия в использовании. Так, если ретроспективная используется для оценки действий и событий, которые уже произошли, и для осознания собственных ошибок и слабых мест, то перспективная используется для обдумывания будущей деятельности, подразумевает планирование и определение конструктивных способов воздействия.
Во всех отмеченных выше видах рефлексии негласно полагается возможность использования их в научных целях, в частности в психологии, в качестве «инструмента = Х», в отношении которого не определена возможность адекватного понимания, а значит, собственно, и использования. В лучшем случае подразумеваются наборы характеристик, свойств, процессов. Их обусловленность также остается открытым вопросом. Она просто постулируется.
Акцент на использование рефлексии в характеристиках ее видов указывает на ее инструментальное понимание. Однако, учитывая, что феномен рефлексии в базовом варианте есть то, что характеризует мышление, то в случае ее инструментального понимания необходимым будет вывод о том, что речь идет о рассудочном уровне понимания самого мышления, к сфере которого относится и рефлексия. Это, в свою очередь, означает, что последующие интерпретации и варианты использования рефлексий будут также осуществляться на этом уровне. Для науки этот момент важно отметить в связи с тем, как мы уже отмечали выше, что выбор уровня мышления при проведении исследования существенно влияет на его процесс и результат. Научные исследования, как и наука в целом не могут ни адекватным образом ориентироваться на развитие, ни осуществлять процесс развития, ограничиваясь рассудочно-эмпирическим уровнем.
Говоря об инструментальности понимания рефлексии, необходимо не упустить и то, что при допущения такого понимания, возникает ситуация, при которой оказывается «возможным» конструировать позицию отношения и к самому мышлению как инструменту. Констатация этого может выглядеть, например, так: «Не я мыслю, а я употребляю, использую мышление». Понятно, что такое конструирование не является сколько-нибудь соответствующим реальной сущности мышления. В нем хорошо видно наличие недопустимой деформации и понимания мышления, включая и рефлексию, и его реального значения в человеческом бытии.
Рассмотрение рефлексий и рефлексивности в целом имеет еще один аспект. Этот аспект выражен попыткой определить рефлексию, соотнеся ее с тем, что может явиться ее основой, которой она принадлежит в качестве свойства или атрибута. Такая попытка содержится в позиции А.В. Карпова, который считает, что рефлексивность – это метаспособность, входящая в когнитивную подструктуру психики, и выполняющая регулятивную функцию для всей психической системы. Рефлексии же это проявления такой метаспособности. Рефлексивные процессы он характеризует «процессами третьего порядка», считая процессами первого порядка когнитивные, эмоциональные, волевые, мотивационные, а второго порядка – синтетические и регулятивные. Здесь, как видим, рефлексивность полностью отнесена к когнитивной подструктуре психики. В то же время он утверждает, что рефлексия представляет собой наивысший по степени интегрированности процесс; она одновременно является способом и механизмом выхода системы психики за собственные пределы, что детерминирует пластичность и адаптивность личности. Он пишет: «Психика тем и уникальна, что в ней (как в системе) заложен такой механизм, который позволяет преодолевать собственную системную ограниченность, постоянно выходить за свои собственные пределы, делая саму себя предметом собственного же функционирования. Иначе говоря, в самой организации психики предусмотрен и реализован высший из известных уровней – метасистемный. Рефлексия же – это и есть процессуальное средство реализации данного уровня» [2]. В его позиции остается без ответа вопрос: что же такое все-таки рефлексия, если она, являясь частью психики, в то же время выводит ее за собственные пределы. И далее, если она выводит за пределы, то куда выводит? Что это за «механизм» внутри психики, который выводит всю психику за ее пределы? Постановка этих вопросов позволяет акцентировать недостаточность трактовки рефлексивности как феномена, принадлежащего психике, к которой нельзя свести сущность мышления.
Рефлексия как мыслительное явление осуществляется не без нейрофизиологической и психофизиологической основы, но в то же время к ним не сводится. Именно этот момент «выхода за пределы психики», на наш взгляд, и отмечен выше А.В. Карповым.
Мышление как идеальная форма предметно-практической деятельности не сводимо к деятельности мозга, хотя без него также невозможно. Оно формируется и осуществляется вместе с рефлексией как своим внутренним моментом в социально-историческом бытии человечества, которое находится в деятельностно-практическом отношении к миру. В психологическом исследовании нельзя абстрагироваться от этого. В противном случае в нем будет присутствовать множество недопустимых редукций, ведущих, по существу, к аннулированию собственно научных результатов в этих исследованиях. Это будет происходить потому, что совершаемые рефлексии получат определения и интерпретации с точки зрения редуцированного, то есть недопустимым образом деформированного, понимания мышления. Еще до получения результатов изучения рефлексии и рефлексивности деформации коснутся организации экспериментов. В них достаточными будут считаться условия проведения, где будут учитываться лишь нейрофизиологические и психофизиологические условия и характеристики. Вопрос о включение в проводимые исследования содержания социально-исторического контекста не будет рассматриваться, как избыточный. В результате в лучшем случае исследование рефлексии будет строиться как точечно погруженное в «здесь и сейчас», которое будет рассматриваться как полностью детерминированное состоянием человека в ситуативно-физиологической представленности. Деятельностно практическая сущность мышления для проведения исследований по рефлексии и рефлексивности окажется в ранге избыточного знания, которое будет отнесено полностью к ведомству философии без его сопряжения с психологией и без понимания его принципиальной важной методологической значимости.
Такая позиция является широко распространенной в психологии. Это касается большинства направлений в психологии, в которых не только мышление, но и психика в целом рассматриваются с допущением отмеченных выше редукций, то есть рассматриваются в единственной детерминации нейрофизиологическими и психофизиологическими основаниями. Однако существование и развитие психических функций не абсолютно детерминировано наличием этих оснований. Этот вывод обоснован Л.С. Выготским и экспериментально, и логически. Недопустимость таких редукций также касается и исследования мышления. Мыслит не мозг, а имеющий мозг человек как социальное существо, неотделимое от своей истории и культуры.
В современной психологии существует большое количество направлений. Каждое из них в качестве своей основы определяет те или иные черты исследуемой психической реальности и ведущий подход в этих исследованиях, который эти черты, аккумулирует, обеспечивая создание определенной концепции исследования и создание соответствующего образа предмета психологии как науки в целом. Так, можно вспомнить такие направления в психологии как бихевиоризм, гештальтпсихологию, дифференциальную психологию, когнитивную психологию и др. Бихевиоризм ведущим основанием своей концепции постулирует поведение. Поведение рассматривается по модели «стимул – реакция» (S – R). Все психические феномены в рамках бихевиористской психологии рассматриваются как существующие на основе поведения, как его следствия. Гештальтпсихология из всего множества психических характеристик выделяет наличие структур, которые рассматриваются как некий «строительный материал» психического созревания и проявления человека. Дифференциальная психология делает ставку на различение реакций и отношений, которые присутствуют в человеческом мировосприятии. Когнитивная психология основой исследования психических явлений признает сознание. При этом психика оказывается сферой проявления сознания в различных его формах.
Вместе с выделением в качестве предмета психологических исследований рефлексий осуществлены шаги к формированию институционального статуса рефлексивной психологии в качестве самостоятельного направления. По поводу рефлексивной психологии как о сформировавшемся и достаточно зрелом направлении было заявлено на форуме, посвященном 130-летию Общества психологов России и 95-летию со дня рождения известного психолога Я.А. Пономарева [3]. В своем докладе И.Н. Семенов на этом форуме относит институциональное оформление рефлексивной психологии к восьмидесятым годам 20 века [4]. Центральным в статусе основания концепции этого направления рассматривается феномен рефлексии. Мотивом вхождения в проблематику центрального места рефлексии в понимании задач психологии, как и мотивом подтверждения правомерности существования рефлексивной психологии, Семенов И.Н. указывает необходимость ориентации ученых на запросы практики [5]. При этом, с одной стороны, в качестве возможностей рефлексивной психологии он отмечает вскрытие закономерностей творчества, которое он относит к сфере исследований рефлексивной психологии, а с другой стороны, под запросом практики он указывает организационное обеспечение социальных условий его (творчества – Н.Г.) развития и эффективного использования в социальной практике [6].
Особо в этом докладе подчеркивается необходимая перспектива развития человека от состояния «человека экономического» к «человеку творческому». По мнению И.Н.Семенова, для обеспечения такого перехода необходимо разрабатывать образовательные проекты, моделирующие как социокультурные, так и психолого-педагогические аспекты развития человеческого капитала (выделено мной – Н.Г.), в том числе рост знаний и компетенций взрослых учащихся, развитие их способностей, социальнокоммуникативных возможностей и рефлексивно-творческого потенциала [7].
В этой позиции И.Н. Семенова присутствует явное противоречие [8]. С одной стороны, говорится о развитии творчества, уход от состояния «экономического человека» к человеку «творческому», но в то же время под содержанием этого перехода подразумевается создание условий и проектов развития «человеческого капитала». «Человеческий капитал» это сфера существования как раз «экономического человека», который выражается процессами и результатами вовлеченности человека в экономическую сферу. Смысл этой вовлеченности, который конкретизирует понятие человеческого капитала состоит в том, что все способности и возможности человека должны быть включены в экономический процесс, результатом которого должна быть прибыль. Творчество, о котором пишет Семенов И.Н., здесь оказывается не причем, если конечно его не понимать, как увеличение действий, приносящих прибыль тем или иным способом.
В реальном экономическом контексте существенно деформируется понимание таких явлений как творчество, развитие, понимание самого человека. Они становятся элементами (как привходящими, так и последующими) процессов, ведущих к овещнению человеческих отношений.
Обращает на себя внимание то, что в докладе, Семенов И.Н. дает своего рода классификацию «методологий» в человекознании, основывая ее указанием на различие типов наук [9]. Однако, надо заметить, что допущение некоего множества «методологий», соответствующих различным типам наук, уже само по себе вызывает недоумение, так как методология – это не то, что определяется наукой или науками. Методология – это то, что определяет и выражает основания самих наук. Она есть сфера всеобщего философского знания, реализуемого в специально-научных исследованиях, независимо от их специфики и направленности. В этом плане она не может быть множественной, так как всеобщность как таковая едина.
При постановке вопроса об обратном отношении науки и методологии, заключающемся в обусловленности наукой методологии, а не наоборот, Семенов И.Н. переходит к подтверждению этого. Так, характеризуя человекознание как комплекс наук о человеке, он указывает, что познание человека этими дисциплинами ведется в различных научнометодологических ориентациях. Далее же следует смещение. Вместо комплекса наук о человеке, И.Н. Семенов говорит об ориентациях именно в психологии, упоминая авторов, труды которых можно отнести к этим направлениям. Так, он отмечает, что при естественнонаучной ориентации психологии (выделено мной – Н.Г.; именно психологии, а не всех наук о человеке) исследуются свойства нервной системы [10] и нейрофизиологические механизмы природных нервно-психических процессов [11], а при гуманитарной – сознание, деятельность, поведение и развитие личности [12] в их культурноисториче-
ской обусловленности [13]. После этого смещения И.Н. Семенов опять возвращается к наукам, которые он относит к человекознанию. И вот здесь оказывается, что психология попадает в разряд гуманитарных наук. «С учетом этого человекознание также дифференцируется на следующие виды: естественнонаучное (антропология, биология, физиология, нейронаука и т.п.), техническое (кибернетика, системотехника, эргономика, семиотика, информатика), социальное (лингвистика, социология, экономика, юриспруденция), гуманитарное (культурология, филология, психология, персонология, акмеология, педагогика и т.п.) [14].
Это обращение к докладу, посвященному «становлению рефлексивной психологии» показывает, насколько неоднозначным является отношение к самой психологии в контексте знаний и наук о человеке даже у психологов. Эта неоднозначность многократно увеличивается, когда дело касается собственно исследований и его методологических основ [15].
В этом смысле институциональное оформление нового направления в психологии – рефлексивной психологии [16] не отменяет и не решает тех проблем, которые давно присутствуют в психологии и квалифицируются как состояние ее кризиса. В вопросе о выходе из кризиса рекомендации Л.С. Выготского не потеряли своей актуальности и сегодня. Л.С. Выготский писал, что «для понимания пути выхода из кризиса необходимо критическое согласование разнородных данных, осмысление и проверку результатов, прочистку методов и основных понятий, определение фундаментальных принципов [17]. Все это – сфера философско-методологической и теоретической работы, без которой эмпирические исследования сами по себе не дадут желаемого эффекта выхода психологии из методологического кризиса, который присутствует даже несмотря на появление в ней все большего числа направлений и попыток заменить огромными массивами получаемых новых эмпирических данных реальное движение к пониманию сущности человека и к пониманию сущности его психики.
ЛИТЕРАТУРА
- См.: Семенов И.Н., Степанов С.Ю. Типы и функции рефлексии в научном мышлении. В кн.: Проблемы рефлексии в научном познании. Куйбышев, 1983, с. 76 82; Семенов И. Н., Степанов С. Ю. Проблема предмета и метода психологического изучения рефлексии. В кн.: Исследование проблем психологии творчества. М., 1983, с. 154 182;
- См.: Карпов, А.В. Психология рефлексивных механизмов деятельности / А.В. Карпов. - М.: Институт психологии РАН, 2004. 424 с.
- См.: Пономарев Я.А., (Семенов И.Н., Степанов С.Ю.) Рефлексия в развитии творческого мышления // Психологический журнал. 1986. № 6 (7). С. 158-159.
- См.: Семенов И.Н. Взаимодействие Я.А. Пономарева и М.Г. Ярошевского в развитии психологии творчества и рефлексии // Психологический журнал. 2015. № 6.
- Так, Семенов И.Н. отмечает, что «прогресс общества во многом зависит от внедрения инноваций в социальную практику науки, образования, производства, экономики, управления. Социально значимые инновации порождаются творческой деятельностью человека в современных социально-экономических и социокультурных условиях. Психологическое изучение закономерностей творчества создает научные предпосылки для организационного обеспечения социальных условий в целях его развития и эффективного использования в социальной практике. Этим определяется актуальность изучения психологии творчества в современном человекознании» (См.: Семенов И.Н. К 130летию Общества психологов и к 95-летию со дня рождения Я.А. Пономарева: обзор развития секции «психология творчества» // Психология. Историко-критические обзоры и современные исследования. 2015. № 6. С. 37).
- См. там же. 7.. Там же, с. 31.
- См.: Семенов И.Н. Творчество и человеческий капитал: рефлексивно-психологические аспекты взаимодействия // Мир психологии. 2010. № 2
- Выделяя три коренных вида наук – естественных, общественных и технических – Семенов И.Н. говорит, что в соответствии с этим дифференцировались три основных научно-методологических ориентации [Алексеев, Семенов, 1978].
- В. Вундт, И.М. Сеченов, Ч.Шерингтон, И.П. Павлов, Б.М. Теплов, В.Д. Небылицын, Е.А. Климов (1995), В.С. Мерлин.
- В.М. Бехтерев, Н.П. Бехтерева, А.Р. Лурия, Е.Н. Соколов
- С.Л. Рубинштейн, А.Н. Леонтьев.
- Л.С. Выготский, А.Р. Лурия, П.Я. Гальперин, Д.Б. Эльконин, А.Г. Асмолов, В.В. Давыдов, В.П. Зинченко и др.
- См.: Семенов И.Н. К 130-летию Общества психологов и к 95-летию со дня рождения Я.А. Пономарева: обзор развития секции «психология творчества» // Психология. Историко-критические обзоры и современные исследования. 2015. № 6. С. 68-69.
- См.: Гусева Н.В. Философско-методологические аспекты исследований в психологии: к анализу концепции Л.С.Выготского// В.С. Возняк, Н.В. Гусева. Диалектика духовной реальности. Философско-методологические исследования и воспоминания как точки духовных перспектив. Усть-Каменогорск: МЦМИиИП при ВО КФК, 2016, с.243-300
- В целях координации ставших актуальными на переломе эпох исследований рефлексивности творчества при Международной академии гуманизации образования (президент – академик РАО и МАГО М.Н. Берулава) в 1995 г. был создан Институт рефлексивной психологии творчества и гуманизации образования (директор – академик АПСН и МАГО И.Н. Семенов).
- См.: Выготский Л.С. История развития высших психических функций // Л.С. Выготский. Собрание Сочинений. Том 3. М.: Педагогика, 1983, с. 93.