Победа над фашистской Германией доказала военно-политическую мощь советского государст­ва, укрепила моральный дух советских людей, направляя их на новые достижения уже в трудовой деятельности. Для депортированных народов эта победа вселяла надежду на изменение их статуса и улучшение их жизни. В послевоенные годы правовое положение спецпереселенцев регламентирова­лось различными правовыми документами: Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР от 8 января 1945 г. «О правовом положении спецпереселенцев» [1], постановлением Совета Министров СССР от 21 февраля 1948 г., приказом МВД СССР от 8 марта 1948 г., Постановлением Генерального прокурора СССР № 001445/279 ее от 22 декабря 1948 г. «О наложении строжайшего режима среди выселенцев» [2]. Данные нормативные акты закрепили бесправное положение спецпереселенцев на многие годы.

Вся жизнь спецпереселенцев была под контролем спецкомендатур, ограничиваясь не только их служебными инструкциями, но и нередко субъективным отношением и невежеством работников данных органов. Спецпереселенцы были обязаны каждый месяц отмечаться в спецкомендатурах; свобода их передвижения ограничивалась местом их поселения; выезд за пределы юрисдикции спецкомендатуры, даже временный, без специального разрешения органов МВД, был запрещен. В случае необходимости выезда, например, в командировку, спецпереселенцам необходимо было разрешение своей комендатуры.

После выхода 26 ноября 1948 г. Указа Президиума Верховного Совета СССР № 32/12 «Об уго­ловной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдаленные районы Советского Союза в период Отечественной войны» жизнь спецпереселенцев ста­ла жестко ограниченной. Данный указ был направлен на борьбу с побегами спецпереселенцев и дол­жен был кардинально воздействовать на спецпереселенцев, стремившихся вернуться домой.

Однако режим ограничения передвижений спецпереселенцев не всегда соблюдался. Самоволь­ные отлучки, выезды из мест поселений были довольно распространенным явлением. Они происхо­дили как по частной инициативе спецпереселенцев, которые вынуждены были нарушать режим для решения своих материально-бытовых проблем, так и по распоряжению руководителей колхозов и предприятий области. Например, в Кокчетавской области в Келлеровском, Чкаловском, Кзылтуском и Красноармейском районах подавляющее большинство в населении колхозов составляли спецпоселенцы. Жизнь в таких селах была проблемной, а сложная бюрократическая система выдачи разреше­ний на выезд спецпереселенцев за пределы района доводила нормальную деятельность колхозов, МТС и организаций до абсурда.

Органам МГБ, комендатурам приходилось идти на уступки руководителям спецпоселков, так как производственный цикл колхозов и совхозов, особенно в пору сельхозработ, не мог откладывать­ся. Так, в справке УМГБ по Кокчетавской области в ЦК КПК от 15 декабря 1952 г. «О состоянии ре­жима спецпоселения и общественного порядка среди спецпоселенцев, расселённых на территории Кокчетавской области, за 1952 г.» отмечалось: «Нарушение установленного режима происходит по следующим конкретным видам:

1. Несвоевременная явка на контрольную регистрацию, за что привлечены к административной ответственности: арестованы 24 немца и подвергнуты штрафу 71.
2. Самовольные отлучки: арестованы 172 немца и подвергнуты штрафу 256.
3. Прочие нарушения: арестованы 11 немцев и подвергнуты штрафу 24.

К несвоевременно явившимся на контрольную регистрацию относятся спецпоселенцы, которые допустили неявку без уважительных причин. Самовольными отлучки считаются, когда спецпоселенцы выбывают за пределы спецкомендатуры без разрешения РО МГБ» [3, 183]. Основными причинами нарушений спецпоселенцев оставался их невысокий жизненный уровень, ставший следствием их вы­селения и экспроприации имущества. Спецпоселенцы находились в тяжелом материально-бытовом положении и при отсутствии продовольственной и медицинской помощи со стороны государства бы­ли вынуждены выживать самостоятельно, борясь за жизнь своих семей с установленным режимом. Воспоминания бывших спецпереселенцев в книге «Трагедия и прозрение» раскрывают жестокость и несправедливость по отношению к ним со стороны комендантов. Вот один из многочисленных фак­тов произвола в их воспоминаниях: «Один раз произошел такой случай, что Фрида Рейнгольдовна ушла без разрешения в другой поселок за подаянием, так как кушать было нечего, семья жила впро­голодь. В это время в дом Голынтейнов приехал комендант и, не обнаружив ее дома, определил тут же наказание: лишение свободы на 5 суток» [4, 269].

Жизнь в условиях спецпоселения порой вынуждала спецпереселенцев идти даже на такие пре­ступления, как кража скота, чтобы спасти от голодной смерти свои семьи [4, 91].

Нарушения режима спецпоселения происходили и по вине руководителей колхозов. Так, напри­мер, «... председатель Чкаловского райсовета т. Чаюк в июле 1952 г. понудил спецпоселенца Теминского К. А., работающего шофером Кировской МТС, без разрешения органов МГБ выехать с ним в Щучинский район. Аналогичные случаи имели место со стороны директора Алабатинского совхоза т. Сорокина, директора Заготскота тов. Савченко, руководителей колхозов и других» [3, 189-190].

Местные исполнительные органы власти понимали, что данное положение с ограничениями в передвижениях не может улучшить морально-психологический климат среди спецпереселенцев и повысить их производительность труда, а наоборот, способствует формированию негативных отно­шений между властью и спецпоселенцами. Производственные нужды и анализ настроений спецпереселенцев заставляли руководство областей обращаться с просьбами об упрощении и смягчении ре­жима передвижения для этого контингента.

Так, в справке административного отдела ЦК КП(б)К от 8 сентября 1951 г. «О работе среди спецпоселенцев» по Кокчетавской области сказано: «1. В целях широкого вовлечения спецпоселенцев в общественно-хозяйственную жизнь колхозов, совхозов, МТС и МЖС, а также повседневного привлечения населения спецконтингента к активному участию в общественно-политической жизни районов и области, просим пересмотреть порядок выдачи разрешений на выезд за пределы спецкомендатуры для таких районов, как: Келлеровский, Чкаловский, Кзыл-туский, Айртауский. Разрешить начальникам РО МГБ выдавать разрешения спецпоселенцам внутри области без санкции УМГБ. Раз­решить спецкомендантам спецкомендатур этих же районов выдачу разрешений спецпоселенцам на выезд внутри района. Эти мероприятия дали бы возможность своевременного и широкого охвата спецпоселенцев в участии на всех участках нашей работы и повысили бы качество оперативно­чекистской работы МГБ» [5].

Местные органы власти, стремясь усилить общественно-политическую работу среди спецпереселенцев, использовали все имеющиеся у них возможности воздействия. Большая часть спецпереселенческой молодежи, достигнув 16-летнего возраста, ставилась на персональный учет в комендатуре и вливалась в ряды работников совхозов, колхозов, МТС. Ярлык «спецпоселенец» прочно закреплял­ся за ними, становясь серьезным барьером в их социальном развитии. В то же время по месту прожи­вания спецпереселенческая молодежь находилась под зорким надзором. Роль их воспитателей брали на себя комсомол и органы исполнительной власти.

Уже со школьной скамьи молодых людей старались рекрутировать в комсомол, где их миро­воззрение активно идеологизировалось. Партийно-советские органы пытались укрепить привер­женность этого контингента к советской власти. Процесс приема в комсомольскую организацию молодых людей из числа спецпоселенцев был под постоянным контролем властей. В информации секретаря ЦК КП(б)К Ж.Шаяхметова секретарю ЦК ВКП(б) П.Пономаренко «О трудовом и хозяй­ственном устройстве спецпереселенцев от 14 декабря 1949 г.» отмечалось: «Необходимо далее пре­кратить сложившееся на практике ограничение при приеме молодежи из спецпоселенцев в ряды ВЛКСМ. Это диктуется необходимостью отрыва этой части молодежи от вредных влияний, под ко­торые она часто подпадает. Следовало бы разрешить комсомольским организациям принимать в комсомол молодежь из спецпоселенцев без ограничения, в обычном порядке, предусмотренном Уставом ВЛКСМ» [6, 167].

Комсомольской организации отводилась большая роль в процессе организации среди молодежи спецпоселенцев производственной дисциплины, социалистического соревнования, политико­воспитательной работы, досуга и общественного порядка. Руководство страны делало все, чтобы но­вое поколение спецпоселенцев было лояльным к органам советской власти. Однако родители этих спецпереселенцев старались воспитывать своих детей не по-коммунистически, а в русле традиций и культуры своего этноса. Например, среди спецпереселенцев немцев и поляков были сильны традиции празднования религиозных праздников. Так, в справке комиссии ЦК Компартии Казахстана, от 15 декабря 1952 г. «О состоянии работы среди спецпоселенцев, расселённых в Келлеровском районе Кокчетавской области, отмечалось: «У спецпоселенцев всех контингентов проявляется религиозный фанатизм (выделено нами. — Н.А.). Молодёжь находится под влиянием своих родителей, испол­няющих религиозные обряды, которые препятствуют вступлению своих детей в пионерские и комсо­мольские организации . Проявление религиозного фанатизма характеризует и тот факт, что в на­стоящее время спецпоселенцы — немцы и поляки, соблюдая предрождественский пост, не посещают клубы, кино и другие общественные места» [3, 186-187].

Таким образом, сознание спецпереселенческой молодежи стало ареной борьбы официальной идеологии и этнического сознания родителей. Депортированные народы стремились передать свой этнокультурный опыт своим детям, стараясь, чтобы они не были оторваны от тех духовных ценно­стей, на которых они воспитывались сами. Эти народы, потерявшие свою родину, родственников, имущество, опасались того, что их дети могут быть настроены идеологией власти против них самих, поэтому запрещали им вступать в комсомольские и пионерские организации и препятствовали посе­щению школ. В том же Келлеровском районе: «. по заявлению директоров школ (Летовочной сред­ней школы и Леонидовской неполной средней школы), многие родители не желают обучать своих детей и препятствуют их учёбе. При настоятельных требованиях директоров школ обучать детей в соответствии с законом об обязательном всеобщем обучении некоторые родители высказывают угро­зы по адресу директоров школ. Так, например, директор школы тов. Цой неоднократно беседовал со спецпоселенцем Кооп и просил его не препятствовать детям посещать школу. После этих бесед спецпоселенец Кооп одному учителю заявил: «Пусть ваш директор убирается отсюда живым или мы его убьем» [3, 186].

Подобная ситуация была с детьми чеченцев. Дети из Северного Кавказа, не знавшие ни русско­го, ни казахского языков, оказались в крайне затруднительном положении. Они не посещали школы по простой причине — отсутствия теплой одежды и отрицательного отношения их родителей к учебе в советской школе. Так, в письме комсомольца А.Умарова констатировалось: «. Чеченские дети не учатся потому, что их родители сами безграмотны, не придают этому важному вопросу должного значения, кроме того, считают учебу для чеченской молодежи необязательной, что это какой-то грех, что, мол, грамотность не дает пользы, после чего человек становится не божьим и т.д.» [6, 180].

Несмотря на активно проводимую работу среди спецпоселенцев органами местной власти со­знание особенно верующих спецпоселенцев не менялось. Советская идеологическая машина натыка­лась на латентное или открытое сопротивление спецпоселенцев в ходе проведения агитационно­пропагандистских кампаний. В отчетах руководителей районов отмечалось, что во многих колхозах и МТС количество спецпоселенцев, вступивших в комсомольские и партийные организации, было крайне малым, а в некоторых вообще отсутствовало. Тем не менее властям иногда удавалось при­влечь к воспитательной работе и комсомольцев из числа спецпереселенцев. Так, в справке комиссии ЦК Компартии Казахстана от 17 декабря 1952 г. «О работе среди спецпереселенцев» в Чкаловском районе Кокчетавской области отмечалось: «Из числа комсомольцев секретарями первичных комсо­мольских организаций работают 20 человек немцев, поляков и ингушей, 7 человек являются членами райкома комсомола, 13 человек — старшими пионервожатыми, 15 человек — заведующими избчитален, 8 человек — секретарями сельских советов, 107 — агитаторами, нештатными докладчиками райкома ЛКСМК — 5 человек. Спецпоселенцы из партийно-комсомольского актива и интеллигенция выступают с лекциями и докладами, беседами. Например, нештатный докладчик РК ЛКСМК, учи­тель Донецкой НСШ Штайнагель выступил с лекцией для молодежи на тему «Участие советской мо­лодежи в сооружении великих строек коммунизма». Хорошо проводят агитмассовую работу в колхо­зах «Червонный Пахарь», «Красная Звезда» члены ЛКСМК Сосновский, Циалковский, Боронь, кото­рые за последнее время провели несколько бесед по материалам XIX съезда партии» [3, 190-191].

Таким образом, местными органами власти проводилась большая идеологическая работа, на­правленная на воспитание молодого поколения спецпосленцев. Проводниками этой политики были партийная, комсомольская, профсоюзная организации, сфера образования. Данная политика осуще­ствлялась повсеместно, под строгим контролем коммунистической партии. Следует подчеркнуть, что жесткий идеологический прессинг не мог не дать результата. Ряды комсомольской и партийной орга­низации постепенно росли и за счет переселенцев — передовиков производства. Это часть спецпереселенцев, проявившая свою лояльность к существующему режиму самоотверженным трудом, актив­ной общественно-политической деятельностью, создавая о себе позитивное мнение, получала шанс на путевку в социалистическую жизнь. Молодым спецпереселенцам для власти приходилось соби­рать многочисленные ходатайства и характеристики с места работы, профсоюзной, комсомольской организации, чтобы вырваться из мест поселения в более благоприятную среду, для получения выс­шего образования.

Получение высшего образования для спецпереселенцев было сопряжено с большими трудно­стями не только из-за проблемы выезда из места проживания, но и из-за ограничительных препонов, выстроенных государством при поступлении в вуз. Официальные документы того времени позволя­ют судить о том, где и каким вузам запрещено было готовить специалистов из числа молодежи спец­переселенцев. Так, в постановлении ЦК КП(б)К от 28 мая 1952 г. о приеме спецпоселенцев в высшие учебные заведения было предписано: 

1. Прекратить прием спецпоселенцев в Казахский государст­венный университет им. С.М.Кирова, в Алма-Атинский юридический, Казахский горно­металлургический, физкультурный и педагогический институты, а также в консерваторию.
2. Принять ограниченное количество спецпереселенцев в следующие вузы: Казахский сельско­хозяйственный, Ветеринарно-зоотехнический, медицинский, Чимкентский технологический и учи­тельские (кроме Алма-Атинского) институты.
3. Обратить внимание директоров перечисленных в пункте 2-м вузов на то, что в высшие учеб­ные заведения могут быть приняты из числа спецпоселенцев только успешно выдержавшие конкурс, в первую очередь коммунисты и комсомольцы, активно проявившие себя в производственной и об­щественной работе, но не более установленного в прилагаемом списке количества» [3, 176-177].

Далее следовало приложение из списка областных вузов, где им был намечен план приема сту­дентов из числа спецпоселенцев. Так, в Петропавловский учительский институт к конкурсу допуска­лись 15 человек, и лишь 7 человек могли быть зачислены в число студентов. Из анализа этого доку­мента следует, что государство ограничило права спецпереселенцев в получении высшего образова­ния мизерным лимитом мест в вузах и узким рядом специальностей, которые могли получить спецпереселенцы. Все это приводило к тому, что молодежь спецпоселенцев оставалась в стороне от твор­ческого и интеллектуального труда.

Стараясь преодолеть эти ограничения, спецпоселенцы обращались в органы местной власти с заявлениями о том, что их детей не принимают в те или иные учебные заведения, в ответ же получа­ли лицемерные отписки следующего характера: « .Гр-ке Штуккерт М.А. разъяснено, что вопросы приема в учебные заведения решаются в каждом отдельном случае в соответствии с требованиями и условиями приема того или иного учебного заведения, и, если в учебное заведение с повышенными требованиями (выделено нами. — Н.А.) ее сын не подходит, то он может обратиться в другое учеб­ное заведение, по условиям приема которого может быть принятым» [3, 161]. В чем выражались эти «особые» требования для спецпоселенцев оставалось неизвестным, очевидным было только то, что спецпоселенцы ущемлялись в связи с их статусом, определенным для них государством.

Бюрократические препоны, ограничения в свободе передвижения были главным бичом подрас­тающего поколения в реализации их жизненных планов. Молодежь депортированных народов, всту­пая во взрослую жизнь, практически сразу отсекалась от многих жизненных перспектив, и в первую очередь при получении образования.

Поступившие же в учебные заведения молодые спецпоселенцы были на особом счету как у пре­подавателей, так и в комсомольской организации. Так, бывшая, спецпереселенка Е.В.Эрленбуш вспоминает: «В училище — все отлично. Выполняю комсомольские поручения, но в комсомол мне нельзя. По окончании училища получила право продолжать учебу. Педсовет рекомендует меня в Ле­нинградский пединститут. Нельзя. Прошусь в Омский. Нельзя. Мне и диплома не дали. Отнесли его в учительский институт» [4, 288].

В условиях режима спецпоселения дискриминация прав молодых спецпереселенцев была рас­пространенным явлением и зачастую приводила к ломке молодых судеб, озлобляя их, толкая на пра­вонарушения. Так, в одном из документов «О работе со спецпереселенческой молодежью в Акмолинской области» описывается случай с ингушем, учащимся средней школы г. Акмолинска, который, закончив 10 класс на «отлично», не был награжден ни золотой, ни серебряной медалью. Желая учиться дальше, через горком комсомола получил разрешение на выезд в г. Алма-Ату, где поступил в КазГУ, но вскоре был исключен за драку. В том же документе констатировалось: «Большая вина ло­жится на нас за преступления и проступки, совершенные молодежью спецконтингента. Фактов этих очень много, и объясняются они также отсутствием политико-воспитательной работы, предоставле­нием молодежи самим себе или прекращением работы с этими товарищами» [6, 174].

Несмотря на констатацию подобных фактов, местные органы власти в период тоталитарного ре­жима, пропитанного духом подозрительности, не желали брать на себя смелость отстаивать права спецпереселенцев. В ситуации безысходности и несправедливости определенная часть молодежи вставала на преступный путь. Такой выбор их жизненного пути также был следствием сохранявшего­ся режима спецпоселения, подавлявшего человеческое достоинство, вынуждавшего совершать пре­ступления, за которыми наступали новые наказания.

В условиях спецпоселения было нелегко и взрослым. Не только получение высшего образования, но и трудоустройство по специальности для спецпереселенцев было определенной проблемой. В усло­виях режима спецпоселения многие квалифицированные кадры не могли себя реализовать на профес­сиональном поприще, в частности, к работе по специальности не привлекались учителя. В послевоен­ные годы в республике развивалось среднее образование, которое коснулось как детей спецпоселенцев, так и учителей из их числа. Учителя-спецпоселенцы получили возможность работать в школе и вер­нуться к педагогической деятельности. Вместе с тем их работа была под постоянным контролем, суще­ствовал специальный приказ Министерства просвещения Казахской ССР, по которому учителяспецпереселенцы освобождались от преподавания гуманитарных дисциплин [3, 162-163].

Недоверие к спецпоселенцам, в том числе и к учителям, было предсказуемым, так как во внима­ние бралось не только то, чему учил педагог, но и кого он воспитывал из своих учеников — патриота или врага советского строя. Большинство учителей из спецпереселенцев согласно этому приказу ра­ботали только в начальных классах или были учителями точных наук. Государство стремилось пре­дупредить возможность каких-либо неприятных для власти эксцессов, которые могли исходить от учителей-спецпереселенцев. Поэтому все они были «охвачены политучебой в системе политпросве­щения вместе со всеми другими учителями» [3, 162-163].

Идеологическая работа, проводимая партийными и советскими органами среди спецпоселенцев, с течением времени давала свой эффект. Государству удалось вовлечь спецконтингент в активный трудовой и общественно-политический процесс. Одним из проявлений этой политики стало активное участие спецпереселенцев в социалистическом соревновании.

Спецпоселки, созданные в Северном Казахстане в период депортаций, со временем укрупнялись, становясь важными хозяйствующими субъектами в областях. Дальнейшее их развитие порождало новые проблемы, а именно: поиск грамотных специалистов, решение кадровых вопросов. Трудовые достижения спецпереселенцев не могли не привести к изменению отношения местных органов вла­сти к спецпереселенцам. В первую очередь это выразилось в выдвижении на руководящие должности в МТС, колхозах, бригадах наиболее добросовестных и ответственных работников из спецпереселенцев. Подобные факты отмечались в ряде районов, где большую часть населения со­ставляли спецпереселенцы. Так, в Рузаевском районе Кокчетавской области отмечали: «Из числа спецпереселенцев на руководящей работе в МТС, колхозах и аппарате райотдела сельского хозяйства по состоянию на 20 августа 1951 г. работают 23 человека, из них немцев — 20, ингушей — 2, членов ВКП(б) — 2 человека. ... Многие из вышеперечисленных являются передовиками сельского хозяйст­ва: бригадир тракторного отряда Старобельской МТС Шнайдер Я. А. сэкономил 4154 кг горючего. Бригадир тракторной бригады Шарыкской МТС Бредгауэр в течение нескольких лет держит первен­ство по району и несколько раз отмечался на районной и областной Досках Почета» [3, 161-162].

Подобная практика поощрения на производстве объясняется как малочисленностью в спецпоселках специалистов из числа местных жителей, так и необходимостью использования авторитета передовиков в улучшении управления другими спецпоселенцами. Назначая людей на руководящие должности из среды опытных спецпоселенцев, государство пыталось укрепить контроль за ними и сгладить сохранявшуюся неприязнь к местным органам власти, которая, по понятным причинам, со­хранялась в среде спецконтингента.

В целом назначение и выдвижение спецпоселенцев на руководящую работу не носило массового характера: «Они занимали невысокие и исключительно хозяйственные руководящие должности: за­ведующих фермами, бухгалтеров, агрономов и т.п. Понятно, что это не было случайно: если сталинский режим депортировал данный контингент населения, ставил его на спецучет, то отнюдь не для предоставления высоких и ключевых постов» [7]. Следует отметить, что для спецпереселенцев такая практика выдвижений была хоть какой-то моральной отдушиной в условиях режима спецпоселения и позволяла постепенно укреплять их позиции в новых местах поселения.

За годы жизни в условиях режима спецпоселения многие из их числа были представлены к пра­вительственным наградам за свои достижения в трудовой деятельности. Так, только по Келлеровскому району Кокчетавской области были награждены: «орденами и медалями 4952 человека, из них . медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» по району 4213 чело­век, орденами: Ленина — 4 человека, Трудового Красного Знамени — 18 человек, Красной Звезды — 1 человек, Отечественной войны — 1 человек, «Знак Почёта» — 3 человека» [3, 187].

Анализируя подобную статистику, не следует обманываться, считая, что отличившиеся спецпоселенцы находились в каком-то особом привилегированном положении. Награждение спецпоселенцев медалями и орденами являлось лишь констатацией их ударного труда, которую, местные органы власти не могли отрицать. Поощрения и награждения спецпоселенцев государством были очередным фарсом: они никоим образом не сказались на условиях жизни этих людей.

Данная противоречивая статистика охватывает и депортированных чеченцев и ингушей. В ин­формации секретаря ЦК КП(б)К Ж.Шаяхметова секретарю ЦК ВКП(б) П.Пономаренко о трудовом и хозяйственном устройстве спецпереселенцев за 1949 г. отмечается: «Основная масса трудоспособных выселенцев относится к труду добросовестно, многие из них получили и получают в данное время премии, поощрения и правительственные награды. Всего орденами и медалями Советского Союза за время нахождения в Казахстане награждены 8843 чел., в том числе орденом Ленина 22 чел., орденом Трудового Красного Знамени — 23 чел. и орденом Красной Звезды — 5 чел.» [6, 166].

Был среди спецпоселенцев представитель, добившийся исключительных успехов в трудовой деятельности. Так, за свой самоотверженный труд в 1951 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР поляку И.А.Женскому было присвоено звание Героя Социалистического Труда. После этого события УМГБ по Кокчетавской области ходатайствовало о снятии Иосифа Адольфовича Женского с учета спецпоселения, однако МГБ КазССР 15 ноября 1952 г. возвратил материалы и сообщил, что И.А.Женский на учет спецпоселения взят правильно и на основании приказа МГБ и прокуратуры СССР № 00187/64сс от 20 марта 1952 г. снятию с учета спецпоселения не подлежит [3, 188].

Таким образом, стремление представителей депортированных народов снять с себя ярлык «спецпоселенец» не давало результатов даже благодаря упорному труду. За годы спецпоселения де­портированные народы внесли огромный вклад в укрепление экономической базы республики, и массовые трудовые подвиги являются тому подтверждением. Однако высокие достижения в труде спецпереселенцев не давали им ни какого-либо смягчения режима, ни даже моральной реабилитации.

В подтверждение этому следует отметить, что характер отношений местных исполнительных органов власти к спецпоселенцам со временем принципиально не изменился. Случаи пренебрежи­тельного отношения, недоверия к спецпереселенцам сохранялись. Во многих документах отмечалось, что местные исполнительные органы власти слабо ведут политико-воспитательную работу, агитаци­онные кампании должны быть направлены на формирование у спецпоселенцев сознания, соответст­вующего советским идеалам.

Для усиления политико-воспитательной работы центральные исполнительные органы власти ре­комендовали привлекать к работе на местах коммунистов и комсомольцев из числа самих спецпоселенцев. В то же время у спецпереселенцев возникало немало проблем как в восстановлении, так и при вступлении в партийные ряды. С уверенностью можно констатировать, что годы тоталитарного режима сделали осторожными не только спецпоселенцев, но и самих руководителей местной власти, которые относились к коммунистам из числа спецконтингента с большим недоверием. Так, в Щучинском районе Кокчетавской области при проверке местных партийных организаций было отмечено: «Все секретари первичных партийных организаций там, где мы их посетили, имеют ошибочное пред­ставление о том, что «есть ли необходимость, проведения агитационно-пропагандистской работы среди этой категории людей?» Они с большим недоверием отнеслись к использованию в агитацион­ной работе коммунистов и комсомольцев из числа спецконтингентов . работающие на предприяти­ях, [в] учреждениях и колхозах спецпоселенцы совершенно мало привлекаются к общественной ра­боте, и является абсурдным [положение], когда большинство коммунистов и комсомольцев из спец­контингента не имеют соответствующих поручений» [3, 178].

Руководители местных партийных органов в силу своей осторожности игнорировали указания сверху, делая коммунистов из числа спецпоселенцев изгоями как в собственных рядах, так и в среде спецпоселенцев. Спецпоселенческое население не могло не анализировать подобное отношение вла­стей к коммунистам из их числа, что вызывало в итоге неоднозначные настроения. Для коммунистовспецпоселенцев подобная практика становилась новым ущемлением их прав. Подобные факты были и в других районах области. Так, в «Рузаевском районе Кокчетавской об­ласти председатель райисполкома т. К. предложил не приглашать на партийные собрания коммунистов-спецпереселенцев» [6, 145].

Следует отметить, что коммунисты и комсомольцы из спецпереселенцев, которые должны быть в авангарде общественных событий и планов партийной организации, оказывались в стороне из-за недоверия к ним. Непоследовательность в работе местных партийных органов в отношении этой ка­тегории спецпоселенцев была порождена неправовым характером депортаций, когда высылали всех, в том числе коммунистов, комсомольцев, а после войны в этом статусе спецпоселенцев оказались ветераны войны из числа депортированных народов. В такой ситуации местным партийным органам было нелегко найти подход к решению их проблем, взять ответственность на себя, поэтому чаще все­го они ссылались на правительственные указы и постановления, по которым спецпоселенцы характе­ризовались как неблагонадежные люди.

Таким образом, тон в отношениях местных органов власти со всеми спецпереселенцами задава­ли те постановления, на основании которых была произведена депортация. Вследствие недоверия и настороженности возникала напряженность во всем обществе. Депортированные народы подверга­лись всевозможным унижениям. Большинство спецпереселенцев подвергались идеологической «об­работке» по месту работы и учебы. Особенно политико-воспитательная работа активизировалась в период проведения каких-либо масштабных мероприятий советского государства. В период выборов, подписки к займам государства партийные органы взывали к сознательности спецпоселенцев, напо­миная о том, что они пользуются всеми правами граждан СССР, с некоторыми лишь ограничениями в правах передвижения. Спецпереселенцы всех национальностей вместе с местным населением уча­ствовали в предвыборных мероприятиях: собраниях, изучении законодательства о выборах, и пр. Как и местное население, не имея других альтернативных кандидатур на выборах, они заявляли о под­держке «кандидатов блока коммунистов и беспартийных». Вместе с этим сами спецпоселенцы прак­тически не имели шансов быть избранными в советские органы власти.

Несоответствие декларируемых прав их реализации, предвзятое отношение властей вызывали противоречивые мысли и настроения, деформировали сознание и психику спецпоселенцев. Годы то­талитарного режима, доносы, угрозы, ожидание худшего сделали большинство спецпоселенцев осто­рожными, многие ушли в «себя», затаив обиду.

Государство и его институты, с момента депортации народов и в течение всех лет существова­ния спецпоселенческой системы в стране, проводили антигуманную, противоречащую правам чело­века силовую политику. Местные органы власти исполняли функцию не только по приему, размеще­нию и трудоиспользованию депортированных народов, но и обеспечивали контроль за проведением хозяйственных, общественно-политических кампаний, отслеживали настроения спецпереселенцев на протяжении всего существования данной системы. Лишь смерть в 1953 г. И.В.Сталина и дальнейшая политическая оттепель позволили сломать систему спецпоселений и начать освобождение людей. Однако до полной реабилитации было еще далеко. Люди, жившие в условиях спецпоселения, испы­тывавшие голод и принудительную работу, в большинстве своем становились физическими и душев­ными инвалидами.

Список литературы

1. Бугай Н. Ф. Свидетельствуют архивы НКВД-МВД // История СССР. — 1992. — № 1. — С. 125, 126.
2. История Российских немцев в документах (1763-1992 гг.). — М.: Международный институт гуманитарных программ. — 1993. — С. 176.
3. Из истории немцев Казахстана (1921-1975 гг.). Сборник документов / Сост. И.Н.Бухонова, Т.Б.Митропольская, Е.А.Алпатов и др. Архив Президента РК. — Алматы Готика, 1997.
4. Трагедия и прозрение. Сборник архивных документов и воспоминаний жертв голода и политических репрессий. — Пе­тропавловск, 2002.
5. Из истории поляков в Казахстане (1936-1956 гг.). Сборник документов. Архив Президента РК. / Отв. редактор Л.Д.Дегитаева. — Алматы: ТОО «Издательский дом “Казахстан”», 2000. — С. 166.
6. От депортации к интеграции: документы и материалы, посвященные 60-летию депортации чеченцев и ингушей в Ка­захстан: Международный фонд гуманитарной помощи «Нур» / Сост. Е.М.Грибанова, А.А.Гунашев, А.С.Зулкашева, Л.Н.Сапонова. — Алматы: Дәуір, 2004.
7. Кронгардт Г.К. Немцы в Кыргызстане 1880-1890 гг. — Бишкек: Илим, 1997. — С. 254.