Роль учебных заведений Южного Урала в формировании казахской интеллигенции. Вторая половина XIX – начало XX веков

В процессе интеграции Казахстана в состав Российской империи российские власти осознали необходимость формирования чиновников из числа казахов, образованных по-русски. Поэтому учебным заведениям Южного Урала в плане формирования национальных кадров отводилась не столько культурно-просветительская, сколько стратегическая роль.

На рубеже XYIII–XIX вв. для общественного мнения российских кругов стал актуальным вопрос о возможности и целесообразности внедрения и распространения русского образования среди казахов и других мусульманских народов восточных окраин Российской империи. На страницах печати развернулась полемика в рамках обозначенной проблематики под рубрикой: «Способны ли кочевые народы Азии к усвоению христианской веры и христианской культуры?». По сообщениям Б.М.Абрахмановой, видный деятель науки и культуры Н.М. Пржевальский высказывался по этому поводу следующим образом: «Вообще позволительно не только сомневаться в возможности для номадов перехода в цивилизованную жизнь по каким бы то ни было рецептам, но можно даже утверждать полную непригодность этих племен к такой метаморфозе…»1. Тем не менее, необходимость формирования из числа по-русски образованных казахов чиновников была продиктована практическими запросами имперской администрации.

В истории казахско-русского образования первое учебное заведение на Южном Урале — татарская школа — была открыта по указу Императрицы Елизаветы Петровны в 1744 г. в Оренбурге. Выпускники школы занимали должности канцеляристов, таможенных чиновников и переводчиков. По сообщениям ассесора Оренбургской пограничной комиссии Кукуранова, в 1808 г. в школе обучались 19 человек2. Школа просуществовала до 1818 г., до времени реализации идеи открытия вместо существующей татарской школы особого среднего учебного заведения — военного училища3.

В целях развития «людкости и лучшего похождения» среди казахов, по указу Императрицы Екатерины II, в 1789 г. в Оренбурге при мечети в Меновом дворе была открыта мусульманская школа для казахских детей. Из истории открытия мусульманской школы известно, что 19 декабря 1789 г. пограничная экспедиция отправила в Младшую орду приглашения почетным казахам — биям алимулинского рода Жанназару, Каракубеку, Муразбеку, байулинскому старшине Сырыму Датову и другим отправлять на учебу своих детей. Первым отправил своего сына — султана Бишина коллежский асессор Джигангер (сын хана Каипа). Тем не менее, новая школа не вызывала интереса у казахов. И, как отмечал А. Добросмыслов, «…она (школа. — К.Г.) влачила жалкое существование, имея по 2 ученика в год»4. Статус ее не был значительным, а с открытием первой правительственной школы при Оренбургской пограничной комиссии она и вовсе перестала представлять интерес как для казахов, так и для царской администрации.

Казахская школа при Оренбургской пограничной комиссии была создана с целью подготовки казахской молодежи для службы в различных инстанциях правительственных органов. Другая цель открытия казахской школы была несколько прозаической — это приобщение наиболее отличившихся в учебе казахов к экспедициям с караванами в Хиву и Бухару для сбора топографических сведений по составлению карт и планов Средней Азии.

«Положение о школе для киргизских (казахских. — К.Г.) детей при Оренбургской пограничной комиссии, Высочайше утвержденное 14 июня 1844 г.» было принято в связи с ратификацией 14 июня 1844 г. «Положения об управлении оренбургскими киргизами (казахами. — К.Г.)». «Главная цель учреждения школы, — говорилось в «Положении о школе…», — кроме распространения между киргизами (казахами. — К.Г.) русского языка и некоторой грамотности, состоит в приготовлении способных детей к занятию по пограничному управлению мест письмоводителей при султанах-правителях и дистанционных начальниках в орде, а также к исправлению и других должностей, в которые исключительно назначаются киргизы (казахи. — К.Г.)»5. Б.М. Абдрахманова подчеркивает, что итоги деятельности школы, в противовес высказываниям некоторых представителей русской администрации, были позитивными6. И действительно, деятельность только одного И. Алтынсарина была многогранной.

Относительно деятельности школы развернулась дискуссия по вопросу направления и содержания ее работы. Школа учреждалась в четыре класса, в целом с семилетним сроком обучения. Однако несмотря на продолжительный период обучения, объем учебного материала был ограниченным. Разногласия были обнаружены при подготовке «Проекта устава школы для киргизских (казахских. — К.Г.) детей при Оренбургской пограничной комиссии». Видную роль в его подготовке сыграл председатель Пограничной комиссии М.В. Ладыженский (1837–1853), при непосредственном участии которого и был разработан Проект устава школы. В апреле 1847 г. этот проект был направлен на рассмотрение и утверждение Оренбургским военным губернатором В.А.Обручевым. По замыслам М.В. Ладыженского предполагалось, что курс обучения в школе должен соответствовать низшей ступени образования, предусмотренного приходскими и уездными училищами. Генерал А.В.Обручев выразил отрицательное отношение идее М.В. Ладыженского о расширении учебного курса школы. Он указывал, что «преподавать еще: геометрию, топографию со съемкою и черчением планов и географию математическую, физическую и политическую …в киргизской (казахской. — К.Г.) школе …излишне»7. Заинтересованный лишь в подготовке технического персонала для местных органов власти, военный губернатор считал, что обучение воспитанников школы различным ремеслам также «есть уклонение от цели воспитания киргизских (казахских. — К.Г.) детей в школе, где предназначено образовать из ордынцев письмоводителей. Кроме того, обучение воспитанников мастерствам и ремеслам необходимо потребовало бы особых немаловажных издержек»7.

В дискуссии с военным губернатором М.В. Ладыженский настаивал на необходимости расширенного общего образования во вновь учреждаемой русской школе для казахов. Он утверждал: «Неужели семь лет только учить одной грамоте? Неужели и крестьянам не нужно и вредно знать, что такое север, юг и т.д., что есть другие реки, кроме Урала, и на них города, кроме Оренбурга?..»7. Он продолжал настаивать на том, чтобы русское образование и русский язык выполняли функции просветителей Казахской степи. Тем не менее, как и следовало ожидать, была принята инструкция генерала Обручева, положения которой легли в основу последней редакции «Устава о школе».

Согласно инструкции и последней редакции Устава в казахских школах наряду с русским языком предполагалось преподавание ислама и «тюрки». В число изучаемых предметов были включены: «…1) закон магометанский; 2) русский язык, чтение, чистописание и грамматика; 3) арифметика и способ счисления на счетах; 4) татарский язык; 5) порядок производства содействия и составление деловых бумаг на русском и татарском языках; 6) гимнастика…»8. Школа при Оренбургской пограничной комиссии, с точки зрения преподававшихся в ней дисциплин и состава учащихся, мало чем отличалась от Азиатского отделения Неплюевского училища. Поскольку для изучения казахами русского языка было недостаточно его преподавания, то в целях популяризации русского языка было принято решение принимать в школу детей казаков и детей русских чиновников, по 10 человек соответственно9.

Оренбургская школа для казахских детей открылась в торжественной обстановке 22 августа 1850 г. В школу было принято в соответствии с «Положением» 30 детей, однако уже в 1859 г. Оренбургское областное правление принимает решение увеличить контингент учащихся. По сведениям Г.С. Султангалиевой, образование было элитарным. Из первых зачисленных в школу детей 11 являлись детьми султанов, 5 — биев, остальные были детьми почетных казахов, известных старшин10. Первым надзирателем школы 16 августа 1850 г. был назначен преподаватель восточных языков Неплюевского кадетского корпуса коллежский советник Салихзян Кукляшев. В годы руководства Оренбургской пограничной комиссией В.В.Григорьевым (1854–1859 гг.), при его непосредственном участии, библиотечные фонды казахской школы обогатились книгами классиков русской и мировой литературы. По характеристике А.В.Васильева: «Вообще В.В.Григорьев близко входил в рассмотрение всего, что совершалось в жизни школы, следил за приемом сюда учеников, за развитием их как в школе, так и по выбытии из нее…» [3; с. 50].

Наиболее выдающимся выпускником этой школы был И. Алтынсарин (1841–1889 гг.). Заслуга его перед народом, заключается не только в том, что он создал в Казахстане систему образования в виде русско-казахских школ и женского образования, способствовал приобщению казахов к русской и мировой культуре, но и, что немаловажно, являл собой пример позитивного образа русско-казахского сближения. И как отмечал московский ученый Г. Косач: «И. Алтынсарин не совершил шага, который означал бы разрыв с его народом»11. Общественная деятельность И. Алтынсарина способствовала популяризации в российских кругах казахского народа в целом. Помимо известных «Киргизской хрестоматии» (1879), «Начальное руководство к обучению киргизов русскому языку» (1879), были опубликованы: статья в Трудах Оренбургского отдела ИРГО «Очерк обычаев при сватовстве и свадьбе, при похоронах и поминках у киргизов Оренбургского ведомства» (вып. 1, 1870) и «Шариати ислам» (Мусульманский закон) (1884). И. Алтынсарин хотел всестороннего развития казахов. Примером тому может служить создание, при идейной поддержке Н. Ильминского, проекта «Киргизской газеты» на основе русской графики. По сведениям Г.Косач, первый номер этой газеты в рукописи хранится в Государственном архиве Оренбургской области12.

Таким образом, заслуга И. Алтынсарина к казахской истории заключается не столько в создании системы народного образования Казахстана (систему образовании создали бы и чиновники царской администрации адекватно своим имперским планам), а сколько в изменении векового менталитета казахов, их мировосприятия, формировании позитивного отношения к светскому образованию и женскому образованию в частности.

Первый выпуск казахской школы состоялся 15 июня 1857г. В целом, за период 19-летнего функционирования, она выпустила 48 человек [3; с. 55]. С открытием в Оренбурге гимназии 2 декабря 1868 г. был издан указ о закрытии школы при Пограничной комиссии. Было принято решение разместить 37 обучавшихся к тому времени учеников по соответствующим классам Оренбургской гимназии, а учеников старших классов, не могущих быть зачисленными в соответствующие классы гимназии из-за незнания ими латинского языка, решено было обучать отдельно, по старой программе школы. Таким образом, казахская школа при Оренбургской пограничной комиссии в процессе формирования национальной интеллигенции также сыграла значительную роль.

В вопросе формирования медицинских кадров и ветеринаров из числа казахов интересна переписка канцелярии оренбургского генерал-губернатора с санкт-петербургскими ведомствами. В Оренбурге считали: поскольку «скотоводство — основное занятие киргизского (казахского. — К.Г.) населения», и сельхозпродукция беспрепятственно попадала в Россию, медико-санитарная обстановка Оренбургской области и сопредельных областей также требовала внимания. Чтобы пресечь пути распространения болезней, целесообразнее оказалось привлечь казахов к обучению в фельдшерских школах Оренбурга и Троицка.

Положение о фельдшерской школе, входившей в состав Оренбургского военного госпиталя, было утверждено 9 августа 1841 г. Обучение казахов фельдшерскому делу началось в 1847 г. — в школу было записано 3 человека. Однако после смерти двух учеников (набор 1849 г.) отношение к фельдшерской школе более чем ухудшилось — казахи не хотели отдавать своих детей учиться. Причем негативное отношение вызывала не сама школа, а перспектива работы фельдшерами. Благодаря вмешательству Председателя Оренбургской пограничной комиссии В.В. Григорьева набор на учебу был возобновлен. На 10 ученических мест претендовали из Средней орды 8 учеников, из Восточной — 10, из Западной — 11. Причем сам В.В. Григорьев не верил в исход данной кампании и в 1862 г. писал генерал-губернатору А.П. Безак следующее: «Зная степь, позволяю себе предсказать, что если не будет употреблено насилия и угроз, по-моему, непозволительных, то из десяти теперешних кандидатов в фельдшерскую школу действительно поступят туда немного более половины, а из этой половины половина, под разными предлогами, останется в степи после первого туда отпуска на летнюю вакацию; если же в предупреждение этого не отпускать киргизских (казахских. — К.Г.) воспитанников фельдшерской школы в вакационное время к родителям, то они перемрут здесь, как их предшественники, от ностальгии и образа жизни, несоответственного с их степными привычками» [3; с. 30]. После передачи в 1871 г. школы из ведения военного ведомства в ведение Министерства внутренних дел было принято решение о ее закрытии.

Аналогичная картина нежелания учиться отмечалась и в Троицке. В письменном ответе попечителя прилинейных киргизов Троицкой дистанции Жуковского отмечалось, что «киргизы (казахи. — К.Г.) Восточной части орды, находясь в далеком расстоянии от г. Оренбурга, стесняются разлукою с детьми и что они не отказались бы отдать своих детей для обучения фельдшерскому искусству, если-бы оно преподавалось в Троицке…» [3; с. 32]. После открытия фельдшерской школы на обучение в ней записались 4 казаха. Особенно отличившихся — Мусабая Тутаева и Исмагила Бийтавова — отправили для продолжения образования в Оренбургскую фельдшерскую школу. Троицкая фельдшерская школа была закрыта 21 октября 1868 г.

Таким образом, за период 1857–1871 гг. Оренбургскую фельдшерскую школу окончили 6 казахов, с присвоением им звания младших фельдшеров13. Но, как показала практика, не все выпускники занялись медицинской карьерой, бльшая часть из них стали чиновниками царской администрации.

Наиболее известным выпускником фельдшерской школы был Хамза Карджасов. Он был уроженцем Усть-Уйской станицы. По окончании школы работал при султане — правителе Восточной орды. Затем шесть лет работал врачом в школе для казахских детей в Оренбурге. С 1869 г. жил и работал в Кустанае. Дружеские отношения с И. Алтынсариным способствовали его приобщению и к общественной деятельности. Он был активным автором в «Тургайской газете», на ее страницах были напечатаны статьи самой различной тематики: «Происхождение слов: Аман-Карагай, Наурузум, Тырсак, Толагай-Тепке, Дбике, Сарымоин» («Тургайская газета». 1895. 25 июня. № 26), «Из воспоминаний о султане Ахмете Джантюрине» («Тургайская газета». 1895. 9 июля. № 28), «Николаевск (Кустанай)» («Тургайская газета».1895. 14 января. № 3).

Таким образом, фельдшерские школы Оренбурга и Троицка, если и не сумели до конца выполнить свое истинное предназначение, но, во всяком случае, способствовали приобщению казахов светскому образованию и преломлению в них вековой отсталости в плане медицинских знаний.

В конце XIX в. начинается эра технического переворота в промышленности, интенсивного развития железнодорожного транспорта, подъема сельского хозяйства. Южный Урал характеризовался интенсивным развитием заводской промышленности, уже в начале ХYIII в. на Урале насчитывалось более 80 заводов. На протяжении ХYIII – начале XX вв. наиболее процветающими заводами были: Саткинский, Златоустовский, Миасский, в районе Оренбуржья — Богоявленский, Преображенский, Воскресенский, Верхоторский, Благовещенский и др.14. По сведениям историка Г.С.Султангалиевой, на Южном Урале казахи-отходники (186 чел.) были сконцентрированы в Златоустовком уезде Уфимской губернии15. В связи с этим особое значение начинает уделяться техническим знаниям.

Казахская молодежь среднеспециальное техническое образование могла получить во вновь открытом в 1875 г. Красноуфимском реальном училище, состоявшем из двух отделений — горнозаводского и сельскохозяйственного. Также при училище была открыта сельскохозяйственная школа для обучения ремеслам «кожевенного, мыловаренного и гончарного производства».

Красноуфимское реальное училище имело большое значение для Казахской степи. Один из выпускников училища по подготовке специалистов легкой промышленности Сеил Кабаков писал: «Для изучения технических производств и сельского хозяйства, могущих иметь со временем серьезное значение в степи, каковы, например: кожевенное производство, мыловарение, салотопенное, клееваренное и т.п. не упускать из виду и молочное хозяйство как постоянный продукт скотоводства. Со временем, таким образом, население степи получит возможность слышать добрый хозяйственный совет и знание на деле на своем родном языке»16. В связи с этим началось зачисление казахов, окончивших учительскую семинарию, в Красноуфимское реальное училище. Осенью 1886 г. были зачислены 4 казаха — Уразов, Курманбаев, Измайлов, Сарабатыров. В целом на обучение казахов было отпущено 6 стипендий. В письме директора училища Соковнина Тургайскому губернатору говорилось о том, что для казахов «10 казенных вакансий (из числа 60) он находит возможным предоставить детям киргизов (казахов. — К.Г.) Тургайской области, окончившим курс 2-классных народных училищ» [3; с. 147]. Однако только три казаха — Абенев, Дусекеев, Кабаков окончили полный курс обучения, начиная от сельскохозяйственной школы и заканчивая учебой в реальном училище [3; с. 148].

Наиболее известный из них Сеил Кабаков (годы обучения: 1888–1891; 1891–1895) старался научить казахов использовать его практические советы в жизни. В «Тургайских областных ведомостях» печатались его статьи: «Простейший способ выделки кожи» (1894. 23 января. № 4), «Соковая подошва» (1894. 6 марта. № 10; 13 марта. № 12).

Однако дипломированные специалисты-казахи, вернувшись в Степь, не могли полностью себя реализовать по одной главной причине — в области не было развитого промышленного производства. Некоторыми из них все же были сделаны попытки устройства кожевенных заводов (в Кустанайском уезде и в г. Актюбинске) и мыловаренного (в г. Иргизе), но они не имели успеха. Поэтому выпускники были вынуждены работать учителями в школах области. Так, например, заведующим Тургайской волостной одноклассной школы стал Уразов, учителем младших классов Иргизского двухклассного русско-киргизского училища — Сарабатыров17.

Таким образом, обучение казахской молодежи в южноуральских учебных заведениях было вызвано запросами времени. На первых порах формирование национальной интеллигенции напрямую зависело от запросов имперской администрации в штате чиновников, к тому же уровень развития медицины, промышленности не способствовал этому явлению стать масштабным. Тем не менее, в начале XX в. этническое самосознание кардинально меняется: казахи стали более лояльно относиться к проблеме этнического образования и связывать духовный ренессанс нации с образованностью.

Список литературы

1. Абдрахманова Б.М. История Казахстана: власть, система управления, территориальное устройство в XIX в. — Астана:, 1998. — С. 48.
2. Труды ОУАК. Вып. 3. — Оренбург: Типо-литография губернского правления, 1897. — С. 4–5.
3. Васильев А. Исторический очерк русскаго образования в Тургайской области и современное его состояние. — Оренбург: Типо-литография П.Н. Жаринова, 1896. — С. 12.
4. Труды ОУАК. Вып. 9. — Оренбург: Типо-литография губернского правления, 1902. — С. 59.
5. Васильев А. Указ. раб. Приложение. — С. 3.
6. Абдрахманова Б.М. Указ. раб. — С. 36.
7. Бержанов К. Русско-казахское содружество в развитии просвещения. — Алма-Ата: Казахстан, 1965. — С. 53.
8. Алтынсарин И. Собрание соч.: В 3 т. — Т.1. — Алма-Ата: 1975, — С. 281–283.
9. Абдрахманова Б.М. Указ. раб. — С. 49.
10. Султангалиева Г.С. Западный Казахстан в системе этнокультурных контактов (XYIII – начале XX вв.). — Уфа: РИО РУНМЦ Госкомнауки РБ, 2002. — С. 124.
11. Косач Г. «Казахский образованный класс» в Российской империи // Казахстан и Россия: общества и государства — М.: Права человека. Вып.6. 2004. — С. 37.
12. Там же. — С. 35.
13. Султангалиева Г.С. Указ. раб. — С. 128.
14. Иофа Л.Е. Города Урала. — М.: Географгиз, 1951. — С. 23, 159, 164, 302.
15. Султангалиева Г.С. Указ. раб. — С. 49.
16. Кабаков С. Красноуфимск //Тургайские областные ведомости // 1894. —  № 51. —  18 дек.
17. Султангалиева Г.С. Указ. раб. — С. 130.