В условиях современного Казахстана особенно актуализирована задача объективного и полноценного изучения национальной истории. Это связано со строительством и укреплением новой государственности. Поэтому представляется важным формирование государственного сознания у граждан, которое коренится в национальном самосознании. В таких условиях транзитного общества происходят новые процессы в сфере национальной самоидентификации. Часть общества по-новому осознает свою принадлежность к государству. В социальной жизни Казахстана динамично развиваются этнокультурный, этнический процессы. Ведь национальное самосознание питается историческим сознанием народа, формируемым качественными знаниями в области отечественной истории. Такая взаимообусловленность разновидностей общественного самосознания объясняется самой природой этих общественных явлений.
Отечественная история, вопросы национальной истории никогда не теряют своей актуальности, но мы должны подчеркнуть, что исторические знания особенно востребованы в тех исторических условиях, когда тот или иной народ, общество и государство стоят перед серьезной проблемой, перед условиями кризисного состояния или перехода. Так, истории Геродота, Фукидида, Страбона и других древнегреческих авторов появились в период внутренних и внешних войн (греко-персидских и др). Цезарь, Тацит и другие римские авторы писали также о событиях, связанных с войнами с варварами (древними германцами и др.). Китайская придворная историография фиксировала все исторические сведения, заботясь о перспективах своей государственности перед угрозой экспансии кочевых народов, а в средневековье тюркские правители писали историю формирования своей империи, свидетельством которой служат монументальные эпитафические памятники в честь тюркских каганов.
Монгольское государство, предстающее перед нами как империя Чингис хана, воссоздало свою историю в «Сокровенных сказаниях монголов». В России великий Петр Первый также придал особое значение написанию государственной истории, сбору исторических материалов, археологических артефактов, собиранию музейных экпонатов, так как стояла задача строительства империи. В ХХ в. примечателен пример Японии, которая, потерпев поражение во второй мировой войне, должна была возродиться по-новому перед современной цивилизацией и была вынуждена обратиться к страницам прошлой истории своего народа, чтобы придать энергию для дальнейшего социально-экономического, культурного и политического поступательного развития японской нации. На славных примерах жизни японских самураев был восстановлен национальный дух нового поколения японских граждан. Именно поэтому казахская национальная интеллигенция осознанно, а порою и подсознательно, постоянно поднимала вопрос актуализации исторических знаний. Заметки на тему истории казахского народа мы встречаем в наследии Абая Кунанбаева, Алихана Букейханова, Мержакыпа Дулатова, Смагула Садуакасова и других представителей просвещенных деятелей. 1998 год в Казахстане был объявлен Годом национальной истории и единения. Государство ставит перед учеными новые задачи этнокультурных исследований. И это совершенно верный шаг в деле формирования стратегии дальнейшего строительтва государства, Отечества. Все ученые умы Казахстана нацелены на решение этих задач, но место исторических исследований в процессе воссоздания этнокультурных традиций нашего народа особенно.
Исходя из этого мы приходим к общим вопросам отечественной истории. И прежде чем приступить к научному поиску, нужно задуматься, что является отправной точкой, какой научный метод может привести нас к позитивным результатам научных исследований, каких новых теоретических посылок следует придерживаться историку. Известно также, что в новых условиях мы отходим от сложившихся стереотипов, устаревших концептуальных основ, имевших место в нашей науке (марксистская методология, взгляд на историю через призму классовой борьбы, основопологающая идея социального конфликта, идея строительства единой советской нации, преобладание приоритетов исторического материализма, функционировавшие в качестве строгих норм советской историографии, строгий контроль по поводу недопущения так назвываемой «буржуазности» в историографии и т.д.), формируя новые, менее идеологизированные теоретико-методологические основы исторической науки Казахстана, научные методы и приемы исследования. Отход от доминирования формационного принципа в анализе и изложении истории казахского народа означает, что учёные не будут поступаться принципами научной объективности для доказывания, например бытования феодализма у скотоводов, а будут рассмотрены новые, более важные вопросы национальной истории.
Общеизвестно, что историческая наука базируется на определенной источниковой основе. Исследователь может интерпретировать историю народа, общества, государства опираясь лишь на исторические источники. Как известно, существуют три основных вида источника: вещественные, письменные, устные. Казахская историческая наука располагает значительным фондом исторических источников — письменных, вещественных и устных. Она имеет большие успехи в работе с письменными источниками и в археологии. Однако в практике исследований устная историческая традиция чаще остается в стороне. Появилась объективная необходимость в научном привлечении материалов устной исторической традиции в изучении этих проблем. Исследователем М.Х.Абусеитовой отмечено, что «первые попытки анализа устной традиции и ее использование как исторического источника по истории Казахстана относятся еще к началу нашего столетия. Однако казахское устное народное творчество было в основном объектом изучения фольклористов, литературоведов, а историки и этнографы относились к применению устной традиции для реконструкции прошлого казахов весьма осторожно»1. История социально-экономической и политической жизни традиционного казахского общества в действительности могла быть в бльшей мере изучена объективно при условии комплексного использования устных данных вкупе с письменными документами. Но в советский период это не отвечало интересам той модели интерпретации исторического прошлого казахского народа, которое было необходимо официальным властям и противоречило бы той версии истории, которая была написана на основе принципа партийности, классовости.
Многие вопросы этнической истории народа оставались без внимания. Не поощрялось раньше исследование отдельных вопросов национальной истории. Родовая организация и традиционные социальные структуры казахского общества рассматривались с точки зрения «теории пережитков». Эти вопросы изучались на уровне эмпирической констатации фактов, без анализа сущности явлений, свидетельством чему является работа исследователей В.Вострова, М.Муканова «Родоплеменной состав и расселение казахов (конец XIX — начало XX века)». В них нашли место сведения устной традиции, но авторы исследования отметили, что «к сожалению, ряд вопросов, затронутых в монографии, по не зависящим от автора причинам рассматривается лишь в общих чертах»2.
Разработка научно выверенного метода исследования устной исторической традиции, данных устных исторических источников, приемов извлечения историко-этнографических данных из них, безусловно — лучший путь в деле обеспечения разнохарактерности источниковой базы. Некритическое использование компилятивных письменных источников, а порой и данных устных сказок, сведений осведомителей царской администрации, послов и других малодостоверных материалов, придают односторонний, тенденциозный характер научному исследованию. Значительную долю используемых исследователями источников по истории нового времени составляют материалы официальных документов. Следует признать, что немалая часть письменных официальных документов создавалась представителями колониальной чиновничьей администрации Российской империи, которые, конечно же, всегда имели свой, официальный взгляд на историю казахского народа. Поэтому привлечение материалов шежире, имеющих, скажем так, народообусловленный характер происхождения, параллельно с другими видами исторических источников может дать более достоверную интерпретацию национальной истории.
Изучение устной исторической традиции приобретает междисциплинарный характер. Здесь задействованы самые разные специалисты: историки (источниковедческая отрасль исторической науки), этнографы (исследования проблем этногенеза, народных знаний, традиций, этнической психологии и прочее), фольклористы (исследование жанровых особенностей, внутренних структур фольклорных произведений), литературоведы (расматривающие образцы устной исторической традиции в контексте генезиса литературных традиций), языковеды (изучающие исторические основые развития языка). И в силу такого междисциплинарного характера данной проблемы сформировались своеобразные термины, самостоятельно обозначающие устную традицию как социокультурное явление: «степная историческая традиция» (Ч.Валиханов), «исторический фольклор» (Е.Бекмаханов, Л.Толстова и другие), «степная устная историография» и «степная устная историология» (В.Юдин), «жанры несказочной прозы» (С.Каскабасов), «народная этногония» (Потапов), «сказительская традиция» (К.Путилов) и т.д. Нередко используются значения «устное народное творчество», «народные генеалогии», «этногенетические предания», «генеалогическая летопись» и др. Следует делить эти понятия; разграничить понятия «устное народное творчество» и «устная историческая традиция», «бытовой фольклор» и «исторический фольклор» и определиться с дефинициями.
Мы можем опереться на опыт типологизации фольклора («народная мудрость» = «устное народное творчество») в вопросе подразделения на жанры бытового и исторического фольклора. Под бытовым фольлором и следует понимать «устное народное творчество» — действительно общенародное свободное творчество по созданию бытовых фольклорных произведений, к числу которых следует отнести обрядовые песни, пословицы и поговорки, колыбельные, детские сказки (не путать со сказками с историческими корнями), плач, реквием, песни хозяйственного цикла, религиозные песни, анекдоты и проч. Характер традиции устного исторического знания, очевидно, следует определять в контексте различных существующих форм устного изложения сведений, изустной интерпретации исторических фактов. По мнению В.Юдина, эта традиция не может быть дефинирована терминами «легенды», «предания», ибо «степная устная историография не может быть сведена ни к мифологии, ни к фольклору, например героическому эпосу, так как сам фольклор питался степной устной историографией»3. Все эти жанры, определяемые в фольклористике жанрами несказочной прозы, являются в той или иной степени исходящими из степной исторической традиции. Предания, легенды, сказания производны в той же степени, насколько они призваны совмещать воспитательную и эстетическую функции. Фольклорные жанры или жанры несказочной прозы образуют собой зачастую составные элементы устной исторической традиции. К степной «историографической» традиции можно отнести шежире, на основании ориентированности на историческую правдивость. «Шежире ориентированы на воспроизведение реальных фактов прошлого. Установка на достоверность — характерное свойство этого жанра»4.
Категория «исторический фольклор» рассматривается исследователями фольклора в качестве жанра несказочной прозы. В процессе разграничения этих жанров фольклора (бытового и исторического) следует обратить внимание на создателей и носителей тех или иных образцов фольклорных произведений. Бытовой фольклор, как известно, создается в среде широких народных масс. Авторами образцов бытового фольклора могут быть все, но создателями и носителями исторического фольклора могла стать лишь избранная группа людей, обладающих особой памятью. Ибо в силу важности неизменного сохранения текстов устной истории феноменальная память имела первостепенное значение для носителя исторического фольклора. (Кстати, это не всегда необходимо для носителя бытового фольклора, образцы которого могли и переиначить, сохранив лишь основную суть текста.) Это люди, отличающиеся склонностью к знаниям исторического характера, осознающие степень ценности той или иной устной информации для интерпрентации народной истории. Феномен устного исторического знания заключался в том, что его основная суть выражалось формулой «Запомнить à передать», т.е. «Память à трансляция», по вертикали и горизонтали (во времени и пространстве). Феномен же письменных источников (летописей и пр.) как письменного исторического знания других, в основном оседлых народов, заключался в том, что его основная суть выражалась формулой «Записать à передать», т.е. «Письмо à трансляция», по вертикали (во времени), затем по вертикали и горизонтали (во времени и пространстве). Традиция шежире в духовной культуре всех тюрко-монгольских этносов в целом представляется в качестве феномена устного знания истории.
Носители устной традиции. По оценке Е Турсунова, к категории лиц, именуемых в народе шежіреші, относилась особая группа людей, являвшихся знатоками фольклора. В традиционном казахском обществе к ним чаще всего относились люди, которые особенным образом были подготовлены как знатоки и собиратели различных образцов преданий, рассказов, умели освоить большой объем устной информации, приводя в соответствие с известными только им системами. «Неспроста в народе их поименовали специально шежіреші. Категория шежіреші требует специального научного исследования»5.
Шежіреші, благодаря своим специфическим способностям сохранять в своей памяти устные тексты, становится носителем и передатчиком устной истории. Это хорошо иллюстрируется Ч.Валихановым: «изумительно, с какой свежестью сохранили киргизы свои древние предания и поверья и ещё изумительнее то, что во всех отдалённых концах степи... при сличении были буквально тождественны, как списки одной письменности. Как ни странно, кажется, подобная невероятность, точность изустных источников кочевой, безграмотной орды, тем не менее, это действительный факт, не подлежащий сомнению»6. Шежіреші — это частный интерпретатор коллективной исторической памяти, сказитель истории от народа. И если исходить из этимологии термина «шежире», представленного нами в семантическом значении как память, то это выражает искомый нами смысл в обозначении категории «шежире» как коллективной исторической памяти этноса.
Категория «память» является стержневой характеристикой всякой устной традиции (устной литературной традиции, традиции «устного письма», устной эпической традиции, сказительской традиции). Машхур-Жусуп пишет: «у казахов нет конкретной, как в камне отмеченной истории. Не признавали они учения, ибо они говорили: «Тот, кто верит в учения, будет забывчив». Не признавали они и письменности, ибо говорили они: «тот, кто доверится письму, будет в ошибках», поэтому (что не признавали они учения и письменности), нет сейчас письменной истории. Но были души (люди), у которых были открыты уши и открыта грудь, прозорливые и сметливые, не забывающие никогда того, что они услышали. И благодаря таким душам (людям), которые передавали услышанное и говорили об этом, қариялар (памятливые чтецы или историки, носители устной традиции), у которых грудь была как книга, как письмо, а услышанное кои запоминали, оставляли в завещание из устной исторической традиции в уста примеры добрых дел и хороших поступков7.
Кажутся интересными параллели в оценке характера устной истории в историографическом наследии дореволюционных казахских историков. Так, Курбангали Халид пишет, что существует очень много доказательств, примеров и доводов тому, что казахи сумели, не записывая в свои книги, исключительно изустно донести до современности всю массу информации, услышанную ими о прошлом… И поэтому чрезвычайно важно всегда прислушиваться и не упускать из внимания эти древние сведения. Тот, кто пожелает узнать об их истории, этническом происхождении, тот должен основываться на их хикая (исторические рассказы), аңыз–хикая (исторические предания). И пусть прислушивается к тому, о чём рассказывают қария (информаторы). И пусть осмыслит сказанное ими, ибо поговорка гласит: знай прошлое. И главное, необходимо выслушать так, как они сказали и также её запомнить, не добавляя при этом ничего от себя. Слушая их, нужно иногда поддакивать, чтобы получить как можно более исчерпывающую информацию и достичь своих целей в этом8.
Высокая оценка дана историческому характеру устно-поэтического, эпического наследия кочевников в трудах А.Х.Маргулана. Он высказал точку зрения, согласно которой «в казахском эпосе меньше беспочвенной фантастики и витиеватых мифологических украшений, как это бывает в эпосе некоторых других народов, выросших в иных условиях»9. И все же мы не можем напрямую переносить данные устной исторической традиции в научный фонд без серьезного критического анализа. Составным компонентом устной традиции являются генеалогии. Казахские генеалогические схемы в шежире имеют различные варианты, они требуют специального исследования. Истолкование родословных на основе научных методов, интерпретация сведений устной традиции, исторических преданий и составляет, по существу, исследование шежире, рассматриваемое как устная историческая традиция казахского народа.
Исследование устной исторической традиции казахского народа в большинстве случаев сводилось лишь к форме использования данных и поверхностного комментария. Общий взгляд на вопрос о том, в какие времена, в каких письменных источниках, у каких авторов, стран и народов, в какой форме были записаны устные исторические сведения, позволяет условно обозначить некоторые этапы данного процесса. Изначально правильнее будет исходить из того, что исторические знания или представления, исторические сведения о произошедших событиях и исторических лицах накапливались в коллективной памяти народа в самые разные периоды истории человечества. Какие-то события забывались, а другие сохранялись в народной памяти или в памяти знатоков прошлого, которые передавались последующим поколениям в изустной форме. Этот процесс, конечно, характерен для всех народов в целом.
Представителям соседних народов (торговцы, путешественники, послы и миссионеры), которым было суждено оказаться в среде степной кочевой культуры, доводилось слышать эти устные рассказы, вследствие чего сообщения находили свою письменную фиксацию. И таким образом устные исторические знания кочевников в казахских степях были зафиксированы ещё в восточных, западных древних и средневековых письменных источниках, в документах позднесредневекового и нового времени. Это китайские исторические хроники, труды греческих авторов античного времени, записки византийских послов, арабо-персидские историко-географические труды и другое. Сочинение известного историка Мирзы Мухаммада Хайдара Дулати «Та’рих-и Рашиди» «в значительной мере основано на известиях устной историографии». «Секретная история монголов» или «Чингиз-наме» Утемиш хаджи, так же как и сочинения Абуль-гази-бахадур-хана или Рашид-ад Дина, являют собой пример письменной фиксации существовавших в те времена сведений исторического характера, кроме того, и сама тюркская цивилизация имела развитую письменность. Например, письменные памятники тюркских каганов свидетельствуют об этом. Каменные стелы были исписаны руникой. В них нашла отражение историческая эпопея той эпохи. Письмоводителями Чингиз-хана были найманские и керейтские бітікші (писарь), Абуша абыз, Тукур битикши10. Об орхоноской письменности и письменной традиции найманов, кереитов и онгутов (среди современных казахов представители рода керей и уақ) пишет А.Маргулан, основываясь на сообщениях Рашид-ад Дина: «Орхон-ойғыр жазуларын өзіне дәстүр қылған елдер — наймандар, керейлер, өңгіт-уақтар, меркиттер, барлығы ерте кезден үкімет құрған кейін қазақ ұлысына кірген тайпалар. Елді Орхон-ойғыр жазуына үйретуде бұлардың үлесі зор»11.
Позже, с приходом арабской письменности, тюркское руническое письмо было забыто. В рамках культуры арабского письма сформировалась тюркская письменная литература. Письменные исторические источники использовали устные истории, собирая их у носителей устной традиции. «Ученые и историки… тюрков, арабов и франков... у каждого из них существуют летописи, сказания, и верования, касающиеся их народа... были произведены расспросы и разузнования у всех ученых и авторитетных людей вышеупомянутых народов», — пишет Рашид-ад Дин12.
Всякий письменный исторический источник имел первоначальную устную интерпретацию. Так устные формы тюрко-монгольского шежире попали в письменные сочинения древности и средневековья. Исторические предания кочевников были записаны и дореволюционными российскими исследователями. В ХVІІІ–XIX вв. развитие исторических исследований характеризуется тем, что устные сообщения в большей мере находят отображение в различных письменных документах.
В рамках устной исторической традиции издревле складывалось особое видение и осознание истории происхождения человека, общества, различных народов и их место в иерархической структуре, а также культурных предметов. Эту традицию можно охарактеризовать иначе понятием «самоистория» — историческая память народов о самих себе. У степных народов Центральной Азии ещё на заре становления раннего государства (в эпоху бронзы) существовала своя устная традиция историознания. Отдельные сюжеты устной исторической традиции доводят нам сведения о той эпохе. В шежире К.Халида, Машхур-Жусупа памятники эпохи бронзы, курганные сооружения с каменным ящиком в центре обозначены как мықтың үйі, т.е. дома народа мук, что, конечно же, доведено устной традицией. В устной исторической традиции тюркских и монгольских народов Центральной Азии отображалась система народных знаний о своем происхождении, а также генеалогическая картина мира, сохранявшая свою преемственность на протяжении многих столетий. Эта устная историческая традиция продолжала жить в степных пространствах Евразии с глубокой древности. Характерными чертами этой традиции было то, что она бытовала в форме кратких или объемных устных рассказов об исторических личностях и исторических событиях. Эти устные рассказы, вероятно, образовывали собой последовательный ряд сюжетов устного исторического знания.
Устные исторические знания казахов указывают на генеалогическое родство тюркских этносов. Не случайно было отмечено, что «значительный интерес в качестве исторического источника представляют народные генеалогии (каракалпакское — шежире, башкирское — шежире, туркменское — седжреи т.д.)»13. У многих кочевых и полукочевых в прошлом народов издавна существовал обычай знать родословную своего рода, в которую включались предки по мужской линии.
Таким образом, шежире, или устные исторические знания, воспринимаются и поныне как подлинная народная летопись. Это связано с тем, что формируются они из реальных исторических событий. Система самовосприятия индивидуума в опосредованной форме, через родословные структуры, предполагающая и социальную самоидентификацию, есть не что иное, как система этносоциальной, этнополитической, этнокультурной, словом, этнической самоидентификации человека. Более углубленное изучение этой области представляется актуальным, научно важным.
Список литературы
1. Абусеитова М.Х. Казахстан и Центральная Азия в XV–XVII вв.: история, политика, дипломатия. — Алматы: Дайк-Пресс, 1998. — С. 12–15.
2. Востров В.В., Муканов М.С. Родоплеменной состав и расселение казахов (конец XIX — начало XX вв.). — Алматы: Наука, 1968. — 256 с.
3. Утемиш хаджи. Чингиз-наме / Факсимиле, перевод, транскрипция, примечание, исследование В.П.Юдина. Комментарии и указатели М.Х.Абусеитовой. — Алматы: Гылым, 1992. — 247 с.
4. Тургунбаев Е.М. О возможностях использования шежире как историко-этнографического источника (к постановке проблемы) // Сб. ст. аспирантов. Вып 1. — Алматы. Институт истории, археологии и этнографии им. Ч.Ч.Валиханова АН КазССР. 1989. — С. 4.
5. Тұрсынов Е. Сөз өнері туралы // Культурные контексты Казахстана: история и современность. — Алматы: НИСА, 1998. — С. 222.
6. Валиханов Ч.Ч. Киргизское родословие // Собр. соч.: В 5 т. — Т. 1. — Алматы, АН КазССР, 1961. — С. 391.
7. Көпеев М.Ж. Қазақ шежіресі / Дайынд. С.Дәуітов. — Алматы: Жалын, 1993. — 9-б.
8. Халид Қ. Тауарих хамса шарқи (Шығыстың бес тарихы) // Ауд. Б.Тотенаев, А.Жолдасов– Алматы: Қазақстан, 1992. — 304-б.
9. Маргулан А. О характере исторической обусловленности казахского эпоса // Изв. КазФАН СССР. Сер. истор. — 1946. — № 2. — С. 75.
10. Рашид-ад Дин. Сборник летописей. — Т. 1. — М.-Л.: Изд. АН СССР, 1952. — С. 134.
11. Марғұлан Ә.Х. Найман, керей, өңгіттердің жазулары // Ақиқат. — 1993. —№ 7. — 70–76-б.
12. Рашид-ад Дин. Собрание сочинений — С. 47–48.
13. Толстова Л.С. Исторические предания Южного Приаралья. — М.: Наука, 1984; Она же. Исторический фольклор каракалпаков как источник изучения этногенеза и этнокультурных связей этого народа // Этническая история и фольклор. — М.: Наука, 1977. — С. 24.