Одной из наиболее авторитетных современных исследовательниц в области феминистской теории, несомненно, является Джудит Батлер. Основной предмет теоретического анализа — концепция субъективности, представленная в работе «Психика власти: теории субъекции»1. Субъекция для Д.Батлер — это форма власти, парадоксальная по своей сути. Субъекция не есть внешняя, привычная в каком-то смысле зависимость от власти, а ощущение, обнаружение того, что власть формирует тебя изнутри. Власть всегда воспринимается в качестве подавляющей, субординирующей силы, ставящей в зависимость и низводящей в подчиненное положение. Помимо этого, власть обеспечивает само наше существование. Власть не только противостоит нам, она глубоко внутри нас. «Обычная модель понимания этого процесса такова: власть внедряет себя в нас, и, ослабленные ее силой, мы интернализуем или принимаем ее термины… Субъекция означивает процесс становления субординированным властью и в то же время процесс становления субъектом»2. Понятие субординации в теории М.Фуко — это не только угнетение субъекта, но и формирование его. Таким образом, зона формирования субъекта амбивалентна.
Как отмечает Д.Батлер, вопрос о субъекции, о формировании субъекта через субординацию поднимается в гегелевской «Феноменологии духа», где прослеживается движение раба к свободе. Господин, который изначально кажется внешним по отношению к рабу, перерождается в сознании раба. По мнению Д.Батлер, в «Феноменологии» Гегеля невозможно обнаружить тело в качестве объекта философской рефлексии. Раб появляется в качестве инструментального тела, труд которого обеспечивает материальные блага для существования господина. Произведенные им материальные продукты свидетельствуют как о факте служения раба, так и о правлении господина. Раб вырабатывает объекты, принадлежащие господину. С самого начала его труд, произведенные им объекты не принадлежат ему. Раб как бы замещает господина, поскольку акта передачи этих объектов нет и в принципе быть не может. Что касается господина, то он не признает своего авторства в труде, он передает полномочия производителя рабу. Изначально власть является внешней по отношению к субъекту. Субъект выглядит угнетенным. В последующем власть обретает психическую форму, выстраивающую самоидентичность субъекта. Форма, которую принимает власть, отмечена фигурой обращения назад на себя или обращения в себя. Эта фигура отчасти объясняет происхождение субъекта. Изначально термин «субъективация» содержит в себе парадокс, означая одновременно становление субъектом и процесс подчинения. Человек может быть независимым, только предварительно подчинившись установленным правилам.
По мнению М.Фуко, процесс субъективации есть процесс телесный. Производство же субъекта происходит в некоторой степени через субординацию и даже разрушение тела. Только через разрушение тела возникает субъект как «разъединенное единство». Субъект возникает ценой тела, и это возникновение связано обратным отношением с исчезновением тела. Субъект не только занимает место тела, но и действует как душа, оформляет и формирует плененное тело. Субъекция есть процесс делания субъекта. Д.Батлер предлагает дополнить теорию М.Фуко психоанализом, поскольку, по ее мнению, она не учитывает интимные, пассионарные, психологические механизмы принуждения. Центральное понятие концепции психики власти Д.Батлер — это понятие пассионарной привязанности. Оно выражается в характерном для субъекта чувстве привязанности к подчинению. В качестве примера приводится привязанность ребенка к родителям. У ребенка нет шансов не любить. Его любовь непосредственно связана с «жизненными требованиями». Привязанность ребенка к воспитавшим его взрослым нельзя рассматривать как акт доброй воли. Она есть пассионарная привязанность, которая является неизбежным условием его формирования как субъекта, его неотъемлемой характеристикой. В данном случае пассионарная зависимость появляется в результате эксплуатации желания быть, выжить. Желать ситуации собственного подчинения необходимо, чтобы оставаться самим собой. Человек не просто нуждается в признании другого. Дело в том, что человек зависим от власти в самом своем формировании. Это формирование невозможно без ситуации зависимости. ««Я» возникает при том условии, что оно отвергает свое формирование в ситуации зависимости, которая составляет условия его собственной возможности».
Субъект, который одновременно формируется и субординируется, рассматривается в психоаналитическом ракурсе. Момент обращения можно понять как феномен переноса, наглядно выявляющий характер психоаналитической интеракции. Перенос — это и форма коммуникации, и определенная система представленности. Его можно рассматривать как частный случай перехода, странствия, появления чего-то нового, как прибытие из других мест. А.В.Ахутин приводит пример «эпического исхода»3. Коммуникативное предстояние и противостояние партнеров интеракции переходят в отношении пред-ставленности. Перенос достраивает актуальную реальность, уводя ее в глубину исторической перспективы. Знаковая система психоаналитического языка, выработанная в ходе клинических исследований, выходит за рамки психоаналитического конвенционализма. Она опирается на глубинные слои общезначимости. Психоанализ основывается на свободной конвертируемости некоторых символов, существующих в мифокультуре, фольклоре, системе знаков, встречающихся в различных сферах. Специфика психоаналитических связей знаков и значимостей определяется спецификой психических феноменов. Эти феномены развертываются по типу бинарной оппозиции, представленной двумя сторонами: сознание и бессознательное. Психоанализ требует включенности.
В качестве современной научной мифологии психоанализ приобретает внешние черты мифотворчества и внутренние черты мифо-символизма. Как всякий миф, психоанализ оперирует определенным набором сюжетов. Сюжетология, персонифицирующая некоторые силы, представляет процессы через конфликты. Предполагаемый конфликт должен быть определен до окончательной развязки. Как для психоаналитика, так и для мифологического человека знакомый естественный предмет может обернуться «сверхчувственным» содержанием. Как древний человек в своих магических заклинаниях взывает к некоторому сверхчувственному элементу, так и приемы психоаналитической практики реальны на основе идеи бессознательного. Техника психоаналитических сеансов создает своеобразный ритуал. Ритуал дается как последовательность правил, регулирующих определенность действий. Подробности и детали ритуала становятся значимыми при полном погружении в суть происходящего. Благодаря этой вовлеченности именно ритуал схватывает один из существующих атрибутов мифологического подхода — активную вовлеченность, включенность человека как субъекта, как носителя мифологического сознания. Способ действия, являющийся ритуалом, актуализируется как способ воздействия через видимое на невидимое, через ощущение на сверхчувственное. Аналитик работает с внешними проявлениями — словами, жестами, репликами. Смысл и истинные цели действий не поддаются непосредственному схватыванию. Явления непосредственного мира лишены устойчивости. Предметы переходят один в другой, заменяют один другой вне четких границ. Перенос также демонстрирует перемещаемость в форме перемещения эмоций с объекта на объект.
Пожалуй, ближе всех к уникальной сущности психоанализа подошел М.Фуко, отрицавший, однако, его мифологическую сущность. Переходя за границы представления, «задаваясь целью заставить бессознательное говорить сквозь сознание, психоанализ устремляется в сторону той основополагающей области, в которой разыгрываются отношения представления и конечности человеческого бытия»4. Целостность индивидуального протекания жизни необходимо отсылает к историческому измерению. Личность раскрывается в своем становлении во времени, развивается от стадии к стадии, от одного состояния к другому. Личность проживает и переживает некоторую длительность своего становления. В процессе этого проживания личность постоянно возвращается к пройденным ступеням. В свете исторической перспективы человек становится действующим лицом, являясь одновременно автором и исполнителем. Человек психоанализа — это человек говорящий и интерпретирующий. Каждый отдельный человек оказывается вовлеченным в бесконечное количество связей, представляющих достаточно сложную структуру. Сеть основных связей составляет ближайшее окружение индивидуума, определяющих стереотип поведения и предоставляющих ему коллективную поддержку. Каждый из партнеров является представителем группового шаблона образа мыслей и действий. Через индивидуумов в контакт могут вступать различные социальные подгруппы. Коммуникативное пространство расширяется и средой обитания.
Вырванное из привычной среды поколение неизбежно сталкивается с болезненным переживанием ностальгии. Прошлое, как правило, идиллизируется. Психоисторический процесс находится на грани непрерывности и дискретности, постоянства и новизны. Зачастую аналогия скрывает подлинное содержание и смысл события. Актуальность текущего момента постоянно ускользает от восприятия и уходит в прошлое, появляясь из его глубин уже в ином качестве. Определенное событие, восстановленное с помощью воспоминаний, несет в себе мощь, которую не в силах продемонстрировать ни одно событие настоящего. Реализуясь как факт истории, как часть воспоминаний, исторический момент мифологизируется. Принимая черты мифа, явление выходит за рамки временных градаций и приобретает символические черты. Перед исследователем мифа, сказочного фольклора, эпоса стоит двоякая задача. Во-первых, ему необходимо получить доступ к историческим реалиям. Во-вторых, оценить их с точки зрения актуальности исторического времени. Эпическое слово не простое перенесение обыденного мира в магический или сакральный. Оно переводит слушателя из его особого мира в особый мир воспоминаний. Для исполнения эпических произведений необходима особая ситуация. Как указывает А.В.Ахутин, слушатель как бы погружен в стихию слуха. Засыпая в мире настоящего, пробуждается в мире прошлого. Ритм убаюкивает, производя гипнотический эффект.
Эпос вариативен. Он значительно отличается от мифа своей открытостью, импровизаций. Начало эпоса связано с крушением крито-микенской культуры, утратой письменности этого периода и разрушением основных центров культуры, память о которой сохранилась лишь в эпосах. Колонизация малоазийского побережья создавала ситуацию «переселения», переноса своих богов на новую землю. Таким образом, дальнейшая история олимпийских богов содержит в себе переход от одного исторического пласта к другому. Рождение олимпийских богов А.Ф.Лосев также связывал с переносом патриархата на Олимп. Ситуация, именуемая матриархатом, констатируется, но крах ее никак не объясняется. «С переходом от матриархата к патриархату развивается и новая ступень мифологии, которую можно назвать героической, олимпийской или классической мифологией»5. Можно предположить, что переход к патриархату также сопряжен с определенным потрясением неких устоев жизни, утративших по какой-то причине свои приоритеты. Новая ступень развития творческого отражения — это цикл эпической литературы. Реальность эпического сказания не обладает магической силой мифа. Это иная реальность. Для мифического сознания слово есть либо магическое орудие (заговор, заклинание и т.п.) или способ приведения в действие сакрального мира в обряде или в ритуале. Общение с сакральным миром может происходить в гимнах, плачах, различного рода прорицаниях. Эпическое слово приходит само собой, не становится при этом магическим орудием или обрядом. Сам эпос не результат, а, скорее, процесс перехода, освоения границ. Он переходит от мифа к мифу, обобщает, компонует их. «Исход» из мифа есть исход человека в новое измерение своего бытия. Ситуация перехода, открытия всегда сопряжена с утверждением чего-то нового. Она связана со странствием (переходом). А ее носители — это странники, не имеющие своего определенного, т.е. ограниченного места. Поэтому им доступны новые места и перед ними открыты все границы.
Освоение пространства и освоение времени — два типа единой деятельности культуры. На определенных этапах и в определенных культурах один из них преобладает. В любой культуре так или иначе последовательность поколений актуализирует связь времен, обеспечивающих передачу культурных смыслов — традицию. Когда эта последовательность нарушается или прерывается, нарушается и течение индивидуального жизненного цикла, который глубоко укоренен в цикле поколений. Появляющийся в определенном пространстве и в определенном времени индивидуум обязательно причастен некоторой культурной среде. Как в традиционном обществе, так и в современном фактор происхождения является определяющим. В традиционном обществе, когда индивидуум идет по предопределенному пути, он редко задумывается о своих корнях. Они надежно удерживают его в этом мире. Но стоит ему оторваться от своего истока, утратить прежние исторические корни, как проблема происхождения неизбежно возникает в качестве рефлексии по поводу утраченной преемственности, прошлого и т.д. Смена эпох, культурных парадигм, поколений влечет за собой потерю наследственного образа. Незащищенный силой прошлых поколений человек остается один на один со временем. Наследственное коммуникативное поле оказывается разрушенным, что порождает проблему создания и расширения нового коммуникативного пространства. Цикл поколений не только предлагает определенный проверенный образ, но и дает основу для преодоления личной ограниченности. Включенный в движение цикла поколений индивидуум является носителем и представителем некоторых продолженных им ценностей, выводящих его за пределы конечного существования. Таким образом, психоистория дает выход на коммуникативные процессы в культурной традиции как таковой. Коммуникация в современном мире расширяет свои границы, что ведет, с одной стороны, к утрате прежних родовых корней и к приобщению более широкой общности — с другой. Появляется широкий, практически не ограниченный никакими рамками простор для создания новых коммуникативных связей. Единственный момент, имеющий важное значение — это то, в каком направлении осуществится переход при создании новых субъекций.
В работах конца девяностых годов, в числе которых «Психика власти: теории субъекции», Д.Батлер развивает новый подход к проблеме субъективности. Ею исследуется механизм воздействия власти на область интимных, глубоко личных переживаний субъекта. По мнению Батлер, такие переживания, как привязанность, разочарования, меланхолия, воспринимаемые субъектом как приватные, на самом деле являются средством подчинения субъекта власти. При этом Дж.Батлер задается вопросом о том, как вступить в противостояние с властью, которое уже включено самой властью, и как происходит формирование субъекта властью. Принятие самой власти совсем непростой процесс, поскольку власть не производится механически при ее принятии. Не исключено, что будучи принятой, власть может принять другую форму или направление: «Для того чтобы сделать явным то, как социальная власть производит модусы рефлексивности, в то же время ограничивая формы социальности, необходимо переописание области психического подчинения»6. То есть нормы действуют как психические феномены. Они производят и сдерживают желания, а также формируют субъект, обозначая при этом области жизненно пригодной социальности. Так же как субъект происходит от условий власти, психическое функционирование нормы происходит от предшествующих действий социального.
Список литературы
- Батлер Дж. Психика власти: теории субъекции / Пер. З.Баблояна. — Харьков: ХЦГИ; СПб.: Алетейя, 2002. — 168 с.
- Батлер Дж. Указ. соч. — С. 16.
- Ахутин А.В. Эпический исход // Mathesis. Из истории античной науки и философии. — М., 1991.
- Фуко М. Слова и вещи. — СПб. —С. 392.
- История античной философии / Под ред. А.А.Тахо-Годи. — М.: Просвещение, 1980. — С. 21.
- Батлер Дж. Указ. соч. — С. 31.