Актуальность изучения трудового потенциала Казахстана на любом этапе его исторического развития не вызывает сомнений. Во многих государствах мирового сообщества, в том числе и на постсоветском пространстве, во главу угла поставлены такие вопросы народонаселения, как «старе­ние нации», низкая рождаемость, которые могут привести к кризисным явлениям в экономической сфере, связанным с нехваткой трудовых ресурсов для удовлетворения обществом и государством своих возросших потребностей. Проблема использования трудового потенциала поколений нередко обостряется тем, что реальное количество дееспособного населения и его фактическое участие в производственной сфере не являются тождественными понятиями, так как значительная часть работоспособного населения сталкивается с проблемой безработицы и другими сложностями в реализации своей трудовой активности. Здесь важное место занимают вопросы престижа профес­сии, образования и квалифицированности потенциальных работников, половозрастные характери­стики, наличие широкой производственной базы в стране или отдельно взятом регионе. Эти вопро­сы напрямую касаются настоящего и будущего развития казахстанского общества. Сегодня, в усло­виях реализации государственных программ по ликвидации безработицы и стремления нашей рес­публики попасть в число экономически высокоразвитых государств, изучение подобной темы при­обретает особую актуальность.

Период с конца XIX до первой четверти ХХ вв., когда в условиях усиления колониального, а за­тем и тоталитарного режима, при резком снижении населения всей страны, удавалось решать вопро­сы изыскания и использования трудового потенциала и ресурсов населения, представляет большой научный интерес. Учёными советского периода эта проблема рассматривалась, главным образом, в пределах политической и идеологической целесообразности, а современными отечественными авто­рами — в контексте экономического развития страны в разные исторические периоды. Анализ трудо­вого потенциала поколений населения регионов Казахстана до сих пор не стал темой специального исследования учёных-историков.

Для характеристики трудового потенциала Северо-Казахстанского региона в исследуемый пе­риод нами проанализирован достаточно обширный массив источников. Это, прежде всего, материалы Первой Всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г., Всесоюзной переписи населения 1926 г., Обзоры Акмолинской и Тургайской областей, статистические сборники и материалы перио­дической печати.

Анализ возрастной структуры и численности населения Северного Казахстана позволяет нам су­дить о рабочем возрасте жителей региона. Характеризуя данный период, мы чаще всего говорим о проблемах, связанных с высоким уровнем смертности всех возрастных категорий населения, что бы­ло следствием низкого качества здравоохранения, отсутствия санитарно-гигиенических условий проживания, голода и непрекращающейся череды войн. Вместе с тем, несмотря на указанные обстоя­тельства и резкое сокращение общего количества населения, отмечаются стабильный естественный прирост и постоянные притоки миграционных волн, что формирует особое, «молодое» состояние се­вероказахстанского городского и сельского населения. Это объясняется высоким уровнем рождаемо­сти, как среди коренного населения, так и в мигрирующей среде, и переселением в Степной край в основном представителей дееспособного возраста. Следует отметить и тот факт, что особенности экономического развития Кустанайского, Петропавловского, Кокчетавского и Павлодарского уездов во многом совпадают. Это аграрные территории, которые находились под сильным воздействием пересе­ленческих процессов конца XIX - начала ХХ вв. Промышленная сфера в регионе с самого начала носила исключительно аграрный характер, складываясь как отрасль переработки сельскохозяйственной продук­ции. Значительное распространение здесь получили прикладные ремесленные и кустарные ремесла. Вме­сте с тем ремесленники вынуждены были совмещать основную работу с ведением подсобного хозяйства, поэтому очень сложным был их строгий учет. Желание активно заниматься ремесленным производством существовало и у казахского населения, о чем регулярно, из года в год, сообщалось, например, в «Отчетах Тургайской области [1; 37-38].

Под воздействием определенных факторов отдельные городские поселения Северного Казах­стана выделились как промышленные центры: Петропавловск, в связи с нахождением на линии Транссибирской магистрали; Павлодар — с активной разработкой месторождений полезных иско­паемых. В целом это не повлияло на общие для всего региона тенденции. Так, в «Обзоре Акмо­линской области за 1915 год» сообщалось: «Наиболее крупной отраслью в фабрично-заводской промышленности являются паровые мукомольные мельницы... Большинство предприятий нахо­дится в г. Омске и Омском уезде. Второе место в этом отношении занимает г. Петропавловск. В уездах же и в остальных городах фабрично-заводская промышленность развита очень слабо, что объясняется отсутствием удобных путей сообщения» [2; 30].

Промышленные производства региона, обслуживавшие аграрный сектор, не представляли со­бой крупные заведения, их численность регулярно менялась, в зависимости от укрупнения или полного закрытия и находилась в прямой зависимости от урожая. Численность рабочих на этих предприятиях значительно менялась, большая их часть являлась сезонными работниками. Общее число работающих на таких производствах в Кустанайском уезде в начале ХХ в. колебалось в пре­делах 250-500 человек.

Проанализируем экономико-демографические характеристики трудовой активности различных категорий населения Северного Казахстана. Необходимо отметить, что в трудовую деятельность активно вовлекались и 12-13-летние подростки. В качестве основных возрастных групп условно можно выделить следующие: дети в возрасте от 0 до 12 лет; категория работоспособных — от 13 до 59 лет и людей старше 60 лет. Для примера обратимся к данным Всероссийской переписи населе­ния Российской империи 1897 г.

Примечание. Составлено по: Первая Всеобщая перепись населения Российской империи. 1897 г. Издание Центрально­го Статистического Комитета Министерства Внутренних дел / Под ред. Н.А.Тройницкого. — СПб., 1904. LXXXVII. Тургайская область. — 124 с. (Материалы табл. ІІІб).

Как видно из таблицы, наибольшим количеством обладает категория трудоспособного населения от 13 до 29 лет — более 30% от общего состава населения. Мы также отмечаем и значительный уровень рождаемости, о котором свидетельствует первая возрастная категория. Компенсация и вос­полнение трудового резерва в соответствии с этими данными шли за счет активного привлечения мо­лодежи в трудовой процесс. Вместе с тем наблюдается нехватка категории населения от 50 лет и старше — 13-14 % от общей численности. Из них трудоспособная часть (по нашим данным, люди в возрасте от 50 до 59 лет) представлена лишь 6-7 % к общему числу населения, как в городе, так и в уезде. Следует отметить, что данная категория в связи с указанными цифрами не могла активно воз­действовать на общий процесс участия в трудовой деятельности. Коэффициент трудового потенциала высок; на одного дееспособного в городе приходилось 0,74 ребенка и старика, в уезде — 0,69. Это говорит о весьма значительных рабочих ресурсах населения региона, а также о высокой воспроизво­димости. Дореволюционный период оказал существенное влияние на изменение экономического раз­вития Северо-Казахстанского региона. Его основу теперь составляет сельское хозяйство земледель­ческого типа, связанное с процессом «переселения» и с относительным сохранением традиционного скотоводческого уклада местным населением.

При оценке трудового потенциала переселенческого хозяйства обратимся к Статистическим ма­териалам по подворному обследованию переселенческих хозяйств Петропавловского и Кокчетавско- го уездов Акмолинской области за 1910 г. При анализе работоспособного населения крестьянской семьи авторы «Материалов» предлагают собственную градацию возрастных категорий трудоспособ­ного населения: нерабочее — до 13 лет, полурабочее — 14-17 лет, рабочее — 18-60 лет и старики — более 60 лет. Коэффициент трудового потенциала для мужского населения обследуемых поселков высчитывается в данном случае в 0,82, что вполне сопоставимо с данными Первой Всеобщей перепи­си населения Российской империи 1897 г. Возраст вхождения во взрослое состояние был определен данными статистиками в 14 лет. [3; 2-3] Указанная возрастная градация трудоспособного населения сохранилась и в период установления советской власти.

Действительно, в первые годы советской власти официальным возрастом вхождения во взрос­лое состояние считались 14 лет. Так, в газете «Советская правда» от 29 ноября 1919 г. сообщается: «Отделом труда издано постановление, запрещающее прием на работы подростков моложе 14 лет. Во всех предприятиях, где работают малолетние, устанавливается рабочий день не свыше 4 часов для подростков в возрасте от 14 до 16 лет и 6 часов — от 16 до 18 лет. С уменьшением рабочего времени не допускается понижение заработной платы: труд подростков должен оплачиваться как 8-часовой рабочий день» [4]. Выглядит весьма сомнительным исполнение подобных постановле­ний. С 1920-х годов даже продовольственный паек зависел от социально-классовых характери­стик и работоспособности всех категорий населения: «С 25 июля сего года (1920. — С.С.) в г. Куста- нае, — говорится в объявлении Кустанайского районного продовольственного комитета о введении продовольственного пайка, — вводится классовый продовольственный паек, коим все граждане го­рода разделяются на соответствующие категории в зависимости от их социального экономического положения, а также и трудоспособности каждого члена семьи.» [5, л. 3]. Соответственно, мы можем сделать вывод о реальных условиях раннего вхождения населения (с 12-13 лет) в активную трудовую деятельность. Это позволяет нам в этом вопросе оперировать одинаковыми данными, как в «дорево­люционное», так и в «постреволюционное» время. С другой стороны, следует отметить, что поваль­ное участие подростков в производственной сфере касалось главным образом аграрного сектора, что объяснялось традиционным укладом как крестьянского, так и кочевого хозяйства. В промышленной сфере подростки были задействованы, по официальным сведениям, незначительно. Так, по данным промышленной переписи 1920 г. среди наемных работников на предприятиях Кустанайской губернии число малолетних (т.е. не достигших 16 лет. — С.С.) составляло всего 7,5%. [6; 43]. По данным той же переписи отмечается и незначительное присутствие в промышленной сфере женского населения, что вполне объясняется тяжелыми условиями производства и его спецификой. Так, в Кустанайской губернии из общего количества занятых в промышленности лиц женщины составляли лишь десятую часть. Незначительное их количество было представлено не только в числе наемных работников и среди членов артелей, но и в категории служащих (10 человек из 245). Значительная часть женского населения участвовала в работе частных производств, будучи членами семей владельцев предпри­ятий, а это каждый седьмой работник (203 женщины из 1398 работников) [6; 41]. Главной сферой применения женского труда был аграрный сектор, представленный в основном ручным трудом. Рабо­та в поле носила сезонный характер, поэтому значительная часть женского населения оставалась без постоянной работы в осенне-зимний период.

В начале 1920-х гг. к крупным предприятиям относились те, в которых работали 30 человек «без двигателя», т.е. занятые ручным трудом, или предприятия, на которых работали 16 человек «с двигате­лем», т.е. с использованием механизмов. Все остальные предприятия считались мелкими (кустарными). Большинство мелких предприятий носило сезонный характер, и их число зависело от количества соб­ранного урожая. В городской местности на кустарных предприятиях было задействовано незначитель­ное количество населения, не более 3% от всего наличного и не более 10% работоспособного.

В сложных условиях усиленного администрирования в период «военного коммунизма» всей хозяйственной деятельности под особый контроль попадают незасеянные пахотные земли, налич­ный рабочий скот, а также все трудоспособное население. От трудовой повинности весной 1921 г., непосредственно перед началом «голода» в поселках, станицах и аулах, освобождались лишь «. на каждые пятьсот дворов пять человек и одна обозная лошадь» [7, л. 3; 8, л. 18].

В этих условиях, как и в дореволюционное время, одно из решений «трудоустройства» казахско­го населения советская власть видела в «переходе на оседлость». В этом процессе декларировалась система стимулирования, которая представлялась в постановлениях о работе «среди местного насе­ления»: «Тягу среди киргизской бедноты к земле надо поощрять не случайными и единовременными мерами, а рассчитать на ряд лет, — сообщалось в одном из подобных документов. — Необходимо ввести премирование за огородничество, за улучшение молочного скота, за вывод стойкой рабочей лошади, за культурное полеводство и т.д. . Кроме этих льгот, необходимо укрепить положение оседлых киргиз земледельцев отпуском им на льготных условиях с.-х. живого и мертвого инвента­ря.» [9; 18]. Мероприятия такого рода так и остались на бумаге, нисколько не улучшая положения казахского населения, а голодные годы тогдашними политиками воспринимались лишь как следствие неурожайных лет и отсутствия продовольствия. Решение проблемы виделось также в увеличении пе­реработки сельскохозяйственного сырья и создании новых мест в промышленной сфере и снижении продналога. Еще один выход из сложившейся ситуации усматривался в создании единой системы кооперирования и борьбе с «частным имуществом». Коммуны начали появляться еще в докризисный период, по сути, дискредитировав себя к весне 1922 г., когда выяснилось, что большинство из арте­лей действует фиктивным образом. Очередная агитация «кооперативного» хозяйства началась с вес­ны 1923 г., когда их общее число по губернии достигло 175. Реклама их представлялась как убеди­тельное доказательство преимуществ новой «советской идеологии»: «Если киргизы стремятся соз­дать «свой», киргизский кооператив, необходимо убедить их, чтобы он вошел в общую сеть единого кооперативного союза. Если русские кооперативы обособляются от киргиз, бороться надо с этим. В кооперации также надо создавать братство трудящихся всех национальностей, а не отгораживаться друг от друга национальными перегородками, т.к. национальная рознь выгодна только врагам Совет­ской власти. . Среди киргиз кооперацию надо строить, изучая их быт и уклад хозяйственной жизни. Если назрела потребность в создании кооператива в районе с кочевым скотоводческим хозяйством, то тут может развиваться кооператив скотоводческий., наоборот, в районе, где киргизы занимаются главным образом земледелием, там можно организовать с.-х. производственные артели» [10; 28-33]. Естественно, подобная «агитация» единой экономики для всего населения окончательно разрушала прежнюю систему традиционного хозяйства «кочевников».

Продовольственный и хозяйственный кризис ощущался и в годы Новой экономической полити­ки, сопровождаясь и финансовыми трудностями. Многократно росли цены, в городах заработная пла­та не выплачивалась месяцами. Все это, при условии постоянного «недорода» хлебов, администра­тивного давления и роста классовой борьбы с «кулачеством» среди русского и казахского населения, в любой момент могло привести к новому «голодному периоду». В промышленной сфере отдельным предприятиям удавалось удерживаться на плаву, что, судя по отчетам, уже считалось безусловным успехом.

Одной из проблем начала 20-х годов ХХ в. также стала безработица. В связи с неурожайными и голодными годами часть крестьянских хозяйств разорялась, и в «поисках заработков» устремлялась в город. Статистики отмечали, что созданные биржи труда не могли охватить всех безработных. Коли­чество зарегистрированных на бирже увеличивалось в зимний период и снижалось к лету, «с откры­тием полевых работ». Так, в Акмолинской области к маю 1922 г. количество стоящих на бирже без­работных достигало почти 2500 человек, в августе их количество снизилось до 96. Такая ситуация наблюдалась повсеместно по всему Казахстану. Так, орган Центрального статуправления КССР «Статистический вестник» сообщает: «Такая же картина наблюдается и в Семипалатинской губер­нии, где до июня кривая находилась почти на одной высоте. К июню она падает с 3912 человек до 1892. перерегистрация на сентябрь месяц дала 90 человек» [11; 68-69].

Численность безработных увеличивалась за счет различных категорий работников, не только «черно­рабочих», но и квалифицированных. По данным Кустанайской биржи труда за первую половину 1924 г. количество зарегистрированных безработных росло ежемесячно: на 1 января — 627 чел., на 1 февраля — 818 чел., на 1 марта — 1006 чел., на 1 апреля — 1234 чел., на 1 мая — 1639 чел., на 1 июня — 1839 чел. Тру­доустраивался в среднем лишь каждый десятый. Ситуация начала меняться к лету 1924 г., только в июле уже трудоустроились 535 человек. Предполагаем, что для улучшения «цифровых» и качественных показателей в стране с октября 1924 г. начался «пересмотр» принятых на биржевой учет безработ­ных. Из списков исключались следующие категории: совершенно не работающие; чернорабочие, проработавшие по найму менее 3-х лет; служащие, проработавшие по найму менее 5 лет [12]. Доба­вим, что в этот период наибольшие шансы получить работу имела категория 20-35-летних.

Активный учет численности рабочих и служащих предприятий губернскими секциями статисти­ки труда начался с июля 1922 г., а затем продолжился с периодичностью в каждые полгода. Несмотря на все приложенные усилия, данный учет нередко оказывался приблизительным. По разным регио­нам недоучет работников доходил до 6-7% [13; 71-72]. Подобные цифры мы можем объяснить тем, что сезонные работы в Северо-Казахстанском регионе были явно связаны с сельским хозяйством, и большая часть рабочих оказывалась в весенне-летне-осенний период вовлеченной в аграрный сектор либо в другую деятельность, не подвергнутую учету. Для определения трудового потенциала населе­ния в этот период вновь обратимся к статистическим сведениям о возрастном составе населения Кус- таная и Кустанайского округа по материалам Всесоюзной переписи населения 1926 г. и сравним их с данными Первой Всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г.

Как видно из таблицы 2, число неработающих по отношению к работающим, исходя из возрас­тных характеристик, составило 0,59, что показывает большой трудовой потенциал городского насе­ления. По сравнению с данными 1897 г. этот коэффициент значительно сократился — на 0,15. Преоб­ладающей категорией является население в возрасте от 13 до 29 лет — 9378 чел. Обращает на себя внимание преобладание женщин в общем трудоспособном населении — 8510 против 7438. Это свидетельст­вует о том, что женское население, по сравнению с предшествующим периодом, более активно входило в эко­номическую сферу, что было итогом гражданской войны и голода, когда значительно сократилось дееспособ­ное мужское население. Этому способствовало и изменение положения женщины в обществе. Число ижди­венцев на число работающих в округе составляло 0,69, что вполне сопоставимо со средними данными Первой Всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. Действительно, если не брать в расчет абсолютные цифры состава населения, мы можем прийти к выводу о том, что в условиях не­стабильности социально-демографических процессов появилась некоторая устойчивость категорий населения, характеризующих его трудовую активность. Возможно, эта относительная стабильность могла носить и национальный характер, так как в этот период наблюдалось усиление миграционного движения в край. Обратимся к демографическим показателям казахов, которые находились в услови­ях вынужденной «ломки» своего экономического уклада. 

Если мы возьмем среднестатистические данные Всесоюзной переписи населения 1926 г. по Кустанайскому округу, а также по Семипалатинской и Акмолинской губерниям, то выясняется, что рассматриваемый нами коэффициент характеристики трудового потенциала вполне сопоставим и колеблется в пределах 0,69-0,71 [15; 62-63, 84-85].Как видно из таблицы 3, коэффициент соотношения работоспособного и неработоспособного населения среди казахского населения оказался наиболее низким — 0,58. Это свидетельствует о значительном производственном потенциале казахского населения, с одной стороны, и опреде­ленных сложностях, связанных с нехваткой женщин. Несмотря на то, что женское население не являлось основной производственной категорией, мы отмечаем в связи с этими данными вероят­ное снижение деторождаемости в последующий период. Это обстоятельство подтверждается и цифровыми показателями, по которым видно, что воспроизводимость местного населения, по сравнению с другими этническими группами региона, заметно снижается. Здесь явно просматри­ваются последствия «голодных» лет и, с большой долей вероятности, изменение традиционного хозяйственного уклада кочевого населения. По поводу так называемой «нехватки» женщин у ка­захского населения в переписях 1920-х гг. высказывалось определенное мнение современных ка­захстанских исследователей — М.Х. Асылбекова, А.Б. Галиева, В.В. Козиной, с выводами кото­рых нельзя не согласиться. Их точка зрения заключается в том, «.что следствием недоучета, ко­торый происходил по различным мотивам: неполный охват женщин переписью. высокая смертность женщин в молодом возрасте, причиной которой является их непосильный труд и ран­нее замужество» [14; 61].

Таким образом, трудовой потенциал Северо-Казахстанского региона, сохранил свою стабиль­ность и дееспособность на протяжении всего исследуемого периода. Тем не менее резкое снижение численности населения в результате исторических катаклизмов конца Х!Х - начала ХХ в. отразилось и на качественных характеристиках населения Северного Казахстана — на изменении половозрастной структуры общества, а также на устоявшихся социально-экономических моделях хозяйствования. Мероприятия по вовлечению различных категорий населения Северо­Казахстанского региона и всей страны в трудовую деятельность в дальнейшем будут основываться на жестком административном диктате со стороны государства.

Список литературы

1. 1      Обзор Тургайской области за 1911 год / Издание Тургайского Областного Статистического Комитета. — Оренбург: Типография Тург. Обл. Правления, 1912. — 136 с.
2. 2      Обзор Акмолинской области за 1915 год / Издание Акмолинского Областного Статистического Комитета. — Омск: Электротип. Акмол. Обл. Правления, 1917. — 142 с.
3. 3      Статистические материалы по подворному обследованию переселенческих хозяйств 9-ти типичных поселков (4 Кок- четавского и 5 Петропавловского уездов) Акмолинской области за 1910 год / Издание Акмолинского переселенческого рай­она. — Омск: Тип. Штаба Омск. воен. окр., 1911. — 118 с.
4. 4       Охрана труда малолетних // Советская правда. — 1919. — 29 нояб. — № 6.
5. 5       Объединенный Государственный архив Челябинской области (далее — ОГАЧО). — Ф. 138. — Оп. 1. — Д. 101.
6. 6      Волков М.Н. Промышленность Западной Киргизии (по данным промышленной переписи 1920 года) // Статистиче­ский вестник. — 1923. — № 1. — Б.м.: Орган Центр. Стат. Управ. КССР, 1923. — С. 17-47.
7. 7       Государственный архив Костанайской области (далее — ГАКО). — Ф. 237. — Оп. 1. — Д. 52. — Л. 3.
8. 8      ГАКО. — Ф. 66. — Оп. 1. — Д. 3. — Л. 18.
9. 9       Ужгин С. Работа среди киргиз // Известия Кустанайского губернского исполнительного комитета РКП. — 1923. — Июнь-август — № 17.
10. 10     Кооператор. Кооперативное строительство // Известия Кустанайского губернского исполнительного комитета РКП.—  1923. — Июнь-август — № 17.
11. 11   Либерова Д. Безработица в КССР в 1922 году // Статистический вестник. — 1923. — № 1. — Б.м.: Орган Центр. Стат. Управ. КССР, 1923. — С. 68-73.
12. 12   Берестин. Новые формы работы Бирж Труда // Красная степь. — 1924. — 18 сент. — № 81.
13. 13   Волков М. Численность рабочих и служащих в фабрично-заводских предприятиях КССР на 1 июля 1923 года // Статистический вестник. — 1923. — № 2. — Оренбург: Государственная типо-литография №1 Управполиграфкома по Управпромгубу, 1923. — С. 70-85.
14. 14   Козина В.В. Население Центрального Казахстана (конец XIX в. - 30-е годы ХХ в.). Книга первая. —Алматы: Өркениет, 2000. — 144 с.
15. 15   Всесоюзная перепись населения 1926 года: Народность. Родной язык. Возраст. Грамотность. — М.: Изд. ЦСУ Союза ССР, 1928. Т. VIII: Казахская АССР. Киргизская АССР. — 256 с.
16.