Актуальные вопросы институтов выборов и народовластия

Во Всеобщей декларации прав человека (1948 г.) одним из важнейших прав провозглашается право выражать свою волю посредством выборов (ч. 3, ст. 21). В трудах по конституционному пра­ву, политологии также отмечается, что институт выборов занимает центральное место в системе по­литических прав граждан. Этот институт дает возможность гражданам того или иного демократиче­ского государства не только формировать органы власти, но и непосредственно участвовать в их ра­боте, дает высшую изначальную легитимность всей структуре органов государственной власти, пред­ставляет собой узаконенную форму прямого народного волеизъявления. Кроме того, институт выбо­ров, развиваясь сам, позволяет развиваться и иным институтам гражданского общества, а также лич­ности. Например, он влияет на развитие политических партий, общественных организаций, средств массовой информации, на профессиональное становление политических деятелей.

Термин «выборы» в словарях определяется как избрание путем голосования депутатов, главы государства, должностных лиц и т.п. Отсюда и вытекает исключительная важность этого института демократии. Однако надо иметь в виду, что и этот институт демократии не является верхом совер­шенства. Вспомним фразу, суть которой состоит в том, что «ни при каком торжестве демократии нельзя забывать о том, что Иисус Христос был распят по решению большинства голосов».

Выборы — это обоюдоострый инструмент демократии, который может использоваться как во благо общества, так и во вред ему. Так, например, Гитлер в Германии в 1933 г. пришел к власти с по­мощью выборов, т.е. демократическим путем, однако период его правления вряд ли можно отожде­ствить с демократией. Нельзя обойти молчанием и те выборы, которые проводились и проводятся в государствах с тоталитарным или авторитарным режимом, где этот институт низводится до абсурда: в выборах принимает участие одна политическая партия, или один кандидат, или список кандидатов без каких-либо альтернатив. Нельзя считать демократическими и те выборы, которые осуществляют­ся на альтернативной основе, но в представительный орган проходят представители только одной провластной политической партии. Другой отрицательной стороной выборов является то, что на них порой побеждают не всегда лучшие представители народа. Поэтому в некоторых странах Европы и арабского Востока можно встретить случаи, когда членами парламента или совета при правителе государства (ашшура) могут быть авторитетные лица, которые не избираются, а назначаются главой государства. Так, например, королева Великобритании лицам, которые в своей профессиональной деятельности достигли выдающихся результатов, может пожаловать дворянский титул и право засе­дать в палате лордов пожизненно. Однако несмотря на отдельные недостатки, присущие выборам, на сегодняшний день человечество еще не нашло альтернатив этому институту демократии.

Поэтому чтобы свести к минимуму недостатки рассматриваемого института, считаем необходи­мым выработать такие инструменты его защиты, которые бы не позволяли неоправданно часто изме­нять законодательство о выборах под те или иные политические интересы. Ведь известно, что непра­вильное применение норм избирательного законодательства или частая корректировка правил изби­рательного процесса в лучшем случае могут вызвать апатию к выборам у избирателей, а в худшем — социальные потрясения, которые имеют или имели место в ряде развивающихся стран, например, в Молдове, Грузии, Кыргызстане, Украине.

Учитывая, что наша страна поставила цель — войти в число пятидесяти высокоразвитых стран мира, считаем, что для достижения этой цели необходимо не только копировать образцы — в нашем случае — западной демократии, но и создавать свои эталоны демократии. Для этого, на наш взгляд, можно было бы на основе консенсуса власти и субъектов гражданского общества выработать изме­нения и дополнения для внесения в действующий Конституционный закон о выборах или разрабо­тать новый закон о выборах, который бы учитывал интересы всех сторон договорного процесса; после этого данный проект закона принять на референдуме и определить жесткую конструкцию внесения в него изменений и дополнений, например, такую, как в США, применяемую при измене­нии норм конституции. Это позволит создать стабильный закон о выборах, который не будет под­страиваться под политику находящихся в тот или иной период у власти сил и позволит создать пра­вовое равенство сторон, борющихся за власть.

В качестве другого решения этой проблемы можно предложить в действующей Конституции Республики Казахстан предусмотреть статью либо самостоятельный раздел, посвященный ключе­вым вопросам избирательного права (например, порядок формирования избирательных органов, об избирательной системе и т.п.). Это, на наш взгляд, исключит возможность предвыборного «жон­глирования» нормами избирательного права и внесет стабильность в избирательный процесс, так как изменить нормы Конституции значительно сложнее, чем нормы Конституционного закона о выборах, поскольку за время действия последнего наметилась уже шаблонная закономерность по его корректировке. Изменения и дополнения в данный Конституционный закон, как правило, начи­нают вноситься перед проведением выборов депутатов Мажилиса Парламента или Президента стра­ны. Чтобы в будущем уйти от такой практики, считаю, что ключевые вопросы избирательного права должны найти свое отражение в самостоятельном разделе Конституции.

Анализ развития института выборов в Казахстане показывает, что начиная с 1991 г., т.е. с мо­мента обретения нашей страной независимости (16 декабря 1991 г.), к вопросу совершенствования законодательства о выборах обращались неоднократно. Так, например, радикально законодательство о выборах изменялось в 1993, 1995, 1998, 2004, 2008 гг. При этом следует иметь в виду, что в 1993, 1995, 2008 гг. законодательство о выборах менялось по причине проведения в стране конституцион­ных реформ. В остальных случаях его изменение было вызвано не столько его правовым несовер­шенством, сколько политической конъюнктурой.

В феврале 2009 г. в избирательное законодательство также вносились изменения и дополнения, которые были вызваны обязательствами Казахстана перед ОБСЕ. Однако анализ этих поправок поз­воляет заключить, что они были направлены отчасти на редакционное улучшение действующих норм, отчасти на незначительное улучшение избирательных правоотношений, а отчасти на совер­шенствование таких избирательных механизмов, которые на практике не имеют широкого примене­ния. Так, например, изменения коснулись п. 2 ст. 50-5 Конституционного закона о выборах в той ча­сти, где речь идет о том, что запуск электронной избирательной системы производится в установлен­ное Центральной избирательной комиссией время. Между тем на последних выборах в Мажилис Парламента электронной системой голосования воспользовалось не более 4 процентов населения страны [1]. В то же время ключевой вопрос, относящийся к снижению семипроцентного барьера для прохождения политических партий в Парламент, так и не получил эффективного развития (см.: п. 1-1 ст. 97-1 Конституционного закона о выборах). Вместо того, чтобы снизить названный барьер до трех­пяти процентов, разработчики вносимых в Конституционный закон о выборах изменений и дополнений оставили его прежним, но при этом разрешили в случае прохождения одной партией на выборах семи­процентного барьера допустить к распределению мандатов следующую партию, набравшую наибольшее количество голосов. При таком раскладе вторая партия станет обладательницей либо од­ного, либо двух депутатских мандатов, что в реалии вряд ли создаст в Мажилисе атмосферу партий­ной конкуренции или разнообразия политических подходов в решении важных государственных про­блем. Представители такой партии в Парламенте будут служить лишь имитацией двухпартийности.

Ретроспективный анализ всех изменений законодательства о выборах позволяет заключить, что не всегда его нормы получали поступательное логическое развитие, порой они ущемляли избира­тельные права граждан, потом их восстанавливали, но при этом создавались условия для блокировки других избирательных прав граждан. Ярким примером сказанному могут служить нормы, которые запрещали лицам, имеющим административные взыскания, баллотироваться кандидатами в Прези­денты или запрещали проводить митинги избирателей в период предвыборных агитационных ме­роприятий в Парламент. Данные примеры являются свидетельством того, что любые необдуманные действия, направленные, якобы, на совершенствование избирательного законодательства, идут во вред ему, так как создают почву для его дискредитации.

Ряд ученых-юристов во главе с академиком С.З. Зимановым считают, что формирование Парла­мента по партийным спискам имеет ряд преимуществ перед «старым» методом выдвижения и избра­ния кандидатов в депутаты, когда электорат голосует на одномандатных округах за конкретную лич­ность. Основной смысл и достоинство Парламента, формируемого по партийным спискам, состоят в том, что при выборах в него будущих депутатов оценке подвергаются программные цели политиче­ских партий, которые они представляют в случае их избрания в Парламент. Собственно говоря, при такой организации выборов для электората менее важно, кто придет в Парламент, а, наоборот, мак­симально важно, чем и как будут заниматься кандидаты в депутаты в Парламенте и чего можно ожи­дать от них [2]. Безусловно, новый порядок формирования Парламента имеет полное право на суще­ствование, тем более, что во многих странах западной демократии он вполне успешно применяется. Так, в парламенте (бундестаге) Федеративной Республики Германии участвуют 6 партий, в Россий­ской Федерации — 5 партий, в Конгрессе США — 2 партии. Однако, как показывает практика, мно­гие институты западной демократии, привнесенные в законодательство Казахстана, да и других госу­дарств Средней Азии, начинают работать в противоположном, антидемократическом направлении. Пример тому — избрание однопартийного Парламента в Республике Казахстан. Предвосхищая по­добный разворот событий, академик С.З. Зиманов по этому поводу пишет, что «было бы ненормаль­но, если казахстанский Парламент, избираемый по партийным спискам, оказался бы и стал только однопартийным. Это было бы губительно для самого Парламента. И тут нужен глаз общественных центров, а главным образом контроль со стороны Президента республики, на которого Конституцией страны возложены обязанности высшего должностного лица в государстве и быть гарантом незыбле­мости Конституции, прав и свобод человека и гражданина. Цель такого контроля заключается в том, чтобы не допустить установления однопартийного Парламента, что было бы равносильно установле­нию «государства одной партии», что было бы более худшим, чем было до этого» [2]. Солидаризиру­ясь с этим мнением, в свою очередь, хотелось бы отметить, что формирование Мажилиса Парламента только по пропорциональной избирательной системе, т.е. по партийным спискам, считаем неудач­ным нововведением. Даже если в основе такого решения лежала идея активизации партийного строительства в стране, как одного из институтов гражданского общества, то возникает вопрос, по­чему развитие этого демократического института должно осуществляться за счет ограничения дру­гих институтов демократии.

Здесь мы имеем в виду то обстоятельство, что с изменением порядка избрания Мажилиса по смешанной избирательной системе граждане Казахстана утратили возможность в полной мере реа­лизовывать свое конституционное право (п.2 ст. 33 Конституции) — быть избранными в государ­ственные органы. Говоря иными словами, сегодня гражданин Казахстана может реализовать свое пассивное избирательное право лишь на выборах в местные представительные органы и органы местного самоуправления. Но чтобы быть избранным депутатом Мажилиса Парламента, он обязан быть членом какой-либо политической партии, а это, на наш взгляд, ограничивает реализацию по­литических прав граждан.

Кроме того, пропорциональная система выборов в Мажилис Парламента лишила общественные организации Казахстана (кроме Ассамблеи народа Казахстана) иметь своих представителей в Парла­менте, так как они не являются субъектами избирательного процесса в названную палату.

Все это привело к тому, что нынешний монопартийный Парламент, на наш взгляд, лишен воз­можности иметь отличную от Правительства точку зрения по вопросам развития страны. Поскольку любое противостояние Парламента и Правительства может привести не только к кризису этих орга­нов власти, но и к кризису института Президента. Это вытекает из того, что члены Парламента, Пра­вительства и сам Президент являются членами одной партии.

Полагаем, что в сложившейся ситуации в более глубоком исследовании и анализе нуждается во­прос о связи Президента с партией. Возглавляя партию, он утрачивает функции арбитра и гаранта прав всех граждан страны, так как партийная принадлежность не позволит ему объективно оценить нарушение прав граждан, стоящих в политической ему оппозиции. А как быть Президенту, если тео­ретически допустить следующую ситуацию. Парламент выражает вотум недоверия Правительству, тем самым выражает вотум недоверия и себе, и Президенту, так как депутаты Мажилиса Парламента, члены Правительства и Президент страны являются членами одной политической партии, программ­ные установки которой реализовывало Правительство, одобренное Парламентом и назначенное Пре­зидентом. Поэтому считаю целесообразным восстановить в ст. 43 Конституции Республики Казах­стан п. 2, где было закреплено, что на период своих полномочий Президент приостанавливает свою деятельность в политической партии.

На наш взгляд, целесообразнее избирать Мажилис Парламента на основе смешанной избира­тельной системы (мажоритарной и пропорциональной) либо избирать депутатов данной палаты по территориальным одномандатным избирательным округам на многопартийной основе посредством лишь одной мажоритарной системы. Возврат к смешанной системе выборов открыл бы дорогу в Ма- жилис Парламента не только политическим партиям, но и гражданам Республики Казахстан, которые не желают себя связывать с политикой той или иной партии, т. е. являются беспартийными.

Подводя итог сказанному, хотим отметить, что существующая система выборов Мажилиса Пар­ламента в будущем не только отрицательно скажется на качественном уровне депутатов этой палаты, но и лишит страну политических лидеров. Впрочем, на это обращал внимание и Президент страны в своем докладе на шестом итоговом заседании Государственной комиссии по разработке и конкрети­зации программы демократических реформ в Республике Казахстан. В частности, он сказал, что «один из наиболее дебатировавшихся вопросов на заседаниях данной группы касался соотношения мажоритарной и пропорциональной избирательных систем. Окончательный вывод: увеличение числа депутатов по партийному списку сыграет положительную роль в развитии политической культуры и партикуляции общества. К тому же комбинация двух систем выборов депутатов — в пропорции 50 на 50 — будет стимулировать региональные элиты к интеграции в общенациональные процессы и со­хранит возможность рекрутирования ярких личностей, не входящих в ту или иную партию» [3].

Нельзя согласиться с мнением тех ученых, которые считают, что прямые выборы депутатов от Ассамблеи народа Казахстана являются удачным решением национального представительства в Пар­ламенте. На наш взгляд, ограниченное количество депутатов от Ассамблеи не способно решить дан­ную проблему. Кроме того, избрание депутатов от Ассамблеи народа Казахстана порождает ряд тео­ретических проблем. Во-первых, на государственном уровне понятие «национальность» противопо­ставляется понятию «народ», поскольку с помощью депутатов от Ассамблеи пытаются решить про­блему национального представительства в Парламенте. Между тем в науке конституционного права понятие «народ» не соответствует понятию «национальность». Так, например, в России, в США, так же как и в Казахстане, проживает множество национальностей, не имеющих ничего общего между собой, но поскольку они объединены единой государственной властью, то в целом составляют народ. Поэтому считаю необоснованным, чтобы один народ Казахстана в Мажилисе был представлен депу­татами и от партий, и от Ассамблеи народа Казахстана. Во-вторых, Ассамблея народа Казахстана, на наш взгляд, не является тем органом, которому народ в соответствии с п. 2 ст. 3 Конституции делеги­ровал бы право выбирать представителей в Мажилис.

Национальное представительство в Парламенте, с нашей точки зрения, надо решать на уровне формирования партийных списков, т.е. через Конституционный закон о выборах обязать Центриз­бирком Республики Казахстан регистрировать только те партийные списки, которые неоднородны по национальному составу.

Учитывая, что и в этом случае в Мажилисе Парламента не будут представлены представители всех наций, проживающих в Казахстане, считаем целесообразным Ассамблею народа Казахстана сделать третьей консультативной, общественной или постоянной Палатой национальностей Парла­мента, тем более, что в мировой практике имели место парламенты с тремя и более палатами, напри­мер, в Социалистической Федеративной Республике Югославии Союзная скупщина состояла из ше­сти палат, а парламент ЮАР по Конституции 1984 г. имел три палаты [4; 438].

Говоря о совершенствовании избирательного законодательства, нельзя обойти молчанием и тот факт, что в процессе конституционной реформы, проведенной в Казахстане в 2007 г., по инициативе депутатов Парламента была изменена редакция п. 5 ст. 42 Конституции. Новая редакция этого пункта устранила кратность сроков избрания первого Президента страны. По этому поводу следует отме­тить, что в данном случае следовало либо вообще отказаться от кратности сроков избрания того или иного лица Президентом Республики, как это имеет место во Франции, либо не наделять таким пра­вом только лишь первого Президента страны. Такое решение депутатов Парламента, на наш взгляд, вступает в противоречие с положениями ст. 14 Конституции, где прямо закреплено равенство всех граждан перед законом. В пункте втором данной статьи речь идет о том, что «никто не может подвер­гаться какой-либо дискриминации по мотивам происхождения, социального, должностного и иму­щественного положения, пола, расы, национальности, языка, отношения к религии, убеждений, места жительства или по любым иным обстоятельствам». Поэтому в будущем считаем необходимым внести соответствующие коррективы в названную норму Конституции.

Полагаю, что в ближайшее время для проведения демократических преобразований необходимо внести изменения и дополнения в Конституционный закон «О республиканском референдуме». Суть изменений должна состоять в том, чтобы разрешить гражданам, если не назначать референдум, то хотя бы снизить количественный порог, необходимый для инициирования референдума. Например, в Ита­лии для проведения референдума надо собрать 500 тысяч голосов (1 процент граждан, допущенных к голосованию), а у нас — 200 тысяч, при допущенных к голосованию приблизительно 8 миллионах.

В Конституции Республики Казахстан закреплено, что «единственным источником государ­ственной власти является народ» (п. 1 ст. 3). Аналогичные или близкие к этой редакции формулиров­ки можно встретить и в конституциях других стран. Так, например, в Конституции Республики Ар­мении в ст. 2 записано, что «власть в Республике Армения принадлежит народу» [5; 44]. Статья 20 Конституции ФРГ провозглашает, что «вся государственная власть исходит от народа» [6; 33]. По существу, аналогичные предписания содержатся и в Конституции Чешской Республики, где ст. 2 по­становляет: «Народ является источником всей государственной власти» [7; 9].

Следует отметить, что о власти народа шла речь и в советских конституциях. Так, в ст. 2 Кон­ституции Казахской ССР 1978 г. было закреплено, что «вся власть в Казахской ССР принадлежит народу». Подобные положения мы находим и в конституциях действующих стран социализма (Вьет­нам, Китай, Куба, КНДР). Так, в главе первой Конституции КНР также записано, что вся власть в КНР принадлежит народу [8; 23].

Таким образом, конституции стран с капиталистической и социалистической ориентацией при­знают народ фундаментом государственной власти. И в этом нет ничего необычного, так как о народо­властии еще в своих трудах писали древнегреческие учителя мудрости — софисты (Платон, Аристо­тель и др.) [9]. О производности высшей власти от народа писали и древнеримские юристы, в частно­сти, Ульпиан. Его идея нашла свое воплощение в Дигестах Юстиниана [10; 169].

Во времена эпохи позднего феодализма теория народовластия пришла на смену теории боже­ственного объяснения происхождения власти. В 1603 г. немецкий юрист Иоганн Альтузийский в сво­ем труде «Политика» одним из первых выдвинул принцип народного суверенитета. Суть его идеи состояла в том, что монарх, нарушивший договор с народом, теряет божественное начало своей вла­сти и народ, свергая его, выполняет лишь волю бога. Отсюда он выводил принцип неотчуждаемого суверенитета народа и право активного сопротивления монарху, нарушившему свой договор с наро­дом о власти [11; 4-5]. В качестве политико-правовой теории эта идея была развита в ходе англий­ской буржуазной революции XVII в. В частности, в доктрине партии левеллеров «Основные законы и вольности Англии» провозглашалось, что «всякая власть по природе и существу своему не имеет другого источника, кроме народа» [12; 212].

Однако в конституционное законодательство данное положение пришло после победы Великой французской революции 1789 г. и войны за независимость США конца XVIII в. Иными словами, эти два исторических события положили правовое (конституционное) начало теории народовластия. При этом следует иметь в виду, что научные основы теории народовластия были разработаны ранее этих событий представителями школы естественного права (Ж.Ж. Руссо) [13; 25].

Изначально идея народовластия получила свою реализацию через представительную форму правления, подразумевавшую создание ассамблей (парламентов), в которых представлены граждане, что позволяло преобразовать волю всех граждан в решение группы представителей. Таким образом, был заложен фундамент для отождествления народовластия с парламентаризмом. В свое время рус­ский правовед К.Тахтеров по этому поводу писал, что самодержавие народа, провозглашаемое в мо­мент великих революций, осуществляемых буржуазией с помощью народа, потом отождествляется представителями буржуазии, враждебной народовластию, с самодержавием парламента [14; 7].

От идеи народовластия или народного суверенитета не могли отказаться и основоположни­ки марксизма-ленинизма. Однако в их понимании народовластие истолковывалось как власть трудового народа, т.е. пролетариев и крестьян. Это свойство предельно точно выражено в рабо­те В.И. Ленина «Чего хотят и чего боятся наши либеральные буржуа?», где он специально под­черкнул: «массы народа — это рабочие и крестьяне» [15; 226].

Отсюда становится очевидным, что и в условиях социалистического общества народовластие носит усеченный характер. В этом обществе, как справедливо отмечал еще Н.А. Бердяев, место «народа» в мировоззрении большевиков занял «пролетариат» [16; 88-89]. Хотя справедливости ради следует отметить, что теоретически советскую систему власти, когда она характеризовалась высокой степенью социальной идентичности правителей и управляемых, можно было бы определить как мо­дель, наиболее близкую к механизму народовластия, но даже в этом случае о полновластии народа речи не могло идти.

Из изложенного выше можно заключить, что ни в условиях зарождения капитализма, ни в усло­виях зарождения социализма в реалии власть народу никогда не принадлежала. А заявления о том, что власть принадлежит народу или источником власти является народ, являются всего лишь поли­тическими лозунгами, цель которых была успокоить и убедить народные массы в правильности уста­новленного порядка.

Известно, что в странах, строящих социализм, к власти изначально приходит диктатура пролета­риата и вследствие этого народ разделяется на трудящихся и эксплуататоров. При этом эксплуатато­ры отстраняются от управления государством, а следовательно, и от власти, и, таким образом, под народом подразумевается только трудящаяся часть населения страны, что уже не народ в целом, а только его часть, но даже эта часть никогда не правила всем своим составом.

В странах с капиталистической ориентацией говорить, что народ является источником власти, тоже нельзя, так как в них лица (органы), осуществляющие власть, получают ее посредством выбо­ров, а, как известно, в выборах принимает участие не народ, а избиратели, что тоже не отождествишь с народом в целом. Даже если признать, что избиратели — это народ, то и в этом случае избранная власть не будет представлять народ в целом, так как не все избиратели голосуют за пришедших к власти кандидатов.

Возникает вопрос: как быть с тем, что многие конституции принимаются от имени народа, а иногда и при непосредственном его участии, например, на референдуме?

Для ответа на первую часть этого вопроса приведем мнение Г.С. Сапаргалиева, который спра­ведливо отмечает, что в конституциях «ссылка на народ должна была означать выражение воли наро­да, установление народовластия. Принятие конституции от имени народа стало конституционной традицией...» [17; 5]. Между тем в словаре иностранных слов под словом «традиция» понимается обычай, порядок, правила поведения, переходящие из поколения в поколение [18; 696].

Отсюда можно сделать вывод, что термин «народ» в конституции в большей степени несет в себе историко-социальную, а не правовую нагрузку. Касательно второй части вопроса — о принятии кон­ституции народом на референдуме, то и в этом случае желаемое выдается за действительное. Посколь­ку в референдуме, как и на выборах, принимает участие не народ в целом, а лишь та его часть, которая в соответствии с законом наделена правом участия в нем.

Исходя из этого считаем, что конституционные формулы «власть принадлежит народу» или «народ является источником власти» нельзя воспринимать как постулат или аксиому, не требующую доказывания. Напротив, эти формулировки нуждаются в тщательной проверке и обосновании.

Ныне такая проверка становится особенно актуальной, так как жизнь показывает, что в консти­туции записано, что власть принадлежит народу, а в реалии она принадлежит тем группам и лицам, которые действительно имеют эту власть в руках. Это хорошо прослеживается в послевыборных си­туациях, когда избиратели могут лишь наблюдать за тем, что происходит во властных структурах, но изменить они уже ничего не могут. Здесь мы имеем в виду случаи, когда предвыборные программы кандидатов после их избрания ничего общего не имеют с проводимой ими политикой.

В этой связи становится вполне очевидно, что между посылом «власть принадлежит народу» и «власть должна принадлежать народу» имеет место расхождение. Говоря, что власть должна при­надлежать народу, имеется в виду, что надо стремиться к таким условиям, при которых власть могла бы принадлежать народу, во-первых, в его целом. Во-вторых, наделенный властью народ должен иметь способность реально контролировать и влиять на лиц, которых он привел к власти, когда они начинают ею злоупотреблять. Утверждать же, что власть принадлежит народу, когда этого нет, зна­чит констатировать несуществующее.

Исходя из этого можно заключить, что вывод о том, что власть принадлежит народу, к которому чисто умозрительно, без учета реалий жизни, пришли в свое время представители школы естественного права, является лишь теоретическим идеалом, который на практике не находит своего подтверждения.

Утверждение, что народ в представительных органах власти представляют избранные им же его представители, на наш взгляд, также не выдерживает критики, поскольку для того чтобы народные представители (депутаты Парламента) в значительной степени могли представлять собой все населе­ние страны, необходимо, чтобы в Парламенте были представлены все или большинство социальных, национальных, политических групп населения страны. В реалии этого достичь невозможно. Во- первых, выборы проходят на конкурентной основе, и победу в них могут одержать не все кандидаты. Во-вторых, численный состав Парламента также не позволит реализовать это положение.

Между тем в конституциях многих стран мира, в том числе и в Конституции Республики Казах­стан, закреплено, что депутат Парламента является представителем всего народа, а не тех лиц, кото­рые его избрали или проголосовали за партийный список. Это положение также не соответствует ло­гике организации выборов. Так, если в Парламент баллотируется кандидат в депутаты, то он выбира­ется не всем народом, а населением того или иного округа. При этом он может получить голоса не очень большой части населения, если одновременно с ним будут баллотироваться и другие канди­даты, которые также отвлекают на себя голоса избирателей. Данная ситуация повторяется и при избрании кандидатов, идущих по партийным спискам, но только в масштабе округа или всей стра­ны. Отсюда видно, что выбранных таким образом депутатов нельзя считать избранными народом. Еще больший вопрос вызывает избрание депутатов или глав государств посредством косвенных вы­боров (например, в США), т.е. когда в их избрании участвуют не все избиратели, а представители избирателей. Однако практика многих стран показывает, что лица, получившие властные полномочия описанным выше образом, в полной мере признаются легитимными. На этом основании можно за­ключить, что если верховная власть может вверяться лицам, избранным при помощи такой организа­ции, когда за них голосует не народ в целом, а избиратели или их представители, то, значит, полно­мочия народа здесь не играют никакой роли. Говоря иными словами, далеко не всегда существует то, что называется верховенством народа.

Конечно, мы отдаем полный отчет в том, что данные рассуждения о власти народа, с одной сто­роны, не являются фундаментальными, так как в них остались незатронутыми вопросы государ­ственного и народного суверенитета, власти, демократии, гражданства, понятия «народа», «нация», «общество» и др. С другой стороны, данные рассуждения могут стать беспочвенными, если под народом понимать не все население государства, жителей страны [19; 389], а лишь избирателей, как это мы видим в работах М. Перло, В.В. Маклакова. Так, в свое время французский государствовед Марсель Перло отождествлял понятие «народ» с избирательным корпусом. Народ, утверждал М. Пер­ло, — это часть населения государства, состоящая из индивидов, которым конституция предоставляет избирательные права [20; 374-375].

В настоящее время это мнение разделяет российский ученый В.В.Маклаков, который пишет, что «народ — это совокупность граждан государства, которая имеет возможность реализовывать свои полномочия при различного рода голосованиях и при применении институтов непосредственной де­мократии» [21; 330].

С мнениями этих авторов можно согласиться, но при условии, если отказаться от отождествле­ния понятия «народ» с понятием «избиратели». Выше мы пытались показать, что понятие «народ» значительно шире, чем понятие «избиратели». В истории нет ни одного примера, даже в условиях самой реальной демократии, когда народ, как одно целое, осуществлял бы государственную власть. Ведь хорошо известно, что решения, принятые в условиях демократии, при любом исходе не могут устраивать всех, следовательно, и при демократии имеет место принуждение, которое выражается во власти большинства над меньшинством, а значит, и в этом случае народ представляет собой не целое, а части. Часть же, какая бы она ни была, большая или малая, уже не может представлять весь народ.

Итак, если согласиться, что избиратели — это индивиды, составляющие часть населения страны, которые наделены в соответствии с законодательством избирательным правом, то сразу становится ясным, что власть принадлежит избирателям, а не народу.

Конечно, это признание потребует внесения соответствующих законодательных корректив, ко­торые должны будут коснуться не только норм Конституции, но и норм избирательного законода­тельства. Кроме того, признание избирателей источником власти потребует повышения статуса изби­рательных комиссий и комиссий референдума.

В заключение отметим, что данное мнение носит субъективный характер и никоим образом не пре­тендует быть бесспорным. В то же время автор не умаляет возможностей народа, который в наиболее от­ветственные моменты истории является основной и решающей силой общественного развития.

Список литературы

1. На вопросы Данила Москаленко отвечает заместитель председателя Центризбиркома Владимир Фоос // Жети кун. — 2007. — 26 авг. — Интернет-ресурс.
2. Зиманов С.З. Размышления о новой модели формирования Парламента — Интернет-ресурс.
3. Казахстанская правда. — 2007. — 29 авг.
4. Конституционное (государственное) право зарубежных стран: Учебник: В 4 т. Т. 1-2 // Отв. ред. Б.А. Страшун. — М.: Изд-во «БЕК», 1995. — 778 с.
5. Конституции стран СНГ. — Алматы: Жеті жаргы, 1999. — 398 с.
6. Федеративная Республика Германии. Конституция и законодательные акты. — М.: Прогресс, 1991. — 133 с.
7. Конституции государств Восточной Европы. — М.: ИНФРА-М-НОРМА, 1996. — 255 с.
8. КНР. Конституция и законодательные акты. — М.: Прогресс, 1984. — 87 с.
9. Аристотель // Соч.: В 4 т. — М., 1984; Платон. Диалоги. — М., 1986.
10. Дигесты Юстиниана. Титул IV. О конституциях принцепсов // Памятники римского права: Законы XII таблиц. Инсти­туции Гая. Дигесты Юстиниана. — М.: Зерцало, 1997. — 369 с.
11. Безуглов А.А. Суверенитет советского народа. — М.: Юрид. лит., 1975. — 168 с.
12. Ковальская М.М. От прямого народоправства к представительному и от патриархальной монархии к парламентаризму. Т. 2. — М., 1906. — 272 с.
13. РуссоЖ.Ж. Об общественном договоре. — М., 1938. — 325 с.
14. ТахтеровК. От представительства к народовластию. — СПб., 1907. — 214 с.
15. Ленин В.И. Полное собрание сочинений — Т. 11. — 512 с.
16. БердяевН.А. Истоки и смысл русского коммунизма. — М., 1898. — 514 с.
17. Конституция Республики Казахстан. Научно-правовой комментарий / Под ред. Г.С. Сапаргалиева. 2-е изд., испр. и доп.—Алматы: Жеті жаргы, 2004. — 285 с.
18. Словарь иностранных слов / Под ред. И.В. Лехина и Ф.Н. Петрова. — М., 1954. — 796 с.
19. Ожегов С.И. Словарь русского языка. — М.: Рус. яз., 1991. — С. 389.
20. Перло М. Конституционное право Франции. — М., 1957. — 455 с.
21. МаклаковВ.В. Конституционное право зарубежных стран. Общ. часть. — М.: Волтерес Клувер, 2006. — 390 с