Развитие права собственности в традиционном обществе казахов

В VIII-IV вв. до н.э. территорию Средней Азии и Казахстана населяли племена, известные из ахеменидских источников под собирательным именем «saka». Геродот (V в. до н.э.) и другие антич­ные авторы называли их азиатскими скифами, отличая от скифов европейских [1; 25].

Сакские племена были современниками скифов, обитавших в Северном Причерноморье и Приднепровье, и савроматов — в Нижнем Поволжье и Южном Приуралье, современниками персов Кира и Дария I и греков эпохи Александра Македонского. В письменных источниках мало сведений о том, какие группы людей по сво­ему имущественному положению, характеру занятий, по своей роли входили в сакское общество.

Наиболее ранним типом общины у кочевников была родовая община, состоящая из кровных родственников. Экономическим базисом такой общины являлась общинная родовая собственность на пастбища, кочевья и скот. Различные виды продукции скотоводства также составляли общую собст­венность родовой общины или ее подразделений и подлежали распределению между сородичами. Совместный общинный труд по разведению стад, совместное кочевание родственников вызывались первоначально экономической необходимостью. Освоение новых необитаемых территорий, в частно­сти, сухих степей, сохранение их за собой, охрана стад от хищных зверей, от чужих родовых или племенных объединений кочевников были под силу только коллективным объединениям, но не ин­дивидуальным хозяйствам. Из этого следует, что совместное кочевание и родовая общинная собст­венность на пастбища, кочевья и скот соответствовали всему хозяйственному укладу на ранних ста­диях развития кочевого скотоводства. Для родовой общины кочевников было характерно экономиче­ское и социальное равенство ее членов, являвшихся сородичами. Известные нам исторические источ­ники не содержат полных данных о таком архаическом типе общины у кочевников.

Рано возникшая у кочевников частная собственность на скот способствовала не только быстро­му росту стад, но и накоплению скота в руках отдельных семей. Открыв на некоторое время простор для развития производительных сил скотоводческого хозяйства, частная собственность в то же время подрывала экономическое и социальное равенство членов родовой общины, порождала в ней резкое имущественное неравенство. Вопрос о том, как и когда стада перешли в частную собственность, не исследован. Никаких точных данных на этот счет мы пока не имеем. Это могло произойти, конечно, только на стадии разложения первобытно-общинного строя. Наиболее древние письменные источни­ки о кочевниках Европы и Азии и археологический материал свидетельствуют о том, что уже к сере­дине I тысячелетия до н.э. у кочевников прочно установилась частная собственность на скот и воз­никло резкое имущественное неравенство.

Племена усуней, которые наследовали земли саков-тиграхауда в Семиречье, пришли из глубины Центральной Азии. Во II в. до н.э., около 160 г., часть усуней переселилась в Семиречье, подчинила сакские племена и основала владения во главе с предводителем, носившим титул «гуньмо» (кунь баг —   князь над князьями). Китайские источники характеризуют усуней как кочевников. В них пишется, что усуни «не занимаются ни земледелием, ни садоводством, а со скотом перекочевывают с места на место, судя по приволью в еде и воде».

По археологическому материалу прослежено, что роль земледелия увеличивалась от раннего пе­риода истории усуней к позднему.

Таким образом, хозяйство усуней было комплексным — скотоводческо-земледельческим. По исследованным курганам также можно заключить, что общество усуней достигло уровня государст­венности, имелось имущественное расслоение. Из китайских же летописных хроник мы узнаем, что частная собственность на скот существовала и у восточных соседей гуннов — кочевых племен уху- ань. У кочевников усуней (II—I вв. до н.э.) летопись отмечает богатых скотовладельцев, имевших по 4—5 тысяч лошадей. Частная собственность на скот у кочевников, по китайским хроникам, сущест­вовала и в более позднее время. Уйгуры, по летописи Бэй-Вей (386—558 гг.), «на домашнем скоте вообще кладут метки, и хотя в поле пристанет к чужому, никто не возьмет его» [2; 5]. У древних тюрков (VII в.) похищение лошади наказывалось штрафом в размере десятикратной ее стоимости ли­бо смертной казнью [3; 8].

Однако детальные исследования по вопросу отношений собственности у усуней, кангюев (так­же, по китайским источникам, кочевое владение), отсутствуют.

Пришедшие им на смену в I в. н.э. хунну (гунны) [4] уже, как правило, характеризуются одно­значно как кочевые скотоводы. В хуннском обществе были сильны черты патриархально-родовых отношений. По сведениям источников, хунну делились на 24 рода, во главе которых стояли началь­ники поколений (старейшины). Имелись совет старейшин и народное собрание. Источники сообщают о существовании среди хунну частно-семейной и личной собственности на скот. Помимо личной соб­ственности на скот, в источниках имеется указание на личную собственность на землю. «Каждый то­же, — говорится в источниках, — имеет выделенный участок земли», который, как полагают некото­рые исследователи, несомненно, относится к индивидуальному хозяйству.

У хунну имелись рабы, формировавшиеся из числа военнопленных и населения подвластных об­ластей. Они использовались в качестве домашней прислуги, пастухов, ремесленников и землепашцев.

Письменные источники сообщают также о форме власти и в хуннском обществе. Во главе стра­ны стоял шаньюй, который был неограниченным властелином, за ним шли князья, носившие общее название темников. По свидетельствам письменных источников, они являлись сыновьями, братьями или близкими родственниками шаньюя. Всего темников было 24, и каждый из них имел свой участок земли для кочевий. В источниках есть упоминание о налогах как средстве эксплуатации низов. Появ­ление у хунну частной собственности на скот и землю, сложение примитивного бюрократического аппарата, введение налогов как формы эксплуатации, распространение письменности знаменовали собой их переход к новому этапу — классовому обществу и государству. Можно ли однозначно на­звать производственные отношения в таком обществе «азиатским способом производства»? Скорее, это этап в развитии кочевого общества, соответствующий азиатскому или рабовладельческому.

Тюркский и Тюргешский каганаты (552-756 гг.) характеризуются, по мнению С.Г.Кляшторного, следующими отношениями собственности: «пастбищные земли на племенной территории принадле­жали племенному союзу в целом, т.е. совокупности пастбищно-кочевых общин; сложилось преиму­щественное право знати во главе с каганом на пастбищные земли; возникло монопольное право кага­на и знати на пастбищные земли, реализуемое в полном контроле над кочеванием того или иного племени» [5; 34].

Обращаясь к древнетюркским памятникам, можно отметить следующие действия каганов: а) ка­ган переселяет и расселяет, «устраивает» побежденные племена, т.е. заново определяет их пастбищ­ные территории; б) каган расселяет тюрков на завоеванной территории, распределяя эту территорию между тюркскими племенами; в) каган сам или через своего уполномоченного поселяет и расселяет тюрков в стране «Отюкен», т.е. на племенной территории, после ее отвоевания у враждебных племен; г) каган на определенных условиях передает часть земель в своей стране каким-либо группам имми­грантов.

Дальнейшее развитие этих отношений характерно позднее и для карлуков (VIII-X вв.), огузов (IX— нач. XI вв.). Главой огузского государства был верховный правитель, носивший титул «джаб- гу». Огузские джабгу имели заместителей — кюль-эркинов. Власть верховных правителей передава­лась по наследству. Выборы огузских ханов проводились на советах, которые являлись трансформи­рованным пережитком народных собраний эпохи военной демократии. Важную роль в державе джабгу играл главный предводитель огузского войска, носивший титул «сюбаши».

В огузском государстве IX—X вв. шел процесс разложения старых родоплеменных институтов, развивались патриархально-феодальные отношения. В конце X—нач. XI вв. в державе сырдарьин- ских джабгу функционировала система регулярных налоговых сборов, что указывало на феодально­рентные отношения. В огузском обществе развивалась частная собственность, шел интенсивный процесс выделения богатой знати. Основой имущественного неравенства являлась частная собствен­ность на скот. Наряду с богатой аристократией были массы рядовых общинников, бедняков, рабов. Главным хозяйственным занятием огузов было экстенсивное скотоводство.

В государстве Караханидов (942—1210 гг.), располагавшемся на территории современного Уз­бекистана, на юге современного Казахстана, отношения собственности наиболее близки феодальным отношениям, характерным для земледельческой Средней Азии. Государство Караханидов было поде­лено на многочисленные уделы с неустойчивыми границами. Удельные владетели обладали больши­ми правами, вплоть до чеканки монет со своим именем, подчас с изменявшимися титулатурами. От­ношения вассалитета иногда бывали многоступенчатыми. Политическая жизнь характеризовалась распрями и междоусобной борьбой. Государство Караханидов не было простым повторением преж­них государственных образований. В отличие от политических устройств кочевых обществ на терри­тории Казахстана военное управление было отделено от административного. Государственно­административная структура основывалась на иерархическом принципе.

Важнейшим социально-политическим институтом в государстве Караханидов была военно- ленная система. Xаны жаловали своим родственникам и приближенным права на получение с насе­ления района, области или города налогов, до того взимавшихся в пользу государства. Такое пожало­вание получило название «икта», а его держателя называли мукта, или иктадар. Институт икты играл значительную роль в хозяйственной и политической жизни юга и юго-востока Казахстана [6; 9].

Главным занятием населения было экстенсивное кочевое и полукочевое скотоводство. Вместе с тем в XI—XII вв. в Семиречье и Южном Казахстане часть тюркских племен переходила к земледе­лию и приобщалась к городской культуре.

Завершить анализ развития отношений собственности на территории Казахстана в домонголь­скую эпоху можно Кипчакским ханством (нач. XI в. —1219 г.). Структура племенного состава кон­федерации кипчаков в XI—XII вв. была сложной и неоднородной. Кипчакская общность вобрала в себя, помимо собственно кипчакских, тюркоязычные кимекские, куманские, древнебашкирские, огузские племена, а также тюркизированные элементы ираноязычного этнического пласта.

Исследователи отмечают, что в силу специфики развития исторического процесса в кочевых обществах в таких «вторичных» племенных образованиях сохранялось значение кровнородственных связей, родословных генеалогических древ, подтверждавших общность происхождения, не утрачива­лись племенные самоназвания. В кипчакском обществе военной организации и военно­административной системам управления придавалось исключительное значение, ибо они отражали специфику кочевого быта и были наиболее органичными и удобными для кочевого способа сущест­вования.

Рельефно была выражена строгая иерархическая система господствующей аристократической верхушки (ханы, тарханы, баскаки, беки, баи), наряду с этим роды и племена также разделялись по своей социальной значимости. Кипчакское общество было социально и сословно неравным. Основой имущественного неравенства была частная собственность на скот. Основным богатством служило число лошадей. Многие в стране кипчаков, как сообщают письменные источники, владели несколь­кими тысячами прекрасных лошадей, а некоторые из них — 10-тысячными и более табунами. Пося- гание на собственность строго каралось, считалось наказуемым по устоявшимся нормам обычного права (торе). Скот, находившийся в частной собственности кипчакских семейств, отмечался родоп­леменными метками (тамгами).

Обладая огромными стадами, аристократия была фактическим собственником пастбищ, на кото­рых содержался этот скот, хотя юридически собственность и не фиксировалась. Право распоряжения пастбищами и регулирования перекочевками принадлежало кипчакским ханам и племенной знати.

На другом полюсе находились непосредственные производители — скотоводы. Рядовые общин­ники были в своей основной массе свободными. Однако через отдачу себя и своего имущества под защиту сильного сородича проявлялась их зависимость от власть имущих. С потерей скота, а следо­вательно, и возможности кочевать, свободный общинник переходил в категорию оседлых жителей (ятуков). Но как только у бедного ятука появлялось достаточное количество скота, он снова перехо­дил в лоно кочевого хозяйства.

Самую бесправную группу в кипчакском обществе составляли рабы, которые пополнялись за счет военнопленных. Рабы шли главным образом на продажу, и лишь часть их использовалась в хо­зяйстве в качестве слуг.

Таким образом, Кипчакское ханство было сложившимся раннефеодальным государством, про­должившим и развившим традиции древнетюркской государственности.

Итак, система феодальных отношений существовала в ряде кочевых обществ, в первую очередь монгольском (эпохи Чингисхана и его преемников), в Золотой Орде (в ее кочевой части). Это была сословная феодальная собственность на землю, реализуемая в управлении кочеванием, в эксплуата­ции рядовых кочевников, вынужденных следовать со своим скотом по указанным ханами и нойонами маршрутам, во власти над людьми, распределенными по юртам и улусам, признаваемой рядовыми кочевниками путем уплаты определенной доли своего продукта классу феодалов. Перед нами систе­ма феодальных пожалований улусов (т.е. народа, данного в удел вместе со своим скотом, со своими юртами), иерархия вассалитета, растущий иммунитет феодальных пожалований и т.п. —типичные признаки феодализма. Они развиваются и без перехода к оседлости, хотя оседлость (сельская или го­родская) наличествует, но не она определяет причины и ход процесса, его главные черты. Кочевое общество само приходило к феодализму, и не тогда, когда кочевники стали в массовом порядке пере­ходить к оседлости, а уже в то время, когда кочевание у них превратилось из беспорядочного блуж­дания в передвижение по установленным маршрутам.

Характерно, что термин, которым определялось кочевое держание — «улус» (т.е. народ, данный в удел), стал обозначать и народ-государство, а позднее — просто державу, государство.

Улус имел «юрт», т.е. свою территорию кочевок. Так образуются не только пожалования людь­ми (лены-улусы), но и держания земли (лены-юрты). Почему же не «транспонировались» отношения личной зависимости хана и простых номадов на их скот? Потому же, почему не произошло этого в оседлых странах: власть феодала над крестьянином перенесена была не на все его имущество, а на землю, ибо феодальный способ производства предполагает наличие у мелкого производителя собст­венного хозяйства, самовоспроизводство последнего.

Когда говорят о том, что кочевое общество может достичь в лучшем случае того уровня феода­лизации, который отмечается в раннефеодальных обществах типа Киевской Руси (для которых были характерны, по выражению К.Маркса, «вассальная зависимость без фьефов или фьефы, состоявшие только из даней»), то допускают ошибку.

Власть хана или нойона с его ордой и нукерами «накладывается» на кочевую общину, кочевое племя. Вначале такие феодальные лены-улусы не всегда имели четкую территорию, границы их юр­тов могли быть легко изменяемы. Но по мере развития этой системы кочевых наделов и держаний улус сросся с юртом, население — со своим районом кочевок, и в этом отношении у кочевых народов возникает феодальная собственность на землю. Но следует ли отказываться от термина «патриар­хально-феодальный» строй, часто употребляемого для характеристики общественного строя средне­вековых номадов? Нам кажется, это не было бы оправданно. Данный термин хорошо отражает силь­ные патриархально-родовые пережитки в феодальных отношениях у кочевников, в том числе и «не­явную» форму феодальной собственности. Было бы ошибкой отрицать своеобразие феодальных от­ношений у них. Но при этом нельзя забывать и общих, внутренних и самых существенных черт в их общественном строе, сходных в принципе с общими чертами «оседлого» феодализма. Феодализация невозможна без государства.

У кочевников феодальные отношения развиваются именно там, где возникает мощное государ­ство, обычно связанное с завоеваниями, как это имело место в эпоху походов Чингисхана и его пре­емников. В тех же районах обитания кочевников, где поставленная над обществом власть вышла из институтов родоплеменной субординации без резких внутренних объединительных войн и внешних завоеваний, выдвигающих один род, одну семью на недосягаемую высоту богатства и власти, такие отношения действительно остаются недоразвитыми. Там не происходит феодальной, по существу, раздачи в уделы населения, перераспределения земли, ломки старой общественной структуры.

Кроме отмеченной генеральной линии развития, возникновению феодальных отношений у ко­чевников способствовали и другие, второстепенные, но все же существенные причины, коренящиеся в кочевом воинственном образе жизни. Постоянная необходимость организованно передвигаться, занимать и менять кочевья, охранять скот от соседних племен, наконец, осуществление грабитель­ских набегов и т.п. требовали от кочевников четкой организации, с определенной довольно развитой субординацией внутри военно-административной верхушки. Все это, конечно, способствовало воз­никновению феодальной иерархии у кочевников. Большой материал о феодальной иерархии у древ­них тюрков дают орхоно-енисейские надписи. Нет сомнений в том, что воинственный образ жизни способствовал процессу формирования феодальных отношений у кочевников. Итак, развитие классо­вых отношений в рамках кочевой общины привело к формированию феодальных отношений, кото­рые были характерны уже для Тюркского каганата (VI-VIII вв.). У монголов при Чингисхане фео­дальные отношения выступают особенно четко.

Как известно, владения монголов включали в себя много различных тюркских племен и народ­ностей, в том числе и исторических предков современных казахов, киргизов, каракалпаков, значи­тельной части узбеков, алтайцев и др. Все эти скотоводческие племена и народности были вовлечены в процесс развития феодальных отношений.

Что же произошло с кочевой аульной общиной? Она продолжала существовать под кровом фео­дализма. В пределах территории феодального княжества или удела (улуса, отока, ушуна), назначен­ной или выделенной феодалом той или иной группе кочевников, кочевали мелкими общинами, пред­ставлявшими военно-административные единицы (дючины, аймаки, аилы и т.п.). Последние имели либо родоплеменные названия, либо назывались по имени владельца или начальника. Члены кочевой общины пользовались назначенными им пастбищами сообща. Общинное землепользование на ко­чевьях феодала в сочетании с частной (семейной) собственностью на скот, на свое мелкое скотовод­ческое хозяйство составляло экономическую базу аульной общины в условиях феодализма.

Итак, специфика земельной собственности у кочевников, в том числе у казахов, выступала пре­жде всего в том, что земля эта, как правило, не продавалась и не покупалась, ибо при кочевом паст­бищном скотоводстве с господством натурального хозяйства для этого не было необходимых усло­вий. Другой особенностью феодальной земельной собственности у кочевников было то, что она не­редко была замаскирована общинным землепользованием.

Наиболее спорным вопросом является вопрос о земельной ренте как непременном условии фео­дального способа производства. Исследователи в поисках сходного института у кочевников часто относят к ренте саун и другие институты родовой помощи.

«Все формы эксплуатации в кочевых обществах, за исключением рабства и данничества, генети­чески восходят к переосмысленным традициям первобытной взаимопомощи, что вызывает необхо­димость родоплеменной организации для прикрытия их новой сущности. Формы социальной органи­зации у всех евразийских кочевников демонстрируют значительное сходство. У всех она покоится на родоплеменной основе» [7, c.15]. Бесспорно одно: рентные отношения у кочевников были тесно свя­заны с родоплеменной организацией общества.

Общинный характер землепользования сохранился и после присоединения казахов к Российской Империи. С этого времени верховным собственником земли у казахов выступает Русское государст­во. Царское правительство ликвидировало ханскую власть, лишило ханов и султанов права взимать ренту и установило ясак — ряд трудовых повинностей казахов в свою пользу. Правительство разра­ботало «Устав о сибирских киргизах», согласно которому вводилось новое административное управ­ление казахов. С переходом земель казахов в номинальную собственность Русского государства мо­нопольная собственность на землю ханов и султанов была формально уничтожена. Эти земли были предоставлены казахам на основе общинного пользования. Однако практически ничего не измени­лось [3].

Список литературы

1. Маргулан А.Х., Липшев К.А., Кадырбаев М.К., Оразбаев М. Древние культуры Центрального Казахстана. — Алма-Ата: Наука, 1966. — 436 с.
2. Кляшторный С.Г. Казахстан. Летопись трех тысячелетий. — Алматы: Рауан, 1997. — 320 с.
3. Потапов Л.Я. О сущности патриархально-феодальных отношений у кочевых народов Средней Азии и Казахстана (Доклад на научной сессии в Ташкенте в 1954 г.) // Вопросы истории. — 1954. — № 3. — С. 73-90.
4. Кляшторный С.Г. О собственности на землю в Тюркском каганате // Государство в докапиталистических обществах Азии. — М.: Наука, 1987. — С. 97.
5. Ахметжанов К.С. Кипчаки. — Алматы: Рауан, 1996, 450 с.
6. ХазановА.М. Социальная история скифов. — М.: Наука, 1975. — 520 с.
7. Потапов Л.Я. О сущности патриархально-феодальных отношений у кочевых народов Средней Азии и Казахстана (Доклад на научной сессии в Ташкенте в 1954 г.) // Вопросы истории. — 1954. — № 3. — С. 73-90.