Политика аккультурации и христианизации в Южном Казахстане в колониальный период

Конфессиональная политика в Южном Казахстане являлась продолжением длительной и целенаправленной имперской политики царизма, проводимой на местах колониальной администрацией, церковными служителями-миссионерами - такими, как Н.И. Ильминский, А.Е. Алекторов, Н.И. Остроумов и др. По их предложению ограничивались въезд в Степь деятелей ислама из Казани, Уфы, Оренбурга, Бухары и других мусульманских центров, ввоз Корана и другой священной для магометан литературы, хадж в Мекку и Медину, строи­тельство и открытие новых мечетей, мектебов и медресе и т.д. Борьбе против ислама и распространению христианства среди казахов большое место отводилось как в мусульманских, так и светских учебных заведениях. Согласно конфессиональной политике характер обучения в мусульманских учебных заведениях должен был быть русским и светским. Об этом прямо говорилось в документах царской администра­ции в Южном Казахстане. Об этом свидетель­ствуют архивные документы. «Обитатели среднеазиатских наших владений несомненно сознают, что народное просвещение в России может быть только русское и что русская власть была бы вправе вводить его повсеместно и для всех своих подданных; но так как мы не в силах даровать им сразу и скоро это высшее благо, то по необходимости масса населения, сообразно своим воззрениям и духовным потребностям, должна довольствоваться и может предпочитать свои издавна утвердившиеся на почве ислама начальные училища и высшие по их понятиям рассадники мусульманской мудрости» [1].

В мусульманских школах, в ущерб изу­чению основ ислама и родного языка, про­водилось обучение русскому языку, открыва­лись русские классы, в обязательном порядке праздновали дни рождения императора и членов его семьи и т. д. Все медресе, мектебы и другие мусульманские школы, а также занимавшиеся домашним и частным обучением, подчинялись местному учебному начальству ведомства Министерства народного просвещения. Особую роль в христианизации и русификации казахов играли начальные русско-казахские школы в аулах, казачьи школы в станицах казачьих войск, городские училища, а также гимназии, семинарии и другие учебные заведения, которые из обучавшихся казахских детей в основ­ном готовили чиновников колониальной адми­нистрации-проводников политики царизма.

Практические вопросы крещения казахов, в особенности их детей, решались царской властью совместно с православной церковью, которые, начиная с 60-х г. ХГХ в. предприняли ряд мер в этом направлении. В письме генерала Колпаковского выражаются опасения по поводу слишком рьяных действий миссионеров и предлагается действовать осторожно: «Все это побуждает меня выразить мнение в пользу самых осторожных действий миссионеров. Сначала я полагал бы: прислать их двух или трех, сколько Ваше Преосвященство найдете возможным, в качестве учителей для образуе­мых здесь народных училищ, в которых пред­положено обучать детей русского и туземного сословий. С этой целью водворить миссионеров одного в станице Лепсинской, другого в Токмаке и третьего в укреплении Аксуйском. Означенные миссионеры, находясь с должности учителей легко могут приобрести нравственное влияние на детей туземного сословия, а через их родных им легче будет сношение и с другими киргизами, в то же время они будут знакомиться с духом народа и, по достаточном изучении его, начнут действовать с меньшими ошибками, чем тогда, если бы приступили к выполнению своих призваний, без предварительной под­готовки» [2].

В связи с тем, что русское руководство в мусульманских районах, в частности в Тур­кестане, старалось "как можно менее входить во внутренний распорядок (местного населения -авт.), предоставив им ведаться своими обычаями и своими властями"[3], характерным было стремление церкви привлечь к делу миссии и административные ресурсы. Так, в начале XX в. священник С. Багин писал: "нужна дружная работа не только духовенства и специальных миссионеров, и всех вообще деятелей народного просвещения, но и гражданской власти"[4].

В реальности миссионеры, работающие с мусульманским населением применяли две группы методов: методы "непосредственные" и "посредственные". Методы непосредственные выражались в "многочисленных и продолжи­тельных разъездах миссионеров по ... аулам со словом проповеди" [5]. К комплексу методов косвенных или, как они тогда назывались, "посредственных" относились: "поднятие рели­гиозно-нравственного уровня русского населе­ния", "проведение религиозно-нравственных чтений в здании миссионерской школы", "учреждение церковно-приходских обществ трезвости", "разработка проектов, соответ­ствующих местным условиям, а также органи­зация миссионерских церковно-приходских братств для борьбы с исламом" [5, С.147].

Издание Манифеста 17 Апреля 1905 года "свело миссионерскую деятельность почти до нуля." [6, С.23]. Возможность перехода из одного вероисповедания в другое, предостав­ленная российским гражданам, была исполь­зована многими бывшими мусульманами. Помимо этого, после 1905 г. изменилась сама цель миссии. Если в конце XIX в. она представляла собой "укрепление в вере" крещеных из мусульман, привлечение неофитов и противодействие "мусульманской пропа­ганде", то после издания Манифеста она свелась до удержания крещеного населения в лоне православной церкви и "охраны" новообра­щенных от влияния исламской пропаганды [199, С.20]. Как признавали сами миссионеры, их деятельность в начале ХХ в. приобрела харак­тер  "оборонительный,  а не наступательный"[6,С.21].

Тем не менее, издание Манифеста носило скорее декларативный характер, государствен­ная конфессиональная политика продолжала реально ограничивать развитие мусульманства, а местная администрация прямо высказывалась против организационного оформления мусуль­ман края. Так, в докладе Министру внутренних дел генерал от инфантерии, управляющий Канцелярией Туркестанского генерал-губерна­торства сообщал: «Возвращая постановление (резолюцию) состоявшегося с 21 по 24 апреля минувшего года в г. Джаркент Семиречен-ской области таранчинско-дунганско-киргиз-ского съезда, с изложением ходатайства этих магометан об устройстве управления их духовными делами, имею честь довести до сведения Вашего Высокопревосходительства, что по вопросу об устройстве Духовного Управления мусульман края.

По п.4-му - о подчинении мусульманскому суду дел о бракосочетаниях, разводах, разделах наследства. Имея в виду, что хотя согласно особаго журнала Комитета министров, от 28 февраля и 1 марта 1905 года и предложено было разработать вопрос об учреждении в Тур­кестанском крае особого духовного управления мусульман, но Генерал-Губернатор, заключение которого было прошено по этому поводу в помянутом отзыве за № 7242, категорически высказался против какой-бы то ни было регламентации духовного управления местного мусульманского населения, с чем я безусловно согласен требования пункта 4-го резолюции не заслуживают уважения» [7].

Царское правительство серьезно беспокоил и вопрос о развитии сектантского движения в Туркестане в целом и на территории Южного Казахстана, в частности. Например, в письме Директору департамента духовных дел сооб­щалось: «В последней книжке журнала «Миссионерское обозрение» с.г. сообщается со слов епархиального миссионера Василия Ильина о громадном развитии сектантского, преимущественно баптистского движения в Туркестанском крае, в особенности в Сыр-Дарьинской области и городах Ташкент и Чимкент» [8]. Действительно, этот период отмечен ростом перехода православных в сектантство, особенно активно действовали баптисты.

Особенностью ислама в Южном Казахстане в колониальный период стало то, что он оказался в новой для него этносоциальной ситуации. В конце 70-начале 80-х годов XIX века на территорию юго-восточного Казахстана

из пограничных районов Китая переселились две крупные мусульманские общины: уйгуры и дунгане. Это были народы с давней оседло-земледельческой традицией, что укрепило позиции ислама на юге и без того более сильные, чем в кочевых районах. Их пере­селение было связано с очередным этапом в развитии российско-китайских отношений, когда крупные мусульманские группы: уйгуры, дунгане, казахи, проживавшие в Илийском крае Китая, принимали российское подданство, чтобы не оказаться в меньшинстве в ино-культурной китайской среде и попасть в близкое им по духу окружение.

В Общем своде работы комиссии по вопросу об устройств мусульманского духов­ного управления в Туркестанском крае прямо говорится: «. организация духовного управ­ления у мусульман Туркестанского края, как действие, направленное к искусственному сплочению магометан, разрозненность которых в настоящее время влечет за собою ослабление того значения, которым пользуется ислам в соседних ханствах, по мнению комиссии, не вызывается необходимостью и не даст ин­тересам государства никаких существенных преимуществ в борьбе с фанатическою кос­ностью убежденных магометан и тьмы скрыт­ным недовольством, которое является ближай­шею причиною таких печальных явлений, как минтюбинская вспышка энтузиазма легковерной кучки мечтателей» [9, Л.104].

Царская администрация опасалась, что ор­ганизация Туркестанского духовного управле­ния мусульман создаст противодействие христианизации и ассимиляции населения Южного Казахстана. Она полагала, что «На­против, возможно опасаться, что организация убежденных мусульман в духовное управление, при каком бы то ни было составе этого последнего, т.е. даже и в том случае, если подбором членов возможно будет собрать в него наиболее благонадежных и расположенных и расположенных к нам туземцев о другом составе управления не может быть и речи, так как введением в число членов его лиц других исповедания уничтожиться всякое его значение в глазах мусульман, создать между правящею властью в крае и массою его населения такую стену, через которую трудно будет проникнуть и русской культуре, и идеями ассимиляции, и даже просто длительному взору разумной осторожности, не говоря уже о подломе ислама, который, опираясь на враждебный ему закон христианского государства, будет пользоваться силою его для укрепления юридических форм, обычаев и религиозных воззрений, предписан­ных Магометом и халифами, и преисполненных домогательства стать единственным власте­лином мира.

Тем не менее, отрицая необходимость устройства духовного управления, как органа надзирающего и руководствующего духовное жизнью мусульман, нельзя не признать безус­ловно необходимым усиление надзора за этою стороною жизни наших инородцев. Постоянное наблюдение за деятельностью имамов, ишанов, мударисов и маддахов, является одною из ближайших задач полицейско-административ-ного управления краем. Оно всегда должно иметь возможно подробная сведения о мечетях, мактабах, мадрасах, вакуфах, могилах святых, привлекающих паломников, размерах ежегод­ного пилигримство в Мекку, количество мюридов того или другого ишана, его нрав­ственных качествах, степени влияния на после­дователей, сущности его учения и благона­дежности имамов и прочих лиц, состоящих при разного рода религиозных учреждениях тур­кестанских мусульман» [9, Л.105].

Соответственно, с началом XX века, поли­тика России по отношению к исламу становится более жестокой, и обозначается ориентация на «торжество идеи русского национализма». Был принят ряд мер, значительно ущемлявших свободу духовно-религиозной жизни казахов. Согласно специальному постановлению, кон­троль над нею переходил из ведения Министер­ства Иностранных дел к Министерству Вну­тренних Дел России, то есть к полицейским органам. Были введены ограничения на создание мусульманских просветительных обществ, на совершение паломничества (хаджа) в Мекку. Выезд мусульман - казахов ограничивался ещё в связи с тем, что путь в Мекку пролегал через Стамбул, откуда в то время велась активная пропаганда идей панисламизма и пантюркизма. Как известно, действовал фактор перманентных российско-турецких противоречий.

Кроме того, царское правительство прак­тически не давало разрешения на открытие новых мечетей, запрещало прихожанам самим избирать мулл и имамов. В прошении общества прихожан Бухарской мечети г. Перовска отмечалось: «При существующей с давних пор в русском государстве веротерпимости и при провозглашенной ныне свободе совести нам, мусульманам, всегда разрешалось беспрепят­ственно исповедовать нашу религию, иметь свои мечети, духовенство высшее в лице духовных управлений и низшее в лице мулл, имамов и маязинов, которые в делах веры подчинены духовным управлениям.

На основании 1344 ст. XI т. 1 ч. об управ­лении духовными делами магометан приходское духовенство Азиатских инородцев из магометан (бухарцев и других) (а к таковым именно относится наше общество прихожан бухарских подданных, живущих в некоторых городах Западной Сибири без принятия подданства, подчинено в делах духовных местному управ­лению гражданскому, а чрез него Министерству внутренних Дел. В примечании к этой статье сказано, что в степных областях (Семиречен-ской, Семипалатинской, Акмолинской, Ураль­ской и Тургайской) духовные дела инородцев ведаются на основании положения об управ­лении степными областями; в положении же нет никакого специального закона о том, кто и каким образом ведает духовные дела магометан, но есть статья 25, в которой изображено, что областные управления в означенных областях ведают все дела по области, для которых не существует особых учреждений. О Туркестан­ском крае в общем законе тоже ничего не говорится о духовных делах магометан, равно как и в специальном местном положении, где также существует общая статья 51 (в параллель к статье 25 Степного положения), которая также гласит, что областные Правления ведают все дела, для которых нет особых учреждений.

Таким образом, если в местном Туркестан­ском положении не имеется специальных статей о порядке ведания духовными делами, то Областные правления в этом отношении должны руководствоваться общими положе­ниями, преподанными законом для духовных управлений магометан в России.

Самая первая обязанность духовных управ­лений, без которой не может правильно и законно существовать никакая упорядоченная религиозная жизнь и никакое религиозное общество, - это предоставление прихожанам права избирать себе мулл и имамов и затем их утверждение (ст. 1424 того же тома).

До сего времени Сырдарьинское областное правление игнорировало эту свою обязанность; до сего времени приходское мусульманское духовенство находилось и находится в безна­чальном положении: мулла и имам никем не утверждаются, их духовная и просветительская деятельность (муллы суть в то же время наставники в низших школах) никем не регулируется и не контролируется, между тем как во внутренней России все это строго предусмотрено законом и подчинено русской власти. Такое положение не может быть признано нормальным. Мы, мусульмане, не можем оставаться в этом положении; мы не можем оставить наше местное духовенство без высшего духовного надзора, хотя бы это было даже в лице Областного правления» [10].

Таким образом, в колониальный период царское правительство целенаправленно про­водило политику аккультурации и ассимиляции населения Южного Казахстана, активно про­тиводействуя распространению ислама, создавая все условия для христианизации, в том числе насильственной. Тем не менее, результаты были более чем скромными, лишь небольшая часть казахов приняла православие, затем быстро вновь отпадая и возвращаясь к традиционной вере.

Список литературы

1. ЦГА РУ, Ф. И-1, ОП. 11, Д.1724, Л. 164.
2. ЦГА РУ, Ф.1009, Оп.1, Д. 175, Л. 30.
3. Материалы по истории политического строя Казахстана (со времени присоединения Казахстана к России до Великой Октябрьской Социалистической рево­люции). Алма-Ата, 1960. Т. 1. С. 251.
4. Багин С. Об отпадении в магометанство кре­щеных инородцев Казанской епархии и о причинах этого печального явления. Казань, 1910. С. 35.
5. Отчеты о деятельности Оренбургского епар­хиального комитета Православного миссионерского об­щества за 1898 - 1905 гг. Оренбург, 1899-1906.
6. Брайен-Беннингсен Ф. Миссионерские органи­зации в Поволжье во второй половине XIX в. // Исламо-христианское пограничье: итоги и перспективы изучения. Отв. Ред. Абдуллин Я.Г. Казань, 1994.
7. ЦГА РУ, Ф.И-1, Оп.13, д.565, Л.101, 101 об.
8. ЦГА РУ, Ф.17, Оп.1, Д.2161, Л.125.
9. ЦГА РУ, Ф. И-1, Оп.11, Д.1724, Л. 105.
10. РГИА, Ф.1396, Оп. 1, Дело 264, л. 241-244.