Четвертый крестовый поход: новые оценки в современной историографии

Особое место в истории восточных войн европейского рыцарства занимает Четвертый Крестовый поход (1199-1204). Кое-кто из запад­ных ученых считает его неким историческим недоразумением, своего рода парадоксом, и такое суждение имеет под собой определенные формальные основания: ведь поход этот, преследуя целью освобождение «святых мест» от мусульманского владычества, обернулся в конечном счете разгромом Византии и образованием на ее месте Латинской империи -государства крестоносцев, еще одного в ряду созданных ими на Востоке ранее [1].

Четвертый поход имеет особенное значение в истории и занимает исключительное положение в литературе. Не говоря уже о том, что в четвертом крестовом походе на первый план ясно выступает не религиозная, а политическая идея, он отличается хорошо обдуманным и искусно проведенным планом. Направленный против  Византийской  империи  и завершив­шийся завоеванием Константинополя и разде­лением империи, этот поход является выра­жением долго скрываемой вражды и удов­летворением того настроения, которое вос­питали в западных европейцах первые кресто­вые походы. Больше всех в этом походе выиграли романские народы. Историческая роль Франции на Востоке начинается именно с 1204 г. Нет ничего удивительного, что в западно­европейской литературе событиям Четвертого крестового похода отводится много места и что по специальной обработке в общем и в частностях он занимает исключительное поло­жение.

Как блестящая страничка истории, бьющими в глаза красками рисующая картину отношений Запада к Востоку как эпизод, вносящий новые черты в характеристику борьбы между западной и восточной церковью, Четвертый крестовый поход имеет преимущественное право на внимание   русского   образованного читателя.

Падение Царьграда в 1204 г. и основание латинских княжеств в областях Византийской империи имело непосредственное отношение к России, так как служило осуществлением заветных планов римского папы по отношению к православному Востоку. Сохранилось письмо папы Иннокентия III к русскому духовенству, написанное по завоевании Константинополя, в котором ставилось на вид, что подчинение Риму Византийской империи должно сопровождаться обращением в католичество и всей России [2].

Чтобы ввести в круг вопросов, стоящих в связи с событиями Четвертого крестового похода, находим необходимым предпослать очерк литературной истории этого похода. До половины нынешнего столетия главным источником, из которого черпались известия по истории Четвертого похода, служил француз­ский летописец Вильгардуэн, маршал Шампани, участник и важный деятель в описанных им событиях. Прекрасные качества его труда, в основание которого положен его собственный дневник, обусловили за его произведением громкую известность и почти не подвергав­шийся сомнениям авторитет достоверности, хотя в его истории нет причинной связи между событиями, факты не вытекают один из другого, а часто поражают неожиданностью [3]. Специальная разработка истории Четвертого похода началась с тех пор, как в первый раз высказано было сомнение по отношению к Вильгардуэну, причем подверглась проверке его теория случайностей.

В 1861 г. французский ученый Мас-Латри (Mas-Latrie) в своей истории острова Кипра посвятил несколько страниц событиям Чет­вертого крестового похода. Здесь в первый раз авторитет Вильгардуэна был подвергнут сом­нению, причем в первый раз было высказано и поддержано оригинальное мнение, что направ­ление Четвертого крестового похода на Визан­тию, а не на Египет и в Святую Землю, вызвано было коварной политикой и изменой обще­христианскому делу со стороны Венеции. Вене­цианский дож Генрих Дандоло вступил в тайный договор с египетским султаном и продал ему интересы всего христианского ополчения. Мас-Латри, колебля авторитет Вильгардуэна, сослался на продолжателей Вильгельма Тирского, на которых прежде мало обращали внимания. Свидетельство это интересно в том отношении, что прямо и просто объясняет изменение направления крестового похода изменой Венецианской Республики, которую тайно от крестоносцев подкупил египетский султан. "Когда Малек-Адель, брат Саладина, услыхал, что христиане наняли флот, чтобы идти в Египет, он прибыл в Египет и сосредоточил здесь свои силы. Потом, избрав послов, вверил им значительные денежные суммы и послал в Венецию. Дожу и вене­цианцам предложены были большие подарки. Послам приказано было сказать, что если бы венецианцы согласились отвлечь христиан от похода на Египет, то султан дал бы им торговые привилегии в Александрии и большую награду. Послы отправились в Венецию и сделали то, что им было поручено" [4].

Чтобы поддержать справедливость этого свидетельства, Мас-Латри указал на торговые интересы республики, на ее морское могу­щество, на то, наконец, что в XII в. она стремится к преобладанию на море.  Далее он доказывал, что Вильгардуэн был обманут венецианцами и не понимал внутренних причин, руководивших событиями. Но главное доказа­тельство против Вильгардуэна было докумен­тальное. Мас-Латри нашел в венецианских архивах несколько документов, касающихся договора султана с Венецией, именно — ряд привилегий, данных венецианцам Малек-Аделем в период 1205-1217 гг. По его мнению, эти торговые привилегии были следствием тайного договора венецианцев с султаном и должны быть рассматриваемы как плата за измену христианскому делу. С этой точки зрения, если придать полное значение второму свидетельству, дело Четвертого крестового похода представляется остроумной сделкой, ловкой политической игрой, в которой крестоносцы были пешками. В 1867 г. появился 85-й том "Энциклопедии Эрша и Грубера", посвященный Греции и Византии и принадле­жащий перу Карла Гопфа. Приступая к изложению Четвертого крестового похода, Гопф (с. 184) предупреждает читателя: "Если в истории этого похода иное рассказано иначе, чем у моих предшественников, то это обуслов­ливается как новыми документами, мною найденными, так и новыми источниками, между которыми можно указать на русскую летопись и на Роберта де Клари". Мнение его об измене венецианцев высказывается на с. 188. Он так говорит о событиях, последовавших в Венеции: " Так как в Венеции не могли поместиться все крестоносцы, то им назначен был для лагерной стоянки остров Лидо, куда привозили из города продовольствие. Страх сменялся новыми надеждами. Передавали из уст в уста дурные вести,  будто  султан  Малек-Адель  послал в Дандоло и к венецианским купцам послов с богатыми подарками и предлагал им выгодные привилегии, если они согласятся отклонить крестоносцев от похода на Египет. Высказы­валось опасение, что крестоносцы попали в западню, что необходимость заставит их, может быть, вместо достижения священных целей обратиться к мирским делам и — что хуже — вести войну с христианскими народами. Имели ли основание эти слухи, или только томительная неизвестность навевала эти страхи? Мы в состоянии, наконец, пролить свет на этот темный вопрос. Вскоре после того, как Венеция договорилась с французскими баронами пред­принять поход против Малек-Аделя, может быть, вследствие приглашения этого послед­него, отправились в Каир с послами Марино Дандоло и Доменико Микиели, которые весьма ласково были приняты султаном и вступили с ним в соглашение. Между тем как крестоносцы томились на острове Лидо ожиданием, когда им можно будет идти на войну с неверными, вене­цианские послы 13 мая 1202 г. действительно заключили торговый договор, в силу которого, кроме других привилегий, венецианцам гаранти­рован был особый квартал в Александрии. Для ратификации договора послан был в Венецию эмир Саадеддин. Выгодные условия, пред­ложенные Малек-Аделем, решили судьбу крестового похода. Искусственное здание благо­честивых надежд, лелеемых папой Иннокентием III и опиравшихся на цвет французского рыцар­ства, рушилось разом. Победу одержали политические интересы. Вместо борьбы за дело креста состоялась совсем иная экспедиция, кончившаяся разрушением Греции и утверж­дением всемирного торгового могущества Венеции. Решение делу дал старый дож; он последовательно, без колебаний осуществил вполне то предприятие, которое уже давно таил в своей гордой душе. Не напрасно Венеция снарядила флот, какого лагуны не видали до того времени; снаряженный предприимчивыми и воинственными крестоносцами, этот флот представлялся непобедимым".

Гопф, как видно, решительно берет сторону Мас-Латри и, ослабляя авторитет Вильгардуэна, ссылается на новый документ, по-видимому, неизвестный Мас-Латри, а именно — на договор венецианских послов с султаном, помечая его 13 мая 1202 г. Если так, то понятно, вопрос об измене Венеции решается однозначно. Но, к сожалению, Гопф не сделал подробных указаний, где находится открытый им документ и может ли он быть признан вполне досто­верным, благодаря чему осталось некоторое сомнение. Впрочем, авторитет Гопфа в истории Византии и Востока так велик, что ему можно было поверить на слово. Измена венецианцев христианскому делу подтверждалась теперь не только хроникой, но и официальным доку­ментом, значение которого подорвать было трудно.

Нужно сказать, что во всем этом вопросе особенно живую роль играло национальное чувство французов. Известно, каким авторите­том пользовался у них Вильгардуэн, эта гордость и украшение французской нации. Поэтому неудивительно, что особенно жаркими защитниками его были французы. Самым способным защитником Вильгардуэна оказался французский ученый Наталис де Вальи. В 1873 г., приготавливая к изданию текст Вильгардуэна (это очень богатое издание появилось в 1874 г.; в 4-ю долю листа со старофранцузским ориги­налом и новофранцузским переводом и с огромной массой комментариев), он читал в Академии надписей в Париже записку, посвя­щенную Вильгардуэну. Защищая Вильгар-дуэна и будучи лично оскорблен мнением Мас-Латри, Наталис де Вальи чуть не обвиняет последнего в клевете и легкомыслии. Аргументация его состоит в следующем: "Заслуживает ли веры Вильгардуэн; мог ли он знать истинные мотивы, которые воспрепятствовали крестоносцам, собравшимся в Венеции в 1202 г., исполнить их первоначальный проект? Я думаю, и постараюсь это доказать, что мнение Мас-Латри (о не­достоверности Вильгардуэна и об измене венецианцев) парадоксально и не заслуживает никакой веры, потому что оно невероятно. Единственное основание для теории Мас-Латри заключается в слухах разного происхождения, которым легковерно доверялся летописец (Эрнул), лишенный всякого личного авторитета. Рассказ Эрнула поразителен по своей неве­роятности. Можно ли допустить, чтобы вене­цианцы, связав себя договором с крестоносцами, увлеклись предложениями султана и изменили делу Христа ради магометанства? Пусть пере­несутся мыслью к началу XIII в. и подумают, можно ли было венецианцам иначе обсуждать этот вопрос. Если бы подобная мысль об измене могла прийти им в голову, разве они могли закрыть глаза перед опасностью, какая угрожала бы им в случае открытия сделки, разве они не рисковали бы обратить на себя раздражение и оружие всей христианской Европы? Говорят, что Вильгардуэн как очевидец и участник в событиях, не знал о секретных переговорах, происходивших между Венецией и Малек-Аделем; но тогда позволительно спросить, как мог знать об этом летописец, живший в Сирии?". Удивляясь, почему Мас-Латри не взвесил этих обстоятельств, защитник Виль-гардуэна продолжает: "Если ученый писатель поверил такой басне, то объяснение можно находить разве в том, что и лучшие умы не всегда могут устоять против опасной привле­кательности парадокса и что всякое новое мнение издает фальшивый блеск, способный более ослеплять, а не рассеивать мрак".

Что касается документальных доказательств, приводимых Мас-Латри, к ним также недо­верчиво относится издатель и защитник Вильгардуэна. Дело в том, что привилегии, данные султаном венецианцам, хотя действи­тельно и существуют в архивах Венеции, но относятся к последующему времени, во всяком случае акты не имеют даты (Fontes rerum austriacarum. Diplomata XIII, p. 184) и ни один из них не носит имени Генриха Дандоло, совре­менника Четвертого похода, дожа Венеции.

Вывод Наталиса де Вальи следующий: между деятелями, принимавшими участие в завоевании Константинополя, не было ни изменников, ни обманутых. Крестоносцы, как и венецианцы, думали, что они остаются верными святому делу, предпринимая осаду города, который в их предположениях должен был сделаться операционным пунктом для всех последующих крестовых походов [3].

В дальнейшем изучении Четвертого кресто­вого похода обращено было внимание на другие стороны вопроса, отчего расширилась истори­ческая точка зрения и усложнились самые задачи исследования. В истории Четвертого похода нам необходимо различать два факта: 1) отклонение похода от первоначальной цели — от движения на Египет и 2) направление крестоносцев, потерявших из виду первоначаль­ную цель, именно на Константинополь. Пусть будет доказанным, что был тайный договор Венеции с Малек-Аделем. Что же из этого следует? Только то, что для удовлетворения желания султана и для выполнения договора с ним было бы вполне достаточным, если бы венецианцы отклонили крестоносцев от похода на Египет. Тогда была бы спасена Византийская империя, разрушение которой и не входило в планы султана и не обусловливалось договором 13 мая 1202 г. Само собою разумеется, что для того, чтобы объяснить, в силу каких побужде­ний крестоносцы пошли на Константинополь, нужно было направить исследования в другую сторону, то есть показать, для кого было полезно именно такое направление похода, причем вопрос о договоре Венеции с султаном естественно теряет первостепенное значение в истории Четвертого похода [5].

К началу ХІІІ в. стало очевидным, что судьба Святой Земли зависит от Египта. Поэтому папа Иннокентий III (1198-1216) развернул пропа­ганду похода, направленного против Египта. Вместе с тем завязавшийся клубок противоре­чий вывел на первый план антагонизом между группой заподноевропейских государств и Византией. В Четвертом крестовом походе справедливо усматривают переломный момент и кризис крестоносного движения, ибо впервые жертвой крестоноцев стали христианские государства. Но не религиозные, а в первую очередь политические амбиции и экономические интересы направили меч крестонсцев против Константинополя, хотя взаимная неприязнь и недоверие греков и латинян постоянно на­растали от Первого к Третьему походу, обострялись и торговые противоречия.

Перипетии этого похода изложены в книге французского военачальника и историка Жоф-фруа Виллардуэна Завоевание Константи­нополя - первой пространной хронике во фран­цузской литературе.

По первоначальной договоренности вене­цианцы обязались доставить французских крестоносцев по морю к берегам Святой Земли и обеспечить их оружием и провиантом. Из ожидавшихся 30 тыс. французских воинов в Венецию прибыло только 12 тыс., которые в силу своей малочисленности не могли оплатить зафрахтованные корабли и снаряжение. Тогда венецианцы предложили французам, чтобы в качестве платы те оказали им помощь в нападении на подвластный венгерскому королю портовый город Задар в Далмации, который был главным соперником Венеции на Адриатике. Первоначальный план - использовать Египет в качестве плацдарма для нападения на Палестину - был на время отложен [6].

Узнав о планах венецианцев, папа запретил поход, однако экспедиция состоялась и стоила ее участникам отлучения от церкви. В ноябре 1202 г. объединенная армия венецианцев и французов обрушилась на Задар и основательно его разграбила. После этого венецианцы пред­ложили французам еще раз отклониться от маршрута и повернуть против Константинополя, с тем чтобы восстановить на троне свергнутого византийского императора Исаака II Ангела. Отыскался и благовидный предлог: крестоносцы могли рассчитывать, что в благодарность император даст им денег, людей и снаряжение для экспедиции в Египет.

Не обращая внимания на запрет папы, крестоносцы прибыли к стенам Константино­поля и вернули Исааку трон. Однако вопрос о выплате обещанного вознаграждения повис в воздухе, а после того, как в Константинополе произошло восстание и императора с сыном сместили, надежды на компенсацию растаяли. Тогда крестоносцы захватили Константинополь и грабили его в течение трех дней начиная с 13 апреля 1204. Уничтожались величайшие куль­турные ценности, было расхищено множество христианских реликвий. На месте Византийской была создана Латинская империя, на трон которой был посажен граф Балдуин IX Фландрский. Просуществовавшая до 1261 империя из всех византийских земель включала лишь Фракию и Грецию, где французские рыцари получили в награду феодальные уделы. Венецианцы же владели константинопольской гаванью с правом взимать пошлины и добились торговой монополии в пределах Латинской империи и на островах Эгейского моря. Тем самым они выиграли от крестового похода больше всех, но до Святой Земли его участники так и не добрались. Папа пытался извлечь из сложившейся ситуации собственные выгоды -он снял с крестоносцев отлучение от церкви и принял империю под свое покровительство, надеясь укрепить союз греческой и католи­ческой церквей, но союз этот оказался непроч­ным, а существование Латинской империи способствовало углублению раскола.

Немало западных историков Крестовых походов вообще обходили Четвертый поход молчанием либо лишь попутно касались его истории, словно он представляет событийное звено, выпадающее из единой «крестоносной цепи». Причины такого подхода вполне по­нятны: как писал английский ученый Э. Брэд­форд, «разрушение великой христианской цивилизации воинами христовыми - тема не из поучительных» (разумеется, для апологети­ческого осмысления Крестовых походов). Порой в историографии высказывались и крайне скептические взгляды по поводу возможности до конца понять историю Четвертого Кресто­вого похода. Еще в начале XX в. французский историк Ашиль Люшер утверждал, что эта проблема никогда не будет разрешена. После­дующее развитие науки не подтвердило столь пессимистического прогноза. Несмотря на сохраняющиеся неясности по поводу отдельных эпизодов похода и дискуссионность ряда вопросов, состояние наших знаний сегодня таково, что мы вполне можем реконструировать в главных чертах всю историю событий 1199­1204 гг. [7].

Этот четвертый поход, в котором все силы Германской империи разбились о стены крепости на Ливане и который представляет нам странное зрелище Священной войны, веденной отлученным от церкви монархом, не ознаме­нован в истории столькими черезвычайными событиями и великими бедствиями, как предыдущие экспедиции. У воинов креста не было недостатка ни в рвении, ни в мужестве во время опасности, но имя Иерусалима уже не воспламеняло более религиозного чувства, чем политики, в этой же, можно сказать, главную роль играла политика, а не религия. В то время как христиане возносили к Богу молитвы об успехе похода, двигателем и главой которого был император Генрих ҮІ, этот государь вел безбожную войну и опустошал христианскую страну, чтобы подчинить ее своей власти. Мы увидим впоследствии, какие смуты среди христианских народов произвело это покорение Сицилии и какую ужасную вражду вызвало оно между сыновьями Генриха ҮІ и преемником Целестина.

Четвертый крестовый поход был последним крупным деянием и вместе с тем выражением глубокого кризиса крестоносного движения, жертвой которого стала крупнейшая православ­ная держава.

Литература

1. Успенский Ф. И. История Крестовых походов СПб., 1900—1901
2. История средних веков Под редакцией С.П.Карпова М., 2001.
3. Успенский Ф. И. История Крестовых походов СПб., 1900—1901
4. Заборов М. А. История крестовых походов в документах и материалах. М., 1977.
5. Заборов М. А. Крестоносцы на Востоке М., 1980.
6. Успенский Ф. И. История Крестовых походов СПб.,1900—1901
7. netserv.osi.rU/picts/0005374G.htm netserv.o si.ru/picts/0005374G.htm