Североатлантический альянс и европейская политика безопасности: сотрудничество и процесс сближения

Проблемы безопасности в современных меж­дународных отношениях стоят на повестке дня как глобальных, так и региональных организа­ций. Одной из таких организаций является Севе­роатлантический договор (НАТО).

В экспертном сообществе широко обсужда­ются вопросы, связанные с обеспечением без­опасности в евроатлантическом сообществе. Новое время принесло с собой новые проблемы, для решения которых традиционные организации оказались не совсем эффективными. НАТО как трансатлантический институт является именно той организацией, которая стремится стать ос­новным гарантом стабильности как в Европе, так и в Северной Америке.

Но при этом возникает вопрос: Североатлан­тический альянс и ОВПБ - это две взаимодопол­няющие или конкурирующие структуры?

Европейский союз (ЕС) и Организация Севе­роатлантического договора (НАТО) являются глав­ ными акторами в сфере европейской безопасности, эффективность которой во многом определяется балансом отношений этих двух организаций.

В период создания основная цель Североат­лантического блока состояла в том, чтобы сцепить экономику, политику, вопросы безопасности неког­да враждующих государств и сделать их полити­ческие системы взаимодополняющими настолько, чтобы воевать между собой стало репродуктивным для их национальных интересов, а существующие разногласия, возможно, решать политическими и экономическими средствами [1].

Следует признать, что данная организация развивалась и развивается достаточно успешно. Одно из доказательств - все большее число ЦВЕ хотят присоединиться к Североатлантическому союзу.

НАТО и ОВПБ. Однако доминирование НАТО в Евроатлантической зоне воспринимается не­которыми западноевропейскими государствами настороженно. Ряд государств ЕС хотят вести независимо от трансатлантического блока соб­ственную политику в области безопасности. Фор­мирование развития европейской политики в об­ласти безопасности и обороны выявляет степень сближения интересов европейских государств. Германия, Франция и Великобритания проявляли больше европеизма в своей внешней политике. Германское правительство поддержало эту ини­циативу об общей политике безопасности и обо­роны, которая позволила бы Союзу, не обращаясь за помощью к альянсу, быстро реагировать на воз­никающие на территории Европы кризисы [2].

Существует, однако, более серьезная и острая проблема. В настоящий период практически все государства придают своей внутренней политике первостепенное значение и, исходя из внутренних задач, планируют действия на международной арене, в том числе в рамках союзов. Иными сло­вами, в странах ЕС общая внешнеполитическая и стратегическая ориентация находится в стадии формирования. А без единой стратегии и адек­ватного бюджетного финансирования невозмож­но выработать и общую европейскую политику в сфере безопасности и обороны. Следовательно, жизненно необходимы: как выработка единого стратегического курса политическими лидерами Евросоюза, так и формирование новой политиче­ской культуры в области безопасности; выполне­ние ранее принятых на себя обязательств; раци­ональное использование средств, выделяемых на военные нужды; реорганизация вооруженных сил в плане придания им большей гибкости и мобиль­ности. И это далеко не полный перечень задач, стоящих перед ЕС при разработке единой полити­ки в области безопасности и обороны [3].

События в Косово поставили европейские правительства перед фактом их военной несосто­ятельности в деле урегулирования региональных кризисов даже в тех случаях, когда кризис воз­никает в непосредственной географической бли­зости от их границ. В результате факт военных возможностей европейских членов НАТО стал очевиден и привел к пересмотру сотрудничества в области обороны не с целью ослабить НАТО, а с целью создания военных механизмов ЕС, спо­собных подкрепить имеющиеся дипломатические средства.

Идея совместной обороны европейских госу­дарств независимо от членства в Евросоюзе по­лучила дальнейшее развитие на саммитах ЕС в Кёльне и Хельсинки в 1999 г., где была поставле­на задача создания Европейского корпуса сил бы­строго реагирования в 60 тысяч, который может быть сформирован в течение двух месяцев для действий на протяжении двух лет. Этот эквива­лент армейского корпуса должен иметь необходи­мые воздушные и морские силы. Для достижения эффективности действий потребуются сократить дефицит в области командования и контроля, раз­ведки и транспортировки. Эффективные действия Европейского корпуса будут обеспечены Евро­пейским Командованием Воздушного Транспор­та, созданным по предложению Германии и одо­бренным франко-германским саммитом, прохо­дившем 30 ноября 1999 г. Ответственность за ре­ализацию задач военного строительства лежит на министрах иностранных дел и обороны стран ЕС. Конференция в Брюсселе (2000 г.) и саммит ЕС в Ницце (2000 г.), где пятнадцатью государствами-членами было принято решение о создании Сил Быстрого Реагирования и постоянных военно-по­литических структур для управления кризисами, стали кульминацией первого раунда процесса создания системы защиты и обороны, начатого в рамках ЕС. Этот процесс отличали прагматизм (стороны пытались договориться и найти единое мнение); эффективность (решались конкретные потребности и вопросы институционализации); солидарность (договоренности, достигнутые на саммитах в Кёльне, Санта Мария де Фиерра и Ницце носили характер коллективной подготовки и коллективной договоренности) [2, с.21].

Успешный первый раунд развития оборонной политики должен гарантировать Европейскому Союзу обладание политико-военной структурой, которая позволит независимо действовать при кризисных ситуациях в Европе и задействовать силы быстрого реагирования. Эти достижения стали возможны благодаря качественным измене­ниям, происходящим в рамках Евросоюза, когда государства-члены проводят общую политику по широкому кругу проблем, включающих и вопро­сы обороны от стратегического планирования до создания оборонной индустрии. Амстердамское соглашение и последовавшие за ним решения, принятые в Кёльне, Хельсинки и Ницце, по раз­витию общей оборонной политики имеют своей целью как дальнейшую политическую интегра­цию в рамках ЕС, так и поддержание междуна­родной безопасности. При условии выполнения поставленных задач Европейский Союз будет иметь возможность вести самостоятельную по­литику как по вопросам гражданского, так и во­енного характера.

Но американские эксперты считают, что по­литика ОВПБ не решает важнейших вопросов, стоявших на повестке дня отношений США - ЕС. ОВПБ и его стратегию эти авторы характеризуют как «неопределенную» и «не имеющую реально­го политического влияния даже на решение вы­зовов второго разряда».

ОВПБ имеет свои операционные и концепту­альные проблемы. Как отмечают американские исследователи, Евросоюз не способен ни четко сформулировать свою политику, ни осуществить ее на практике. Основную причину этого они ви­дят в процедурных и институциональных трудно­стях, которые мешают ЕС результативно действо­вать в условиях участившихся кризисов в Европе. Конечно, для более объективной оценки, необхо­димо упомянуть и об успехах ОВПБ. Например, ЕС внес вклад в крушение апартеида в Южной Африке. Более того, следует заметить, что ЕС не единственная международная организация, стра­дающая от медленного принятия решений. Внеш­няя политика любого международного актора имеет больше нейтрализующий (реактивный), чем прогрессивный характер.

Проблема ОВПБ заключается не только в не­достатке политических инструментов, но и в боль­шей степени в трудности достижения согласия и в процессе принятия коллективного решения; не столько в несовпадении национальных инте­ресов, сколько в слабой легитимности внешней политики ЕС. И все же, несмотря на сложности достижения консенсуса для государств-членов, институты ЕС становятся местом обсуждения и разрешения внутрирегиональных и глобальных проблем [4].

Европейский Союз создает свою собствен­ную среду сателлитов, центров разведыватель­ной деятельности, свой собственный военный штаб и стремится самостоятельно рассматривать возможность проведения операций внутри и вне НАТО. Однако вопрос о параметрах взаимоотно­шений и взаимодействия в рамках Североатлан­тического альянса и формирующихся институтов Европейского союза остается открытым [2, с. 45].

Можно предположить, что общая оборонная политика усилит ОВПБ, дав положительный тол­чок для ее развития. Например, в случае развития независимых военных возможностей ЕС будет сложно ожидать американского лидерства в усло­виях кризиса. Перед саммитом в Ницце государ­ства-члены предложили сделать военные вклады, что позволило Союзу обсудить первоначальные обязательства на встрече Европейского Совета в Хельсинки, где были обсуждены политические и военные структуры ОЕПБО, вопросы об управле­нии гражданскими аспектами кризиса и разработа­ны консультации и процедуры сотрудничества как с государствами-членами, так и не членами НАТО.

Действия Союза породили в политических кругах Европы ожидание положительных резуль­татов в области оборонного сотрудничества по причине неудачи сотрудничества в области ди­пломатии. Но американские эксперты ставят под вопрос возможность достижения требуемого по­литического согласия в рамках ОЕПБО, если это сложно сделать в рамках ОВППБ. По мнению И. Лутвака, в вопросах мира и безопасности в от­ношениях с США европейские государства по-разному интерпретируют положения Хельсин-ских решений. Автор отмечает, что «французское прочтение проекта отличается от британского, нидерландского и шведского. Позиция Велико­британии несколько приуменьшала подогревае­мые Францией амбиции Европы в вопросе отказа от американского лидерства в НАТО. Правитель­ство Нидерландов, вначале открыто выступавшее против общей оборонной политики, опасаясь ее негативного влияния на отношения в рамках альянса, изменило свою позицию во имя сохра­нения европейского единства. Даже реакция ней­тральных стран не была полностью нейтральной. Так, Финляндия однозначно поддержала ЕПБО, а позиция Швеции была более двойственной» [5]. У американских исследователей также возника­ет целый ряд вопросов относительно средних и долгосрочных целей Евросоюза в области оборо­ны, в частности эффективности сил быстрого ре­агирования и неготовности создания европейской армии, предложение о которой было отклонено и в Хельсинки, и в Ницце.

При этом следует отметить, что восприятие значимости военной составляющей альянса и поддержания ее эффективности в военной сфе­ре далеко не во всех странах-участницах и стра­нах-партнерах является одинаковым. Кроме того, часть союзников выражает озабоченность по по­воду того, что страны-кандидаты смогут выпол­нить военные и политические условия присоеди­нения к альянсу. Позиции США и Европы можно показать таким образом: Вашингтон выступает за углубление интеграции в рамках НАТО путем усиления военных возможностей, а страны Ста­рого Света - за укрепление основ так называемой «европейской обороны».

«Новая и Старая Европа» о НАТО. Семь лет назад, в начале 2003 г., накануне иракской войны министр обороны США Д. Рамсфелд ввёл в по­литический обиход понятия «старой» и «новой» Европы [6]. Именно в «новую» Европу, под ко­торой подразумеваются бывшие коммунистиче­ские страны и в лояльности которой, в отличие от «старой», Вашингтон не сомневается, перемеща­ется, по словам бывшего главы Пентагона, центр тяжести НАТО. Конечно, война в Ираке пред­ставляла собой исключительную ситуацию для атлантического сообщества, и после неё США предприняли энергичные усилия для того, чтобы заделать образовавшиеся в нём трещины, пере­стать, во всяком случае, открыто противопостав­лять страны НАТО по географическому признаку и по критерию их преданности Вашингтону.

В то же время политический ресурс, сосредо­точенный в Центрально- и Восточноевропейском регионе, по-прежнему важен для США в их пла­нах переустройства Европы и Евразии. Страны бывшего коммунистического блока приобретают для Вашингтона немалое значение в проводимой США перестройке союзнических приоритетов, которая предполагает преимущественную ставку на создание коалиций для выполнения той или иной операции. Конфронтационная по отноше­нию к России направленность внешнеполитиче­ской философии правящей элиты большинства стран Восточной Европы активно используется нынешней вашингтонской администрацией для реализации концепции «распространения демо­кратии» и превращения всего региона (включая постсоветские страны) в «единое пространство демократии». Именно в период пребывания у вла­сти администрации Буша фактически стёрлась грань между понятиями «Центральная Европа» (бывшие социалистические страны - союзни­ки СССР по Варшавскому договору) и «Восточ­ная Европа» (бывшие европейские республики

СССР), которая хотя бы негласно соблюдалась в первое десятилетие после окончания «холодной войны». Время, когда Белый дом прислушивался к рекомендациям и предостережениям специали­стов, призывавших устанавливать некие ограни­чительные линии для американской экспансии и учитывать геополитические интересы России в соседних с ней регионах Европы и Евразии, по­хоже, осталось в прошлом.

Само существование «новой» Европы остаёт­ся противовесом тем отрицательным, с точки зре­ния США, явлениям в трансатлантическом сооб­ществе, которые традиционно ассоциировались со «старой» Европой - стремлению выдвигать на первое место европейские, а не атлантические приоритеты, манипулировать антиамерикански­ми настроениями во внутриполитических целях, ставить под сомнение ту трактовку угроз безопас­ности Запада, которая идёт из Вашингтона. Неже­лание ключевых западноевропейских стран да­вать отпор «неприемлемым» действиям Москвы - одна из причин, по которым США по-прежнему нуждаются в восточноевропейском контрбалансе «старой» Европе.

«Новая восточноевропейская повестка дня», необходимость обогатить новыми достижениями опыт расширения НАТО, полученный в 1990-е годы, мыслятся многими американскими экспер­тами как необходимое условие возрождения ев-роатлантического сообщества, которое оказалось под ударом в результате иракской войны, а также из-за отсутствия реальных успехов альянса в Аф­ганистане.

Речь вице-президента США Р. Чейни в Виль­нюсе в мае 2006 г., где он изложил негативное восприятие внутренней и внешней политики Мо­сквы, была абсолютно логичной именно перед восточноевропейской аудиторией, настроенной по отношению к России наиболее конфронтаци-онно. В этом выступлении он заявил: «Молодые демократии нашего великого альянса обновили его, привнеся энергию, мудрость и моральную чистоту в европейские структуры. Для них опыт тирании реален и свеж. Так что они понимают не­обходимость сохранять бдительность, осознают свой долг называть зло своим именем». Это вы­ступление стало одним из показателей того, что влияние восточноевропейского лобби на амери­канскую внешнюю политику и на позицию экс­пертного сообщества заметно возросло после крушения «восточного блока». Парадоксально, что в этой проамериканской ориентации новых членов НАТО и ЕС свой плюс пытаются найти даже некоторые круги в Евросоюзе, хотя такая ориентация далеко не всегда совместима с долго­срочными приоритетами европейской интегра­ции и зачастую негативно влияет на дееспособ­ность ЕС [6, с. 50].

Новые государства-члены полностью осозна­ют необходимость тесных трансатлантических связей и одновременно эмансипируются именно как европейские страны. Таким образом, возни­кает в целом сбалансированная, прагматичная политика, которая идёт на пользу обеим сто­ронам. Очевидно, нежелание Евросоюза вслух признавать, что, поспешно приняв в свои ряды все страны бывшего социалистического лагеря (в том числе даже такие слабо подготовленные, как Румыния и Болгария), он сознательно зани­зил собственные критерии. Правда, другого от ЕС трудно ожидать, ведь для него ЦВЕ - это регион, который призван стать органичной частью объ­единяющейся Европы, а не просто новой сферой влияния США. Поэтому Евросоюз не мог допу­стить, чтобы государства, уже принятые в НАТО, на длительный период оставались за пределами интегрирующейся Европы.

«Старая» Европа действительно отражает принципиальные изменения в американском гео­политическом мышлении, которое нацелено на глобальное управление и структуризацию под американской эгидой куда более широкого регио­на. «Укрепление с помощью трансатлантического партнерства американского плацдарма на Евра­зийском континенте» нужно Вашингтону не для обороны западной части континента от угрозы с Востока, а для того, чтобы «растущая Европа» стала для США «реальным трамплином продви­жения в Евразию». Так было сформулировано З. Бжезинским, но Европу это почему-то не насто­рожило [7].

В структурном переделе мира обнажилась и суть самой «идеологии глобализма» и методы ее достижения. Ее воплощение приводит среди про­чего к устранению всех великих культурных и на­циональных традиций человечества, без которых страны и цивилизации превращаются из субъек­та в объект политики, утрачивают историческую инициативу. Ценность исторического наследия перестает играть роль по сравнению с технокра­тической целесообразностью.

Для носителей проекта глобального управ­ления важнее «новая» Европа - не ее, конечно, мнение, которое никто не спрашивает, а ее рас­положение в сплошной меридиональной зоне от Балтики до Черного моря. Эта зона - стратеги­ческий подступ к протянувшемуся в широтном направлении «евразийскому геополитическому и энергетическому эллипсу», северная кривая кото­рого проходит по линии Средиземное море - Про­ливы - Черное море - Закавказье - Прикаспий­ский - российская Средняя Азия - Афганистан, а южная кривая возвращается от Афганистана по линии Пакистан - Иран - Ирак - Турция - Из­раиль. Контроль над этим регионом дает положе­ние господина мира, причем не потому, что обе­спечивает его дешевыми ресурсами, а потому, что делает его единственным распределителем этих ресурсов для других, лишая их потенциального превращения в противовес [6, с. 56].

Этот проект грозит Европе окончательно за­висимым от Вашингтона положением и непред­сказуемыми осложнениями с не западным ми­ром. Однако способна ли Европа к выдвижению альтернативного проекта, есть ли у нее для этого силы [6, с. 59] .

Каждая из стран Центральной и Восточной Европы стремится сохранить эффективность и солидарность НАТО и поддерживать общее пла­нирование и осуществление. Следовательно, они подчеркивают неделимость НАТО и ЕС в их ро­лях в сфере безопасности. Они также хотят быть последовательными в их политике, чтобы поддер­жать правдоподобие в международной арене. По их перспективным взглядам, без сильной транс­атлантической связи европейское единство силь­но ослабело, так же, как трансатлантические от­ношения дали трещину с раздробленной и слабой ЕС. Прежде всего, новые члены из ЦВЕ ищут бо­лее сильную и более объединенную Европу, кото­рая дополняет НАТО и Соединенные Штаты и не конкурируют или подрывают трансатлантические отношения в противостоянии международном вызовам безопасности. Как члены и НАТО, и ЕС, они хотят конструктивно участвовать в процессе принятия решения по жизненно-важным страте­гическим проблемам в обоих учреждениях [8].

Безопасность во всех смыслах этого слова является для трансатлантического пространства на данном этапе самым главным приоритетом. Судьбы «старых» и «новых» европейских демо­кратий взаимосвязаны. Их безопасность и си­стемы обороны также взаимосвязаны. Именно Североатлантический альянс предоставляет га­рантии устойчивости и неделимости системы ко­оперативной безопасности как в Европе, так и в странах Северной Америке. В эпоху новых угроз и рисков трансатлантический блок остается вы­разителем стратегического единства союзников в деле коллективной безопасности и обороны про­тив вызовов, направленных на размывание запад­ного образа жизни, устойчивости существующих международных экономических и финансовых институтов и глобализирующихся рынков [9]. НАТО все еще воспринимается как самый важ­ный гарант европейской безопасности. В боль­шинстве стран Европы НАТО рассматривается как всемирный, самый эффективный военный и политический союз.

Литература

1. Татьяна Глебовна Пархалина - директор Центра европейской безопасности. (Печатная версия МИР ПЕРЕ­МЕН. - №3. 2005. С. 73-80.) europeansecurity.ruy publ/2006.asp
2. Морозов П. ИсторияЕС.- С. 1-87. portalus. ru/modules/politics/rus_readme.php?subaction=showcomments &id=1142038015&archive=&start_from=&ucat=2&category=2
3. Алексеев А.Н. Совет Североатлантического сотруд­ничества и будущее Европы.
4. Blackwill R. The US, Europe and the new security threats. N.Y.: Council on Foreign Relations, 1998. - 28 p.
5. Lutwak E. Why we need an incoherent foreign policy // Washington Quarterly, Summer 1999. - Vol. 21. - №111. - P. 21-31.
6. Нарочицкая Н. Европа «старая» и Европа «новая» // Международная жизнь. - 2003. - N4. - С. 45-63.
7. Бжезинский З. Великая шахматная доска. Превосход­ство Америки и его геостратегические императивы. - М.: Международные отношения. 1998. - 256 с.
8. Куглер Р. Подготовка НАТО к отражению новых угроз // Внешняя политика США. Электронный журнал госдепар­тамента США. - Март. - 2002. - С. 31-34.
9. Денис Мельянцев. Отношения ЕС и НАТО в 1990 -2000-е годы.