Это неуловимое понятие глобализации. К анализу определений глобализации

В статье рассматриваются определения глобализации, данные различными представителями теории глобали­зации. В качестве примера приведены некоторые классификации определений, данные различными представите­лями. Дан критический анализ некоторых из них. Автор предлагает свою собственную классификацию опреде­лений: экономические, технологические, политологические и культурологические. Автор отдает предпочтение культурологическим определениям глобализации, рассмотренным более подробно. Наиболее характерные черты глобализации проявляются в культурной сфере. Автор видит их как: сложная связность современного мира и ее осознание людьми, медиатазация и быстрый рост массовых коммуникаций, трансформации пространства и вре­мени (их сжатие, появление пространства потоков), детерриториализация или «отрыв от места».

О глобализации сегодня говорят почти все. Написаны тысячи работ на эту тему, рассматри­вающих ее с самых различных позиций и под­ходов. Согласно каталогу библиотеки конгресса США к 2004 г. было опубликовано более 4000 книг на эту тему. В Google'е на мой запрос о «глобализации» вышла ссылка на 46.800.000 сайтов. И пока нет никаких симптомов того, что интерес к глобализации как-то ослабевает. И вместе с тем, понятие глобализации остается ту­манным, неопределенным и ускользающим как только мы сталкиваемся с необходимостью его точного определения. Неспециалисты, как пра­вило, ссылаются на несуществующий «общеиз­вестный» смысл, специалисты же ломают копья в дискуссиях о сути, ядре или эмбрионе глоба­лизации, предлагая широкий веер самых различ­ных определений и интерпретаций. Возникает парадокс: с одной стороны это слово стало од­ним из самых часто употребляемых и важных в нашем сегодняшнем понимании мира, с другой - оно остается столь же неопределенным как и в момент его появления.

С определением глобализации мы оказы­ваемся в ситуации постмодерна - ситуации сверхизбытка информации, когда возможность обозрения и учета всех публикаций о глобали­зации принципиально исключена. Тем не менее, сложился достаточно ограниченный круг авто­ритетных работ, на которые чаще других ссыла­ются исследователи. Одна из первых проблем, с которой сталкивается исследователь глобализа­ции - классификация существующих подходов и определений глобализации. Когда таких опреде­лений сотни, то первое, что стремится сделать исследователь - рассортировать многообразие определений по возможно ограниченному коли­честву рубрик, объединяющих сходные опреде­ления. Понятно, что основой такой классифика­ции может быть что угодно.

Так, Дэвид Хелд и его коллеги выделяют «три школы, представителей которых мы назвали ги­перглобалистами, скептиками и трансформиста­ми. Каждая из этих школ, пытаясь понять и объ­яснить глобализацию, дает собственную оценку этому социальному феномену» [1]. Рассматри­вая подробнее аргументы этих школ, и выдвигая свои возражения на них, они приводят итоговую таблицу разногласий между ними, которая вы­глядит следующим образом:

Шамси эль-Оджейли и Патрик Хейден со ссылкой на Кочрейна и Пейна также выделяют три позиции в определении глобализации: гло­балисты, традиционалисты и трансформациона-листы. «Глобалисты утверждают, что глобализа­ция это жизненный и неизбежный современный социальный процесс. Национальные экономики, политика и культура все больше становятся ча­стью сетей глобальных потоков, и перспектив избежать их мало. Глобалисты могут быть либо оптимистами, либо пессимистами в своих про­чтениях глобализации» [2]. Традиционалисты скептически относятся к идее глобализации, либо рассматривая ее как очередной миф, либо лишь как модное, но бессодержательное словеч­ко. Часть из них считает, что глобализация от­нюдь не новое явление, что она возникла давно или даже всегда сопровождала человеческую деятельность. Чаще всего они отстаивают жиз­ненность нации-государства, которому угрожает глобализация. Трансформационалисты занима­ют промежуточную позицию между первыми и вторыми, с одной стороны утверждая, что между предшествующим и глобализирующимся обще­ством нет никакого разрыва, скачка, с другой - что глобальные трансформации все же суще­ственно изменяют современное общество.

Некоторые исследователи предлагают клас­сифицировать определения по другим трем рубрикам: журналистские, политические и на­учные, с тем, чтобы отсеять первые две как по­верхностные и дилетантские и рассматривать только академические определения. Есть и дру­гие классификации. Но это, так сказать, самые общие классификации, от которых трудно ждать глубокого определения глобализации.

Мы бы выделили тоже несколько «крупных» групп определений. Первую группу определений можно было бы назвать «журналистской» или публицисткой; к ней же можно отнести и много­численные высказывания публичных политиков. Эти определения с легкостью можно оставить без внимания как поверхностные и непрофес­сиональные. Глобализация понимается здесь в самых общих (уже набивших оскомину), почти ничего не значащих терминах, без попытки уло­вить ее суть, причины, механизмы, структурные элементы. К этой же группе, наверное, можно от­нести и понимание глобализации как мифа, как вида нового идеологического дискурса, создан­ного группой интеллектуалов с целью убедить нас в объективности и неизбежности глобали­зации, хотя на самом деле, как считается здесь, это лишь теоретический и идеологический кон­структ. Но глобализация это не концепт(ы) в го­лове теоретика, а процесс, протекающий в «объ­ективном» мире, и исследования требует он, а не теории глобализации тех или иных авторов.

Есть еще одна группа ученых, позицию ко­торых можно было бы считать близкой теории глобализации как мифа. Ее можно назвать теори­ей «ничего нового». Они считают, что современ­ная «свистопляска» вокруг глобализации сильно преувеличена, что глобализация это старое и ба­нальное явление, что за новым термином скры­ваются давно известные процессы экспансии че­ловеческой деятельности. Крайней формой этой позиции является утверждение, что глобализа­ция изначально присуща человеческому обще­ству, что ее причиной и ядром является человече­ская деятельность как таковая, которая «по своей природе» стремится к экспансии во все больших масштабах. Поэтому сегодняшняя глобализация это никакой не новый и невиданный феномен, а лишь этап в развитии этой тенденции. «Глобали­зация, - пишет А. Ахиезер, - часто воспринимает­ся как новый неизвестный ранее процесс. Однако при этом невозможно игнорировать, что механизм глобализации как функция человеческой деятель­ности, существовал с момента возникновения че­ловека... Глобализация - одна из форм обобщаю­щего, интегрирующего процесса, организуемого человеком, которая стремится в понятийной и ор­ганизационной формах обобщить растущее мно­гообразие. Глобализацию можно рассматривать как форму освоения реальности, возникающую как реакция на ее дифференциацию, как попытку нейтрализовать опасности и проблемы усложне­ния через интеграцию. Глобализация представ­ляет собой лишь один из аспектов человеческой деятельности» [3].

Самую большую группу определений глоба­лизации составляют «экономические» определе­ния, т. е. определения, которые видят суть этого процесса прежде всего, или даже исключительно, в экономических процессах. Но и в рамках этого подхода определения и понимания глобализации разнятся достаточно существенно: одни видят ее истоки в производственной сфере, другие в торговой, третьи в потребительской, четвертые в финансовой, пятые в природе самого капитализ­ма как свободного рынка и т. д. Для представи­телей этой группы определений экономическая сфера общества остается «базисом», а все дру­гие проявления глобализации - «надстройкой» или следствием экономической. Без учета эко­номической составляющей (основной причины глобализации, как считается здесь) невозможно понять политическую, социальную, культурную, экологическую и т.д. глобализацию. К этой груп­пе определений можно отнести и «технологиче­ские» определения, видящие суть глобализации в технологическом прогрессе, тесно связанном с экономическими процессами.

Вторую группу определений составляют «исторические» определения глобализации, уво­дящие ее истоки в более или менее отдаленное прошлое: периоды создание мировых империй, таких, как некоторые древневосточные, империя Александра Македонского, римская и др.; или возникновение мировых религий типа буддизма, христианства, ислама.

Третью группу составляют «политические» определения глобализации, видящие ее суть в политических процессах. К ним относят чаще всего процессы формирования наций-государств и новой (модерновой) политической организа­ции общества, политическую экспансию Евро­пы и создание мировой колониальной системы, создание нового мирового порядка через органи­зацию системы международного сообщества с международным правом, политическими и эти­ческими нормами, международными политиче­скими институтами.

Четвертую группу составляют «культуро­логические» определения, усматривающие ее суть в формировании тех или иных культурных институтов (средства массовой коммуникации, возникновение новой системы образования, науки и знания, трансформации пространства и времени, урбанизм, возникновение нового «гло-балистского» сознания или рефлексивности и т. д.) Мы считаем эту группу определений и соот­ветствующих им теорий наиболее убедительной, продуктивной и глубокой, не только учитываю­щей все многообразные аспекты глобализации, но и предлагающей новую постмодернистскую методологию исследования этих сложных про­цессов.

Постмодернистская методология показа­ла свою продуктивность в анализе феноменов постиндустриального или информационного общества, таких как модернизм, политики иден­тичности, различие как основание культуры, пространственно-временные трансформации мира, нация-государство как новый политиче­ский порядок, феминизм и гендерные отноше­ния, медиа как культурный институт, наконец, глобализация и ее сложные процессы. Сегодня постмодернистские подходы к этим явлениям пользуются гораздо большей популярностью и интересом у читателей, чем классические. «В терминах нарратива нашего Введения, - пишут Д. Келлнер и М.Г. Дурхам, - постсовременный поворот в культуре и обществе соотносился бы с зарождающейся стадией глобального капитализ­ма, характеризующегося новыми мультимедиа, захватывающей компьютерной и информацион­ной технологией, и пролиферацией новых форм политики, общества, культуры и повседневной жизни» [4]. Британский социолог Б. С. Тэрнер прямо связывает постмодернизацию с глобали­зацией: «. суть моей аргументации состоит в том, чтобы привлечь внимание к особой роли глобализации в социальном производстве пост-модернити... Я имею в виду..., что глобализация является одной из социальных причин постмо­дернизации культуры» [5].

Мне лично нравится следующее определе­ние: Глобализация - «относительно новое сло­во, которое обычно используется для описания неравномерно протекающего процесса во все­мирном масштабе. Оно описывает идею, что мир становится единым глобальным рынком. Оно описывает идею, что время и пространство сжались под влиянием современных телекомму­никационных технологий, допускающих почти мгновенную коммуникацию между людьми в масштабе всей планеты. Оно описывает идею, что культуры смешиваются и переплетаются, где культурные образы и ценности из доминантных Северных культур приняты на Юге, и в то же время усиливаются уникальные этнические раз­личия и формируются локальные идентичности. Оно описывает ту идею, что планета в целом, а не отдельные континенты или ландшафты, рассма­тривается как «наш дом», и что некоторые виды человеческой деятельности могут оказывать не­гативное воздействие на людей и окружающую среду. или оказывать негативное влияние на планету в целом. (ЮНЕСКО)» [6].

Более конкретный анализ определений гло­бализации можно также провести по тому, что исследователи считают основной характерной чертой глобализации. Начнем опять с поверх­ностного определения, которое мы выше условно назвали «журналистским». Здесь основная черта и тенденция глобализации понимается как уни­фикация мира и нивелирование различий (эко­номических, политических, культурных, нацио­нальных и этнических, языковых и т.д.) В таком виде глобализация интерпретируется как основ­ная и самая страшная угроза современной циви­лизации. Часто она отождествляется с вестернизацией, американизацией (кока-коланизацией, макдональдизацией), засильем западной массо­вой культуры, обесцениванием «общечеловече­ских» ценностей, бездуховностью и даже секуля­ризацией или дерелигиозностью. Как я отмечал выше, этот подход не заслуживает серьезного внимания и критики.

Мы уже писали выше, что количественно наибольшую группу теоретиков глобализа­ции составляют экономисты. Некоторые из них основную черту глобализации видят в совокуп­ности нескольких экономических факторов, действующих одновременно («интернационали­зация производства, новое международное раз­деление труда, новые миграционные движения с Юга на Север, новое конкурентное окружение, которое ускоряет эти процессы и интернацио­нализацию государства», как пишет Р. Кокс [8]). Другие выделяют из них какой-то один, главный фактор. Таким фактором может выступать не­кий «обобщенный» фактор - капитализм, рынок, хозяйственная деятельность, труд; либо более «конкретные» факторы - торговля, финансы, производство, технологии. Из этих факторов здесь наиболее часто выделяются два: торговля или формирование мирового (глобального) рын­ка, и финансы, особенно в браке с современными информационно-коммуникационными техноло­гиями. При этом первый ряд аналитиков склонен уводить начала глобализации в более или менее отдаленное прошлое - от глубокой древности с ее зачатками торговых обменов до среднего средневековья с появлением там новых европей­ских городов и резкой активизацией торговых отношений. Наиболее ярким примером ранней глобализации здесь считается Великий шелко­вый путь. Второй ряд аналитиков связывают по­явление глобализации с последней третью ХХ в., с отделением финансового сектора от производ­ственного и новыми «высокими технологиями».

Критики этого подхода (чаще всего это «куль­турологи») считают его односторонним и нео­правданно монокаузальным. Ульрих Бек называ­ет его «глобализмом», характеризуя его как то, «что мировой рынок вытесняет или подменяет политическую деятельность, для меня это идео­логия господства мирового рынка, идеология неолиберализма. Она действует по монокаузаль­ному, чисто экономическому принципу, сводит многомерность глобализации только к одному, хозяйственному измерению, которое мыслится к тому же линеарно, и обсуждает другие аспек­ты глобализации - экологический, культурный, политический, обществнгго-цивилизационный, - если вообще дело доходит до обсуждения, только ставя их в подчинение главенствующему измерению мирового рынка» [9] (выделено мной Б.Н.)

Политологи и эксперты в области междуна­родных отношений видят причину и основную характерную черту глобализации в политиче­ских процессах, также разных, как и у экономи­стов. У одних это окончание холодной войны, распад Советского Союза или победа США над СССР в этой войне, у других это процессы транснационализации и создание нового ми­рового порядка, у третьих - появление новых глобальных политико-экономических институ­тов (ООН, МВФ, Всемирный банк, ВТО, ТНК, спортивных организаций типа МОК, ФИФА и т.д.), к которым все больше переходит реальная политическая власть. В теории международных отношений глобализация часто отождествляет­ся с интернационализацией. Недостатком этого подхода является преувеличение политического фактора в процессах глобализации или редукция ее сложных процессов к политическим. При этом политологи часто солидаризируются с экономи­стами, признавая важную роль экономических факторов или переплетая в один узел политиче­ские и экономические факторы. Но как и эконо­мисты, они недооценивают или недопонимают роль культурных факторов и процессов.

Однако нельзя не отметить и плодотворность в рамках данного подхода тех политологов, ко­торые усматривают суть глобализации в фено­менах транснационализации и видят основной конфликт глобализации в столкновении на­ционального (национально-государственного) с транснациональным. Правда, национальное государство при этом надо понимать не просто как новый политический феномен модернити, а как основную форму его нового политического мирового порядка или социальной организации общества. Глобализация как транснационализа­ция на место старого мирового порядка ставит новый мировой беспорядок, в том смысле, что глобализационные процессы и институты не поддаются политическому или иному контролю со стороны национальных государств или иных социальных институтов, являются непредсказуе­мыми, рисковыми и потенциально взрывоопас­ными. «Общество риска есть общество, чрева­тое катастрофами. Его нормальным состоянием грозит стать чрезвычайное положение», пишет Ульрих Бек [1].

Более серьезного внимания заслуживают, на наш взгляд, характеристики глобализации, вы­деляемые некоторыми социологами и, условно говоря, «культурологами» (поскольку здесь речь идет в основном о социокультурных факторах глобализации). Наиболее ярко этот подход вы­ражен в работе Джона Томлинсона «Глобализа­ция и культура»: «Глобализация лежит в самом сердце современной культуры; культурные прак­тики лежат в самом сердце глобализации. это не значит, что глобализация является единствен­ной детерминантой современного культурного опыта, или что только культура является концеп­туальным ключом, который способен раскрыть внутреннюю динамику глобализации. Поэтому это не значит, что политика или экономика гло­бализации уступает культурному подходу, об­ладающему концептуальным превосходством. Но это значит, что большие трансформационные процессы нашего времени, которые описывает глобализация, не могут быть правильно поняты, пока они не схвачены посредством концептуаль­ного словаря культуры; а также, что эти транс­формации изменяют саму ткань культурного опыта, и в самом деле влияют на наше чувство того, чем фактически является культура в совре­менном мире» [11].

Наиболее характерную черту глобализации Томлинсон видит в том, что он называет «слож­ной связностью» (complex connectivity) совре­менного мира. На первый взгляд, это достаточ­но банальная и общая черта, которую признают почти все теоретики глобализации. Однако при ближайшем рассмотрении она оказывается не столь уж банальной. Так, связность отнюдь не предполагает унификацию мира и нивелирова­ние различий, в чем видят суть глобализации некоторые аналитики. Напротив, смысл этой связности изменяется, когда мы признаем сохра­нение различий (культурных, политических, гео­графических и иных). Связность выступает как фатальная неизбежность, несмотря на наши от­чаянные попытки сохранить свою уникальность, различия. Эта связность говорит нам, что несмо­тря на привязанность к конкретной территории, месту проживания многое в нашей жизни зави­сит уже не от этого места, а от мест, весьма от­даленных в пространстве и времени, что Энтони Гидденс называет «пространственно-временной дистанциацией». События и процессы, проис­ходящие в этих отдаленных местах, влияют на нашу работу, семейные отношения, социальные связи, наш опыт, нашу идентичность, наши судь­бы, на всю нашу жизнь. Эта связность говорит о том, что далеко не все подчинено человеческому (государственному или социальному) контролю, и что все больше протекающих в мире процессов ускользает от нашего контроля. И это связность не просто чего угодно с чем угодно, а связность именно в масштабе всей планеты. Глобализация это планетарная связность явлений. Пока оста­ются пусть даже небольшие уголки планеты, не втянутые в планетарную связность, глобализа­ция, если можно говорить о ней в этих условиях, будет оставаться лишь западным феноменом. 

Один из мэтров теории глобализации Рональд Робертсон добавляет, что глобализация это не только универсальная связанность мира, но и осознание этой связанности. Это осознание от­сутствует до эпохи великих географических от­крытий или даже, по мнению некоторых, до вто­рой половины XIX в. Такое сознание глобальной связности не может возникнуть без идеи шароо­бразности земли, т.е. понимания мира как земно­го шара. Сам термин «глобализация» происходит от латинского globus - шар (globus terrae - зем­ной шар). Пока мир понимался как плоскость, его границы были неопределенны и недости­жимы. Люди могли лишь фантазировать насчет того, где кончается мир (если вообще кончается), и что начинается за «концом мира».

Одной из наиболее глубоких и интересных позиций в рамках культурного подхода явля­ется позиция, связывающая суть глобализации с трансформациями пространства и времени. Именно эти трансформации в первую очередь, по мнению ее представителей, порождают эф­фекты, имеющие глобальный характер, ведут к прогрессирующей глобализации. Приведем для иллюстрации определение Гидденса: «Глобали­зация как я ее понимаю. это не только, и даже не столько, экономическая взаимозависимость, но и трансформация времени и пространства в наших жизнях» [2].

Но необходимо отметить, что эта позиция свя­зана с «социокультурным», нефизикалистским пониманием пространства и времени. Простран­ство и время понимаются здесь не как «объектив­ные параметры мира», а как социально и куль­турно конструируемые способы упорядочения мира, всякий раз разные в разных исторических и социокультурных условиях. Глобализация на­чинается здесь с модерновой трансформации времени и пространства при переходе от средне­вековья к Возрождению. Но это не единственная трансформация, время и пространство транс­формировались в эпоху модерна несколько раз, вызывая мировые глобальные кризисы, самым сильным из которых стала Первая мировая во­йна. Последняя трансформация, произошедшая где-то на рубеже 1960-70-х гг., и породила то, что называют современной (иногда - подлинной) глобализацией, породив также ситуацию пост­модерна в культуре. Эта позиция наиболее ярко выражается в идее «сжатия» пространства и времени, предложенной и проанализированной Дэвидом Харви [13]. Именно в результате такого сжатия пространство перестает играть сколько­нибудь значительную роль, «аннигилируется» временем или трансформируется в место, локус, что и является наиболее характерной чертой гло­бализации.

Сторонниками этого подход являются Ж. Ла­кан, М. Фуко, А. Лефевр, Ж. Делез, Ж. Деррида, Э. Гидденс, З. Бауман, Ф. Джеймисон, Э.У. Соха, М. Кастеллс, Д. Харви, А. Аппадурай и многие их последователи. Предшественниками его мож­но считать И. Канта, М. Хайдеггера, А. Бергсо­на и некоторых других философов модернити. Конечно, представители этой позиции не сводят глобализацию только к этим трансформациям. Напомним, что вместо монокаузального под­хода они используют постмодернистскую мето­дологию констеллятивных связей, где каждый фактор испытывает влияние других и одновре­менно сам оказывает влияние на них. И все же, пространственно-временные трансформации яв­ляются наиболее глубоким и влиятельным фак­тором глобализации.

Близкой к этой и конкретизирующей ее яв­ляется позиция, видящая суть глобализации в детерриториализации (Томлинсон), супратерри-ториализации (Шолте) или «отрыве от места» (disembedding - Гидденс). Здесь полагается, что в связи с развитием массовых коммуникаций и технологий и трансформациями пространства территория перестает быть организующим цен­тром целого ряда социальных институтов - от государства до идентичности. «В конце концов, пространство является одним из главных изме­рений социальных отношений. География стоит в одном ряду с культурой, экологией, экономией, политикой и психологией как сущностная детер­минанта социальной жизни. Пространственные контуры общества оказывают огромное влияние на природу производства, управление, идентич­ность и общежитие в этом обществе - и наобо­рот... Если характер карты общества меняется, то ее культура, экология, экономика, политика и социальная психология также склонны к сдви­гу» [14]. Это ведет, по мнению многих, к кризи­су нации-государства или концу эпохи, в которой национально-государственная территориаль­ность и суверенитет были стержнем социально-политической организации общества.

В рамках культурологического подхода мож­но выделить еще одну важную позицию, выра­женную Мануэлем Кастеллсом, Арджуном Аппадураем, Энтони Макгру, Найджелом Трифтом и некоторыми другими. Они считают, что транс­формация, происходящая с пространством в ходе глобализации, заключается также в том, что про­странство из стабильного «контейнера содержа­ния» превращается в «пространство потоков», т. е. из неподвижного, пассивного и консерватив­ного элемента упорядочения мира превращается в динамичный, подвижный, генеративный эле­мент. «Модель потоков» восходит к идеям Деле-за/Гваттари и Лиотара, которые, правда, писали не о глобализации как таковой, а о современной фазе капитализма как движении «разжижения» (liquidation), «жидкого потока».

К. Баркер, Дж. Клиффорд, Х. Бхабба и др. дела­ют из этого вывод, что мы вообще должны пере­смотреть понятие культуры в условиях глобали­зации. «Процесс глобализации предполагает, что мы должны переосмыслить наше понятие культу­ры. Культуру правильнее понимать не в терминах локусов и корней, а скорее как гибридные и крео-лизированные дороги в глобальном простран­стве» [15]. Метафоры места, локуса, территории в понимании культуры мы должны заменить ме­тафорами потоков, путешествий, передвижений и смешений, пишет Дж. Клиффорд. В процессе таких глобальных потоков-движений происходит смешение, гибридизация культур, где географи­ческое место этих культур перестает играть ре­шающую роль. Это приводит к радикальному из­менению способов индентификации людей, в том числе и национальных идентичностей.

Наиболее ярко эту позицию выразил Аппаду-рай. Новое пространство глобализации это про­странство не стабильных территорий, а потоков - людей, идей, финансов, технологий, ресурсов и т.д. «Комплексный характер нынешней гло­бальной экономики имеет дело с определенными фундаментальными разрывами между экономи­кой, культурой и государствами... Я предпола­гаю, что исходным форматом для исследования таких разрывов является взгляд на отношения между пятью измерениями глобальных культур­ных потоков, названных (а) этноландшафтами, (в) медиаландшафтами, (с) техноландшафтами, (d) финансоландшафтами и (е) идеоландшаф-тами» [16]. Близкую к этой мысль высказывает Кастеллс: «Наше общество построено вокруг потоков: капитала, информации, технологий, ор­ганизационного взаимодействия, изображений, звуков и символов. Потоки являются не просто одним из элементов социальной организации, они являются выражением процессов, домини­рующих в нашей экономической, политической и символической жизни. Под потоками я по­нимаю целенаправленные, повторяющиеся, про­граммируемые последовательности обменов и взаимодействий между физически разъединен­ными позициями, которые занимают социальные акторы в экномических, политических и симво­лических структурах общества» [17].

Именно новое пространство потоков дела­ет границы между государствами легко про­ницаемыми, прозрачными и условными, делая мир глобально взаимозависимым. Именно в этом многие аналитики видят основную угрозу национально-государственному принципу миро­устройства со стороны глобализации. Выше мы отмечали, что некоторые теоретики видят в этом суть глобализации. Сторонники культурологиче­ского подхода отмечают также, что вследствие усилившейся транспарентности границ и дви­жений различных потоков помимо экономиче­ских ТНК и политических интернациональных организаций формируются транснациональные сообщества, основанные уже не на националь­ных чувствах и принципах, а на иных принципах - религии (но не столько на традиционных ре­лигиях, сколько на новых), соседства, общности политических, этических, культурных интересов (от Гринпис до растафарианизма и поп музыки), знании (многочисленные научные сообщества), стиле жизни, возрастных интересах и т.д. Одни из них укоренены в местных политических, культурных и иных традициях, другие формиру­ют международные сети интересов, через такие формы как регулярные фестивали и праздники, интернет, социальные сети. Новые информаци­онные и коммуникационные технологии лишь поддерживают и усиливают эти тенденции.

Таким образом, проведенный анализ основ­ных определений глобализации позволяет нам сделать несколько выводов. Первое: многообра­зие определений глобализации говорит не о не­возможности или надуманности теорий глобали­зации, и не о научно-методологическом бессилии ее исследователей, а прежде всего о сложности и многонаправленности процессов глобализации, о необходимости дальнейшего исследования этого феномена, особенно его последствий для современного общества.

Второе: только постмодернистская методо­логия позволяет выразить всю сложность этих процессов. Монокаузальная, монологическая, иерархическая (базисно-надстроечная) методо­логия уже не может быть ни превалирующей, ни эвристичной. Попытка выделить какой-то ве­дущий, главенствующий фактор глобализации, следствием которого являлись бы все остальные, ведет к игнорированию или недооценке других факторов. Ни чисто экономический, ни чисто политический, ни чисто культурный, ни любой другой монистический подход не может ухватить всей сложности процессов глобализации, лишь в совокупности и сочетании этих подходов мож­но надеяться на степень понимания, адекватный сложности ее процессов.

Третье: тем не менее, степень глубины анали­за глобализации не одинакова в этих различных подходах. Наиболее глубоким из них, на наш взгляд, является «культурологический». В своих лучших проявлениях он учитывает и экономиче­ский, и политический, и медийный, и экологи­ческий, и другие аспекты, тогда как все они (за редким исключением) страдают игнорированием или принижением значения культурного аспек­та глобализации. Некоторые важные аспекты культурологического подхода (трансформации пространства и времени, их «сжатие», детерриториализация, социокультурное значение ме-диакоммуникаций, соотношение глобализации с модернити, капитализмом, постмодернити и др.) не являются предметом исследования других подходов. В рамках постмодернистской методо­логии можно говорить о большей или меньшей степени влияния того или иного фактора (напри­мер, экономики) на процессы глобализации, но никак не о его «господствующем положении» в этих процессах. 

Литература

1        Хелд Д., Гольдблатт Д., Макгрю Э., Перратон Д. Глобальные трансформации. Политика, экономика и культура.-   М.: Праксис, 2004. - С. 2.

2        El-Ojeili, Ch., Hayden, P. Critical Theories of Globalization. - New York: Palgrave Macmillan, 2006. - Р. 14.

3        Ахиезер А. Глобализация России и человечества // Глобализация и локальная культура. - М.: РГГУ, 2002. - С.30.

4        Durham, M.G., Kellner, D., eds. Media and Cultural Studies. Key Works. - Oxford, Blackwell Publishing, 2006. - Р. XXXIV.

5        Цит. По: Beynon, J., Dunkerly, D., eds. Globalization: The Reader. - New York, Routledge, 2000. - Р. 110.

6        Al-Rodhan, N.R.F., Stoudmann, G. Definitions of Globalization: A Comprehensive Overview and a Proposed Definition. Geneva Centre for Security Policy, June 19, 2006, р. 19.

7        Цит. по: Шумилов М.М. Концептуальные основы глобализации // Credo new. - 2005. - № 1.

8        Cox, R. Multilateralism and the Democratization of World Order. // Baylis, J., Smith, S., eds. The Globalization of World Politics. An Introduction to International Relations. - New York: Oxford University Press, 1999. - Р. 15.

9        Бек У Что такое глобализация. Ошибки глобализма - ответы на глобализацию. - М.: Прогресс-Традиция, 2001.-   С. 23.

10     Бек У Общество риска. На пути к другому модерну. - М.: Прогресс-Традиция, 2000. - С. 14.

11     Tomlinson, J. Globalization and Culture. - Chicago, The University of Chicago Press, 1999. - Р. 1.

12     Giddens, А. The Third Way, The Renewal of Democracy. - Cambridge, Polity Press, 1998. - Рр. 30-31.

13     Harvey, D. The Condition of Postmodernity. An Enquiry into the Origins of Cultural Change. - Cambridge, Blackwell,1991.

14     Scholte, J.A. Globalization. A Critical Introduction. - London: Macmillan Press, 2000. - P. 46.

15     Barker, Ch. Cultural Studies. Theory and Practice. - London, SAGE Publications, 2006. - P. 41.

16     Appadurai, A. Disjuncture and Difference in the Global Cultural Economy // Durham, M.G., Kellner, D. M., eds. Media and Cultural Studies. KeyWorks. - Oxford, Blackwell Publishing, 2006. - P. 588-589.

17     Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. - М., 2000.