В статье отмечено, что одной из важных проблем при анализе современной мировой политики является глобальное управление и регулирование. В данной статье рассматриваются дискуссии о глобальном управлении и его роли в современной мировой политике, которые с особой силой развернулись в международном научном сообществе с конца 1990-х гг. Актуальность проблемы глобального управления начала все сильнее проявляться в теории мировой политики.
Одной из важных проблем при анализе современной мировой политики является глобальное управление и регулирование. Эрозия Вестфальской модели мира с ее принципом суверенного равенства государств выводит на повестку дня мировой политики вопрос о новых формах институциональной и процедурной организации процесса принятия решений на глобальном уровне. Вот почему, анализ проблем и перспектив глобального управления и будущего восприятия государственного суверенитета представляет собой важный момент для более полного осмысления мировой политики.
Дискуссии о глобальном управлении и его роли в современной мировой политике с особой силой развернулись в международном научном сообществе с конца 1990-х гг. т.е. пришлись на период расцвета клинтоновского интернационализма и глобализма. В то время США пытались преподнести свою политику как выражение интересов мирового сообщества. Говорилось (особенно после Косова) о вытеснении моральными императивами «устаревших» и «недостаточных» норм Устава ООН, о праве мирового сообщества на вмешательство в дела государствх [1, с. 147], выдвигалась идеи формирования глобального коммунитарного права – так наз. «конституционного права народов» (jus gentium constitutionale) [2, с. 76]. Иными словами, активно внушалась мысль о том, что Вестфальская модель мира, строящаяся на принципах государственного суверенитета, постепенно основанной на понимании сообщества демократических государств как «широкого униполя» мирового сообщества в целом, о необходимости расширения такого сообщества до демократического мира в целом и о том, что его консенсус должен стать критерием для принятия решений, ограничивающих или нарушающих суверенитет отдельных государств. На фоне этих дискуссий глобальное управление стало одной из приоритетных тем для научного анализа, вошло и в университетские учебники по мировой политике.
Глобальное управление как тема для научного анализа всегда было отчасти табуировано. Призраки теории заговоров и «мировой закулисы» сразу же возникали как ассоциация с этой темой.
В то же время, помимо всяких всемирных заговоров, актуальность проблемы глобального управления начала все сильнее проявляться в теории мировой политики. Причин этому несколько. Главная из них кроется в эрозии Вестфальской модели мира, состоящей из пяти основных элементов:
- мир состоит из суверенных государств; соответственно, в мире
- нет единой высшей власти, и отсуствует принцип универсалистской иерархии в управлении;
- мир базируется на принципе суверенного равенства государств и, следовательно, их невмешательстве во внутренние дела друг друга;
- суверенное государство обладает неограниченной полнотой власти на своей территории над своими гражданами;
- мир регулируется международным правом, понимаемым как право договоров суверенных государств между собой;
- поскольку только суверенные государства выступают субъектами международного права, потому только они являются признанными акторами в мире.
Специфика развития мира в 1990-е гг. привела к тому, что распад Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений, окончание биполярного противостояния и холодной войны привели не только к изменению баланса сил между государствами (что уже много раз бывало в истории и зафиксировано в сменах различных исторических систем международных отношений). Изменения оказались гораздо глубже и постепенно начали затрагивать сами принципы устройства мира. С одной стороны, прекращение силового противостояния и исчезновение сложных систем политического сдерживания времен холодной войны предоставили, внешне парадоксальным образом, экономические и социальные факторы развития мира самим себе, и именно с начала 1990-х гг. они начали оказывать определяющее воздействие и на мировую политику.
Окончание холодной войны привело и к гражданской «конверсии» интернета – также отнюдь не нового изобретения – которая именно с первой половины 1990-х гг. просто перевернула мир. Итогом стало то, что экономические и социальные процессы в мире в 1990-е гг. стали приобретать все более независимый от суверенных государств характер. Негосударственные акторы мировой политики именно в этот период стали получать серьезное развитие. Все это привело к ощутимой эрозии одного из элементов Вестфальской модели мира – признававшей акторство только суверенных государств. Более того, на рубеже 1990-х и 2000-х гг. произошло символическое слияние межгосударственной дипломатии «первого уровня» и дипломатии новых акторов «второго уровня», которые до этого существовали в различных, непересекающихся плоскостях. Это было связано как с предложением Программы развития ООН о создании второй палаты Генеральной Ассамблеи ООН, которая представляла бы новых акторов и тем самым уравняла бы их голос с нынешней «палатой государств», так и с деятельностью антиглобалистов по созданию сети социальных форумов как эффективного инструмента влияния новых акторов на политику суверенных государств.
Политические перипетии 1990-х гг. также вышли за рамки лишь простой перегруппировки сил. Их итогом стала Косовская операция НАТО в 1999 г., получившая ключевое значение для политической эрозии Вестфальской модели мира. Именно в Косовской акции были осознанно и аргументированно нарушены три других элемента Вестфаля: принцип суверенного равенства государств, верховенство международного права и право государства на неограниченные властные полномочия на своей территории.
Главным идеологическим результатом косовского кризиса и обрамлявших его дискуссий в западных политологических и правовых журналах стало постулирование принципиально нового явления, никак не совместимого с принципами Вестфальской модели: приоритета морали перед правом в современном мире и высшей справедливости перед писаной правовой нормой. Дискуссии об aequitas и jus strictum времен средневековой рецепции римского права неожиданно возродились вновь на рубеже XXI века [3, с.161]. Моральное неприятие нарушения прав человека и этнических меньшинств со стороны доминирующего общественного мнения в мире привело к тому, что суверенитет после Косова стал пониматься не как право государства делать все, что оно вздумает, со своими гражданами (что вполне соответствует Вестфальскому принципу признания высшей власти государства над своей территорией), но как «суверенитет ответственности», как обязанность государства обеспечивать соблюдение прав человека на своей территории и ответственно подходить к этому. Более того, после Косово звучали предложения о замене международного права, понимаемого
«по-вестфальски» как право договоров суверенных государств на принципиально иное глобальное коммунитарное право (конституционное право народов), базирующееся на идеях глобальной конституции, имеющей прямое действие во всех государствах, и возрождении переосмысленных принципов древнеримского jus gentium. «Конец истории» Ф. Фукуямы, «Общеевропейский дом» М.С. Горбачева, «Переступая порог надежды» Иоанна Павла II, «Открытое общество» Дж. Сороса и другие – все они делали акцент на усилении взаимозависимости мира и качественном росте сплоченности всего человечества.
Эти идеи, наложившиеся на экологический и социальный алармизм предшествующего периода общественной мысли (доклад Римского клуба «Пределы роста» может послужить характерным тому примером), поставили вопрос о необходимости усиления управляемости в мире перед лицом как глобальных проблем, так и социальных последствий спонтанной глобализации. «Глобалистский оптимизм», присущий данным концепциям, отразился в том, что решение всех затруднений виделось в них либо через усиление полномочий существующих международных институтов, либо через формирование качественно иных органов регулирования на глобальном уровне.
Программа развития ООН все 1990-е гг. наиболее активно работала в этом направлении и представила ряд масштабных проектов по усилению существующих глобальных институтов и созданию новых. Важным элементом в эволюции этих идеологических постулатов стало постепенное осознание принципа общей неэффективности государственного управления по сравнению с регулированием в глобальном масштабе. Эта неэффективность постулировалась для всех государств в целом, но особенно ярко она проявлялась в случае негативного управления в одном или нескольких государствах. Таким образом, постепенно появился новый критерий в оценке государственного суверенитета – критерий эффективности. Наряду с критерием морали он начал оказывать все усиливающееся воздействие на мировую политику.
В результате всех этих процессов эрозия Вестфальской модели мира и на практике, и в идеологии стала достаточно ощутимой. И логическим следствием этого стало выдвижение идеи глобального управления как осознанной альтернативы миру суверенных государств. Таким образом появился новый концепт и новые теории, его объясняющие.
Интересно и весьма показательно при этом, что сама мировая политика как научная дисциплина в ряде исследовательских концепций начала восприниматься лишь как преддверие к действительно новой специальности, качественно порывающей с вестфальскими international relations, – глобальному управлению. Символическим в этой связи стал выход в середине 1990-х гг. работы А.Грума и Д.Пауэлла, которая так и называлась: «От мировой политики – к глобальному управлению» [4]. Очевидно, что в такой трактовке глобальное управление стало приобретать самые разные контуры и черты. Наряду со старым, этатистским подходом, моделирующим мир по образцу государства и делающим акцент на мировом правительстве, а также конспирологическими теориями, выдвигающими в центр «мировую закулису», в науке получили большое распространение достаточно широкие и гибкие концепции глобального управления. Основными из них стали концепция институциональных трансформаций (например, усиление полномочий и реформа ООН и Бреттон-Вудских институтов) и концепция «управления без правительства», предусматривавшая неформальные консенсусные механизмы принятия решений (глобальный демократический консенсус по Косову – яркий тому пример).
Рубеж 1990-2000-х гг. привел к новым важным подвижкам в этой связи. Глобальный финансовый кризис на emerging markets в 1997-99 гг. породил масштабную дискуссию о реформе «глобальной финансовой архитектуры» и институциональных трансформациях МВФ и Всемирного банка. Движение антиглобалистов, начиная со встречи ВТО в Сиэтле в 1999 г., поставило в центр мирового общественного мнения вопрос о теневом элитном консенсусе в глобальном регулировании и предложило взамен «альтерглобализацию», связанную с новыми формами социального консенсуса в мировой политике.
Таким образом, вариативность восприятия идеи глобального управления оказалась достаточно широка. Но в любом случае в этой связи глобальное управление можно представить в более широком контексте с точки зрения нового, поствестфальского универсализма. Универсализма, который может придти на смену вестфальскому миру суверенных государств и который, скорее всего, будет базироваться на идеях глобальной эффективности и единой глобальной морали [5,С.35]. И очевидно, поскольку эта тема – «распахнута» в будущее, то значительный объем исследований по глобальному управлению представляют футурологические работы, оценивающие то, насколько вероятной будет реализация тех или иных сценариев.
В целом же, два основных вызова, которые современная мировая политика бросила Вестфальской модели мира: мораль вместо права и эффективность вместо суверенитета, становятся, хотим мы этого или нет, одним из серьезных элементов мирового развития. Глобальное управление, представляемое многими как более моральное (в его демократическиконсенсусных формах) и более эффективное, чем государства, становится в этом контексте, все более востребованным как мировым общественным мнением, так и логикой мировой политики. Насколько оно перейдет из дискуссий в практику, покажет будущее.
Список литературы
- Барабанов О.Н., Голицын В.А.,Терещенко В.В. Глобальное управление. М.: Изд-во МГИМО, 2006. С.147.
- Кулагин В. М. Мир в XXI в.: многополюсный баланс сил или глобальный Pax Democratica (Гипотеза демократического мира в контексте альтернатив мирового развития) // Полис.2009.№ С.76.
- Барабанов О. Н. Глобальное управление и глобальное сотрудничество // Глобализация: человеческое измерение. М.: Росспэн, 2002. С.161.
- Groom A., Powell D. From World Politics to Global Governance – A Theme in Need of a Focus // Contemporary International Relations. L.-N.Y., 1994.
- Терещенко В.В. Глобальное управление.М.: Изд-во МГИМОУниверситета, 2009. С.