Введение
Принятие определения преступления агрессии для целей Римского статута Международного уголовного суда в июне 2010 г. свидетельствует о том, что концепция этого преступления остается одним из наиболее проблемных вопросов в современном международном праве. По состоянию на начало марта 2015 года поправки к Статуту, затрагивающие определение преступления агрессии (ст. 8 bis) и условия осуществления Судом юрисдикции в его отношении (ст.ст. 15 bis и 15 ter), были ратифицированы всего двадцатью двумя государствами, большинство из которых не представляют опасности в военном отношении [1]. Цель данной статьи – обозначить наиболее существенные, на наш взгляд, проблемы международно-правовой криминализации агрессии на современном этапе и, по возможности, предложить оптимальные пути их решения.
- Основные этапы международно-правовой криминализации агрессии (1945– 2010)
В отличие от военных преступлений и преступлений против человечности, по поводу составов которых у авторов Устава Нюрнбергского Международного военного трибунала существенных разногласий не возникало, преступления против мира были новеллой в международном праве – причем, новеллой далеко не бесспорной. Может создаться впечатление, что и в ходе самого Нюрнбергского процесса преступления против мира были «вторичными» по отношению к другим преступлениям, в отношении которых Трибунал обладал юрисдикцией, – преступлениям против мира посвящена всего 21 страница приговора Трибунала [2]. Напротив, Международный военный трибунал для Дальнего Востока (Токийский трибунал) посвятил преступлениям против мира 1079 страниц своего приговора что, на наш взгляд, свидетельствует об изменении «статуса» этих преступлений в международном праве. Представляется, что большинство судей Токийского трибунала пришли к выводу о том, что без преступлений против мира невозможным оказалось бы и совершение военных преступлений и преступлений против человечности, и именно поэтому Токийский трибунал уделил преступлениям против мира такое большое внимание.
Лица привлекались к уголовной ответственности за преступления против мира и в ходе так называемых «последующих Нюрнбергских процессов», но в этих процессах суды вынесли и немало оправдательных приговоров – в первую очередь, по причине того, что подсудимые не входили в высшие эшелоны политической либо военной власти нацистской Германии и, соответственно, не могли знать детали агрессивного умысла Гитлера и других высокопоставленных руководителей Третьего рейха, осужденных за преступления против мира Международным военным трибуналом в Нюрнберге.
В условиях «холодной войны» процесс международно-правовой криминализации агрессии зашел в тупик. Комиссия международного права ООН включила этот вопрос в свою повестку дня, но решить его в позитивном международном праве по линии Комиссии не удалось [3, с. 6]. С учетом судебной практики Нюрнбергского и Токийского трибуналов и послевоенной криминализации агрессии на национальном уровне, – которая, однако, не отличалась ни универсальностью, ни единообразием (см. ниже: 2.1 4), – преступление агрессии было упомянуто в статье 5 Римского статута Международного уголовного суда – при условии, что юрисдикция в отношении преступления агрессии будет осуществляться Судом, как только будет принято в соответствии со статьями 121 и 123 положение, содержащее определение этого преступления и излагающее условия, при которых Суд будет осуществлять юрисдикцию в отношении преступления. На согласование позиций государствучастников Статута по этому вопросу ушло еще двенадцать лет – и даже в ходе Кампальской конференции вплоть до решающего момента не было уверенности в том, что статьи 8 bis, 15 bis и 15 ter будут приняты [4].
В ближайшие годы качество международноправовой криминализации агрессии будет определяться двумя наиболее существенными факторами: (1) темпами вступления в силу статей 8 bis и 15 bis Римского статута (разумеется, с учетом географического охвата и военно-политического влияния государств-участников Статута, которые ратифицируют эти статьи); (2) дальнейшей криминализацией агрессии на национальном уровне, т.е. формированием соответствующего международно-правового обычая.
- Основные модели криминализации агрессии на национальном уровне
В более ранних работах мы сформулировали четыре основных модели криминализации агрессии на национальном уровне [5]. Для целей настоящей статьи имеет смысл напомнить основные параметры этих моделей.
- «Нюрнбергская и токийская модель».
Исторической и международно-правовой основой первой модели криминализации агрессии на национальном уровне является Устав Нюрнбергского Международного военного трибунала статья 6(a): «Планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений, или участие в общем плане или заговоре, направленных к осуществлению любого из вышеизложенных действий». Также Статья 5(a) Устава Международного военного трибунала для Дальнего Востока: «Планирование, подготовка, развязывание или ведение объявленной или необъявленной агрессивной войны или войны, нарушающей международное право, договоры, соглашения или заверения, или же участие в совместном плане или заговоре в целях осуществления любого из вышеупомянутых действий».
Несмотря на существенные недостатки – такие, как ограничение пределов криминализации исключительно масштабными агрессивными войнами, отсутствие недвусмысленного определения «агрессивной войны» в соответствующих источниках международного права и недостаточно ясное различие между «агрессивными войнами» и «войнами в нарушение международных договоров, соглашений или заверений»
- Нюрнбергская и Токийская модель определения преступления агрессии оказала существенное воздействие на многие национальные акты уголовного законодательства. Как минимум, 15 государств реализовали эту законодательную модель. «Нюрнбергская и Токийская модель» имплементирована, например, в уголовных законах Азербайджана, Армении, Беларуси, Германии, Грузии, Казахстана, Латвии, Молдовы, Польши, Российской Федерации, Сербии, Таджикистана, Узбекистана, Украины и Черногории. Таким образом, она воплощает один из наиболее широко распространенных подходов к криминализации агрессии на национальном уровне.
- «Модель территориальной неприкосновенности или политической независимости»
Нормативным источником данного подхода к криминализации агрессии является статья 2(4) Устава ООН, которая прямо упоминает в числе охраняемых ею интересов «территориальную неприкосновенность или политическую независимость любого государства»: «Все Члены Организации Объединенных Наций воздерживаются в их международных отношениях от угрозы силой или ее применения как против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства, так и каким-либо другим образом, несовместимым с Целями Объединенных Наций». Есть дополнительная ссылка на «Цели Объединенных Наций», из которых могут проистекать другие соответствующие охраняемые интересы. Данная законодательная модель не менее авторитетна, чем «Нюрнбергская и Токийская модель», поскольку в ее основе лежит императивная норма общего международного права [6]. В то время как «Нюрнбергская и Токийская модель» основана на международном праве, действовавшем до вступления в силу Устава ООН, «модель территориальной неприкосновенности или политической независимости» основана на одном из принципов Устава.
В нормах национальных уголовных законов, относящихся к этой модели, термин «агрессия», как правило, не упоминается. «Модель территориальной неприкосновенности или политической независимости» отражена, например, в уголовных законах Аргентины, Боснии и Герцеговины, Ирака, Норвегии, Турции, Финляндии, Швейцарии и Эфиопии. Здесь ключевой категорией является обеспечение «независимости» и «неприкосновенности» соответствующего государства в контексте таких угроз, как «подчинение», «война», «зависимое положение», «иностранная власть» и иные аналогичные обстоятельства. В рамках этой модели пределы преступного поведения существенно шире, нежели в контексте «Нюрнбергской и Токийской модели»: здесь криминализуется не «агрессивная война», а военное посягательство на охраняемые международным правом интересы другого государства в более широком смысле. В некоторых уголовных законах в рамках данной модели криминализуется даже экономическое давление. Круг возможных субъектов преступления зачастую включает собственных и иностранных граждан государства.
«Объективная военная модель».
Характерной чертой данного подхода является смещение центра тяжести при криминализации применения военной силы в международных отношениях с оценочных суждений, поскольку такие квалификации, как «агрессивная война» или «применения силы против территориальной неприкосновенности или политической независимости», представляют собой комбинацию политических и (национальных и международных) юридических оценочных суждений, – в пользу криминализации «войны», «объявления войны» или «военных действий» и иных аналогичных явлений, поскольку они представляют собой более объективные и, соответственно, «поддающиеся измерению» юридические факты. Нормативным источником данной модели также является международно-правовой запрет применения силы, отраженный в статье 2(4) Устава ООН, – но ее определяющей характеристикой являются объективные проявления, а не субъективные цели применения силы. В то время как вторая модель требует доказывания специальных преступных целей, указанных в уголовных законах, «объективная военная модель» предполагает объективную квалификацию преступного характера применения силы с момента объявления войны (в той незначительной степени, в которой оно может иметь место в наши дни) или фактического открытия военных действий до завершения международного вооруженного конфликта. В контексте данной модели субъективный элемент заключается в прямом умысле субъекта, направленном на развязывание вооруженного конфликта против другого государств, в то время как специальные цели и мотивы представляются дополнительными – хотя и, несомненно, имеющими значение – элементами субъективной стороны. «Объективная военная модель» действует, как минимум, в 14 государствах. «Объективная военная модель» повлияла, в частности, на уголовные законы Албании, Болгарии, Гвинеи, Индии, Ирака, нигера, Норвегии, Пакистана, Республики Корея, Румынии, Сенегала, Туниса, Турции и Филиппин.
«Модель измены государству»
В отличие от предыдущих моделей, затрагивающих внешние, международные проявления поведения государств, «модель измены государству» основана не на международном праве, регулирующем применение силы в международных отношениях, а на правоотношениях гражданства, т.е. стабильной связи между государством и его гражданами. По сути, она криминализует действия физических лиц, в результате которых государство оказывается вовлеченным в международный вооруженный конфликт, либо его положение осложняется, если это государство уже находится в вооруженном конфликте с другим государством. Иными словами, соответствующие нормы криминализуют наивысшую степень измены интересам государства, создающую угрозу – в экстремальном случае – самому существованию государства. «Модель измены государству» отражена в уголовных законах, как минимум, 11 государств. «Модель измены государству» имплементирована, как минимум, в законодательстве Австралии, Бразилии, Китайской Народной Республики, нигерии, Румынии, Того, Филиппин, Франции, Швеции, Эфиопии и Японии.
Преступление агрессии в международном обычном праве
Исходя из многообразия моделей имплементации преступления агрессии и других преступлений против мира в национальные уголовные законы, можно утверждать, что на современном этапе состав преступления агрессии в международном обычном праве еще не сформирован. В то же время можно предположить, что со временем такой международный обычай может сформироваться под влиянием определения преступления агрессии для целей Римского статута МУС.
- Криминализация агрессии для целей Римского статута Международного уголовного суда НапервойОбзорнойконференциигосударствучастников Римского статута Международного уголовного суда (Кампала, 31 мая – 11 июня 2010 года) были приняты поправки к Статуту, формулирующие состав преступления агрессии для целей Статута (статья 8 bis) и условия осуществления юрисдикции Судом в отношении этого преступления (статьи 15 bis и 15 ter).
- Состав преступления агрессии для целей Римского статута Международного уголовного суда
Формулировка преступления агрессии в статье 8 bis Римского статута («Преступления агрессии») является трехуровневой. «Для целей настоящего Статута «преступление агрессии» означает планирование, подготовку, инициирование или осуществление лицом, которое в состоянии фактически осуществлять руководство или контроль за политическими или военными действиями государства, акта агрессии, который в силу своего характера, серьезности и масштабов является грубым нарушением Устава ООН.
В первом абзаце формулируется состав преступления, причем индивидуальные преступные деяния при этом по существу сопрягаются с совершением государством акта агрессии, определение которого приводится во втором абзаце. Наконец, в семи пунктах третьего абзаца приводится список актов агрессии для целей Статута. Для констатации индивидуального преступления агрессии необходимо, чтобы субъект преступления, участвующий в планировании, подготовке, инициировании или осуществлении акта агрессии, был в состоянии фактически осуществлять руководство или контроль за политическими или военными действиями государства [7, c. 22–23]. Соответственно, лица, не входящие в состав высшего политического, военного, идеологического либо экономического руководства государства, субъектами преступления агрессии для целей Римского статута даже теоретически быть не могут. В свою очередь, фактический акт агрессии в силу своего характера, серьезности и масштабов должен представлять собой грубое нарушение Устава ООН [7, c. 28–30], и в отношении менее существенных ситуаций применения военной силы в межгосударственных отношениях Международный уголовный суд юрисдикцией обладать не будет. Список актов агрессии для целей Статута заимствован из резолюции 3314 (XXIX) Генеральной Ассамблеи ООН от 14 декабря 1974 года. Однако, в отличие от этой резолюции, предполагающей, что Совет Безопасности ООН может признать актами агрессии и иные фактические обстоятельства, кроме перечисленных, статья 8 bis (2) представляет собой договорную норму международного уголовного права и, следовательно, не подлежит расширительному толкованию [7, c. 28]. В этой связи небесполезно обозначить ситуации, не входящие в сферу применения этой статьи. Наряду с применением силы негосударственными субъектами (ср. статью 8 bis (2)(g)), за пределами юрисдикции Международного уголовного суда останутся, как минимум, следующие ситуации применения силы:
- применение силы в соответствии с международнымправом, посколькуононебудетявляться агрессией по определению. Наиболее очевидными примерами международно-правомерного применения силы являются исключения, прямо предусмотренные в Уставе ООН (статьи 42 и 51), а также связанные с ним по существу – в первую очередь, в соответствии с резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН «Единство во имя мира» и в целях реализации национально-освободительными движениями принципа равноправия и самоопределения народов;
- поскольку Международный уголовный суд будет обладать юрисдикцией только в отношении ситуаций «груб[ого] нарушени[я] Устава Организации Объединенных Наций», менее однозначные ситуации – такие, как военная защита соотечественников за рубежом, «гуманитарная интервенция» или даже так называемая «интервенция с целью установления демократии»
- скорее всего, не будут рассматриваться в качестве актов агрессии для целей Римского статута;
- в статье 8 bis (2) в числе примеров актов агрессии не упоминаются нападения с применением компьютерных технологий (кибернападения). Разумеется, такие нападения были технически невозможны в 1974 году, когда была принята резолюция Генеральной Ассамблеи 3314 (XXIX), но они стали возможными в результате последующего развития науки и техники, и военная опасность таких нападений достаточно существенна. Можно предположить, что кибернападения охватываются пунктом (b) статьи 8 bis (2) – в части «применении[я] любого оружия», – но, во-первых, компьютеры как таковые не отвечают определению «оружия», и, во-вторых, кибернападения осуществляются не «против территории» государства, а против электронных систем, не отвечающих в полной мере стандартным определениям государственной территории;
- в статье 8 bis (2) также не упоминаются нападения на космические объекты государств. В пункте (d) упоминается нападение «вооруженными силами государства на сухопутные, морские или воздушные силы или морские и воздушные флоты другого государства», но объектов, запущенных в космическое пространство, в этом перечне нет. Неясно, будет ли в случае нападения на космический объект государства применяться пункт (b), поскольку Договор о принципах деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, от 27 января 1967 года не характеризует космические объекты в качестве «территории» государства, в регистр которого занесен объект. Статья VIII Договора гласит, что «[государство-участник Договора, в регистр которого занесен объект, запущенный в космическое пространство, сохраняет юрисдикцию и контроль над таким объектом и над любым экипажем этого объекта во время их нахождения в космическом пространстве, в том числе и на небесном теле. Права собственности на космические объекты, запущенные в космическое пространство, включая объекты, доставленные или сооруженные на небесном теле, и на их составные части остаются незатронутыми во время их нахождения в космическом пространстве или на небесном теле, или по возвращении на Землю» (курсив наш). Однако, упоминания «юрисдикции», «контроля» и «прав собственности» необязательно означают, что объекты, запущенные в космическое пространство, представляют собой часть территории государства. Более того, в статьях V и VII того же Договора термин «территория» используется в его общепринятом смысле, – что также предполагает, что составители текста Договора не имели намерения охватить данным термином объекты, запущенные в космическое пространство. Таким образом, нападение на космический объект государств не будет представлять собой акт агрессии по смыслу статьи 8 bis (2) Римского статута.
Можно заключить, что Международный уголовный суд не будет обладать юрисдикцией в отношении индивидуального поведения, результатом которого будут акты агрессии, не охватываемые статьей 8 bis (2). Даже если Совет Безопасности решит, что определенный акт, совершенный государством, представляет собой акт агрессии, но этот акт не будет охватываться статьей 8 bis (2), МУС не сможет – в силу принципа nullum crimen sine lege – осуществлять юрисдикцию в отношении субъектов соответствующего деяния. В таких ситуациях будет необходимо обращаться к национальным уголовно-правовым механизмам.
Условия осуществления юрисдикции Международным уголовным судом в отношении преступления агрессии
После того, как будут выполнены условия, отраженные в статьях 15 bis (2–3) и 15 ter (2–3) Римского статута, МУС сможет осуществлять юрисдикцию в отношении преступления агрессии в случае передачи ситуации государством либо по собственной инициативе Прокурора (статья 15 bis): Осуществление юрисдикции в отношении преступления агрессии (Передача ситуации государством, proprio motu): 1. Суд может осуществлять юрисдикцию в отношении преступления агрессии в соответствии со статьей 13, подпункты а) и с), при условии соблюдения положений настоящей статьи. Либо в случае передачи ситуации Советом Безопасности (статья 15 ter) Суд может осуществлять юрисдикцию только в отношении преступлений агрессии, совершенных один год спустя с момента ратификации или принятия настоящих поправок тридцатью государствами-участниками. Обе статьи устанавливают процессуальные особенности функционирования соответствующих органов МУС по отношению к более общим правилам, регулирующих их деятельность при осуществлении Судом юрисдикции в отношении других преступлений по международного праву (см. статью 5 Римского статута).
Отметим, что в контексте преступления агрессии особого внимания заслуживают взаимоотношения между органами МУС и Советом Безопасности ООН, поскольку Совет обладает существенной властью влиять на ход расследования на всех его этапах. Во-первых, Совет может стать инициатором расследования в соответствии со статьей 15 ter. Во-вторых, при передаче ситуации Прокурору государствомучастником Римского статута, либо если Прокурор решит начать расследование по собственной инициативе, Прокурор должен выяснить мнение Совета Безопасности относительно квалификации соответствующей ситуации (ст. 15 bis (6 – 8)). В-третьих, в соответствии со статьей 16 Римского статута, Совет может отсрочить расследование или уголовное преследование. Таким образом, при осуществлении юрисдикции в отношении преступления агрессии МУС будет лишь относительно независим от Совета Безопасности, и можно предположить, что международные политические приоритеты постоянных членов Совета Безопасности могут существенно ограничить эффективность МУС.
Заключение
По сравнению с составами других преступлений по международному праву, состав преступления агрессии на современном этапе находится в рудиментарном состоянии. Большинство государств не спешат ограничивать себя путем принятия соответствующих законодательных актов, а в договорных и обычных нормах международного права, регулирующих применение военной силы в межгосударственных отношениях, существуют пробелы, обусловленные разночтениями в толковании ряда ключевых концепций и терминов. Представляется, что эта проблема может быть решена путем формирования соответствующего международно-правового обычая – с одной стороны, посредством сближения подходов национальных законодателей к криминализации агрессии и, с другой стороны, путем признания государствами-участниками Римского статута юрисдикции МУС в отношении преступления агрессии по смыслу статьи 8 bis Статута.
«Преступления против международного права совершаются людьми, а не абстрактными категориями, и только путем наказания лиц, совершающих такие преступления, можно добиться исполнения положений международного права» [8]. Если современные государства найдут в себе силы придать новый импульс этому хрестоматийному постулату Нюрнбергского трибунала, возможно, когда-нибудь в мире станет меньше войн.
Литература
- UNTC, Chapter XVIII («Penal matters», section 10.b (Amendments on the crime of aggression to the Rome SSttaattute of the International Criminal Court), http://treaties.un.org/pages/ViewDetails.aspx?src=TREATY&mtdsg_no=XVIII-10b&chapter=18&lang=en (последнее посещение – 4 марта 2015 года)
- International Military Tribunal (Nuremberg), Judgment of 1 October 1946, in The Trial of German Major War Proceedings of the International Military Tribunal sitting на стр.Nuremberg, Germany, Part 22 (22nd August, 1946 to 1st October, 1946).
- Fenwick G. Draft Code of Offenses Against the Peace and Security of Mankind // AJIL. – 1952. – № 1 (46). – С. 98–100; Potter P. B. Offenses Against the Peace and Security of Mankind // AJIL. – 1952. – № 1 (46). – С. 101 – 102.
- Ambos K. The Crime of Aggression after Kampala // 53 German YIL. – 2010. – С. 464.
- Sayapin The Compatibility of the Rome Statute’s Draft Definition of the Crime of Aggression with National Criminal Justice Systems // Revue Internationale de Droit Pénale. – 2010. – № 81 (1–2).– С. 9; Саяпин С. Определение преступления агрессии и национальные правовые системы // Международное правосудие.2012. – № 1(2). – С. 99 – 109.
- Orakhelashvili A. Peremptory Norms in International Law.Oxford University Press, 2006. – Р. 50–51.
- Barriga S. Negotiating the Amendments on the crime of aggression // S. Barriga and C. Kre ((eeddss..)). The Travaux PPPrréééppaaarraaa--toires of the Crime of Aggression. Cambridge University Press, 2012. – С. 3–80.
- International Military Tribunal (Nuremberg), Judgment of 1 October 1946 // The Trial of German Major War Criminals. Proceedings of the International Military Tribunal sitting (Nuremberg, Germany, Part 22), 22nd August, 1946 to 1st October, 1946.– P. 447.