Дискурсивное пространство Астаны

Существует ли специфический язык города, благодаря которому  возможно описать современное состояние культуры. Можем ли  мы считать, что этот язык достаточно внятный, настолько, что благодаря нему, исследователи могут говорить и о культуре, и об экономике и конечно, о власти государства. Очевидно, что такой язык должен охватывать не только всю сумму высказываний о городе, но и все виды телесных практик города: а это архитектурный абрис, инженерно-коммуникационная физика, социально-бытовая инфраструктура, это все виды публичных и приватных пространств города, это легитимные и маргинальные практики городской жизни. Для описания такого языка используем понятие дискурса. Это понятие стало особенно популярным в гуманитарной практике последних лет, по причине своей междисциплинарной природы.

В лингвистике это понятие охватывает ситуации, когда речь вписана в коммуникационное действие. То есть дискурс Астаны не результат, но процесс. Так, например, название моего выступления «Дискурсивное пространство Астаны», лингвистами бы интерпретировалось как сумма всех высказываний об Астане. Такое понимание дискурса отталкивается от представления, что субъектом высказываний является не один человек, и даже не какая то специфическая группа, а само сообщество, которое в режиме перекрестных высказываний, метафорических находок вычленяет идеологически востребованную матрицу высказываний об Астане. Это динамическая составляющая понятия дискурса, благодаря которой мы понимаем, что даже если некий человек будет утверждать, что именно ему принадлежит авторство знаменитой идеологемы «Расцвет Астаны – расцвет Казахстана», и будет приводить веские аргументы в защиту своего права авторства, тем не менее, авторство здесь является коллективным. Через механизмы репликации это идеологемма существует во множестве текстов, высказываниях, она имеет метафорический формат, и пока эта идеологемма востребована властью, никто не пытается конкретизировать, когда в какой момент времени должен наступить качественный переход к расцвету Казахстана. В такой интерпретации дискурса возникает парадоксальная ситуация: если автор коллективный, то каким образом происходит корректировка высказываний? Для того, что бы ответить на этот вопрос, обратимся к философскому пониманию дискурса.

В философии понимание дискурса восходит к практикам структуралистского анализа, в рамках которого немаловажным является вопрос: а чей это собственно дискурс? Кто создает это напряжение мысли, и продуцирует активность высказываний об объекте. Применительно к Астане отчетливо прослеживает взаимосвязь власти и города. То есть сам город есть территория власти, которая активно формирует его облик, и то, как следует говорить об этом городе. То есть способ говорения во многом предполагает, и предопределяет, и создает саму предметную сферу дискурса, а также соответствующие ей социальные институты.

Рассмотрим следующий пример. В апреле 2010 г. во время рабочих визитов на столичные объекты Президент РК Н. А. Назарбаев подчеркнул, что благодаря активному строительству архитектурный фонд города всего за 11 лет пополнился множеством уникальных зданий и объектов, превративших его в один из самых интересных городов мира. Также он отметил, что уже сегодня можно констатировать, что основные контуры молодой столицы определены, и теперь основные акценты пора переносить на развитие его содержания.

Структурный анализ этого высказывания определяет следующие варианты дискурса – уникальности, которое конкретизируется через понятие архитектурной самобытности; результативности – за 11 лет было много сделано. Эти два вида дискурсивных высказываний нам уже достаточно известны, многие авторы пишут и об уникальности архитектурных объектов, имеющихся в Астане, и поражающих своей смелостью проектах, которые были здесь реализованы. Но в исходном высказывании четко очерчивается границы нового дискурсивного поля – «город уже в целом построен». Это очень важное высказывание, благодаря которому в ближайшее время произойдет изменение официальной риторики. Уже сегодняшним днем можно зафиксировать появление новых флексий, связанных с Астаной. Так в ближайшее время пройдет конференция «Столица и регионы», уже иначе прописывается роль Астаны в новых программных документах стратегического назначения. Так в Программе  форсированного индустриально-инновационного развития Казахстана об Астане говорится не только как об административном центре, но как о точке роста для региона.

В своих предыдущих работах, например, работах 2006-2007 гг. описывая основные тренды астанинского дискурса, я использовала понятие алеаторности (неопределенность и случайность, «бросать кости»). Это такая специфическая ситуация, когда явно артикулируемая воля к строительству нового города в качестве обратной референции могла получить что угодно. Примером может быть 4 попытки построить в Астане оперный театр[1]. То есть Астана была своеобразным полигоном, на котором происходит сражение различных проекций желаний, и возможностей воплощения. Но вот сейчас, и мы этому свидетели – «город в целом построен», повторяясь, сделаю акцент на том, что это по-своему уникальная ситуация. То есть мы становимся свидетелями того, как происходит осознание, что время победных реляций прошло, и наступает время качественного заполнения города содержанием.

Одним из любимых пунктов критики Астаны является ее чрезмерный, как бы не человеческий масштаб. Это такая достаточно известная уже ставшая классической антитеза, что существуют города для людей, и это обычно старые исторические города, со сложной тканью культурных означающих, с какими-то городскими складками, которые насыщены экзистенциональными воспоминаниями. Это как Петербург Анны Ахматовой, Париж Поля Сезанна, Алмата Льва Троцкого, Лондон Агаты Кристи.

А есть города, в которых автомобилю комфортнее, чем людям, таким городом, например, является Лос-Анджелес. Отвечая на вопрос – а насколько Астана стала эмоционально близка коренному населению, поколению перводисцлоцированных, всем тем, кто приезжает в этот город в надежде на работу, перспективу роста, стабильность и уверенность в будущем, можно отметить важный компонент астанинского дискурсивного поля, это наличие в нем культурной событийности. Постепенно Астана заполняется новыми объектами, социальная жизнь становится разнообразнее. Здесь можно сравнить как, например, проводили первые массовые праздники в Астане, и как меняется городская политика в сторону усложнения концепций празднования, как вариативны сценарии сегодняшнего дня. Собственно одной из граней ставшего города является свобода в выборе мест для отдыха. На сегодняшний момент в Астане сформировалась индустрия массовых развлечений, которая отчасти уже покрывает потребности людей. А еще в 2004 году Н. А. Назарбаев озвучивал проблему так – в городе всего один кинотеатр.

В данном сообщении мы под дискурсивным пространством Астаны понимаем не дискурс вообще, а делаем акценты на конкретные разновидности основного дискурса – дискурса власти. Именно в этом виде дискурса мы видим своеобразие всех видов высказываний об Астане. Отношение города и власти являются ключевым, благодаря которому формируется современный город. Это особенно отчетливо прослеживается в ХХ веке, когда мы обо всех новых городах говорим как о специфических проектах реализации политической воли.

«Астана – это детище Нурсултана Назарбаева» – это аксиома для любого вида высказываний об Астане, как официальных так и оппозиционных. В начальный период строительства Астаны часто можно было встретить высказывания о том, что то или иное здание было построено по идеи, по эскиз-идеи Президента. На некоторых зданиях имеются специальные вывески об этом (дворец спорта «Казахстан», Байтерек, Президентский центр культуры). То есть главный доминирующий дискурс Астаны – это дискурс президентской заботы о городе.

Кроме этого активно развивается дискурс о международной открытости и инвестиционной привлекательности, что тоже по существу является подвидом дискурса власти. Все годы строительства в Астане поддерживалась политика привлечения к проектированию оригинальных зданий архитекторов мирового уровня. Благодаря творческим находкам Кисе Куракавы, Нормана Фостера, Манфреди Николлети и других архитекторов столице Казахстана придан особый архитектурный облик. В 2009 г. была принята программа корректировки Генерального плана г. Астаны, также разработаны программы вхождения г. Астаны в 30-ку лучших городов мира. В этих документах акцент делается на то, что г. Астана будет развиваться как административный, деловой, научно-образовательный, культурно-спортивный, индустриально инновационный центрально-азиатский региональный центр.

Возможности дискурсивного анализа, позволяют вычленять не только макро но и микро уровни высказываний. Видимая гомогенность астанинского дискурса, когда до 90% выступлений на конференциях об Астане реплицируют основные идеологемы: о расцвете, исторической и политической закономерности, о толерантности, о своеобразной архитектуре,   рождается потому, что любая единица дискурса связана хотя бы с одной другой единицей данного дискурса посредством некоторой осмысленной связи. Отношения между этими единицами складываются иерархически, и хотя эти отношения выглядят как то, что каждое высказывание дополняет другие, но в целом все части и элементы работают на главный дискурс легитимации.

С точки зрения Француа Лиотара на протяжении многих столетий разные типы нарраций, разные дискурсивные установки вели мирное, добрососедское сосуществование, но с некоторого момента (с эпохи Просвещения) началось время метанарраций, вступил в силу новый тип дискурса, «дискурс легитимации».

Если перевести это в нашу ситуации, то очевидно, что Астана создавалась посредством метадискурса. Отчасти это сходно с тем, что Жак Деррида именовал также «логоцентризмом» (иногда «фоноцентризмом», «фаллоцентризмом», «фаллогоцентризмом»). «Логоцентризм благоволит к идее авторства: авторства того, кто говорит и порождает фиксированный смысл. Ясно, что эта система строго иерархична: первоисточник однозначно вознесен над копией, Идея - над воплощением. Логоцентризм очень стоек в своей вере в идеи Истины, Центра, Линейности, такое мышление и является основой для появления «дискурсов легитимации»[2].

Логоцентричный дискурс стремится занять «главное» положение, он поглощает все «вторичные» дискурсы. Сама по себе тяга к метадискурсивности, желание овладеть универсальным языком не есть порок, эта потребность в метадискурсивности есть потребность в культе, в мифе, в целостном мировоззрении.