Историография политики тоталитарного государства в области науки и культуры: новые подходы

Во вступлении к своей работе «История исторической мысли XX века» Б. Г. Могильницкий справедливо отмечает, что трудно вспомнить другой период, который был бы сопоставим с ушедшим столетием по силе, драматизму и противоречивости своего влияния на историческую науку, её профессио­нальный и социальный статус. Поменялся сам облик дисциплины, начиная с её эпистемоло­гических оснований и заканчивая ее положе­нием в системе наук о человеке в обществе и самом обществе [1, с. 3].

Одной из существенных предпосылок раз­вития исторической науки на современном этапе являются ее глубинные мотивации, обуслов­ленные внутренними закономерностями транс­формацией исторического мышления, форми­рованием цивилизационного подхода к рассмо­трению актуальных проблем истории Отчества. К таковым относятся и вопросы судеб интел­лигенции в советский период.

На рубеже двух столетий в России стали очевидными формирование иной структуры и функции культуры, окончательная дешифровка политических режимов власти. При этом было ясно, что противопоставление «культура» -«власть» нуждается в уточнении, поскольку оно явно восходит к тем временам, когда с точки зрения интеллигенции культура понималась как самостоятельное явление в обществе, функция которой состоит в том, чтобы критически анна-лизировать, интерпретировать и обозревать все её составные части, включая и власть [2, с. 9].

Интересным является вопрос о том, каковы были институциональные условия политики партии большевиков в отношении творческих работников, какие идеи и концепции преследо­вались властями. И в постсоветской, и в западной историографии преобладает тенденция к упрощению вопроса, связанная в первую очередь с последствиями «холодной войны». Одни авторы идеализируют советский режим, другие - демонизируют [3, с. 27-31].

В современной исторической науке сущест­вуют два подхода к вопросам культуры 1917­1991 гг. Первый - это люмпенско-маргинальный, объявляющий её культурой, не представляю­щей никакого интереса, мрачной ямой тоталита­ризма.  Второй - это  объемный, конкретно­исторический, с учетом противоречий развития, как прогрессивных, так и мешающих ему, без шараханья и замены плюса на минус. По мнению исследователя А. Капаевой, нужно обозначить содержание понятий «советская культура» и «культура советского периода». Историю и культуру советского периода нельзя рассматривать вне реальных противоречий общественной жизни, социальной психологии масс. Советская культура и культура советского периода далеко не одно и то же. Во-первых, советскую культуру нельзя однозначно сводить лишь к воспеванию коммунизма. Это была бы вульгарная примитивизация сложного явления. Во-вторых, советская культура и культура советского периода - это живой, но противо­речивый процесс, где её деятели- современники, которых невозможно просто поделить на «чистых» и «нечистых». Культура советского периода - сложная диалектическая целостность, но она никогда не была единым монолитом. Противоречивость присуща и всей системе, и её элементам. Живое, общечеловеческое в них причудливо переплеталось с тоталитаризмом; связь с историей - с прославлением системы. Здесь и «официально» признанная культура, и находящаяся в «тени», и культура инакомыслия и оппозиции [4, с. 8-9].

Рост утилитаризма в советский период приводил к перемещению в центр внимания элиты представлений о логике нравственности, логике исторического процесса в зависимости от меняющейся конъюнктуры. В обществе пе­риодически возникала потребность разрешать усложняющиеся проблемы насилием, обращен­ным как вовнутрь, так и во вне общества [5, с.125].

С первых лет существования Советской власти красной нитью политики партии в сфере культуры проходил тезис о неразрывной связи науки и искусства с идеями коммунизма. Об этом свидетельствует целый ряд партийных документов 1920-1950-х гг. Также был принят ряд решений, призывающих творческих работ­ников проводить более действенную пропаганду нового строя [6, с. 298].

На развитие общественно-политической жизни Казахстана большое влияние оказало и постановление ЦК ВКП (б) «О политике партии в области художественной литературы» от 18 июня 1925 года. В нем говорилось, что «геге­монии пролетарских писателей ещё нет, и партия должна помочь этим писателям зарабо­тать себе историческое право на эту гегемонию» [7, с. 345].

История содержит немало примеров того, как политика советского государства в области культуры во многом способствовала эмиграции виднейших представителей старой интелли­генции, с одной стороны, а с другой - возник­новению коммунистических объединений дея­телей культуры. Их представители служили новой системе ценностей, зачастую искренне и бескорыстно. Именно они осуществляли первые акты «культурной революции». Но и этих представителей интеллигенции не обошел молот репрессий со стороны тоталитарного режима. Административно-командная система насаждала в сфере интеллектуального и художественного творчества директивные методы руководства, унифицированный подход к личности пред­ставителя научной и художественной интел­лигенции, обезличение науки.

В современной историографии превалирует тезж об углублении раздела в среде советской интеллигенции не по степени таланта и мастер­ства, а по занимаемой должности, по степени конформизма Интеллигенция не всегда была единой. Часть её всегда склонялась к кон­формизму. Административно-командная система с помощью экономических и моральных рычагов использовала интеллигенцию для соз­дания определенного привлекательного имиджа тоталитарного государства, для маскировки самой его тоталитарной сущности. Но всегда были и интеллигенты истинные. Люди, не изменившие своей идее о свободе творчества, даже в нечеловечески трудных условиях, в периоды тотальной безысходности и запретов сохранившие верность высоким нравствен­ным и творческим принципам.

Главной причиной конформизма была тотальная несвобода творчества человека умст­венного труда в условиях административно-командной системы. Он был несвободен во многих социальных и экономических вопросах. В большинстве случаев «не оставалось ничего иного, как выполнять директивы: над чем думать, что делать, о чем писать... В недавние времена, например, в особом почете у нас была «производственная, рабочая» тема. Предметом литературы, искусства становились машины, станки, удои. Выхолащивалось человеческое содержание.    Нравственные   проблемы рас­сматривались в высшей степени примитивно, прямолинейно» [8, с. 14].

Следует подчеркнуть, что в советской историографии интеллигенции доминировал тезис о наличии в казахской литературе 1920-х гг. трех направлений: нового советского, пра­вильно отражавшего интересы трудящихся; буржуазно- националистического, открыто или иносказательно критиковавшего мероприятия Советской власти; и третье - мелкобуржуазное, колебавшееся между первым и вторым направлениями.

Вполне закономерно по канонам советской науки, что к лагерю творческих личностей -врагов Советской власти были отнесены деятели движения Алаш или сочувствовавшие им. Это уже предопределяло оценку творчества боль­шинства из них в партийных документах, специальных научных исследованиях советского периода. В целом, эта оценка выражалась в обвинениях в отходе от социалистического реализма: «Буржуазно-националистические пи-сатели-алашордынцы протаскивали откровенно контрреволюционные идейки «самобытности» Казахстана и «самобытности» казахской лите­ратуры, отсутствие классов среди казахов, а следовательно, по их мнению, отсутствие всякой перспективы в развитии социалистической лите­ратуры в Казахстане. По мнению национа­листов, содержание казахской литературы должно характеризоваться сентиментализмом, романтизмом и идеализмом. . В то же время они открыто или в завуалированной форме воспевали прошлое казахского аула, скорбили по старому режиму, оплакивали все реак­ционное, выброшенное за борт революцией, проповедовали панисламизм и пантюркизм. На установление Советской власти в Казахстане они реагировали с чувством страха, растерян­ности и разочарования, ударились в бесплодную мечтательность, пессимизм и религиозную мистику» [6, с. 300-301] В качестве примера можно привести официальную оценку твор­ческого наследия Магжана Жумабаева, в част­ности сборника его стихов, изданного в 1924 году. М. Жумабаев был обвинен в том, что «рисует прошлое, пишет старое, проповедует национализм, индивидуализм, . по существу его стихи имеют контрреволюционную направ­ленность» и т.д. [9].

Правомерно политику тоталитарного ре­жима в 1930-е гг. по полному праву можно назвать политикой по уничтожению лучших представителей мыслящей части населения. Как известно,  в  первую  очередь,  это коснулось представителей дореволюционной интеллек­туальной элиты. Историки едины во мнении, что политические репрессии против алашской интеллигенции носили перманентный характер. Изучение следственных материалов и доку­ментов центральных архивов свидетельствует о том, что эти репрессии готовились заранее, судебные документы были подготовлены за­долго до судебных процессов [10, с. 45].Именно в эти годы Советская власть берет курс на приручение интеллигенции, ограничение её творчества, вплоть до физического уничтоже­ния.

Анализ документальных свидетельств по истории советской интеллигенции позволяет сделать вывод о том, что и после Великой Отечественной войны политика подавления инакомыслия в среде творческой и художест­венной интеллигенции получила свое продол­жение.

В контексте рассматриваемого нами во­проса необходимо подчеркнуть, что советская интеллигенция послевоенного периода по своей социальной природе и структуре была иной, нежели до войны. Это случилось в результате уничтожения значительной части старой интел­лигенции в довоенный период. Использование «выдвиженчества» как одной из форм форми­рования новой социалистической интеллиген­ции привело к пополнению рядов деятелей науки и культуры за счет людей, не имевших достаточно глубокого образования. Но что было очень важно для режима, эта новая прослойка интеллигенции враждебно относилась к пред­ставителям старой интеллектуальной элиты. Таким образом, власть получала возможность подавлять одну часть интеллигенции с помощью другой.

Исследователи обращают особое внимание на вопрос об «идеологическом наступлении» на интеллигенцию со стороны власти в 1940­1950-е гг. На наш взгляд, наиболее ёмкую и содержательную схему этого «наступления» дает Л.Я.Гуревич. Это «наступление» представ­ляло собой систему четко продуманных и тщательно спланированных политических кам­паний. Каждая из них ставила конкретные задачи, которые, естественно, далеко не всегда провозглашались открыто. Это было и навязы­вание жестких идеологических стандартов в литературе и искусстве, и полное исключение человеческих ценностей из научного и худо­жественного творчества, и подавление нацио­нального самосознания народов, резкое ограни­чение международных контактов советской ин­теллигенции. В значительной степени полити­ческие кампании отразили завершение велико­державной, имперской эволюции сталинского режима [11, с. 88].

И все же, тоталитаризму никогда не удава­лось полностью превратить интеллигенции в послушную часть номенклатуры. Инакомыслие, в рассматриваемые нами годы «практически исключенное в реальности, продолжало сущест­вовать в потенциале. У режима это постоянно порождало болезненные подозрения и злобные реакции» [11, с. 86-87].

Основой политических кампаний после­военного периода, как известно, явились по­становления 1946 года, разработанные под руководством А. Жданова - «О журналах «Звезда» и «Ленинград» (14 августа), «О репертуаре дра­матических театров и мерах по его улучшению» (26 августа), «О кинофильме «Большая жизнь» (4 сентября). Эти директивы практически сковы­вали и дозировали творчество интеллигенции.

Постановление ЦК КП (б) Казахстана «О грубых политических ошибках в работе Института языка и литературы Академии наук Казахской ССР» от 21 января 1947 года озна­меновало собой следующий новый этап «идео­логического наступления» на критически мыслящую интеллигенцию. Методы прежние -навешивание политических ярлыков за научные взгляды, не совпадающие с коммунистической доктриной, использование личной неприязни между учеными.

Примером того, как тоталитарный режим придавал чисто научным дискуссиям полити­ческий характер, могут служить материалы дела по обвинению в «буржуазном национализме» казахстанского историка Е.Б. Бекмаханова. Жизнь и исторические воззрения ученого яв­ляются феноменальными в силу их связанности с трагическими годами сталинизма и годами формирования застойного механизма во всех сферах жизни советского общества.

В целом анализ опубликованных исследо­ваний по изучению политики тоталитарного государства в области науки и культуры Казах­стана позволяет очертить комплекс проблем, поднятых учеными. Так, расширены теоретико-методологические основы изучения истории культуры, ключевым становится понимание ее как системы коллективного восприятия, где проявляются характерные для общества черты, на основе которых происходит сплочение или единение его членов, или наоборот. В данном случае раскрывается направленность культур­ной политики тоталитарного режима на подав­ление национального самосознания и унифика­цию национальной культуры, формирование механизма торможения культурных процессов, прослеживаются противоречивые тенденции в развитии науки, искусства, литературы. Одно­значно определена роль политической цензуры и ее воздействие на духовную жизнь общества в целом. Политически ангажированная идеология коммунистической партии представлена как безусловное выражение напряженности в со­ветском обществе.