Беспрецедентному усложнению мира на истоке третьего тысячелетия способствуют нелинейный характер и множественность траекторий и моделей политического развития. Политическое пространство расширяется и усложняется за счет включения в мировой процесс множества новых политических авторов, каждый из которых привносит в совокупное политическое творчество свой самобытный взгляд на будущую конфигурацию мира, его приоритеты и ценности. Они выстраивают свое видение в соответствии со своими технологическими и интеллектуальными возможностями, специфическими интересами, культурными традициями, историческим опытом. Эмпирически очевидно, что современный мир не развивается и не может развиваться по каким-то одним унифицированным образцам, идентичным, пусть и идеальным моделям.
Современное мировое сообщество представляет собой самоорганизующуюся суперсистему, многочисленные и разнообразные элементы которой (государства, региональные и международные объединения, транснациональные корпорации, неправительственные организации и мн.др.) связаны сложнейшими отношениями взаимосвязи и взаимозависимости и в то же время конкуренции и конфликта. При этом все элементы системы находятся в перманентном движении. Динамический момент здесь преобладает над статикой, единообразие размывается многообразием, неустойчивость и непредсказуемость подрывают основы сложившихся в течение столетий традиционных общественных и политических форм. Старые и, казалось бы, стабильные политические организмы распадаются, ввергая общества в хаос. Новые практики формируются со значительными трудностями, противоречиями, откатами, срывами, преодолевая инерционное влияние и активное противодействие старого.
Вышеуказанные обстоятельства способствуют генерации самых разнообразных, причем зачастую диаметрально противоположных измерений политической реальности и ее аналитических проекций. Это объясняется тем, что масштабные перемены в структуре современного миропорядка не поддаются одномерной теоретической интерпретации. Концепции «футурошока» (Э.Тоффлер), «конца истории» (Ф.Фукуяма), «столкновения цивилизаций» (С.Хантингтон), «конца либерализма» (И.Валлерстайн), «планетарного хаоса» (К.Санторо) и др., даже учитывая их значительный прогностический потенциал, были в большей степени ориентированы на выявление предпочтительных сценариев мирового развития. При этом авторы каждой из названных концепций фиксировали внимание на каких-то отдельных глобальных аспектах, факторах, тенденциях современного мира. И это понятно. Собирательный образ, интегральная модель современного мира в совокупности его бесчисленных и многообразных составляющих, пусть даже и в форме «моментальной фотографии», не могут быть определяемы в принципе. Следовательно, представляется целесообразным обратиться к анализу тех мегатрендов, которые самым радикальным образом изменяют не только облик современного мира, но и самую ткань мировой политики. По нашему мнению, в настоящее время в качестве наиболее влиятельных и продуктивных выступают два глобальных процесса — демократизация и глобализация. Правомерность своей авторской позиции мы подкрепляем следующими аргументами.
На рубеже тысячелетий, в начале 1990-х годов, было зафиксировано событие подлинно исторического масштаба. Впервые в истории человечества потенциал демократических государств превысил потенциал государств авторитарных. Если брать за исходную точку отсчета образование Соединенных Штатов Америки, то до конца ХІХ в. число демократических государств достигло 13. За первую половину ХХ в. число демократий в мире удвоилось. В 1992 г., по данным «Freedom House», из 183 государств мира демократическими являлось уже 91. Еще 35 стран по индексам политических прав и гражданских свобод относились к так называемой «серой зоне» — между демократией и авторитаризмом [1]. На основании именно этих данных Ф.Фукуяма сформулировал свою широкоизвестную концепцию «конца истории». В ней постулируется идея полного поворота человечества к либерально-демократической модели, актуализации демократии как оптимальной формы политического устройства. Конечно, указанные статистические данные, при всей их позитивной направленности, не вскрывают глубинные составляющие процесса демократизации. Не менее известная и авторитетная концепция «третьей волны демократизации» (С .Хантингтон) фиксирует следующую закономерность
— после каждого подъема демократической волны неизбежно следует спад — откат к авторитаризму. Тем не менее, даже с учетом данного обстоятельства, можно констатировать, что впервые в истории человечества мировая демократия превзошла мировую автократию по совокупному экономическому, политическому, технологическому, военному потенциалу. Достижение демократией «критической массы» превосходства над автократией — общепризнанный и эмпирически подтверждаемый факт. Следует отметить также, что такое радикальное изменение баланса сил на мировой арене стало возможно с крушением Советского Союза как центрального компонента социалистического содружества. Главной предпосылкой изменения расстановки сил стал распад мировой системы социализма. Как констатировал в этой связи К.Ачинклосс: «Игра на уровне риторики уже выиграна» [2].
Другим базовым мегатрендом мирового развития является глобализация. Демократизация и глобализация — это не просто доминантные, но и взаимодополняющие и взаимоподкрепляющие тенденции развития современного мира. Содержание этих феноменов, равно как и отношения между ними, сложны и неоднозначны. Можно выделить следующие ключевые тенденции, являющиеся неизбежными спутниками и важнейшими составляющими процесса глобализации.
Во-первых, всеохватность и комплексность изменений. Процесс изменений охватывает все структуры общества (экономику, политику, культуру, малые сообщества, семью и т.д.). Ломается закрытый характер всех прежде замкнутых социальных и политических образований. Изоляционистская позиция в современном мире не только невозможна, она абсолютно бесперспективна. Быть замкнутым и закрытым от внешнего мира, игнорирование его перемен, означает добровольный переход в разряд аутсайдеров мировой политики и маргиналов цивилизации. Это отставание в настоящем и в перспективе — подрыв собственного будущего. «Попытка изолироваться от перемен окажется самоубийственной. Тотальная изоляция будет равнозначна тотальному поражению» [3].
В современном мире любые социальные и политические изменения определяются в первую очередь открытостью системы. Сложный и зачастую противоречивый характер этих изменений определяет и новое восприятие политического времени. Его траектория разделяется на ряд отрезков (этапов), каждому из которых должен соответствовать определенный и адекватный политический проект. Успешное завершение проекта дает возможность для перехода к следующему, который может в соответствии со своей внутренней логикой менять траекторию развития. Таким образом, современным обществам в эпоху глобализации свойственна краткосрочная актуальность социальных и политических проектов. Чтобы быть современным, общество должно быть пластичным и мобильным. Оно должно по возможности легко вписываться в быстро изменяющиеся условия, соответствовать им, интегрироваться в них, использовать их позитивный потенциал и преодолевать неизбежные при этом трудности и противоречия, связанные с адаптацией. Характер современного мира, его базовые доминанты и определяющие тенденции развития способствуют тому, что изменчивость, мобильность и пластичность стали восприниматься и трактоваться как главные позитивные ценности.
Во-вторых, процесс глобализации неизбежно сопровождается противопоставлением глобального и локального уровней. Важной особенностью глобализации является то, что она проникает в самые глубокие пласты социума. Новые глобальные ценности радикально изменяют даже наиболее консервативные и устойчивые структуры политической организации, сознания, поведения, культуры. Они вторгаются и в структуру таких локальных ценностей, как традиции, обычаи, привычки и т.д. Процесс размывания и трансформации старого идет быстро и активно. Часто «глобальное» приобретает статус высшей нормативной ценности. Оно обладает в сознании, как в массовом, так и в индивидуальном, заведомым преимуществом в силу того, что оно «глобальное», что дает возможность выйти на общемировой уровень.
В-третьих, глобализация способствует формированию множества гибридов в области культуры. Расширение и углубление этого процесса радикально меняет представление о культуре. Ранее она рассматривалась и понималась как феномен, распространяемый двумя каналами — через наследование от предыдущего поколения или же как продукт деятельности культурной, интеллектуальной элиты, получаемый нами «сверху». В современном обществе культура представляет собой результат активного и динамичного процесса столкновения самых разных элементов старого и нового. Данное обстоятельство способствует возникновению разнообразных глобальных и локальных социокультурных гибридов. Гибридизация культуры характеризуется ее нестабильностью, амбивалентностью, противоречивостью, несоответствием традиционному контексту.
В-четвертых, процесс глобализации сопровождается формированием новой концепции рациональности. Представляя собой особую нормативно-теоретическую парадигму, глобализация отказывается от старой концепции рациональности, сформировавшейся в контексте «современного общества», как не соответствующей новым реалиям. Новая модель рациональности выстраивается, прежде всего, как свобода самовыражения многообразия. Она находит свое наиболее адекватное и полное воплощение в теории мультикультуризма, в основу которой положен принцип мозаичности культуры. Данный принцип в условиях расширения и углубления процесса глобализации доминирует в рамках культуры (в том числе и политической) любой региональной, этнической, профессиональной и иной группы.
Безусловно, процесс глобализации не ограничивается вышеобозначенными составляющими. Он характеризуется множеством субпроцессов, которые имеют многообразные формы проявления в различных социальных и политических контекстах. В частности, многие исследователи указывают на такие негативные аспекты глобализации, как коммерциализация культуры, виртуализация культурных образов, формирование широкого слоя культурных люмпенов и пр. Много пишется о драматических последствиях столкновения глобалистских и традиционных ценностей, строятся пессимистические прогнозы нивелировки всех форм социальной и политической жизни, культурного опустошения и моральной деградации.
Глобализация — жестокий процесс, сложный, неоднозначный и во многом противоречивый. Он подразумевает внутреннюю динамику, готовность к изменениям, открытую соревновательность. Это связано с высокой степенью риска для глобализирующихся обществ. Глобализация не гарантирует бесконфликтное существование. Она не только порождает новые конфликты, но и переводит прежние в новое измерение. Однако альтернативы глобализации практически нет. Ее надо понимать и принимать как данность. Следовательно, эту данность осмыслять, интерпретировать и адаптироваться к ней. Она диктует новые правила вне зависимости от субъективного желания тех или иных акторов мирового процесса. Это предполагает внутреннюю мобилизацию, переструктурирование всех систем и интеграцию в процесс глобализации максимально эффективным и по возможности нетравмоопасным для социумов способом. Альтернативный вариант — «выпадение» из мирового политического и духовного пространства, добровольный отказ от экзистенциальных гарантий, переход в разряд изгоев прогресса.
Глобализация и демократизация — это не просто доминантные, но и взаимодополняющие и взаимоподкрепляющие мегатренды мирового развития. Отношения между ними очень сложные и неоднозначные. В частности, многие исследователи проблемы отмечают в качестве закономерности тот факт, что глобализация порождает качественно новый экономический рост, способствует появлению и расширению образованного среднего класса, от которого, в свою очередь, исходит новый мощный импульс в пользу демократических реформ. Глобализация как бы актуализирует, интенсифицирует процесс расширения демократического ареала в современном мире. Казалось бы, данный широко используемый исследовательский тезис эмпирически подтверждаем. Тем не менее его углубление выявляет совсем непростые реалии.
С одной стороны, в современном мире наличествуют вполне определенные признаки и подтверждения тому, что пространство демократии расширяется. Но, с другой стороны, есть немало фактов, заставляющих сомневаться в подлинности и устойчивости многих систем, декларирующих себя в качестве демократических. В частности, авторитетная международная организация «Freedom House», фиксируя количественный рост молодых демократий на истоке третьего тысячелетия, в то же время отмечает стабилизацию «частично свободных», «переходных», «гибридных» обществ. Формально существующие в них демократические политические институты являются не более чем фасадом, за которым скрываются и камуфлируются новые разновидности авторитаризма.
Исследователи отреагировали на эту закономерность генерацией множества авторских концептов — «дефектная демократия» (В.Меркель и А.Круассан), «демократия с прилагательными» (Д.Кольер и Л.Левицки), «управляемая демократия» (В.Третьяков), «манипулятивная демократия» (С.Марков), «бездумная демократия» (И.Пантин) и мн.др.
Глобализация не только взаимосвязана с демократизацией. Она перестраивает само проблемное поле, в котором подвергается углубленной рефлексии данный феномен. Переосмысляются изменение масштабов демократии, единицы демократического устройства. Совершенно очевидно, более того, эмпирически бесспорно, что вновь формирующиеся молодые демократии значительно и даже разительно отличаются от либеральных демократических моделей Запада — так же, как и старые демократии имеют мало общего с античными образцами, к которым они, тем не менее, восходят своими истоками. Следует также констатировать, что молодые демократии значительно труднее адаптируются к условиям глобализирующегося мира, чем страны-первопроходцы демократического процесса.
Применительно к сфере мировой политики правомерно сформулировать вопрос следующего порядка: каково место новых демократических практик в глобализирующемся мире? А также, насколько эффективно регулируемы с их помощью глобальные процессы? Поиски ответов на данные вопросы способствовали выработке различных, в том числе и диаметрально противоположных точек зрения. Акцентируем внимание на двух наиболее авторитетных трактовках проблемного комплекса. Первая исследовательская позиция основывается на мнении, что идеалом современного мироустройства является мир демократических государств, сохраняющих в неприкосновенности все атрибуты национального суверенитета. В соответствии с таким видением демократизация понимается как преимущественно внутренний процесс, развивающийся в рамках национального государства.
В соответствии с другой исследовательской позицией, оптимальной и желательной целью процесса выступает складывание «глобальной космополитической демократии» (Д.Хелд). Это предполагает формирование мирового демократического сообщества, в котором демократические институты и практики, минуя национальное государство, поднимутся на транснациональный уровень. Такая трактовка предполагает, что процесс демократизации разворачивается прежде всего и главным образом на глобальном уровне и только затем проникает на нижний уровень — в рамки национального государства. Другими словами, процесс демократизации формируется, обогащается разнообразными параметрами и распространяется сверху вниз.
На первый взгляд, указанная исследовательская позиция склоняется к утопическому варианту. Но все же, следует признать, что она основывается на реальных тенденциях мирового развития. В частности, в мировой процесс с разной степенью активности включаются новые политические акторы — как наднациональные (транснациональные корпорации, международные неправительственные организации и т.д.), так и субнациональные (отдельные регионы стран, общественные и иные движения и т. д.) субъекты международной политики.
Вполне определенное влияние на разворачивающиеся глобальные процессы оказывает международный терроризм, который все активнее претендует на роль непосредственного и влиятельного участника мирового политического процесса.
Возникают другие новые явления в сфере международных политических взаимодействий, размывающие традиционные представления о национальном суверенитете, границах между внутренней и внешней политикой: «гуманитарные интервенции», введение международных критериев соблюдения прав и свобод человека, появление международных трибуналов и т.д. Эти новые явления дают основания говорить о том, что процессы, которые раньше ассоциировались с «внутренней» демократизацией, начинают выходить на транснациональный, глобальный уровень. Они выходят далеко за рамки традиционного демократического поля политики. Соответственно, эти реалии современного мира нуждаются в активном изучении, глубоком и всестороннем постижении.
Правомерна, на наш взгляд, также констатация того, что процесс демократизации на истоке третьего тысячелетия подлежит критическому переосмыслению. Это необходимо, прежде всего, потому, что наряду с расширением демократического ареала исследователи фиксируют и явное увеличение «дутых демократий» (Л.Даймонд). Это происходит как за счет всевозможных гибридных политических режимов, сочетающих в разных пропорциях элементы демократической и авторитарной практики, так и откровенных псевдодемократий, лишь имитирующих некоторые формальные элементы демократии.
Таким образом, несмотря на пересечение соответствующих политических и проблемных областей, связи и отношения между демократизацией и глобализацией многомерны и неоднозначны. Причинная зависимость между этими ключевыми мегатрендами мирового развития, как минимум, не линейна. Глобализация образует далеко не однозначный контекст для демократизации. Формированию единого мирового пространства, становлению транснациональных экономических, политических, культурных и иных структур противостоят мощные центробежные тенденции. Глобализация создает благоприятные условия для сотрудничества и кооперации народов, как бы «сужая» мир. Но одновременно под влиянием этого процесса мир становится более «проницаемым» для конфликтов и насилия. Ценностный потенциал демократизации и глобализации, казалось бы, подкрепляет и углубляет кантовскую концепцию «демократического мира» (демократические государства не воюют друг с другом). Тем не менее политическая реальность демонстрирует иное. Процесс демократического транзита, трансформации переходных обществ насыщен драматическими коллизиями. Более того, данное обстоятельство выступает фактором перманентной дестабилизации международного порядка.
С одной стороны, можно отметить такие позитивные составляющие процесса глобализации, как формирование единых финансовых рынков, транснациональные потоки капитала и информации, конвергенцию ценностей, стилей жизни и т.д. С другой стороны, нельзя умалчивать и негативные ее последствия — драматические конфликты, социально-экономическую поляризацию, политическую дестабилизацию и т. п.
Процессы глобализации и демократизации имеют множество точек пересечения и порождают немало сходных проблем. Это объясняется тем, что оба глобальных процесса предполагают качественное и радикальное обновление социумов. Однако последствия обновлений всегда неоднозначны так же, как и реакция на них. Для одних они являются источником оптимизма и надежд, для других
— фактором отторжения и фрустрации.
Простая фиксация внимания на позитивных и негативных составляющих этих феноменов не будет способствовать прояснению их места и значимости в современном мире. Научные и околонаучные дискуссии о признании их как состоявшегося факта, определяющего настоящее и будущее человечества, также потеряли свою актуальность. Очевидно, что в настоящее время не просматривается какой-либо реальной альтернативы этим процессам. Масштабные перемены в структуре современного миропорядка осуществляются под массированным воздействием, прежде всего, этих ключевых взаимосвязанных и взаимозависимых процессов — демократизации и глобализации. Следовательно, их надо признавать, постигать, адаптироваться к ним.
Список литературы
- См.: Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек / Пер. с англ. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. — 429 с.
- Ачинклосс К. Рамки демократии // За рубежом. — 1992. — № 6. — С. 10.
- Уткин А.И. Мировой порядок ХХІ века. — М.: Изд-во Эксмо, 2002. — С. 6