Господство многих лет в сфере гуманитарных исследований марксистко-ленинской идеологии, которая была догматизирована и переносила свои каноны исторического развития общества и государства на весь мир, оставило большой отпечаток и на современной юридической науке, в частности, в вопросах об «азиатском» способе производства и его влиянии на государственно-правовое развитие.
Говоря об «азиатском» способе производства, нужно заметить, что впервые это понятие было введено в науку К.Марксом. Неадекватность пятичленной формационной теории применительно к истории некоторых обществ привела самого основателя исторического материализма в его ранних произведениях к выдвижению гипотезы об «азиатском» способе производства (название, конечно, условное, так как это тип развития был свойствен не одной Азии, но также Африке, Америке, Океании, а в какой-то мере и Европе). Спор о нем, с приведением многочисленных цитат из произведений К.Маркса, продолжался до последнего времени, до безоговорочного признания социальноэкономической специфики многоукладного древнего и средневекового восточного общества, феномен которого не только подрывает традиционные представления о закономерности самого базиса, но и свидетельствует о многовариантности исторической эволюции, зависящей не только от характера и удельного веса тех или иных существующих в обществе укладов, но и от степени и форм их диалектического взаимодействия. Что именно Маркс подразумевал под «азиатским» способом производства
— определенную стадию доклассового общества, разновидность раннеклассовых образований или вариант феодального строя — остается невыясненным.
Сегодня однозначно считается признанным, что «азиатский» способ производства является одной из основных ступеней развития общества и характеризует весь исторический процесс Востока — от древности до новейшего времени. В настоящее время отдельные элементы «азиатского» способа производства мы наблюдаем на примере «азиатских тигров» или того же Китая. В современном литературе «азиатский» способ производства характеризуется как сочетание «производительной активности сельских общин и экономического вмешательства государственной власти, которая одновременно эксплуатирует общины и управляет ими» [1]. В Философском словаре дается следующее определение: ««азиатский» способ производства — это своеобразная система земледельческих общин, объединенных государством» [2]. Иными словами, «азиатский» способ производства — это такое социально-экономическое устройство, в котором общество — это совокупность земледельческих общин, государство — это единственный суверен и аппарат, организующий производство и эксплуатирующий земледельцев-крестьян. Здесь очень важно заметить, что при «азиатском» способе производства основной производительной единицей были лично свободные крестьяне, а не рабы, как это часто трактуется в некоторых источниках. На большом фактическом материале современные исследователи показали, что рабовладельческий строй возникает как исключение — главным образом в античном мире [3]. Из этого тезиса следует, что на Востоке классического рабовладения не было, как не было и чистого феодализма. Восток, в силу своей специфики, глубокого своеобразия общественных структур и способов их функционирования, выпадал из жесткой пятичленной схемы формаций, последующе сменяющих друг друга. «Эти отклонения» не случайны. Не говоря уже о том, что при уровне развития исторических знаний середины XIX в. свою теорию формации Маркс неизбежно основывал преимущественно на материале истории Европы. В литературе есть мнение, что на Маркса и Энгельса дезориентирующее влияние оказала книга Л.Моргана «Древнее общество», где дана фантастическая картина развития первобытного общества и того, что последовало за ним. Эта книга была написана с европоцентристских позиций, в ней не нашлось место «восточному деспотизму» [1]. В результате тема происхождения государства у огромного большинства народов мира осталась нераскрытой. Это «огромное большинство» — народы Азии, Африки, Океании и Австралии, а также Латинской Америки. Современное понимание «азиатского» способа производства и новые концептуальные подходы заключаются в исследовании уровня развития государства (по различным критериям), процесса признания прав и свобод личности в государстве, особенностей формы государственного правления и соотношения общества и государства, уровня развития права, характера правопонимания и т.п.
Говоря об уровне развития государства на Востоке, следует отметить, что «азиатское государство», или «государство-класс» [4], которое в силу отведенных ему полномочий противостояло обществу, — это мощный механизм, тонкий чиновничий аппарат, сочетавший в себе все властные институты, регулировавшие социальные, правовые, экономические, культурные, словом, все сферы жизнедеятельности общества. Представление о «восточной деспотии» как пример произвола и тирании, абсолютизация присущей каждому государству функции подавления, приводило к забвению его социальной роли. Например, функции гарантии безопасности, правосудия, арбитра в споре между публичными и частными интересами, как хранителя конкретной этнической (или межэтнической) общности с присущей ей культурой, являющейся непременным условием ее ценности и выживания. Эту универсальную роль государства, проявляющуюся с той или иной мерой полноты в разных обществах, можно проследить в истории самых ранних древневосточных цивилизаций. Признание высшего божественного авторитета правителя, а следовательно, и его деспотических полномочий, было основополагающим элементом духовной культуры, патерналистско-этатистской идеологии, присущей Древней Индии, Древнему Китаю и Древней Месопотамии. Государственная власть, государство, персонифицируемое в лице правителя (царя, императора), наделялись здесь в массовом сознании всесилием в силу отводимой особой роли в поддержании безопасности, правосудия и справедливости.
Однако универсальная роль государства не ограничивалась лишь поддержанием безопасности и правосудия. Колоссальная роль государства была в экономике. Собственно, на наш взгляд, это и есть одна из ярких черт «азиатского государства», азиатского пути развития вообще. Главное, что отличало Восток от Запада, — это то обстоятельство, что государство на Западе развивало частную собственность, а на Востоке подавляло.
Однако для восточного общества «развитие политической администрации (государства) при отсутствии или крайней неразвитости частной собственности было нормой» [5]. Интересен тот факт, что община была в целом заинтересована в подобном положении вещей, т.е. община и её члены не претендовали на право собственности земли и даже пытались укрепить государственное влияние в экономике. Государство же, будучи итак влиятельным субъектом в экономике, также старалось укрепить свои позиции. Чем же объяснить такую общую цель государства и общины? На наш взгляд, это, скорее, необходимость для нормального функционирования как государства, так и общины. Эта необходимость диктовалась несколькими факторами.
- Государство обеспечивало безопасность общины, община самостоятельно не смогла бы выдержать какой-либо натиск извне, взамен на это община содержала госаппарат, выплачивая налог.
- Особенность менталитета «азиатского» общества в силу определенной специфики — раство- рённости личности в коллективе (Едином) — не могла сформировать инициативную личность, способную развить частную собственность. Этому обстоятельству способствовала и государственная идеология, которая через мифологию, религию, обычаи устанавливала образ покорного человека, для которого духовные ценности были превыше материальных.
3. Географический фактор сыграл немаловажную роль в истории государства и права Востока. Суровые природно-климатические условия способствовали сплочению общины, так как широкомасштабные ирригационные работы требовали больших усилий, что было под силу только организованному коллективу, а не отдельным семействам, тем более, что сроки строительства и проведения агро- полевых работ были ограниченны. В связи с этим Азиатское государство надолго консервировало общину как основную производственную единицу.
Выявляя основные факторы, а точнее, барьеры, которые не допустили развития частной собственности, следует поставить вопрос: если не частная, то какая форма собственности существовала на Востоке? Этот вопрос — один из самых интересных, но в то же время дискуссионных и самых проблематичных.
Издревле отношения собственности на Востоке, да и не только на Востоке, но и на Западе, характеризовались как общинная, племенная собственности. По мере социально-экономического развития племенная собственность на Западе стала частной, а на Востоке дело обстояло сложнее. Здесь с образованием государства существовал институт власть - собственность. Власть - собственность - это альтернатива европейской античной, феодальной и буржуазной частной собственности в неевропейских структурах, причем это не столько собственность, сколько власть, так как функции собственника опосредованы причастностью к власти, т.е. к должности, но не к личности правителя. Верховный правитель обладает собственностью в силу присущей власти, власть и собственность сливаются воедино. По наследству в этих структурах может быть передана должность с ее правами и прерогативами, включая и высшую собственность, но не собственность как исключительное право владения, вне зависимости от должности. Интересно, что феномен власть - собственность не имел юридического оформления, а если и имел, то его могущество выходило далеко за пределы соответствующих законов. Власть государя на землю не нуждалась в правовом оформлении, так как была выше права, имела божественное, теологическое обоснование, не требовалось ни доказательств, ни уточнений. В свое время К.Маркс категорично заявил относительно Востока: «Государство здесь — верховный собственник земли. Суверенитет здесь — земельная собственность, сконцентрированная в национальном масштабе» [6]. В современной литературе можно встретить мнение, согласно которому институт власть - собственность — это не более, чем государственный суверенитет [7]. На наш взгляд, назвать это суверенитетом можно, лишь недооценивая данные источников. Согласно источникам, крестьянин был обязан обрабатывать землю, платить налог, подчиняться любому распоряжению властей. Суверенитет и исторически, и цивилизационно имеет весьма различное содержание. Определить все эти прерогативы центральной власти «суверенитетом» представляется нам не совсем верным. Отнюдь не всегда в понятие «суверенитет» входит право на сбор налогов, не говоря уже о других перечисленных выше правах, делающих суверенитет почти безграничным. Таким образом, феномен власть - собственность — это особый институт, характеризующий азиатскую систему эксплуатации и являющийся специальной формой собственности, характерной исключительно для стран с «азиатским» способом производства.
Феномен власть - собственность способствовал зарождению налоговой системы, способной адаптироваться в моменты централизации и децентрализации, стабилизации и дестабилизации государства. Как известно, на Востоке развитие носило циклический характер, т.е. власть порой теряла свои былые возможности, порой вновь восстанавливала статус-кво и укреплялась. В тот промежуток времени, когда государство слабело, на политической арене появлялась фигура частного собственника. Пользуясь «болезненным» состоянием власти, предприимчивые члены общины могли скупить землю в больших количествах и тем самым стать крупными землевладельцами. Однако слабость государства не означала освобождения от выплаты налогов. Такую систему отношений Ю. Л.Говоров обозначал как «общество с «реальным» азиатским способом производства, т.е. с частным сектором в экономике и корпоративной структурой общества» [8]. Следствия «реального» азиатского способа производства:
- между частью крестьянства и государством появляется посредник — частный землевладелец;
- прибавочный продукт разделен между крестьянством, частником и государством;
- государство слабеет, нарушается социальная стабильность.
Необходимо отметить, что при таком раскладе дела в ущербе были и государство, и община, что подрывало политическую и правовую основу государства. Государство теряло свои прерогативы в экономике, а община находилась под двойной эксплуатацией и должна была выплачивать двойной налог: налог частному землевладельцу за то, что она обрабатывает его владения, и налог государству, так как государство — «единственный собственник земли». Частный землевладелец также обязан был платить налоги в государственную казну.
С восстановлением государственной власти и установлением статус-кво частный собственник исчезал с арены, и государство вновь обретало былые права и полномочия. Подобные взаимоотношения складывали новую налоговую систему, которую Ю. Л.Говоров обозначил «как общество с «чистым» азиатским способом производства, т.е. с тотальной ролью государства в экономике и политике» [8]. По его мнению, «чистый» азиатский способ производства гарантировал:
- фиксированный объем ренты от крестьянина к государству;
- социальную стабильность;
- обороноспособность государства;
- распределительные функции государства по отношению ко всему прибавочному продукту.
Таким образом, на Востоке существовали две налоговые системы, адаптированные на случай
централизации и децентрализации государственной власти. «Реальный» азиатский способ производства, как это уже было отмечено, включал в себя, хотя и боролся с ней, частную собственность в качестве «теневой экономики». Поэтому история «азиатских» обществ характеризуется борьбой пассивного централизованного государственного и динамичного центробежного частного начал внутри имущей социальной группы, часть которой олицетворяла собой власть, а другая — посягала на ее основы. Следовательно, к традиционным государственным функциям контроля крестьянства (общины) добавляется еще и функция ограничения и подавления частнособственнической тенденции, что делало неизбежным превращение государственной власти в деспотическую. Так возникает основное противоречие «азиатского» способа производства — между объективной необходимостью централизации государственной власти и неизбежным ее перерождением в деспотическую.
В Советской исторической энциклопедии деспотия определяется как форма древневосточного государства, где «вся полнота власти, не ограниченной законом, принадлежит одному властителю и отличается произволом власти и бесправием населения» [9]. Однако становление деспотической власти происходит в борьбе не столько с народными массами (для них деспотия означает гарантию социально-политической стабильности, эксплуатацию «по правилам» и ограничение произвола «сильных домов»), сколько со знатью, аристократией и клерикальными кругами, отстаивающими свои узко-сословные (групповые) интересы. Значит, мысль Маркса о том что «единственный принцип деспотизма — это презрение к человеку, обесчеловеченный человек» [10], не совсем корректна. Как было уже отмечено, деспотический режим возникал в противовесе аристократическому сепаратизму — это главное назначение деспотии в странах с «азиатским» способом производства. В процессе борьбы с частной собственностью и ее развитием государственная власть, укрепляясь, приобретала форму деспотии, но это ни в коем случае не подрывало традиционных интересов общины, а наоборот, способствовало развитию производства, являлось административной гарантией безопасности и справедливости. Что же касается личности, то она не рассматривалась как самостоятельная ценность. Она считалась частицей органического целого — общества, государства. Для Востока характерна раство- рённость личности в коллективном сознании (Едином), что говорит об отсутствии личности в онтологическом смысле. На Востоке, как пишут специалисты, в законах обычно были закреплены обязанности индивида, при этом понятия «субъективного права» практически не существовало. «Общность», «всеобщая связанность» в восточных условиях проявлялись, прежде всего, во всеобщей службе государству [11].
Однако подобное состояние законодательства, по всей видимости, удовлетворяло традиционные интересы общины, ибо как иначе объяснит воспроизводство «азиатского» способа производства на протяжении веков? Совершенно справедливо отмечали исследователи: «право — это автопортрет общества, но такой автопортрет, на котором общество изображает себя не только таким, каково оно есть, но и каким оно хочет быть» [12]; «право — это кривое зеркало, и изучение его «кривизны» дает очень ценное знание об обществе» [13].
Возвращаясь к вопросу о «восточной деспотии», хотелось бы еще раз подчеркнуть, что деспотия на Востоке, как политический режим и форма государственного правления, — это требование времени, условий и обстоятельств, воля самой общины, т.е., общества, ибо не один режим, кроме деспотии, не смог бы удерживать веками стремительно развивавшиеся потенции частного сектора, быть организатором производства в столь жёстких климатических условиях, а также обеспечить безопасность всё той же общины. В связи с этим считаем, что восточную деспотию, как пишет Н.Рашковский, «было бы точнее определить как традиционное священновластие» [14].
Итак, заключая мысль о влиянии «азиатского» способа производства на государственно - правовое развитие стран Востока, хотелось бы заметить, что особенность данного развития не только в отношении к частной собственности, и тем более к прибыли, которая, как известно, является прежде всего признаком развитого капитализма. Вопрос следует поставить шире и провести грань между ориентацией на материальную выгоду индивида-собственника в западной структуре и корпоративными связями, коллективизмом, свойственным восточной структуре. И речь здесь идет отнюдь не о предпочтениях или склонностях. Имеется в виду жёсткий закон жизни: либо он на стороне собственника, либо на стороне коллектива, завершающей и высшей формой организации которого является всемогущее государство. Закон, о котором идёт речь, — это не только и даже не столько материальные условия бытия, формы организации хозяйства или соответствующие им правовые нормы, права, свободы и гарантии. Это нечто гораздо большее. Это весь стиль жизни, санкционированный веками складывавшейся нормативной практикой, за спиной которой стоит тот самый религиозноцивилизационный фундамент, который является основой традиционного общества и государства Востока. Это именно тот порядок, который гарантирует незыблемость и стабильность данной структуры, того или иного традиционного государства и общества. Поколебать такой порядок крайне рискованно, ибо это грозит структуре кризисом и крушением, не говоря уже о том, что внутри самих традиционных структур практически нет сил, которые были бы столь мощны и опирались на достаточно надёжную опору для того, чтобы изнутри взломать традицию. Это сделало «азиатский» способ производства нереформируемым изнутри — традиционализм оказался сильнее спорадических предпосылок капитализма. Поэтому трудно говорить не только о развитии «азиатского» способа производства, но даже о его эволюции — их заменяла циклическая повторяемость по кругу, что, естественно, оказывало непосредственное влияние на государственно- правовые процессы.
Список литературы
1. Захаров А. Еще раз о теории формации // ОНС. — 1992. — № 2. — С. 49; La pensce. — 1964. — № 2. — P. 164.
2. Философский словарь. — М., 1989. — С. 14.
3. Крашенинникова НА. Цивилизационные подходы к изучению государства и права. Методологические проблемы правоведения / Под ред. Марченко. — М., 2001. — С. 6-7, Гуревич А.Я. Теория формаций и реальность истории // Вопросы философии. — 1990. — № 11. — С. 36.
4. Васильев Л.С. История Востока. — М., 2001. — Т. 1. — С. 76.
5. Васильев Л.С. Становление политической администрации // Народы Азии и Африки. — 1980. — № 1. — С. 173.
6. Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений. — 2-е изд. — Т. 25. — Ч. 2. — С. 354.
7. Кашанина Т.В. Происхождение государства и права. — М., 2004. — С. 45.
8. Говоров Ю.Л. История стран Азии и Африки //History.ru/publik7govorov 1/goy_00htm. — С. 30.
9. Советская историческая энциклопедия. — М., 1964. — Т. 5. — С. 131.
10. Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений. — 2-е изд. — Т. 19. — С. 497.
11. Ударцев С.Ф. История политических и правовых учений. Древний Восток. Академический курс. — СПб.: Изд. Санкт- Петербургского гос. ун-та. — 2007. — С. 32.
12. Якобсон В.А. Некоторые проблемы исследования государства и права Древнего Востока // Народы Азии и Африки. — 1984. — № 2. — С. 89.
13. Алаев Л.Б. Круглый стол // Народы Азии и Африки. — 1984. — № 2. — С. 98.
14. Рашковский. Круглый стол // Народы Азии и Африки. — 1984. — № 3. — С. 77.