К вопросу о субъекте терроризма

Вопрос определения субъекта терроризма с позиции его законодательного регулирования не вы­зывает сложностей. В соответствии со ст. 1 Закона Республики Казахстан «О противодействии терро­ризму» от 13 июля 1999 г. (с изменениями и дополнениями по состоянию на 13.02.2012 г.) под терро­ристом следует понимать лицо, участвующее в осуществлении террористической деятельности, ко­торая, в свою очередь, определяется как «деятельность, направленная на совершение террористиче­ских преступлений и включающая в себя любое из нижеуказанных деяний: организацию, планирова­ние, подготовку, финансирование и реализацию акта терроризма; подстрекательство к акту терро­ризма; организацию незаконного военизированного формирования, преступного сообщества (пре­ступной организации), организованной группы для реализации акта терроризма, а равно участие в такой структуре; вербовку, вооружение, обучение и использование террористов; информационное или иное пособничество в планировании, подготовке или реализации акта терроризма; пропаганду идей терроризма, распространение материалов или информации, призывающих к осуществлению террористической деятельности либо обосновывающих или оправдывающих необходимость осуще­ствления такой деятельности». Из данного текста закона следует, что к террористам, т.е. лицам, под­лежащим ответственности за терроризм (ст. 233 УК РК), следует относить не только непосредствен­ных исполнителей террористических актов, но и других соучастников (организатора, подстрекателя, пособника). Их, с учетом законодательной регламентации, следует рассматривать как соисполните­лей преступления.

Очевидно, что для определения признаков субъекта преступления, предусмотренного ст. 233 УК РК, приведенных выше законоположений явно недостаточно. Необходимо также учитывать признаки субъекта, предусмотренные в ст.ст. 15 и 16 УК РК, из содержания которых явствует, что в качестве такового может быть признано физическое, вменяемое лицо, достигшее на момент совершения пре­ступления 14 лет. К сказанному добавим, что субъектами терроризма могут выступать как граждане Республики Казахстан, так и иностранцы, и лица без гражданства.

В литературе последних лет все чаще поднимается проблема возраста уголовной ответственно­сти за терроризм. В частности, отдельными авторами оспаривается законодательное решение относи­тельно понижения возраста уголовной ответственности за рассматриваемое преступление, а также активно дискутируется проблема установления ответственности за него юридических лиц и госу­дарств. Так, О.Качмазов считает, что повышенная общественная опасность данного преступления не может выступать единственным основанием для снижения возраста уголовной ответственности. При определении возраста уголовной ответственности за каждое конкретное преступление в первую очередь следует исходить из способности лица, его совершающего, по достижении указанного воз­раста осознавать фактический характер и общественную опасность данного преступления. В свою очередь, умыслом несовершеннолетних в возрасте от 14 до 16 лет, которые, по мнению законодателя, не могут четко оценивать опасность террористического акта и диверсии (уголовная ответственность за данные преступления наступает с 16 лет) и преследовать цель прекращения государственной или иной политической деятельности государственного или общественного деятеля либо цель подрыва экономической безопасности и обороноспособности Российской Федерации, цель терроризма — на­рушение общественной безопасности, устрашение населения и оказание воздействия на принятие решений органами власти — тем более не может охватываться [1; 30].

Приведенные автором аргументы не столь убедительны для признания ошибочным установлен­ного законодателем пониженного возраста уголовной ответственности за рассматриваемое преступ­ление. С нашей точки зрения, уровень социализации современных четырнадцатилетних лиц позво­ляет им осознавать в полной мере характер и степень общественной опасности терроризма. Вряд ли 14-летнее лицо при совершении взрыва, поджога или иных действий, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, не способно осознать их опасность и руководствоваться одной из целей, ука­занных в ст. 233 УК РК. Более того, такой нижний возрастной предел, установленный для субъекта терроризма, имеет превентивный эффект как для 14-летних террористов, так и для взрослых, осуще­ствляющих их подготовку к совершению этого деяния.

Сравнительно-правовой анализ уголовного законодательства государств постсоветского про­странства указывает на определенные различия в нижней возрастной границе ответственности за тер­роризм. Так, в России за терроризм (ст. 205 УК), в соответствии со ст. 20 УК, ответственность наступа­ет с четырнадцатилетнего возраста. Аналогичным образом решается этот вопрос и в уголовном зако­нодательстве Украины (ст.ст. 22 и 258 УК), Азербайджана (ч. 2 ст. 20 и ст. 214 УК АР), Кыргыстана (ст.ст. 18 и 226 УК), Таджикистана (ст.ст. 23 и 179 УК). Нижний возрастной предел ответственности за терроризм в 16 лет предусмотрен Уголовными кодексами Беларуси (ст.ст. 27 и 289), Армении (ст.ст. 24 и 217), Молдовы (ст. 278), Узбекистана (ст.ст. 17 и 155). По уголовному законодательству Эстонии ответственность за терроризм предусматривается с 15-летнего возраста (ст.ст. 10 и 641 УК). Очевидно, что государства, где нижняя возрастная граница за совершение терроризма составляет 16 или 15 лет, руководствуются тем, что только начиная с этого возраста у лица появляется способность осознать характер и степень опасности данного преступления.

Примечательно, что нижняя возрастная граница субъекта других террористических преступле­ний, указанных в п.2 примечания к ст. 233 УК РК (ст.ст. 162, 163, 166-1, 167, 171, 233, 233-1, 233-2, 233-3, 233-4, 234, 238, 239 УК), составляет 16 лет. К сожалению, должной аргументации в пользу такого законодательного решения мы не находим. Однако если обратиться к проекту нового УК РК, то он подобного примечания к названной статье не содержит, т.е. не определяет перечня преступле­ний, являющихся террористическими. Кроме того, в нем значительно расширен круг преступлений, относящихся сегодня к террористическим, за совершение которых возраст уголовной ответственно­сти наступает с 14 лет. К числу последних, согласно Проекту нового УК РК, относятся нападение на лиц или организации, пользующиеся международной защитой (ст. 185), посягательство на жизнь Первого Президента Республики Казахстан — Лидера Нации (ст. 189), диверсия (ст. 195), терроризм (ст. 270), пропаганда терроризма либо экстремизма или публичные призывы к совершению акта тер­роризма (ст. 271), создание, руководство террористической группой и участие в ее деятельности (ст. 272, ч. I и II), финансирование террористической или экстремистской деятельности и иное по­собничество терроризму либо экстремизму (ст. 273), нападение на здания, сооружения, средства со­общения и связи (ст. 283), заведомо ложное сообщение об акте терроризма (ст. 287). Такой подход нам представляется верным, поскольку установление возраста уголовной ответственности с 14 лет за перечисленные выше террористические преступления, во-первых, указывает на их повышенную опасность для общества, во-вторых, если мы признаем, что 14-летний подросток вполне способен осознать характер и степень опасности терроризма, то нельзя не допускать этого и при совершении таких уголовно-наказуемых деяний, как: нападение на лиц или организации, пользующиеся между­народной защитой, посягательство на жизнь Первого Президента Республики Казахстан — Лидера Нации, диверсии, пропаганда терроризма либо экстремизма или публичные призывы к совершению акта терроризма, создание, руководство террористической группой и участие в ее деятельности, по­собничество терроризму либо экстремизму, нападение на здания, сооружения, средства сообщения и связи, заведомо ложное сообщение об акте терроризма.

Следует обратить внимание и на то, что 14-летние лица, в соответствии с ч. 3 ст. 15 УК РК, от­стающие в психическом развитии, не связанном с психическим расстройством, которые во время со­вершения акта терроризма не могли в полной мере осознать фактический характер и общественную опасность своих действий либо руководить ими, также подлежат уголовной ответственности. Не привлекаются к последней, на основании указанной части ст. 15 УК, лишь несовершеннолетние, от­стающие в психическом развитии, не связанном с психическим расстройством, которые совершили преступление небольшой или средней тяжести.

Трудно признать данный законодательный подход обоснованным, поскольку подросток, от­стающий в психическом развитии, не способен осознать в полной мере фактический характер и об­щественную опасность своих действий либо руководить ими и во время совершения некоторых тяж­ких преступлений. Если следовать законодательной позиции, то получается, что 14 летний подрос­ток, отстающий в психическом развитии, совершивший поджог жилого дома, приведший к гибели людей, не осознававший в этот момент в полной мере фактический характер и опасность своих дей­ствий, будет нести ответственность за убийство или терроризм, а подобные действия со стороны 13-летнего лица останутся безнаказанными, в силу недостижения им возраста уголовной ответствен­ности. Возникает вопрос: в чем отличие 13-летнего подростка, не являющегося субъектом уголовного права, и 14-летнего лица, отстающего в психическом развитии, не связанном с психическим рас­стройством, совершивших указанные выше действия? В этом отношении прав российский законода­тель, который в ч. 3 ст. 20 УК РФ устанавливает: «Если несовершеннолетний достиг возраста, преду­смотренного частями первой или второй настоящей статьи, но вследствие отставания в психическом развитии, не связанном с психическим расстройством, во время совершения общественно опасного деяния не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих дей­ствий (бездействия) либо руководить ими, он не подлежит уголовной ответственности». Как видим, здесь не делаются исключения из общего правила, т.е. категория преступления не является одним из оснований непривлечения к уголовной ответственности 14-ти или 16 летних лиц, отстающих в психическом развитии, не связанном с психическим расстройством.

В последние годы острая дискуссия развернулась по вопросу установления уголовной ответст­венности за терроризм юридических лиц и государств [2]. В отечественной теории уголовного права предложение о возможности признания юридического лица субъектом преступления стало обсуж­даться еще в период разработки действующего УК, которое, однако, было отрицательно воспринято большинством как ученых, так и практических работников. Их опасения были вызваны тем, что, во- первых, уголовная ответственность юридических лиц противоречит принципу личной и виновной ответственности; во-вторых, трудностями в разработке самой модели воплощения ответственности юридических лиц в уголовное законодательство. Кроме того, они исходили из имеющейся возможно­сти усиления материальной ответственности за незаконную деятельность юридических лиц в рамках гражданского, налогового и финансового права.

Вместе с тем споры по вопросу признания юридического лица субъектом преступления не ути­хают до сих пор. Причем количество сторонников внедрения уголовной ответственности юридиче­ских лиц в последнее время превышает противников. Главные аргументы сторонников заключаются в том, что, во-первых, в последние годы возникло увеличение количества преступлений, совершае­мых фактически юридическими лицами, за которые они необоснованно остаются безнаказанными, во-вторых, такая необходимость вызвана международными обязательствами, т.е. следует привести национальное законодательство в соответствие с последними. Нельзя не брать также во внимание и тот факт, что в настоящее время уголовная ответственность юридических лиц предусмотрена законо­дательством ряда зарубежных стран (Великобритании, Германии, Франции, Италии, Бельгии, Австрии, Голландии, Ирландии, Дании, США, Канады, Индии, Китая, Южной Кореи и др.). На пост­советском же пространстве уголовная ответственность юридических лиц предусмотрена только в Республике Молдова, Латвии и Литве. Перспективы внедрения уголовной ответственности юриди­ческих лиц активно рассматриваются и обсуждаются в России, а также в Украине, Казахстане. При­мечательно, что положительное решение вопроса этими государствами в принципе уже имеется, так как проекты их уголовных кодексов содержат соответствующие нормы об ответственности указанных лиц.

В этой связи следует отметить и то, что еще в 1973 г. Европейский комитет по проблемам пре­ступности Совета Европы рекомендовал законодателям встать на путь признания юридических лиц субъектами уголовной ответственности за экологические преступления. Позднее в Страсбурге 27 ян­варя 1999 г. был принят другой документ — Европейская конвенция об уголовной ответственности за коррупцию, где также шла речь об ответственности юридических лиц за совершение коррупцион­ных правонарушений (ст. 18). Заметим, что международные обязательства Казахстана по введению уголовной ответственности юридических лиц обусловлены присоединением Казахстана в 2008 г. к указанной выше Европейской конвенции, где идет речь об ответственности юридических лиц за совершение коррупционных правонарушений (ст. 18).

В Концепции проекта УК РК отмечается, что дискуссия возможна лишь в аспекте реализации уголовной ответственности юридических лиц, но не в аспекте необходимости ее закрепления в зако­нодательстве Казахстана, поскольку такая необходимость вытекает из международных обязательств РК, а также, конечно, из Концепции правовой политики РК на период с 2010 по 2020 гг. [3].

За внедрение положительного зарубежного опыта решения данной проблемы в законодательство выступали видные казахстанские ученые — У.Джекебаев, И.Ш.Борчашвили, С.Б.Айсин и другие. У.С.Джекебаев отмечает, что «если государство устанавливает уголовную ответственность юридиче­ских лиц, оно тем самым лишь совершенствует орудия защиты давно существующих, хотя и недоста­точно, но охранявшихся интересов» [4].

С нашей точки зрения, если неправомерная деятельность корпорации (предприятия) повлекла за собой тяжкие последствия, к примеру, вред здоровью или даже смерть человека, урон окружаю­щей среде, то только лишь применение уголовно-правовых санкций позволит отобразить фактиче­скую степень общественной опасности совершаемых ею деяний. Также, вне всяких сомнений, вред, причиняемый юридическим лицом, часто во много раз превышает вред, который может быть нанесен отдельным физическим лицом, и, соответственно, штрафные санкции, применяемые к ним в рамках гражданского и административного законодательства, зачастую не соответствуют размеру причинен­ного вреда, это, во-первых, а во-вторых, не способны восстановить социальную справедливость и предупредить совершение ими новых деяний. Поэтому считаем недопустимым установление для юридического лица гражданской и административной ответственности за деяние, признаваемое уголовным законом преступлением. Нельзя также исключать из внимания имеющееся различие ме­жду гражданско-правовой и уголовной ответственностями, выражающееся, прежде всего, в неоди­наковости их функционального назначения. Так, если гражданско-правовая ответственность в ос­новном выполняет компенсационную функцию, т.е. имеет целью устранение неблагоприятных по­следствий у потерпевшего за счет нарушителя, то уголовная ответственность — охранительную функцию, т.е. будучи призванной охранять и защищать объекты уголовно-правовой охраны, она направлена на восстановление нарушенных законных прав потерпевшего и положительной ресоциа­лизации сознания и поведения преступника. Поэтому уголовно-правовые методы должны применять­ся только в тех случаях, когда иные меры (гражданско-правового, административного характера), применяемые к коллективным образованиям, не способны восстановить социальную справедливость и предотвратить совершение новых деяний, причиняющих или способных причинить ущерб (вред) общественным отношениям, охраняемым уголовным законодательством.

Но все же главный аргумент противников уголовной ответственности юридических лиц заклю­чается в том, что установление уголовной ответственности юридических лиц не соответствует таким фундаментальным принципам уголовного права, как личная и виновная ответственность. Прав У.С.Джекебаев, утверждающий, что «понимание вины как определенного психологического отноше­ния к совершенному преступному деянию не применимо к юридическому лицу. Вина юридических лиц, совершивших преступные деяния, может быть понята лишь как деяние ее правоспособных пред­ставителей, которые могут действовать как умышленно, так и неосторожно» [4; 73]. В связи с этим, мы полагаем, что вину юридического лица следует определять в зависимости от вины лиц, осуществ­ляющих в нем управленческие функции. Это обусловлено тем, что преступление совершается всегда конкретным физическим лицом, действующим от имени и (или) в интересах предприятия (юридиче­ского лица). Несомненно, что такими полномочиями обладает, прежде всего, руководитель или иной работник в рамках предоставленных ему последним служебных полномочий. Так, в разработанном Институтом американского права Примерном уголовном кодексе США, рекомендованном в качестве образца для принятия уголовных кодексов отдельных штатов, об ответственности корпораций, неин­корпорированных объединений и лиц, действующих в их интересах, в ст. 2.07. говорится, что Корпо­рация может быть осуждена за совершение посягательства, если:

1. посягательство является наруше­нием или определено не кодексом, а другим статутом, в котором прямо выраженная цель законодате­ля состоит в возложении ответственности на корпорации, и поведение осуществлено агентом корпо­рации, действующим в ее интересах в пределах своей должности или своего служебного положения; в других случаях закон прямо указывает агентов, за поведение которых корпорация несет ответст­венность, или обстоятельства, при которых она несет ответственность;
2. посягательство состоит в неисполнении возложенной законом на корпорации специальной обязанности совершать положи­тельные действия;
3. посягательство было разрешено, потребовано, приказано, исполнено или опро­метчиво допущено советом директоров или агентом — управляющим высокого ранга, действующим в интересах корпорации в пределах своей должности или своего служебного положения.

В этом же кодексе дается указание, что «агент» — это любой директор, должностное лицо, слу­жащий, лицо, работающее по найму, или иное лицо, уполномоченное действовать в интересах корпо­рации, а «агент — управляющий высокого ранга» — должностное лицо, на которого возложены столь ответственные функции, что его поведение может быть основательно истолковано как пред­ставляющее линию поведения корпорации. Далее говорится, что за любое поведение, осуществляе­мое лицом в интересах корпорации, либо делает так, что такое поведение осуществляется, оно несет ответственность в тех же пределах, в которых оно несло бы ее, если бы это поведение было осущест­влено от его собственного имени или в его собственных интересах. При этом любой агент корпора­ции, согласно установлениям кодекса, несущий основную ответственность за исполнение обязанно­стей, возложенных на корпорацию, является юридически ответственным за опрометчивое несовер­шение требуемого от корпорации действия в тех же пределах, как если бы эта обязанность была воз­ложена непосредственно на него самого.

Принимая в принципе обоснованность этой концепции и поддерживая полностью сторонников недопустимости установления уголовной ответственности государств [5], считаем возможным введе­ние уголовной ответственности юридических лиц применительно и к терроризму. Апостериорно, что последний в основном совершается незаконными организованными структурами — террористиче­скими организациями, не обладающими признаками юридического лица, однако при этом нельзя ис­ключать возможность террористической деятельности каких-либо организаций, их филиалов, пред­ставительств, в том числе и международных, зарегистрированных в качестве юридического лица, ко­торые либо непосредственно организуют и осуществляют террористическую деятельность, либо осуществляют пособничество таким организациям в виде финансирования и другой деятельности, предусмотренной в диспозициях ст. ст. 233, 233-1, 233-2, 233-3, 233-4 УК РК. В отношении таких организаций, как мы полагаем, допустимо установление уголовной ответственности юридических лиц. Хотя, следует заметить, что в литературе имеется ровно противоположное мнение. Так,

Э.Нарбутаев и Ф.Сафаев считают, что применение уголовно-правовых санкций к юридическому лицу весьма малоэффективно в борьбе с преступностью [6]. В. А. Лукьянов пишет: «Даже если суд признает некую организацию преступной и приговорит ее к принудительной ликвидации, то это только в ма­лой степени способно помешать ее создателям продолжать совместную преступную деятельность на неформальной основе» [7]. Поэтому, принимая в принципе концепцию уголовной ответственности юридических лиц, и в частности применительно к составу терроризма, мы полагаем, что ее реализа­ция будет выражаться не только в ликвидации организации, но, прежде всего, в привлечении к уго­ловной ответственности конкретных ее членов, обладающих общими признаками субъекта преступ­ления (достижение определенного возраста, вменяемость).

References

1. Kachmazov O. Criminal responsibility for terrorism // Legality. — 1998. — № 8. — Р. 29-31.
2. Golovko L. Overcoming of problem of criminal responsibility of legal entities in the context of conception of criminal matter («criminal law in wide sense») / //zakon.ru.
3. Conception of legal politics of Republic of Kazakhstan on 2010-2020 and prospects of development of the judicial system / rudocs.exdat.com/docs/index-250710.html.
4. Dzhekebaev U.S. About criminal responsibility of legal entities // Of Information of NAS of Republic of Kazakhstan. Series of social sciences. — 1993. — № 4. — Р. 73-77.
5. Emelyanov V.P. Problems of responsibility for international terrorism // The State and right. — 2000. — № 1. — P. 70-77.
6. NarbutaevE., SafaevF. Course of international criminal law. — Tashkent, 2006. — w3.org/TR/html4/ loose.dtd.
7. Lukyanov V.A. Responsibility: philosophical and criminal law aspects. Dissertation on the competition of graduate degree of candidate of juridical of sciences. — Yekaterinburg, 1999. — 23 p.