В статье раскрыты современные вызовы глобализирующегося мира и пути их решения, как например, в сфере всемирной торговли в теперешнем времени, обсуждены вопросы взаимного диалога науки и культуры. Автор делает особый акцент на культурный фактор на международных отношениях, актуальности связей между человеком и политикой.
С развитием международной торговли и глобальных связей в области политики, экономики и науки растут усилия ученых, транснациональных корпораций и даже правительств разных стран, направленных на то, чтобы углубить взаимопонимание и наладить диалог. ШОС – тому хороший пример. Все очевиднее становится тот факт, что для этого требуется не только более интенсивное и полномасштабное изучение иностранных языков, но и понимание чужих обычаев и культур, чувственное отношение к ним.
Участвуя во встречах и видя хорошо одетых людей, вежливо прислушивающихся к нашим замечаниям людей, чьи ручки зависли над блокнотами точно такими же, как у нас, а портфели и калькуляторы отмечены знакомыми брендами, мы склонны думать, что они видят то же, что и мы, слышат то, что мы говорим, и понимают наши намерения и мотивы. Скорее всего, они поначалу исходят из тех же наивных допущений в силу того, что еще не видят, что скрыто под космополитическим лоском. За ним, однако, функционируют два разных сознания (менталитета), заявляющих о себе на разных языках, подчиняющихся разным нормам и, конечно, ориентированных на разные цели.
Внимание к культурным корням и национальным особенностям других людей, как в обществе, так и в сфере политики и экономики позволит нам предвидеть и достаточно точно просчитать то, как они будут реагировать на наше предложение. Более того, мы сможем в определенной степени предсказывать и отношения к нам. Практическое знание базовых черт других культур (как и своей собственной) сведет к минимуму неприятные сюрпризы (культурный шок), даст нам необходимое понимание, которое позволит преодолеть трудности общения с представителями других народов и культур.
В этом случае закономерен вопрос о том, могут ли знания в области межкультурной коммуникации и желание людей приспособиться привести к желаемым результатам, принимая во внимание жесткую взаимосвязь между языком и мышлением. Мой ответ – да.
По мнению Хостеда «культура – коллективное программирование мыслей, которое отличает одну категорию людей от другой». Ключевыми словами в этом определении являются
«коллективное программирование». Это процесс, в который включен каждый из нас, начиная с момента рождения. Когда малыша из роддома привозят домой, родители прежде всего решают, где он будет спать: русского ребенка на первые пару лет размещают в комнате родителей, поближе к маме; британским и американским младенцам выделяют сразу же или через несколько недель отдельную комнату. Установки относительно зависимости/независимости ребенка и его способности решать проблемы здесь видны отчетливо. Русские дети, которые привыкают на первом году жизни все делать вместе со своими родителями, а затем в детском саду вести себя также, как и другие дети в группе, развивают в себе склонность к групповому поведению и к «групповому мышлению», которая готовит их к совместным занятиям в учебных заведениях, а в дальнейшем к тесному сотрудничеству.
Родители и учителя дают детям лучшие советы. Это помогает подросткам успешно взаимодействовать в их собственной культуре и обществе, где есть четкие представления о том, что хорошо, а что плохо, правильно или неправильно, нормально или ненормально.
Когда мы вырастаем, эти национально обусловленные понятия, которые в нас буквально вдолбили, становятся нашими взглядами на жизнь, отказаться от которых мы уже не в состоянии. Мы считаем привычки и убеждения других (китайцев, монголов и др.) странными или эксцентричными большей частью потому, что они не похожи на наши.
С другой стороны, мы знаем и верим в максиму «по существу, все люди схожи». В этом есть своя доля правды, ведь есть такое понятие, как «универсальные человеческие черты». Они немногочисленны, т.к. национальная запрограммированность «искажает» некоторые наши инстинкты.
Вместе с тем, не следует забывать, что мы, как и наши наставники постоянно находимся под глубоким и властным «гипнозом» тайного деспота – нашего человеческого языка.
Многие лингвисты разделяют гипотезу Сепира-Уорфа о «языковой относительности», заключающейся в том, что язык, на котором мы говорим, не только выражает наши мысли, но и в значительной степени определяет их ход. Иными словами, китаец или русский ведут себя так, а не иначе прежде всего потому, что мысли каждого из них находятся под влиянием того языка, на котором они мыслят. Монгол видит мир иначе, чем казах, поскольку, один мыслит на монгольском, а другой – на казахском. Точно так же человек, выросший на японских островах, живет и действует, направляя свою мысль по японской «колее», а она не совпадает с романской, германской или славянской.
Англичанин, русский или монгол могут переживать одно и то же событие, но переживание представляет собой калейдоскоп впечатлений, пока их не упорядочит сознание. А оно делает это в основном при помощи языка. Поэтому, в конечном счете, эти три человека видят три разные вещи.
Древние говорили «сколько знаешь языков – столько раз ты человек». Изучая другие языки, особенно содержащие в себе явно иные представления о мире, можно расширить и свое видение мира. Многие студенты, изучая германские языки, чувствуют себя обогащенными тем, что способны видеть мир немецкими глазами или сквозь призму британской рациональности. Изучающие китайский часто открывают в себе второе «Я», погружаясь в этот язык. Таких людей, открытых нескольким культурам, можно назвать поликультуралами.
Поликультуралы стремятся к «полноте опыта», не только осваивая чужие наречия, но и приязненно воспринимая взгляды других людей, как бы становясь на их место, в их географическое, историческое и мировоззренческое положение, глядя на самих себя с этой точки зрения.
В. фон Гумбольдт писал, что мы не можем до конца понять инородца. Мы не можем переводить с его языка, т.к. народ этот окружен духом последнего. Понимание невозможно, если ты не напитался этим духом.
Ему вторит академик Лев Владимирович Щерба: «Каждый язык представляет нам мир внешний, воспринимаемый мир в своем особом виде… В каждом языке он представлен по-разному, понимается по-разному…».
Действительно, у всякого народа в сознании и культуре присутствует нечто неявно выраженное, имплицитное, неинституциализированное, нечто бытующее на уровне архетипов.
Конечно же, источником постижения духа народа, во многом является его литература.
«Народы, племена, их гений, их судьбы Стоят перед тобой, свей и идеи полны,
Как вдруг застывшие в разбеге бурном волны, Как в самый жаркий миг Отчаянной борьбы Окаменевшие атлеты…
Ты видишь их насквозь…» Апполон Майков
Сам Тютчев, к которому были обращены эти строки, скромно оценивал сою личную проницательность. Тютчев, мыслитель, дипломат, государственный деятель, задумывался, конечно, о судьбах «народов и племен», но вот, что интересно: Тютчев – поэт не оставил в своих стихах ни одной характеристики ни одного народа. Что-то его останавливало. А ведь у множества поэтов в изобилии находим броские определения. Несколько примеров почти наугад:
- «Тяжелый шваб и рыжий бритт, и галл, отважный сибарит» (А. Майков).
- «Я – эллин влюбленный, я – вольный араб, а я – мексиканец жестокий» (Бальмонт).
- «Румяные эстонцы, привыкшие к полету лыж и снегу» (Багрицкий).
- У Пушкина – «черкес суровый», «немец аккуратный», «молдаван тяжелый» и т.д.
Красиво, литературно-гладко. Но что же? Эти оценки несомненны? И мы можем принять как сгусток знаний об этом народе, как конденсацию его самобытного естества?
Не можем не одну. Чем бы не являлись подобные характеристики, они никак не продиктованы научным знанием. Это в первую очередь чисто художественные элементы, чаще всего эпитеты, а эпитет, как известно – это троп, а троп, как известно, попытка дать представление о целом предмете через его часть, наиболее броскую (не обязательно самую существенную), через один из признаков. Следовательно, такое определение никак не покрывает целого, а только представляет его. Представляет субъективно. И чем оригинальнее, чем остроумнее будет это определение, тем больше оно будет говорить о самом поэте, нежели о народе, который он характеризует: «американца едкий ум», «дикая кошка армянская речь» у О. Мандельштама. Все эти характеристики замкнуты в пределах художественного произведения. Будучи извлечены из художественной ткани, из контекста, из дискурса, из стилистической атмосферы, они теряют свою убедительность. Убедительными или неубедительными они могут быть только в контексте данного произведения. Положение с «народознанием» сегодня пробуксовывает в своем движении.
Мы много и верно говорим о спецификенационального и о взаимообогащении культур, но, как правило, эти рассуждения носят «общий характер». Пришла пора подкрепить их золотым запасом конкретных наблюдений, черновой и методичной работой в области человековедения или народознания, или народной психологии, или ментальности, или души народа, или духа его. Терминологические споры не самое существенное.
В противном случае мы обречены даже чураясьстериотипов сводить все на манер того, над чем хорошо посмеялся когда-то Салтыков-Щедрин:
«Послушайте! Ведь Амалат-бек-то, должно быть глуп ?
-Это в нем восточное, объяснил Расплюев совершенно естественно, а вот Сампантре глуп, так это в нем западное. Выбирайте любое».
Таким образом, перспектива развития международного культурного взаимодействия лежит на пути от столкновения сознаний и культур к становлению, выявлению и укреплению на их общечеловеческой нравственной основе культурного диалога, «культурного сотворчества», синергии культур. И чем дальше мы движемся в глубь человеческого духа, тем более мы приближаемся друг к другу, тем менее значимыми становятся наши различия, в том числе обусловленные сознанием, языком и культурой.
Список литературы
- Whorf B. Language, thought and reality: Selected writings of Benjamin Lee Whorf / Ed. John B. Carroll. –New York: Wiley, 1956.
- Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. – М.: Языки славянской культуры,
- Кронгауз М.А. Семантика. М.: ИЦ «Академия»,
- Бурас М., Кронгауз М.А. Жизнь и судьба гипотезы лингвистической относительности // Наука и жизнь. – 2011. №
- Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. – М.: Прогресс, 2000. – 400 с. 6 Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974. С. 313-318.