В статье анализируется состояние работы государственных органов по ресоциализации лиц, отбывших наказание в виде лишения свободы и вышедших на свободу. Приводятся конкретные данные касающиеся деятельности пенитенциарной системы. Делается вывод о неэффективности мер по привлечению эксзаключённых к общественнополезному труду. Предлагаются пути и методы подготовки спецконтингента к жизни в обществе.
В Казахстане последние несколько лет не проводится амнистия. Такова нынешняя политика государства в отношении тех, кто заслужил наказание. Принято решение пойти другим путём: помогать тем, кто действительно хочет стать полноценным членам общества и подчиняться его законам.
Рузвельт говорил: «Самый трудный шаг – шаг за пределы привычного». Наши форумы, посвящённые вопросам ресоциализации лиц, отбывших наказание, в определённом смысле, тоже выход за грани привычных шаблонов.
В первом форуме в 2013 году мы обозначили «10 мер по снижению «тюремного населения», потому что Казахстан долгие годы был в тройке мировых лидеров по тюремному индексу. Давать максимальные сроки считалось нормальным. Сажали больше, чем выпускали. Для разгрузки колоний периодически проводили амнистии. За двадцать лет проведено восемь амнистий, то есть каждые 2.5 года. Но через год-два колонии вновь переполнялись.
«10 мер» доказали малоэффективность амнистии. Вот уже 4 года как ее нет. Кроме мест. На 100 тысяч казахстанцев сегодня приходится 233 заключенных. Это в 3 раза меньше, чем в советские 80-е годы.
Если в 2013 году в местах лишения свободы находилось 70% всех, кто отбывал наказание, то сейчас эта цифра снизилась до 50%. Доминирующим стало ограничение, а не лишение свободы.
Нельзя не сказать о том, что сокращение «тюремного населения» экономит и госбюджет. Только в 2016 году мы планируем сэкономить 12 млрд. тенге.
Однако нас нередко спрашивают: зачем выпускать преступников раньше срока и подвергать опасности нормальных людей? На этот вопрос можно ответить следующим образом.
Уголовный кодекс позволяет заключенному выйти условно-досрочно. Для этого есть ряд условий.
а) отбыть в местах лишения свободы определенное время. К примеру, если тяжкое преступление, как минимум полсрока;
б) погасить ущерб потерпевшему; в) доказать свое исправление.
Однако, на деле по УДО освобождали крайне редко. Почему? Потому что выйдет заключенный или не выйдет, зависело от субъективного решения судьи.
Новый УК изменил практику. Если заключенный отбыл определенный срок, вел себя хорошо, режим не нарушал, ущерб загладил, то суд теперь обязан его выпустить. То есть свободу он заслуживает лично сам. Конечно, это меняет его мышление и стимулирует законопослушное поведение.
Сейчас вышедшие по УДО реже совершают преступления, чем те, кто выходил по амнистии. Ведь амнистия – это освобождение оптом, без личной оценки каждого. Это привело к тому, что отбывающие наказание уже не считают её гуманным жестом власти и вместо исправления ждут юбилейные даты.
Задают и такой вопрос: у нас, что стало меньше преступлений, чтобы сокращать заключенных?
На это дают ответ следующие цифры. Убийств, тяжких телесных повреждений, разбоев сейчас в 1.5 раза меньше, чем в советские 80-е, и в 3 раза, меньше чем в 90-е годы.
То, что у нас адекватное криминогенной ситуации «тюремное население» подтверждает и сравнение с Россией. На 100 тыс. казахстанцев тяжких и особо тяжких преступлений вдвое меньше, чем у соседей.
Главная идея «10 мер» индивидуальный подход к каждому, свобода по закону и по заслугам.
На втором форуме мы запустили Проект «Занятость в колониях», потому что безделье делает заключенных легкой добычей воровского мира и экстремистов, порождает иждивенцев, склонных к преступлениям.
Что удалось сделать за прошедший период?
Правительство приняло План действий из 14 конкретных мероприятий.
В колонии зашли 133 субъекта бизнеса. До этого было всего 16, сейчас в 8 раз больше. Работой обеспечено 1865 заключенных. Это треть от показателя трудоустройства РГП «Енбек».
Осужденные получили доступ на сайт КУИС, где могут изучать «100 дел для заключенных», «1000 бизнес-идей», «истории успеха» и иную информацию.
Впервые 20 заключенных стали индивидуальными предпринимателями и внутри колонии разводят кроликов, шьют обувь, пишут картины, мастерят сувениры.
Потерпевшим возмещено 640 млн. Это в 2 раза больше, чем за весь 2014 год.
В то же время все еще не решен главный вопрос: передача производства под управление колоний.
Сегодня вся производственная база сосредоточена у РГП «Енбек». То есть исправление через труд отдали на откуп хозсубъекту, которому безразлично: будет или нет заключённый стремиться к исправлению. Между тем, есть стандарт ООН: производство должно управляться администрацией, так как именно она ответственна за исправление.
У нас же – ни начальник колонии, ни начальник Департамента уголовноисполнительной системы не отвечает: занят делом заключенный или нет.
Поэтому необходимы соответствующие поправки в уголовно-исполнительный кодекс. Мы передали свои предложения депутатам Мажилиса, но возник барьер в лице Министерства экономики и Министерства финансов. Они считают: раз колонии госучреждения, то им нельзя заниматься производством. В этом плане мы единственная в мире страна, где такая нелогичная система. МВД как-то неохотно убеждает эти министерства.
Таким образом, на предыдущем форуме был задан хороший темп. Мы совершили серьезный прорыв, повернув вектор правосудия в сторону смягчения наказаний. Все больше осужденных остаются на свободе или досрочно покидают колонии. В дальнейшем был развит такой важный вопрос как трудозанятость.
Но все это лишь часть более глобальной задачи. К сожалению, наша пенитенциарная система все еще стоит на фундаменте советских зон. Тем, кто не нашел места на воле, тюрьма – последний приют, а нередко и могила. За 2 года 433 заключенных умерли в местах лишения свободы..
Страшное убийство 12 человек в Аксайском ущелье и теракты в Париже связывает одно – эти побоища устроили лица, судимые в прошлом за менее серьезные преступления. Находясь в колонии, они нашли друг друга и встали на путь террора. Тюрьмы не должны быть инкубаторами террористов и экстремистов. Этого можно было бы избежать, будь у нас должная система ресоциализации.
Поэтому сегодня перед нами стоит более масштабная и сложная задача – ресоциализация осужденных. Вернуть их в социум законопослушными – это наша обязанность перед налогоплательщиками.
Хотелось бы привести эпизод из знаменитого фильма Шукшина «Калина красная». Перед освобождением главного героя спросили: «Как думаешь жить?». Он ответил: «Честно !» Именно с таким настроем люди должны выходить на свободу.
Давайте признаем, мы уже не верим, что заключенные могут приносить пользу себе и обществу. У нас нет культуры «мирного» сосуществования с ними. Большинство уверено – кто был в тюрьме, тот испорчен навсегда. Мы в плену этой устоявшейся парадигмы. Почему? Ведь тюрьма – это учреждение, созданное специально, чтобы люди, однажды преступившие закон, снова не нарушали его.
В итоге, они изгои: тюрьма не исправляет, социум отторгает. Им все равно: что «воля, что неволя». И они снова и снова «идут на дело». Замкнутый круг.
У нас для несовершеннолетних есть только одна колония в Алматы. Самый крупный мегаполис, но ни бизнес, ни НПО, ни власти туда вообще не заходят. Нет ни одного социального проекта для исправления подростков. Если не заниматься ими сейчас, то завтра они перекочуют в тюрьмы для взрослых.
В Англии знаменитый шеф повар Гордон Рамзи в Брикстонской тюрьме для подростков открыл пекарню с девизом «Life Chaning Taste» вкус, меняющий жизнь. Инициативу осветили по всей стране. Би-би-си запустил реалити – шоу. Известные кофейни заказывали тортики, а лондонцы с удовольствием покупали их. Люди, разделенные тюремным забором, стали ближе друг другу. Появилось доверие. Итог рецидив этих подростков снизился в 10 раз.
Поэтому есть три вещи, которые по нашему мнению, способны переломить эту ситуацию.
В первую очередь, нам нужен сдвиг парадигмы, то есть изменение общественного восприятия осужденных как потерянных для социума людей.
Второй шаг – дать каждому уверенность, что он нужен обществу и что за стенами колонии его ждут.
Что мы конкретно для него предлагаем? Две этих задачи – изменить общественное мнение и сознание эксзаключенных, никто не решит лучше чем неправительственные организации. Их плюсы очевидны они мобильны, экономичны, мотивированы, их подходы нестандартны. И главное делают это от души.
В США действует онлайн-ресурс, где гражданский сектор предлагает свои программы ресоциализации. В Японии двухлетняя программа волонтерства для службы пробации, в Новой Ирландии волонтерский проект «Новаторы» привел к снижению рецидивной преступности подростков с 70% до 9%.
Наши НПО тоже готовы поддержать осужденных. Если в 2014 году они помогли 4 тысячам, то в 2015 -м – более, чем 5 тысячам.
В Кызылорде «Центр ресоциализации» за 2 года трудоустроил 534 освобожденных. Итог, наполовину снижен рецидив.
В Астане Фонд «Реабилитационных технологий» помог получить документы более 600-там экс-заключенным. Это стоило 3 млн. – 5 тысяч тенге на каждого.
К сожалению, мы недооцениваем НПО. Они, как правило, работают на зарубежные гранты. В 2014 году 16 областных бюджетов выкроили на них крохи – 500 тыс. на регион.
Но сегодня любой праздник районного масштаба стоит гораздо дороже. У нас есть печальный опыт, когда в Усть -Каменогорске за деньги бюджета с помпой открыли Центр реабилитации, а потом быстренько закрыли. Почему? Никто туда не пошел. Одна из причин: весь персонал – люди в погонах.
Да, сейчас необходима жесткая экономия. Может стоит урезать отдельные чиновничьи расходы и финансировать НПО? Эффект будет намного лучший.
Поэтому:
а) Правительству необходимо активнее использовать неправительственный сектор.
б) в рамках Проекта «Ты нужен обществу!» нужно сформировать Медиа-план, пул журналистов. Следует широко популяризировать примеры успешной ресоциализации, какую пользу бывшие заключённые приносят и могут принести другим.
в) ресоциализация успешна, если заключенный имеет связь с близкими. Но этому мешают расстояния и ограничения, которые не все могут преодолеть.
В Красноярске наладили онлайнобщение с семьей. В США на постоянной связи с осужденным один член семьи. Во Вьетнаме проект если нет денег, то они помогают родственникам приехать в тюрьму.
Нам тоже нужны такие инициативы. Например, общение с семьей через интернет, перевод в колонию поближе к дому.
г) необходимо проведение региональных форумов по тюремной реформе с вовлечением местных органов власти, бизнеса, СМИ, НПО и самих осужденных.
д) криминальное прошлое – преграда везде. Работодатели не берут в штат, узнав о судимости. Только в 2015 году справку о судимости запросили 1.5 млн. человек, так как ее требуют у всех, даже у кандидатов в дворники. В связи с этим нужны поправки в законы, чтобы убрать этот барьер для трудоустройства.
е) риск рецидива очень высок в первые дни после освобождения. Поэтому следует шире внедрять проект «Встреча у ворот и устройство в приюты».
Экс – заключенные могут идти в Центры адаптации для лиц без места жительства. Они есть в 22 городах. В этих центрах проживает более тысячи человек, из них половина – бывшие осужденные. Свободных мест – 700. Но туда не все идут, считают «не по понятиям». Поэтому, чтобы использовать их эффективнее, нужно изменить статус этих центров.
Мы хотим, чтобы все, кто отбывает наказание в колониях, понимали, что на свободе они получат реальный шанс стать достойным человеком. Каждый из них нужен обществу!
И это не просто лозунг. Мы сделали им типовую дорожную карту. Ее детализируют в областях: куда пойти, где переночевать, как восстановить документы, найти работу, какие услуги они могут получить у государства. Плюс советы – как планировать свою жизнь, выстраивать общение, достигать цели и др.
Третий важный шаг. Надо создать современную инфраструктуру ресоциализации. Что имеется ввиду?
Во-первых, нет системы подготовки заключенных к свободе. В СССР 20-х годах прошлого века были, так называемые «переходные дома». В Великобритании их называют «домами на полпути». На это потребуются минимальные затраты. Надо в пустующие сегодня колонии-поселения отправлять заключенных за 6-12 месяцев до освобождения. Это поможет им быстрее адаптироваться к свободе.
Во-вторых, надо вводить полный цикл пробации. В развитых странах она ведется на всех этапах: до суда, в тюрьме, после тюрьмы, то есть с первых дней конфликта с законом. Подозреваемый – досудебная пробация. Дали наказание без лишения свободы – приговорная. Сел в тюрьму – пенитенциарная. Вышел постпенитенциарная. Сопровождение «от » и «до». В Дании, Норвегии, Финляндии, Швеции низкий тюремный индекс. В Голландии население такое же, как и в Казахстане, но заключенных меньше в 3.5 раза. Почему? Потому что там успешно работают перечисленные институты.
У нас ни до суда, ни в тюрьме пробации близко нет. Суды избирают наказание, в лучшем случае, по формальным справкам участкового и отзывам соседей. А надо бы, как в Англии, с учетом заключения профессионалов – офицеров пробации.
Сегодня в тюрьмах : 40% имеет две и более судимостей, 71% осужден на срок свыше 5 лет. Что происходит с ними после освобождения? Четверо из 10 в течение 3-х лет возвращаются в тюрьмы. Еще ктото несколько позже. Заключенный теряет надежду в будущее. Учится не жить в обществе, а выживать в колонии. Не все выдерживают. За 4 года совершено 154 суицида. Психологи говорят после 5 лет изоляции человек теряет все навыки жизни в социуме.
Приведу следующий пример: Серик Сариев. 45 лет, 10 из которых провёл в колонии. В прошлом электрик, потерял семью, дом. Родственников нет. Выйдя на свободу, 3 месяца слонялся, не знал куда пойти, с чего начать. Итог снова криминал, и снова тюрьма. Вот и получаем систему «вращающийся двери». Как говорят, «Век воли не видать!»
Пенитенциарной пробации нет. Вынуждены ждать, пока заключенный освободится. А почему нельзя работать с ним раньше, в колонии, пока не дошло до «точки не возврата»?
Поэтому нам надо вводить досудебную и пенитенциарную модель как во всех развитых странах.
Далее нужно менять само содержание пробации. Все эффективные ее модели работают по принципу RNR. Это значит любое действие офицера пробации базируется на оценке рисков и потребностей осужденного. То есть процесс работы с каждым сугубо индивидуален, также как и план работы с ним.
Сейчас вся пробация сведена в мелочной опеке, хотя усилия нужно направлять в отношении тех, у кого высокий риск рецидива.
В Канаде начали так работать и рецидив значительно снизился. Дополнили электронным мониторингом и прогресс усилился. В Англии для осужденных с высоким риском насилия проводятся курсы контроля гнева. В Сингапуре в рамках национальной программы «желтая лента» заключенные начинают работать на свою будущую компанию, еще находясь в заключении.
Поэтому комитету уголовно исполнительной системы надо вводить четкую систему оценки рисков. Она позволит оптимизировать ресурсы службы пробации, работать на опережение.
Очень важным является организационный вопрос. Сегодня на местах с освобожденными работают как будто все – и акимат, и пробация, и колония. Но «у семи нянек дитя без глазу». Работа консультативносовещательных органов зачастую проводится формально, на бумаге. Надо объединить эти комиссии и оживить их работу.
За два года из колонии вернулось 22 тысячи человек, но по квоте трудоустроено только тысяча или 6%. Это мизер и за это никто не отвечает.
Есть опыт Англии о «нулевом контракте». Человек работает в те часы, когда он нужен. Экс-заключенный мог бы иметь несколько работ, одновременно курьером, перевозчиком, продавцом. Ему не надо постоянно сидеть в офисе. Оплата по факту. С 2010 года 2 миллиона британцев заключили «нулевой контракт».
Все эти меры реализуемы, и при надлежащем к ним отношении, конечно, дадут определённый эффект. Но есть две базовые вещи, не решив которые, мы не поднимаемся до уровня развитых стран.
Что имеется в виду? Это тюрьмы с покамерным содержанием и электронные браслеты.
Мы постоянно слышим, вот-вот начнут строить колонии на основе государственночастного партнёрства. Но этим разговорам больше пяти лет.
Причина не в том, что ни кто не хочет финансировать стройки за свой счет. Желающие есть. Вся Европа так делает. Просто нужен международный конкурс, а его никак не проведут. Все остальное – отговорки. А между тем представители Всемирного Банка готовы найти экспертов, подготовить нужную заявку, устроить конкурс и сопроводить весь процесс строительства.
Электронные браслеты тоже давняя проблема. Закон позволил применить браслеты ещё 5 лет назад. Но до сих пор нет никакого результата. А ведь можно поступать как в Бельгии брать браслеты в аренду путём проведения конкурса. Преимущества такого подхода очевидны: минимум затрат – максимум экономии. Один сотрудник может мониторить поведение сотен подучетных. Если браслет выйдет из строя, то ремонт производится за счет владельца. Есть претензии договор расторгается. Поэтому нет необходимости приобретать браслеты в собственность, что даёт большую экономию. Кстати, по данной проблеме мы уже начали работать с проектом Евросоюза по гранту в 5.5 млн евро. Полагаю, что наши совместные инициативы должны привести к хорошим результатам.