История изучения энеолита северного Казахстана

Изучение энеолита является относительно молодым направлением археологической науки Казахстана. Одним из регионов активного изучения энеолитической культуры на территории нашей республики является Северный Казахстан. Цель настоящей статьи состоит в освещении истории и итогов изучения энеолитической эпохи Северного Казахстана.

Впервые материалы энеолитической эпохи на территории Северного Казахстана были собраны в 1937-1945 гг. неспециалистами (геологами, краеведами) на стоянках в Степном Притоболье (Коль, Терсек-Карагай). Эти, в своей массе бескерамические, а затем и разукомплектованные, коллекции были изучены А.Я.Брюсовым и А.А.Формозовым в 1940 - начале 1953 гг. [1; 6-16]. Однако они оперировали энеолитическими материалами, находившимися в составе смешанных и типологически ими нерасчлененных комплексов, что и определило конечные выводы. А.Я.Брюсов отрицал существование особой эпохи между неолитом и андроновской культурой, прослеживая существование пластинчатой индустрии камня вплоть до эпохи развитой бронзы. А. А.Формозов материалы стоянок Терсек-Карагай, Коль, Светлый Джаркуль, Затобольская, Саксаульская, Аксуат, Кайранколь и др. отнес к одной эпохе, характеризуя ее (в зависимости от публикации) поздненеолитической, энеолитической, доандроновской [2, 3]. Вместе с эпохально близкими стоянками Южного Зауралья и Оренбуржья они были объединены А.А.Формозовым в «терсек-карагайскую» культуру, противопоставленную им неолитической кельтеминарской культуре среднеазиатских пустынь [4].

Культурные реконструкции А.А.Формозова практически сразу были подвергнуты обоснованной критике В.Н.Чернецовым, как основанные на материалах, принадлежавших разным эпохам, смешанных и неоднородных [5; 56-58]. Против объединения стоянки Кысы-Куль (Южное Зауралье) вместе с притобольскими стоянками Коль и Терсек-Карагай в состав одной культуры выступил и К.В.Сальников [6; 29-30].

Впервые самостоятельный энеолитический комплекс в Северном Казахстане на основании авторских раскопок стратифицированного памятника был выделен Л.А.Чалой на материалах двухслойной стоянки Иман-Бурлук (Иман-Бурлук 1 и 2). Она проследила стратиграфическую и типологическую обособленности материалов верхнего и нижнего слоя памятника на р. Иман-Бурлук. В поисках аналогий материалам стоянки Иман-Бурлук 2 она ориентировалась, прежде всего, на синстадиальные комплексы стоянки Терсек-Карагай и поселений суртандинского типа (Кысы-Куль, Сабакты III и др.)[7; 201], к началу 1970-х уже надежно относимых исследователями конца каменного века Южного Зауралья к эпохе энеолита или раннего металла [6; 30, 8; 57-58].

Исследования А.А.Формозова в Степном Притоболье и Л.А.Чалой в Казахстанском Приишимье продолжения не имели. Поэтому фактически широкомасштабные изучения энеолита в Северном Казахстане, как и создание современного представления об эпохе, связываются с деятельностью В.Ф.Зайберта, В.Н.Логвина, С.С.Калиевой и целого ряда работавших с ними археологов. Крупнейшие (и опорные) памятники были здесь открыты в конце 1970-х - начале 1980-х гг. экспедициями и отрядами под руководством В.Ф.Зайберта, С.С.Калиевой, В.Н.Логвина и ряда других археологов. Памятники локализуются в трех районах — Казахстанском Приишимье, Степном Притоболье и южной части Тургайской ложбины.

В 1980 г. Северо-Казахстанской археологической экспедицией (СКАЭ) под руководством В.Ф.Зайберта было открыто крупнейшее однослойное энеолитическое поселение Ботай [9]. В 1983 г. энеолитический комплекс был выделен на гетерохронном поселении Рощинское [10]. С выявлением особенностей топографии и ландшафтной приуроченности поселений Ботай и Рощинское было спрогнозировано открытие и других энеолитических памятников в Приишимье — поселений Васильковка IV, Баландино, Сергеевка, Красный Яр. Они также подверглись исследованию раскопами.

Открытие однослойных представительных памятников с мощным непотревоженным культурным слоем, давших многочисленный и разнородный археологический материал, привлекло пристальное внимание научной общественности. Руководитель СКАЭ В.Ф.Зайберт сумел привлечь к изучению открытых материалов специалистов из разных областей научного знания из крупных научных центров: Челябинска, Пущино, Москвы, Ленинграда. Для изучения палеогеологической и палео-климатической ситуации, существовавшей в районе поселения Ботай в эпоху энеолита, В.Ф.Зайбертом были привлечены почвовед И.В.Иванов [11] и географ Н.П.Белецкая [12].

Летом 1983 г. на базе поселения Ботай был проведен Всесоюзный полевой археологический семинар. Его участники обсудили ряд важных проблем изучения памятника [13]. Тогда же были опубликованы результаты двухлетнего исследования памятника Ботай. За 2 года было раскопано 33 жилища и получены сотни тысяч единиц находок и костных остатков животных. В.Ф.Зайбертом был поставлен вопрос о выделении новой энеолитической культуры — ботайской. К памятникам ботай-ского типа были отнесены поселения Кеноткель VIII, Рощинское и др. В.Ф.Зайбертом была разработана комплексная программа по системному изучению ботайской культуры. В рамках этой программы были выделены направления по изучению конкретных отраслей производства и категорий археологического комплекса ботайской культуры, а также по изучению культурно-исторических процессов. За научными сотрудниками СКАЭ были закреплены соответствующие темы кандидатских диссертаций.

Уже к 1984-1985 гг. коллективом археологов Северо-Казахстанской археологической экспедиции были достигнуты значительные успехи в изучении материалов поселения Ботай, что выразилось в серии публикаций по большинству из категорий материального комплекса поселения.

В 1984 г. были опубликованы немногочисленные данные по погребальному обряду и антропологии поселения Ботай [14]. Выявлено два варианта погребальных традиций: единичный случай коллективного захоронения на территории поселения в заброшенных жилищах в вытянутом положении, лежа на спине, с ориентировкой на юго-восток, без сопровождения керамикой и орудиями труда и единичный же случай захоронения изолированного черепа в сопровождении скопления охры и с хозяйственным инвентарем [14; 122-123, 125].

В 1984 г. впервые были опубликованы данные по ботайской керамике [15], в которых выделялось только два типа керамики: веревочная и гребенчатая. Была разработана таблица основных орнаментальных мотивов, опубликованы целые сосуды. Внимание акцентировалось на такой характерной черте орнаментации, как геометризм. В 1985 г. О.И.Мартынюком была дана более подробная классификация керамики [16]. По технике орнаментации выделялось уже четыре ее типа:

1) веревочная,

2) гребенчатая,

3) текстильная

4) неорнаментированная.

Автор выделил такие характерные черты ботайской керамики, как округлодонность, слабая профилировка тулова, отогнутый наружу, прямо срезанный либо округлый венчик. Приоритет в существовании им был отдан текстильной и гребенчатой керамике, которая затем сменяется гребенчатой, нетекстильной и веревочной.

И. Л. Чернаем исследованы текстильные отпечатки на ботайской керамике и сделан ряд выводов о технологии изготовления этой категории сосудов, а также об уровне развития ткачества у ботай-цев [17]. В.И.Заитовым каменная индустрия Ботая была охарактеризована как абсолютно отщеповая, с господством двусторонней техники вторичной обработки на основе использования яшмокварцитового сырья [18].

В 1985 г. Т.А.Даниленко [19] опубликовала костяные орудия поселения Ботай. На основе морфологии изделий, экспериментальных работ и трасологических исследований определено функциональное их назначение, разработана типология. Публикацию получили уникальные для культур каменного века костяные изделия с гравировкой, в первую очередь фаланги лошадей [19; 47]. Коллекцию костяных предметов и индустрию кости Ботая изучала также Сандра Ольсен [20]. Однако в целом исследование костяного инвентаря ботайской культуры не было доведено до логического завершения.

А.А.Плешаковым и В.Ф.Зайбертом были исследованы рубящие орудия поселения Ботай [21]. Их типология была произведена на основе классификации, разработанной В.М.Воробьевым [22; 47]. Была выявлена устойчивая локальная традиция в изготовлении рубящих орудий, которые представлены двумя очень сходными типами — треугольными и трапециевидными в плане орудиями, являющимися, предположительно, частными вариациями одной генеральной формы. В результате трасологиче-ского изучения было уточнено функциональное назначение рубящих орудий. В целом был доказан высокий технический уровень деревообработки на поселении Ботай.

Кости с поселения Ботай анализировались Л.А.Макаровой в 1981 г. [23; 40] и Н.М.Ермоловой в 1982 г. [24]. Костные остатки лошадей с ботайских поселений Л.А.Макаровой были отнесены к домашней форме, а Н.М.Ермоловой — к дикой.

В 1985 г. В.Ф.Зайбертом были подведены итоги первого этапа изучения поселения Ботай и других памятников энеолита Северного Казахстана — Рощинское и Баландино, снова ставился вопрос о выделении ботайской культуры [13; 8-10]. Первоначально в область распространения памятников ботайской культуры В.Ф.Зайберт включал только бассейн верхнего и среднего течения р. Ишим в пределах лесостепной зоны [13; 9]. Хронологические границы существования культуры устанавливались в пределах конца IV-III тыс. до н.э. [13; 10]. Вопрос о происхождении культуры решался в русле эволюционного развития местной неолитической атбасарской культуры с элементами южных инноваций (со стороны культур Средней Азии) [13; 14-15]. Прекращение же существования ботайских памятников связывалось с процессом аридизации климата, начавшимся в конце III тыс. до н.э. [13; 15-16].

Большое внимание автором было уделено реконструкции хозяйственной жизни ботайцев [13; 11-12]. Опираясь на данные палеозоологов, В.Ф.Зайберт высказывает мысль о существовании у ботайцев производящего хозяйства в виде скотоводства и о его коневодческой специализации. Высказано было и осторожное предположение о существовании земледелия.

К задачам дальнейшего изучения ботайской культуры В. Ф.Зайберт отнес изучение хозяйственной жизни ботайцев, демографических процессов, вопросов внутреннего и внешнего обмена, социального устройства энеолитического населения, выявление динамики развития культур каменного века на территории Казахстана. В связи с близостью ботайских материалов артефактам из Притоболья, Центрального Казахстана, Южного Урала, В.Ф.Зайбертом был поставлен вопрос о существовании в рамках обширного региона большой этнографической общности, куда входили и ботайские древности [13; 12-13]. Название этой общности еще не было определено.

Продолжилось изучение остеологического материала. Кости с поселения Ботай в 1983-1986 гг. анализировались Т.Н.Нурумовым и Л.А.Макаровой [23; 40], а затем И.Е.Кузьминой [25]. Остеологический материал поселений Рощинское и Баландино определен Л.А.Макаровой и Т.Н.Нурумовым [23; 53]. Кости животных с поселения Сергеевка были определены П.А.Косинцевым и А.И.Варовым [26]. Остеологическую коллекцию с ботайских памятников в свете проблемы выделения морфологических признаков доместикации на костях лошади изучали немецкие ученые Фриш и Бенеке [27; 21]. Все они, с разного рода оговорками, отнесли костные остатки лошадей с ботайских поселений к домашней форме. Ряд костяных изделий, происходивших с поселения Ботай, были интерпретированы как элементы примитивной конской упряжи — стержневые псалии [28]. Американец Дэвид Энтони применил оригинальную методику определения следов на зубах лошади от использования удил [29].

Тем не менее, несмотря на все усилия и достигнутые результаты, Л.А.Макарова и Т.Н.Нурумов считают, что по-прежнему актуально стоит задача «выявления доместикационных признаков, если они появились в строении отдельных костей к данному моменту ее (т.е. ботайской лошади. — С.З.) существования» [30; 147].

К 1988 г. В.И.Заитовым при разработке темы кандидатской диссертации был подведен окончательный итог своим исследованиям каменного инвентаря ботайской культуры [31]. В 1992 г. вышла

статья В. И.Заитова, посвященная перфорированным дискам поселения Ботай [32]. В ней автор дал типологию дисковидных изделий с отверстиями, рассмотрел технологию их изготовления и варианты утилизации.

В 1993 г. А.М.Кисленко дал развернутую характеристику ботайскому домостроению [33] на основании стратиграфических и планиграфических наблюдений в процессе раскопок жилищных котлованов, а также результатов экспериментальных работ по реконструкции жилищ на поселении Ботай. Жилища реконструировались как соединенные в группы крытыми переходами полуземлянки с насыпными глиняными наземными стенами и конической бревенчатой крышей в виде ложного свода. Ранние жилища на поселении Ботай имели прямоугольную форму котлована, а ее последующее изменение в сторону округлости и многоугольности было продиктовано демографическими процессами и природно-климатическими условиями [33; 134, 136]. А.М.Кисленко провел этнографические параллели ботайским жилищам с постройками пастухов Средней Азии и Казахстана типа «шошала» и «олшек» [33; 132, 134]. Выявлено функциональное деление территории поселения Ботай на две части: береговую производственную и центральную жилую, а также «сотовый» принцип планировки поселения [33; 117].

К 1993 г. В.С.Мосиным было завершено исследование ботайской керамики [34], расширившее перечень ее характеристик.

В начале 90-х годов разрабатывалась также проблема происхождения и функционального назначения утюжков [35]. К сожалению, эта интересная работа не была завершена, как, впрочем, и решение проблемы культурных контактов ботайцев, начатое В.В.Худяковым [36].

Датирование по C-14 образцов с поселений Ботай, Красный Яр, Сергеевка и Баландино было произведено в лабораториях Оксфорда и Москвы. Опубликованные В.Ф.Зайбертом некалиброванные даты укладываются в пределах XXIX-XXI вв. до н.э., а калиброванные — в пределах XXVI-XXII вв. до н.э. [37; 153]. Калиброванные значения дат, опубликованных Marsha Levine и А.М.Кисленко в Англии, значительно старше и дифференцированы. Для поселений Ботай и Красный Яр они соответствуют XXXVII-XXXI вв. до н.э., для Сергеевки — XXX-XXV вв. до н.э., для Баландино — XXV-XXI вв. до н.э. [38; 131-134]. Такая разница в датировках пока никем не прокомментирована.

Полученные материалы и исследования сотрудников СКАЭ и привлеченных специалистов были обобщены в монографии В.Ф.Зайберта [37]. В монографии нашли отражение высказанные ранее положения, часть из них получила свое дальнейшее развитие и фундаментальное обоснование. Уточнялась хронология и разрабатывалась периодизация ботайской культуры. Время бытования ботайских памятников определялось XXVI-XXII вв. до н.э. (ботайский период) и концом III - нач. II тыс. до н.э. (постботайский период) [37; 153-156]. Происхождение культуры реконструируется на основе явленского варианта атбасарской культуры, как результат перехода к производящему хозяйству в условиях относительной оседлости и повышенного увлажнения климата [37; 157, 159], с элементами инноваций с юго-запада и севера в ходе опосредованных связей «через контактные зоны ботайской, суртан-динской, кельтеминарской культур» [37; 158].

В.Ф.Зайбертом формулируется точка зрения о единокультурности ботайских и выделенных кус-танайскими учеными в качестве самостоятельной культуры терсекских памятников [39] и необходимости их объединения в рамках одной — ботайской культуры [37; 149-151]. Ареал ботайской культуры очерчивается В.Ф.Зайбертом довольно широко и включает «территорию в пределах Приишимья-Притоболья, район Южного Зауралья, зону Павлодарского и Усть-Каменогорского левобережья Иртыша, включая, возможно, восточную часть Центрального Казахстана». Приишимские памятники (Ботай, Рошинское, Васильковка IV, Красный Яр) определяются автором как стационарные осенне-зимние поселения, а Притобольские (Соленое Озеро 1, Кожай и др.) — в качестве сезонных весенне-летних стоянок [37; 143, 149]. Выделенная В.Ф.Зайбертом энеолитическая культурно-историческая общность в этой работе получает название «Урало-Иртышская» [37; 151], но территориально уравнивается с ботайской культурой.

Но в целом монография В.Ф.Зайберта была посвящена разработке модели ботайского хозяйственно-культурного типа на основе специально разработанной им схемы взаимодействия социума и экологической ниши. Автором реконструированы экологическая ниша энеолитической культуры, система многоотраслевого хозяйства ботайцев с доминантой скотоводства в виде коневодства и механизм его функционирования. Также разрабатывалась проблема устройства ботайского социума. На основе вариантов орнаментации керамики, форм котлованов жилищ, неоднородности антропологического типа населения выявляется бинарная структура ботайского этноса [37; 145-147].

Многолетний опыт работы по изучению древней истории и культуры в рамках естественно-географического региона Казахстанского Приишимья, а также масса накопленного фактического материала привели североказахстанских археологов к осознанию необходимости расширения методологического основания исследований, без чего невозможным был перевод научного знания на качественно новый уровень — уровень реконструкции механизмов материального и духовного производств. Именно поэтому В.Ф.Зайберт счел нужным обратиться к достижениям философской мысли — учению В.И.Вернадского о ноосфере и биосфере Земли [40; 3-4], которое обогатило науку осознанием тесного взаимодействия человеческого общества и природы. Аспект в изучении древнейшей культуры и истории был перенесен в область реконструкции хозяйственно-культурных типов, механизмов их функционирования, через экспериментальное изучение отдельных блоков и тем.

Материалы ботайской культуры позволили В.Ф.Зайберту предложить модель древнего социума как феномена, тесно взаимодействующего с вмещающим природным окружением — биосферой [40; 5]. В.Ф.Зайбертом были намечены и темы исследования подсистем индустриального блока древних культур региона в целом: «Истоки горного дела и камнеобработки», «История металлургии», «Гончарство», «История обработки дерева и кости», «Система жизнеобеспечения древнего человека» [40; 5, 7, 8], в которых могли быть использованы и материалы ботайской культуры. Однако последовавшие затем кризисные явления в обществе и экономике не позволили реализовать намеченную программу исследований.

В течение 1975-1980 гг., в ходе разведок отрядами экспедиций Кустанайского областного краеведческого музея, Кустанайского пединститута, были обнаружены стоянки Каинды 1-4 (В.Н.Логвин) [41], ряд пунктов на озерах Малый и Большой Аксуат в Наурузумском заповеднике (В.В.Евдокимов) [42], Аралтогай VII (В.А.Могильников) [43]. Стоянка Каинды 3 в 1975 г. была исследована В.Н.Логвиным небольшим раскопом в 12 кв. Остальные стоянки были обследованы подъемными сборами. В 1978 г. раскопана стоянка Соленое Озеро I на территории Наурузумского заповедника (В.Н.Логвин) [44], в 1979-80 гг. — стоянка Алкау II (К.С.Махмутова) [45], частично Дузбай 2 и 3 (В.Н.Логвин) [46]. В 1980 г. на левом берегу Тобола, в урочище Аксу, С.С.Калиевой исследован случайно открытый при строительных работах клад каменных орудий (клад Аксу) [47].

Полученные к началу 1980-х гг. материалы позволили В.Н.Логвину выделить в Степном Притоболье энеолитическую эпоху и дать первоначальную ее характеристику, что и было сделано им в 1981 г., опираясь на смешанные и непредставительные материалы стоянок р. Каинды (Каинды 1-4), полученные в своей массе в результате подъемных сборов [48].

В 1982 г. В.Н.Логвиным подъемными сборами исследовано местонахождение у с. Ливановка [49]. В течение 1983-1985 гг. было раскопано поселение Кожай 1 [50]. Одновременно исследовалось поселение Кумкешу 1 [1]. Оба поселения имели многочисленные остатки жилищных конструкций.

Таким образом, к 1986 г. на территории Тургайского прогиба было открыто уже около 30 памятников с материалами терсекского типа. Стационарными раскопками к этому времени были исследованы такие стоянки, как Соленое Озеро 1, Дузбай 2, 3, Бестамак, Каинды 3. «Чистыми» терсекскими комплексами считались материалы памятников Соленое озеро 1, Евгеньевка 2, Ливановка, Каинды 3, Кожай 1, Кумекшу 1, Токанбай 2 и клад Аксу [51; 58].

К этому времени В.Н.Логвиным и С.С.Калиевой была выявлена специфика топографического расположения терсекских памятников по берегам рек и озер и на малых реках, которые текут только весной, а в остальное время года их гидрологический режим сходен с режимом озер [51; 58]. Не совсем понятно почему, но в публикации 1986 г. единственным терсекским жилищем, из трех десятков изученных памятников, считаются только остатки полуземлянки на стоянке Соленое Озеро 1 [51; 58-59], хотя к этому времени уже завершилось исследование поселения Кожай I, где были вскрыты остатки пятнадцати жилищных конструкций [50; 5].

Полученные к середине 1980-х гг. материалы по энеолиту северной части Тургайского прогиба — Степного Притоболья — были обобщены в кандидатской диссертации В.Н.Логвина [39]. Исследователь выделил три этапа энеолита региона — ранний, средний, поздний энеолит, характеризующиеся материалами разного культурного облика.

К раннему энеолиту им были отнесены материалы с керамикой и пластинчатой индустрией кош-кинско-боборыкинского типа [39; 14], выделенные типологически из смешанных комплексов стоянок Акау 2 и Бестамак. К среднему энеолиту — также типологически выделенные из комплекса стоянки Светлый Джаркуль — материалы шапкульского облика и смешанным отщепово-пластинчатым характером индустрии, что расценивается исследователем как свидетельство перехода местного населения от пластинчатой индустрии к отщеповой [39; 14]. Датируется средний энеолит второй половиной IV - нач. III тыс. до н.э. [39; 21].

К позднему энеолиту В. Н. Логвиным отнесены материалы терсекского типа, полученные со стоянок Соленое Озеро 1, Евгеньевка 2, Дузбай 2, 3, Ливановка 1, Бестамак, Малый Аксуат, Терсек-Карагай, Коль, Кара-Мурза 9 и из клада Аксу. На основе их исследователь предложил выделить самостоятельную энеолитическую культуру — терсекскую. Охарактеризована она была на материалах стоянок Соленое Озеро 1, Евгеньевка 2, Ливановка 1 и клада Аксу, которые были признаны В. Н.Логвиным «чистыми» комплексами. Из них только материалы со стоянки Соленое Озеро 1 происходили из раскопа. На стоянках Евгеньевка 2 и Ливановка 1 они получены в результате сборов [39; 14-16]. Раскопанные к этому времени материалы поселений Кожай 1 и Кумкешу 1 для характеристики позднего энеолита привлечены В.Н.Логвиным не были, что сильно сказалось на характеристике выделяемой исследователем культуры.

До второй половины 1980-х гг. кустанайские ученые оперировали топонимом «Степное Притоболье» [39]. Однако к началу 1990-х гг. они переходят к использованию топонима «Тургайский прогиб» [1, 52] как географически более емкого. Дальнейшее изучение энеолита Тургайского прогиба основывалось преимущественно на южнотургайских материалах, давших многочисленный и оригинальный материал по керамическому производству, каменной индустрии, домостроению, хозяйству, который позволил расширить и обогатить характеристику энеолита региона. Объектом особого и самостоятельного исследования стали материалы поселений Кумкешу 1 и Кожай.

Основной акцент был сделан на изучение хозяйственной стороны жизни терсекцев. Вопросы домостроения также решались в тесной связи с изучением экономики энеолитического населения. Больших успехов в этом направлении кустанайским ученым позволило добиться их научное сотрудничество с палеозоологами Л.А.Макаровой, Т.Н.Нурумовым, Л.Л.Гайдученко. Определения костных остатков с поселений Соленое Озеро 1, Евгеньевка 2, Ливановка были произведены Л.А.Макаровой [23, 31, 38, 30; 124-128], Кумкешу 1 и Кожай 1 — Л.Л.Гайдученко [53, 54].

В 1989 г. Л.Л.Гайдученко, С.С.Калиева и В.Н.Логвин опубликовали две статьи, в которых сформулировали свои взгляды на хозяйство терсекской культуры [53, 55], впоследствии не претерпевшие серьезных изменений.

Для реконструкции типа хозяйства терсекского населения кустанайскими учеными использованы костные остатки в основном двух южнотургайских поселений — Кожай 1 и Кумкешу 1 [53]. К домашним видам были отнесены костные остатки лошади и быка. Установлена принадлежность быка к комолой породе. Был сформулирован вывод о скотоводческой основе хозяйства терсекского поселения [53; 78-79]. Тип скотоводческого хозяйства Л.Л.Гайдученко, С.С.Калиева и В.Н.Логвин реконструируют как кочевой в его полукочевом варианте и предполагают существование на территории Тургайского прогиба в III тыс. до н. э. кочевых маршрутов, сопоставимых «с зафиксированными здесь в исторический период» [53; 81]. Через призму номадной интерпретации археологического материала памятников энеолита Тургайского прогиба ими (по состоянию на 1989 г.) выделено два типа поселений терсекской культуры: зимние (Соленое Озеро 1) и летние сезонные (Кумкешу 1 и Кожай 1) [53; 79-80, 55; 33].

Значительное внимание кустанайские ученые уделяли проблеме культурной атрибутации энео-литических памятников Тургайского прогиба, являвшейся для них очень актуальной, поскольку Г.Н.Матюшин и В.Ф.Зайберт стремились включить их в состав, соответственно, суртандинской и бо-тайской культур. В статье С.С.Калиевой [56] выявляются схожие и отличительные черты терсекских памятников в сравнении с материалами ботайского и суртандинского типов с тем, чтобы обосновать включение их в единую общность и в то же время аргументированно противостоять стремлению Г.Н.Матюшина и В.Ф.Зайберта включить тургайские памятники в состав выделенных ими ранее культур.

Обработка полевого материала с южнотургайских поселений вызвала необходимость введения его в научный оборот, обобщения, что позволяло кустанайским археологам дать развернутую характеристику разным сторонам терсекской культуры в рамках всего Тургайского прогиба. Решению этих задач была посвящена кандидатская диссертация С.С.Калиевой [52]. В диссертации даны географическое описание региона исследования, подробная характеристика материалов поселений Кажай 1 и Кумкешу 1. В характеристике терсекской культуры эти поселения становятся опорными. В работе были сведены воедино представления и гипотезы Л.Л.Гайдученко, С.С.Калиевой, В.Н.Логвина, сформулированные ими в результате обобщения полученной информации при изучении различных категорий археологического материала.

Более емкую характеристику получили домостроение, керамическое производство, орудийный комплекс, состав стада и тип хозяйства, с применением методов относительного, абсолютного датирования и сравнительно-типологического сопоставления уточнено время бытования терсекских древностей, высказаны предположения по двухступенчатой периодизации культуры, о вероятном пути эволюции терсекских материалов в андроновские. Сформулированы задачи дальнейшего изучения терсекской культуры.

Выявлены гомогенность отщеповой бифасальной каменной индустрии памятников и в то же время чрезвычайное разнообразие в формообразовании, рецептуре формовочных масс, мотивах орнаментации терсекской керамики, что объясняется С.С.Калиевой высокой степенью контактности населения в условиях кочевого скотоводства [52; 10, 13] и привлекается исследовательницей в качестве дополнительного обоснования существования кочевого типа хозяйства у терсекцев [52; 13]. В работе обосновывается двухэтапная периодизация терсекской культуры. К первому этапу С.С.Калиева относит комплексы с керамикой, орнаментированной веревочкой, ко второму — орнаментированной гребенкой [52; 15-16].

До 1998 г. не было предпринято полной публикации материалов наиболее важных энеолитиче-ских памятников Тургайской ложбины. Частичные публикации затрудняли доступ других исследователей к терсекским материалам и не позволяли им составить адекватного представления о характере терсекской культуры в целом и дать критику взглядам кустанайских археологов. Важным событием в этом отношении следует считать полную публикацию в 1998 г. С.С.Калиевой материалов одного из опорных памятников терсекской культуры — поселения Кожай 1 [50]. Часть материалов памятника (керамика, медное изделие, анализы почв, остеологический материал) получила комплексное изучение методами естественных наук (Т.М.Тепловодская, Р.А.Терещенко, Л.Л.Гайдученко), произведена типологическая обработка каменных орудий памятника. Результаты опубликованы в виде 5 приложений [50; 226-252]. В заключение публикации дана краткая характеристика поселения Кожай I и приведен ряд выводов, уже известных из более ранних публикаций, а также радиоуглеродные даты поселения Кожай 1 [50; 225].

В итоговой монографии С.С.Калиевой и В.Н.Логвиным был сведен воедино опубликованный ранее в виде статей и авторефератов весь материал их (в том числе совместно с Л.Л.Гайдученко) исследований энеолитической эпохи Тургайского прогиба [1]. Существенной эволюции взгляды куста-найских ученых в этой монографии не претерпели. Однако в нее был включен ряд новых положений, некоторые из них были уточнены, а характеристики расширены. Были включены также некоторые материалы Л.Л.Гайдученко по композитной пище и скоту поселений Кожай 1 и Кумкешу 1, получившие впоследствии и самостоятельное освещение [54, 57]. Выявлено отличие каменной индустрии южнотургайских памятников (Кожай 1, Кумкешу 1, группа памятников на реке Каинды) от остальных по сырью и керамике, сочетающей признаки, характерные для посуды соседних культур [1; 97-98].

Во второй половине 1990-х гг. палеозоолог Л.Л.Гайдученко активно разрабатывает и применяет новые методики анализа археологического материала с применением методов естественных наук. В, частности, им была применена авторская методика анализа пригара на керамических сосудах. Успешное применение такой методики позволило привлечь новый вид источника для изучения проблемы не только рациона, но и характера хозяйства энеолитического населения. Она показала, что в рацион жителей поселения Кумкешу 1 входила молочная пища и злаки [57; 155, 157, 163].

Изучение энеолита Павлодарского Прииртышья следует начинать с исследования в начале 1970-х гг. Л.А.Чалой стоянок Пеньки 1 и 2 в Железинском районе Павлодарской области [58]. Материалы стоянки Пеньки 1 Л. А.Чалая синхронизировала с материалами поселения позднего неолита (по В.Ф.Старкову) Чес-Тый-Яг в низовьях Оби, что в настоящее время соответствует сосновоостровской культуре энеолита Нижнего Притоболья [59; 18-19]. Керамику стоянки Пеньки 2 Л.А.Чалая отнесла к энеолитическому времени как по примесям, так и по стилю орнаментации.

В 1970-х гг. Л.Л.Гайдученко исследовал кратковременную стоянку Телектес в Лебяжинском районе Павлодарской области, в 400 м вниз по Иртышу от с. Телектес [60], содержавшую и энеоли-тические материалы.

С 1989 г. Павлодарской археологической экспедицией изучается многослойная стоянка каменного века Шидерты 3. Энеолитический слой Шидерты 3 становится опорным памятником для изучения эпохи энеолита Павлодарского Прииртышья. В 1995 г. раскопана стоянка Кудайколь 4, содержавшая и энеолитические материалы [61; 10, 12-13]. На материалах энеолитического слоя поселения Шидерты 3 В.К.Мерцем поставлен вопрос о выделении энеолитической культуры в Павлодарском Прииртышье [62].

В выделении энеолитических материалов в особую эпоху североказахстанские археологии первоначально ориентировались на такие ее признаки, которые были выявлены учеными, изучавшими эпоху раннего металла в Южном Зауралье (в силу хронологического приоритета их исследований). Однако открытие и исследование таких ярких памятников, как поселения Ботай, Красный Яр, Васильковка IV, Кожай 1 и Кумкешу 1 сделало исследование энеолита Северного Казахстана самодостаточным. И более того, именно к североказахстанским ученым перешла научная инициатива. Этому способствовала как сама динамика изучения энеолитической культуры петропавловскими и кустанайскими учеными, так и характер изучаемых ими источников. В Южном Зауралье на сегодняшний день неизвестно ни одного энеолитического памятника, который мог бы сравниться по значимости с североказахстанскими поселениями.

Материалы части энеолитических памятников были подвергнуты изучению традиционными методами: трасологии, типологии, статистико-комбинаторными, остеометрии, радиоуглеродного датирования и т. п. Новые методики были применены в основном для поиска дополнительных доказательств скотоводческого характера хозяйства терсекцев и ботайцев. К их числу относится анализ пригара на керамической посуде, выявление следов применения удил, анализ ростовых слоев цемента на корнях зубов. Произведено дистанционное исследование поселений Ботай, Красный Яр и Васильковка IV методом геомагнитной съемки. Специалистами (Э.Ф.Кузнецова, Т.М.Тепловодская) дана представительная характеристика рецептур формовочных масс керамики крупнейших терсекских памятников — Кумкешу 1 и Кожай 1. Состав теста небольшой коллекции ботайской керамики исследован Г.М.Ковнурко.

Основной акцент в изучении энеолитической культуры Северного Казахстана был сделан на изучение хозяйственной стороны жизни ботайцев и терсекцев. Больших успехов в изучении хозяйства североказахстанским ученым позволило добиться их научное сотрудничество с палеозоологами. С.С.Калиева и В.Н.Логвин преимущественное внимание уделяли скотоводству. Характер хозяйства ими исследовался в тесном сотрудничестве с палеозоологом Л.Л.Гайдученко. Вопросы домостроения кустанайскими учеными решались в непосредственной связи с изучением экономики энеолитическо-го населения. Остальные сферы жизни общества и экономики удовлетворительного освещения не получили. В.Ф.Зайбертом, в силу его стремления реконструировать функционирование ботайского социума как системы, рассмотрены такие ее подсистемы, как экологическая ниша, палеоэкономическая структура, элементы социального устройства и духовного мира. В целом для исследований В.Ф.Зайберта древней истории Северного Казахстана (и энеолита, в частности) характерен интерес к вопросам культурогенеза, которые он рассматривает в рамках адаптации населения к вмещающей экологической нише.

В ходе исследования энеолитической культуры Северного Казахстана создано несколько вариантов реконструкции энеолитических жилищ. Высказаны точки зрения на хронологическое соотношение гребенчатой и веревочной техник орнаментации. На поселениях Ботай и Шидерты 3 получены немногочисленные данные по погребальной обрядности. В.Н.Логвиным высказано предположение о влиянии на экономику терсекского населения энеолита степей Восточной Европы. В.Ф Зайберт предпочитает говорить о контактах степного населения с южным и северным. Абсолютная датировка энеолита, установленная в рамках III тыс., опирается на ряд независимых радиоуглеродных датировок. Однако даты из Оксфордовской лаборатории удревняют эпоху до IV тыс. до н.э.

На исследования энеолита Северного Казахстана влиял субъективный фактор, а именно характер взаимоотношений, сложившийся между В.Ф.Зайбертом, с одной стороны, и С.С.Калиевой и В.Н.Логвиным — с другой. Это породило разобщенность в изучении памятников энеолита и сформировало полемику по ключевым вопросам. Первое мы считаем негативным последствием, а второе — фактором, стимулирующим процесс научного познания. Как известно, в споре рождается истина.

Общим недостатком для исследования североказахстанского энеолита являлась задержка в публикации материалов изученных памятников. Клад Аксу был опубликован спустя 8 лет после его открытия, материалы поселений Кумкешу 1 и Кожай 1 были введены в научный оборот частично через 5-6 лет. По Кожай 1 материалы полностью опубликованы только в 1998 г., т.е. через 13 лет, материалы местонахождения у с. Ливановка — через 6 лет. Это напрямую отразилось на облике терсекской культуры, который подвергся «перелицеванию». Общая характеристика материалов поселений Рощинское, Баландино, Сергеевка была дана в широкой печати только в 1990 г.

Кризис 1990-х гг. резко сократил, а подчас и вовсе прекратил полевые исследования энеолитиче-ских памятников Северного Казахстана. По сути дела, нет сведений о раскопках памятников энеолита кустанайскими учеными, начиная с 1989 г. (последним было сообщение о материалах Каинды 3 на

Маргулановских чтениях в 1992 г.). В 1990-е гг. происходила публикация ранее полученных материалов. Общее количество исследованных памятников не изменилось. С.С.Калиева и В.Н.Логвин выехали в Российскую Федерацию и проводят археологические исследования на ее территории.

Раскопки поселений Ботай, Красный Яр, Васильковка IV прекратились в 1994 г. Вместе с тем в 1990-2000-х гг. к изучению ботайских поселений были привлечены зарубежные специалисты. Было произведено дистанционное исследование поселений Ботай, Красный Яр, Васильковка IV геомагнитным методом. В английских лабораториях был проведен анализ пригаров на керамических сосудах с целью выявления жировых следов молочных продуктов. В 2004 г. В.Ф.Зайбертом было возобновлено стационарное исследование поселения Ботай. Основные результаты двухлетнего комплексного изучения и сохранения поселения Ботай вместе со статистико-типологическим анализом инвентаря были опубликованы в 2007 г. [27]. Однако на исследованиях сильно сказывается нестабильность их финансирования.

Таким образом, современные представления об энеолитической культуре Северного Казахстана, несмотря на открытие первых ее материалов в 1937-1945 гг., были сформированы в результате исследований 1980-х - начала 1990-х гг., проводимых В.Ф.Зайбертом, С.С.Калиевой, В.Н.Логвиным, В. К. Мерцем. Энеолит выделен в особую эпоху древнейшей истории Казахстана, которая получила многостороннюю характеристику. Важным достижением явилось доказательство существования в этот период на территории Северного Казахстана комплексного многоотраслевого хозяйства с доминантой скотоводства. Период 1990-х - начала 2000-х гг. характеризуется спадом в изучении энеоли-тических памятников исследуемого региона, которое нуждается в государственной поддержке.

Список литературы

1. Калиева С.С., Логвин В.Н. Скотоводы Тургая в третьем тысячелетии до нашей эры. — Костанай, 1997. — 179 с.
2. Формозов А.А. Энеолитические стоянки Кустанайской области и их связь с ландшафтом // Бюллетень комиссии по изучению четвертичного периода. — М., 1950. — № 15. — С. 64-75.
3. Формозов А.А. Доандроновское погребение в Казахстане // Краткие сообщения Института истории материальной культуры. — 1956. — Вып. 63. — С. 153-155.
4. Формозов А.А. Археологические памятники в районе Орска // Краткие сообщения Института истории материальной культуры, 1951. — Вып. 36. — С. 115-121.
5. Чернецов В.Н. Древняя история Нижнего Приобья // Материалы и исследования по археологии, 1953. — № 35. — 359 с.
6. Сальников К.В. Южный Урал в эпоху неолита и ранней бронзы // Археология и этнография Башкирии, 1962. — Т. 1. —С. 16-58.
7. Чалая Л.А. Поздненеолитический инвентарь и хозяйство стоянки Иман-Бурлук // Археологические исследования в Казахстане. — Алма-Ата: Наука, 1973. — С. 188-203.
8. Матюшин Г.Н. К проблеме энеолита Южного Урала // Проблемы хронологии и культурной принадлежности археологических памятников Западной Сибири. — Томск: Изд-во Томского университета, 1970. — С. 52-68.
9. Зайберт В. Ф. Исследования в Северном Казахстане // Археологические открытия-1980. — М., 1981. — С. 435-136.
10. КисленкоА.М. Раскопки поселения Рощинское // Археологические открытия-1983. — М., 1984. — С. 511.
11. Иванов И.В. Особенности изучения природных условий степной зоны в голоцене // Известия Академии наук СССР / Сер. геогр. Вып. 2. — М., 1983. — С. 17-24.
12. Белецкая Н.П. О геоморфологии Северо-Казахстанской области // Вопросы региональной географии Казахстана. — Алма-Ата: Изд-во КазПИ, 1983. — С. 59-63.
13. Зайберт В.Ф. Поселение Ботай и задачи исследования энеолита Северного Казахстана // Энеолит и бронзовый век Урало-Иртышского междуречья: Межвуз. сб. — Челябинск, 1985. — С. 3-17.
14. Рыкушина Г.В., Зайберт В.Ф. Предварительные сообщения о скелетных остатках людей с энеолитического поселения Ботай // Бронзовый век Урало-Иртышского междуречья. — Челябинск, 1984. — С. 121-136.
15. Зайберт В.Ф., Мартынюк О.И. Керамические комплексы энеолитического поселения Ботай // Краткие сообщения Института археологии, 1984. — Вып. 177. — С. 81-90.
16. Мартынюк О.И. Керамика поселения Ботай // Энеолит и бронзовый век Урало-Иртышского междуречья: Межвуз. сб. — Челябинск, 1985. — С. 59-72.
17. Чернай И.Л. Текстильное дело и керамика по материалам из памятников энеолита-бронзы Южного Зауралья и Северного Казахстана // Энеолит и бронзовый век Урало-Иртышского междуречья: Межвуз. сб. — Челябинск, 1985. —С. 93-109.
18. Заитов В.И. Характеристика каменных орудий поселения Ботай // Энеолит и бронзовый век Урало-Иртышского междуречья: Межвуз. сб. — Челябинск, 1985. — С. 17-33.
19. Даниленко Т.А. Костяной инвентарь поселения Ботай // Энеолит и бронзовый век Урало-Иртышского междуречья: Межвуз. сб. — Челябинск, 1985. — С. 34-47.
20. Sandra O. A Model for Incipient Horse Domestication Based on the Eneolithic Botai Culture and Modern Kazak Pastoralism. Paper delivered at the 62nd Annual Conference of the Society for American Archaeology, Nashville, 1997. — 147 p.
21. Плешаков А.А., Зайберт В.Ф. Рубящие орудия поселения Ботай // Энеолит и бронзовый век Урало-Иртышского междуречья: Межвуз. сб. — Челябинск, 1985. — С. 48-59.
22. Воробьев В.М. Некоторые вопросы изучения мезолитических рубящих орудий // Советская археология. — 1979. — № 3. — С. 35-47.
23. Ахинжанов С.М., Макарова Л.А., Нурумов Т.Н. К истории скотоводства и охоты в Казахстане (по остеологическому материалу из археологических памятников энеолита и бронзы). — Алма-Ата: Ғылым, 1992. — 218 с.
24. Ермолова Н.М. Остатки млекопитающих из поселения Ботай (по раскопкам 1982 г.) // Проблемы реконструкции хозяйства и технологий по данным археологии: Сб. науч. тр. — Петропавловск, 1993. — С. 87-89.
25. Кузьмина И.Е. Лошади Ботая // Проблемы реконструкции хозяйства и технологий по данным археологии: Сб. науч. тр. — Петропавловск, 1993. — С. 178-188.
26. Косинцев П.А., Варов А.И. Костные остатки из поселения предандроновского времени Сергеевка // Проблемы реконструкции хозяйства и технологий по данным археологии. — Петропавловск, 1993. — С. 153-165.
27. Зайберт В.Ф., Тюлебаев А.Ж., Задорожный А.В., Кулаков Ю.В. Тайны древней степи (Исследования поселения Ботай в 2004-2006 гг.). — Кокшетау: Издат. центр Кокшетауского университета, 2007. — 163 с.
28. Зайберт В. Ф., Даниленко Т.А., Горбунов В.С. К вопросу о реконструкции элементов конской сбруи по материалам энеолита-бронзы Урало-Казахстанской лесостепи // Археология Волго-Уральских степей. — Челябинск, 1990. — С. 61-65.
29. Anthony D., Brown D. Bit Wear, Horseback Riding and the Botai Site in Kazakstan // Journal of Archaeological Science. — New York, 1998. — 25 (4). — P. 331-347.
30. Макарова Л. А., Нурумов Т.Н. К проблеме коневодства в неолите-энеолите Казахстана // Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций. — Алма-Ата: Наука, 1989. — С. 122-149.
31. Заитов В.И. Развитие каменной индустрии в эпоху неолита-энеолита на территории Северного Казахстана: Автореф. дис... канд. ист. наук. — Л., 1988. — 26 с.
32. Заитов В.И. Каменные перфорированные диски поселения Ботай // Российская археология. — 1992. — № 2. — С. 136146.
33. Кисленко А.М. Опыт реконструкции энеолитического жилища // Проблемы реконструкции хозяйства и технологий по данным археологии. — Петропавловск, 1993. — С. 117-137.
34. Мосин В.С. Энеолитическая керамика Северного Казахстана и Южного Зауралья: Автореф. дис... канд. ист. наук. — СПб., 1993. — 23 с.
35. Тетюхин Е.Е. О так называемых «утюжках» // Маргулановские чтения. Тезисы. — Петропавловск, 1992. — С. 42-43.
36. Худяков В.В. К проблеме взаимодействия энеолитических племен Казахстанского и Урало-Поволжского регионов // Маргулановские чтения. Тезисы. — Петропавловск, 1992. — С. 46-48.
37. Зайберт В.Ф. Энеолит Урало-Иртышского междуречья. — Петропавловск, 1993. — 246 с.
38. Levine M., Kislenko A. New Eneolithic and Early Bronze Age Radiocarbon Dates for North Kazakhstan and South Siberia. In the book: Katie Boyle, Colin Renfrew & Marsha Levine. Ancient Interactions: East and West in Eurasia. Cambridge: McDonald Institute Monographs, 2002. — P. 131-134.
39. ЛогвинВ.Н. Неолит и энеолит степного Притоболья: Автореф. дис... канд. ист. наук. — М., 1986. — 26 с.
40. Зайберт В.Ф. Основные направления и принципы палеомоделирования хозяйственных и производственных систем древности // Проблемы реконструкции хозяйства и технологий по данным археологии. — Петропавловск, 1993. —С. 3-9.
41. Логвин В.Н. Работы Тургайского музея // Археологические открытия-1975. — М.: Наука, 1976. — С. 521-522.
42. Евдокимов В.В. Раскопки в Кустанайской области // Археологические открытия-1976. — М.: Наука, 1977. — С. 510.
43. МогильниковВ.А. Разведка по Иргизу и Тургаю// Археологические открытия-1979. — М.: Наука, 1980. — С. 437-438.
44. Логвин В.Н. Работы в Наурзумском заповеднике // Археологические открытия-1978. — М.: Наука, 1979. — С. 537-538.
45. Махмутова К.С. Разведочные работы на Тоболе // Археологические открытия-1979. — М.: Наука, 1980. — С. 436-437.
46. Логвин В.Н. Работы Тургайской экспедиции // Археологические открытия-1980. — М.: Наука, 1981. — С. 439-440.
47. Калиева С.С. Клад Аксу в Степном Притоболье // Советская археология. — 1988. — № 3. — С. 240-243.
48. Логвин В.Н. Энеолитические памятники р. Каинды // Вопросы археологии Урала. — Свердловск, 1981. — С. 74-77.
49. Логвин В.Н. Энеолитические находки у села Ливановка // Советская археология. — 1988. — № 4. — С. 232-234.
50. Калиева С.С. Поселение Кожай 1. — Алматы: Институт археологии им. А.Маргулана, 1998. — 255 с.
51. Логвин В.Н., Калиева С.С. Терсекские памятники Тургайского прогиба // Древние культуры Северного Прикаспия. — Куйбышев, 1986. — С. 57-80.
52. Калиева С.С. Энеолит Тургайского прогиба: Автореф. дис... канд. ист. наук. — Л., 1990. — 18 с.
53. Логвин В. Н., Калиева С.С., Гайдученко Л.Л. О номадизме в степях Казахстана в III тыс. до н. э. // Маргулановские чтения. Материалы конф. — Алма-Ата, 1989. — С. 78-81.
54. Гайдученко Л.Л. Домашняя лошадь и крупный рогатый скот поселения Кожай I // Калиева С.С. Поселение Кожай I. Приложение 5. — Алматы: Институт археологии им. А.Маргулана, 1998. — С. 234-254.
55. Гайдученко Л.Л., Калиева С.С., Логвин В.Н. О хозяйстве энеолитического населения Тургайского прогиба // Вопросы археологии Центрального и Северного Казахстана. — Караганда: Изд. КарГУ, 1989. — С. 27-33.
56. Калиева С.С. К проблеме культурной атрибутации энеолитических памятников Тургая III тыс. до н.э.// Маргулановские чтения. 1990 г.: Сб. материалов конф. — Ч. I. — М., 1992. — С. 54-59.
57. Гайдученко Л.Л. Композитная пища и освоение пищевых ресурсов населением Урало-Казахстанских степей в эпоху неолита-бронзы // Археологический источник и моделирование древних технологий: Тр. музея-заповедника Аркаим/ Спецприрод.-ландшафт. и ист.-археол. центр «Аркаим», Институт истории и археологии Уральского отделения Российской академии наук. — Челябинск, 2000. — С. 150-169.
58. Чалая Л. А. Озерные стоянки Павлодарской области. Пеньки 1, 2 // Поиски и раскопки в Казахстане. — Алма-Ата: Изд-во «Наука» Казахской ССР, 1972. — С. 163-181.
59. Шорин А.Ф. Энеолитические культуры Урала и сопредельных территорий: Учеб. пособие к спецкурсу. — Екатеринбург: Банк культурной информации, 1999. — 92 с.
60. Гайдученко Л.Л. Неолитическая стоянка Телектес в Павлодарской области // Советская археология. — 1979. — № 2. —С. 235-239.
61. Мерц В.К. Некоторые итоги и перспективы изучения археологических памятников Павлодарского Прииртышья // Изучение памятников археологии Павлодарского Прииртышья. — Павлодар, 2002. — С. 5-20.
62. Мерц В.К. Погребение каменного века и энеолитический комплекс стоянки Шидерты 3 // Изучение памятников археологии Павлодарского Прииртышья. — Павлодар, 2002. — С. 75-102.