Основываясь на принципах выделения функций хозяйственной культуры, рассмотрим роль и место, которое отводится культуре не в условиях поддержания статичности, а модернизации как ускоренного развития, происходящего под сильным влиянием внешних стимулов и образцов. Процесс модернизации парадоксальным образом может укрепить домодернизированные ценностные ориентации. В связи с этим особую важность приобретают три сплетающихся стереотипа: неоконсерватизм, идеализация прошлого, преувеличение уникальности своей истории.
Консерватизм, проявляющийся в ходе частичной модернизации, носит двойственный характер, что особенно проявляется в среде интеллигенции. Эта группа ориентируется как на свое общество с его культурой, так и на чужие, более высокоразвитые социокультурные образцы. Такая двойственная ориентация порождает раздвоение интеллектуальных позиций в направлении космополитизма-национализма, с одной стороны, и модернизации-традиционализма — с другой.
В большинстве отсталых стран, переживающих сейчас процесс модернизации, развитие происходит при существенном регулирующем вмешательстве государства. Экономическое развитие представляет собой четко сформулированную цель, для достижения которой государство мобилизует коллективную энергию населения.
На основе изучения каузальных факторов можно создать типологию частичного развития. Она содержала бы классификацию различных несоответствий как по признаку их причин, так и по признаку вероятных последствий.
Противоречия, на которых основана частичная модернизация, порождают напряженность, враждебность и конфликты внутри социальной системы.
Самый фундаментальный механизм, препятствующий возникновению напряженности — это свойственная всем крупным аграрным странам сегментация экономической активности, усиливаемая религиозными, этническими и региональными субкультурами. Сегментированные единицы имеют, по сути, одни и те же функции и поэтому больше независимы друг от друга, чем функционально дифференцированные единицы, которые существуют по принципу взаимодополнения. Сегментированное общество обходится меньшим числом интегративных связей, чем общество функционально дифференцированное, и тем самым сокращает контакты и взаимообмен. При таком построении системы конфликты удается локализовать.
Ощущение глубинного противостояния и враждебность по отношению к «чужим группам» усиливают разграничения, обусловленные сегментацией. Усвоение и распространение новых структур и стереотипов поведения затрудняется тем, что они ассоциируются с «чужими группами».
Там, где возникают контакты между относительно модернизированными и относительно традиционными социальными структурами, мы часто обнаруживаем посредников, которые обращаются с каждой из сторон с присущих этим сторонам позиций или, по крайней мере, с позиций, более близких, чем те, которые надо передать. В роли посредников, как правило, выступают торговцы, агенты, местная власть, вожди, политические лидеры местного значения, адвокаты, учителя, миссионеры. Самые глубокие противоречия сглаживаются иногда посредством целой цепи взаимосвязанных посреднических ролей, причем каждый из посредников имеет дело лишь с ограниченным числом противоречий.
Прежде всего особое значение приобретает механизм дифференциации, обеспечивающий мотивацию новых видов хозяйственной деятельности, побуждение к предпринимательской деятельности активных слоев населения. Немаловажную роль здесь играют соответствующие варианты этнической, групповой, конфессиональной принадлежности, поскольку, как показывает исторический опыт модернизации разных стран как Запада, так и Востока, именно такого рода меньшинства становятся наиболее активными носителями хозяйственных реформ, а реформаторские движения внутри «большой традиции» способствуют переоценке традиционных мотивов и активизации большинства насе-ления1.
Хозяйственная культура в ее соответствующих вариантах обеспечивает легитимизацию новых форм деятельности, ее нравственное оправдание и принятие социокультурной системой в качестве дозволенной и праведной. Тем самым такая хозяйственная культура способствует смягчению остроты социокультурного конфликта как основного тормоза на пути любой модернизации. Но поскольку полное снятие конфликта традиционных и современных ценностей в ходе преобразований невозможно, то легитимизирующая роль хозяйственной культуры состоит в интеграции новых видов хозяйственной и предпринимательской деятельности в общую структуру, обеспечении уровня смыслов и ценностей, на базе которого возможен новый синтез. Тут особое значение имеет динамика конфессиональной культуры в направлении терпимости и широты взглядов, а также явление инклузивизма в восточных религиях, позволяющее «добавлять» новые ценности, нормы и поведенческие стереотипы к существующему социокультурному комплексу. Хозяйственная культура через свою функцию регу
ляции способствует сохранению идентичности, самотождественности общества, т.е. обеспечивает становление таких форм хозяйственной деятельности, такой деловой культуры и этики, производственной среды и т.д., которые соответствуют культурному контексту.
Основой модернизационного механизма и смысловым ядром теорий модернизации является усложнение социальной жизни, плюрализация культурных ценностей и жизненных стандартов. В социальном плане этому соответствует, среди прочего, повышение мобильности населения, растущее многообразие хозяйственных укладов и экономических ролей. В контексте хозяйственной культуры активизируются наличные и формируются новые ценностные ориентации и поведенческие стереотипы, побуждающие к поиску новых видов и форм деятельности, к освоению иных хозяйственных ролей, повышению квалификации и приобретению профессии, к достижению успехов, ранее казавшихся недоступными или табуированными (в основном это касается обогащения и развития индивидуального потребления).
Для мотивации новых форм хозяйственной жизни большое значение имеет восприятие новых, современных, заимствованных извне, форм хозяйственной деятельности, ценностей и стереотипов экономического поведения. Они распространяются разными путями: 1) через более передовые экономические институты, проникающие в традиционную хозяйственную среду — иностранные фирмы и совместные предприятия, банки, страховые, аудиторские и проч. компании, привлекающие местную рабочую силу; 2) посредством обучения новым видам профессиональной деятельности, изучения опыта западного предпринимательства в рамках разного рода специальных образовательных программ; 3) посредством демонстрационного эффекта, подражания стилю и образу жизни современных обществ. Подражанию, копированию в контексте демонстрационного эффекта поддаются в первую очередь внешние атрибуты современности, в особенности потребительские стандарты развитого мира, подражание которым становится значимым стимулом для активизации хозяйственной и профессиональной деятельности. Запад предстает для развивающегося мира в образе гигантского супермаркета, глянцевой обложки модного журнала, в навязчивых образах массовой культуры и индустрии развлечений. Стремление обладать современными вещами и вести образ жизни «золотого миллиарда» не только формирует прозападную состоятельную верхушку развивающихся обществ, но в значительной степени подстегивает средние слои и даже низы2.
Но проблема демонстрационного эффекта состоит в том, что с его помощью транслируются лишь внешние атрибуты современности, в то время как глубинная аскетическая сущность западной цивилизации, ее рационализм, трудовая и профессиональная культура заимствованию практически не поддаются. По мнению А.С.Панарина, «западный соблазн для культуры состоит не просто в том, что данная цивилизация стала для нас «референтной группой» и мы испытываем чувство ущемленности при сопоставлении с нею наших реалий. Проблема состоит в неадекватном прочтении чужого опыта. Тонкая внутренняя игра западной культуры, состоящая в балансировании между аскезой труда и гедонизмом досуга и потребительства, на расстоянии не улавливается. Как оказалось, чужая культура не может передать другим свою аскезу (в западном варианте это, в первую очередь, протестантская аскеза). А вот ее внешние плоды, в виде высокого уровня потребления, комфорта, индустрии досуга и развлечений, впитываются как наркотик. Если речь идет о заимствовании «субкультуры досуга и потребительства», то для некоторых слоев нашего населения, в особенности молодежи, это уже состоялось. Если же иметь в виду продуктивную систему Запада, в основе которой лежит культура труда, профессиональной ответственности, законопослушания и т.п., то в этом отношении односторонняя имитаторская модернизация скорее удаляет, чем приближает нас к целям подлинной модерниза-ции»3.
Таким образом, одним из важнейших проявлений дифференциации экономической жизни под воздействием мотивирующей функции хозяйственной культуры является повышение статуса и осознание легитимности ранее маргинальных не в смысле оценки, а находящихся на низших и периферийных, пограничных уровнях культуры ценностей и норм4. В результате становятся допустимыми и даже престижными виды деятельности, которые ранее были маргинальными — что было «спекуляцией», проявлением жадности, эксплуатации, эгоизма, становится «нормальным бизнесом». При этом, как правило, происходит активизация маргинальных слоев общества, в том числе этнических и религиозных меньшинств, которые часто становятся ведущими субъектами преобразований и носителями новаторских форм хозяйственной деятельности5.
В период становления товарно-денежных отношений и самого начала распада общины часто именно маргиналы-чужаки становились «первооткрывателями» новых форм хозяйствования — торговли, кредита. Этому способствовало именно их маргинальное, пограничное положение: они не бы
ли связаны социальными отношениями, разного рода обязательствами и личными привязанностями, на них не распространялись религиозные и нравственные запреты и ограничения. Так, широко известно, что в Западной Европе, где католическая церковь строго порицала занятия ростовщичеством и долгое время (до XII-XIII вв.) воспринимала торговлю как «нравственно неполноценное» занятие, а также на Ближнем Востоке, где ислам категорически запрещал взимать ссудный процент, эти нежелательные для христиан и мусульман хозяйственные ниши заполняли евреи. В традиционных обществах Африки и Азии доколониального и колониального периода, где доминировали межличностные отношения, торговлей, в особенности в сельских районах, также занимались в основном представители этнорелигиозных меньшинств: в Африке — индийцы, ливанцы, берберы, в Юго-Восточной Азии — китайцы, в Казахстане — татары, узбеки, уйгуры. Они и становились часто агентами капиталистической модернизации6.
Какие культурные особенности меньшинств оказываются способствующими их хозяйственной, в особенности предпринимательской активности? Есть ли здесь прямая связь с их религиозной этикой?
М. Вебер приходил в своем анализе к выводу, что хозяйственной активности способствовала не столько религиозная этика сама по себе, сколько положение чужака, часто ограниченного в правах и даже преследуемого. Для неавтохтонных меньшинств традиционные занятия были недоступны вследствие того, что они, как правило, не были интегрированы в первичные социальные структуры (общины, касты и т. д.) и не имели доступа к земле и другим производственным ресурсам. Зато в их иногда полном и монопольном распоряжении оставались и новые и запретные хозяйственные ниши. Большую роль играли и психо-культурные качества мигрантов — их динамизм, готовность к переменам и способность адаптироваться к новым условиям, некоторый авантюризм и склонность к риску, накопленный многими поколениями опыт предпринимательской активности, благодаря которым они получили устойчивое наименование «торговых народов».
Автохтонные религиозные меньшинства, включенные в традиционные хозяйственные отношения и имеющие доступ к земле (старообрядцы и сектанты в России, сикхи в Индии) также вследствие их положения и особого менталитета часто оказывались носителями передовых хозяйственных ролей или новых технологий. Сикхи традиционно играли заметную роль в развитии сельского хозяйства Индии и уже в период колониализма обнаружили высокий динамизм. По отзыву англичан, «сикхи — самые современные из всех индийцев: они безудержно стремятся ко всему, что дает какие-либо преимущества и выгоду, будь то швейная машина, сельскохозяйственная техника, восточноафрикан-ская торговля или война»7.
Мотивационная функция хозяйственной и конфессиональной культуры, обусловливающая дифференциацию хозяйственных ролей и хозяйственной жизни в целом, активизирующая ранее маргинальные группы населения и формы деятельности, приводит к разрушению сложившихся устойчивых стереотипов экономического поведения и обострению конфликта модернизированных и традиционных элементов социокультурной системы. Именно в периоды интенсивной модернизации нарастает не только активность этнических и религиозных «торговых меньшинств», но и неприятие их принимающей средой. Для традиционалистов они оказываются носителями враждебного капиталистического духа, для формирующихся национальных предпринимательских кругов — конкурентами, деятельность которых необходимо любыми средствами ограничить, для покупателей, клиентов, — народной массы — эксплуататорами и обманщиками, наживающимися на их бедствиях, для государства — постоянно «пятой колонной», проводящей интересы бывших колонизаторов и империалистов. Именно в такие периоды начинаются гонения на «торговые меньшинства», порой жестокие и кровавые.
Активизация национального капитала, при том, что он, как правило, воспринимается как истинный в противоположность всегда подозрительному и враждебному иностранному капиталу, также усиливает ролевую гетерогенность, имущественное расслоение и в целом повышает напряженность в обществе. Органичная хозяйственная культура в условиях модернизации как бы усложняется и распадается, и ее дифференциация обязательно должна дополняться столь же интенсивными интеграционными процессами. Роль такого интегратора выполняет новая хозяйственная культура.
Пришедшая на смену старой новая хозяйственная культура, выполняющая функцию легитимизации предпринимательского успеха и новых экономических ролей, обеспечивает интеграцию общества, социокультурный консенсус по проблемам экономического развития. Проблема модернизирующегося общества состоит не столько в отсутствии активных субъектов обновления, не в слабости достижительных ориентаций, индивидуализма, предпринимательской идеологии, как часто жалуются
реформаторы, — они есть, поскольку идут реформы, сколько: 1) в неприятии обществом новых форм деятельности, их осуждения как разрушительных для нравственности, культуры, социальности; 2) в неинтегрированности новых видов деятельности в социокультурную систему; 3) в ограниченности их легитимности рамками иной системы ценностей, не усвоенной обществом, или узкой локальной структурной ниши, более или менее жестко противостоящей обществу, — сословия, касты, рода или этнорелигиозного меньшинства.
Новая этика успеха, развитие достижительных ориентаций, связанное с гипермотивацией предпринимательской деятельности, должны включать в себя не только побуждение к успеху, но и оправдание успеха в глазах менее благополучных и даже бедствующих членов общества. Успех первичной модернизации в странах Запада в значительной степени объясняется тем, что протестантская этика, а также и нравственная и социальная доктрина католической церкви не только создавали мотивы для хозяйственной активности, но и с религиозной позиции оправдывали активность и успех, провозглашая их признаком богоизбранности или наградой за служение Богу, за праведный образ жизни.
Может ли сама по себе идея необходимости модернизации служить средством легитимизации новых видов хозяйственной деятельности и предпринимательского успеха? Такая возможность очень ограничена вследствие того, что модернизация имеет характер противоречивого процесса и, как правило, в обществе нет консенсуса по вопросу необходимости реформ, а также по их конкретным направлениям и формам. Кроме того, резкая дифференциация общества сопровождается усилением неравенства, появлением «новых бедных», гораздо более многочисленных, чем «новые богатые». Для того чтобы баланс дифференциации и интеграции в процессе структурной модернизации был сохранен, отмена запретов обязательно должна сопровождаться принятием принципов легитимности: доходность спекулятивных операций оправдывается затраченным трудом, а запретные профессии и предметы потребления «легализуются» через реформацию традиционных религий.
Интеграция модернизирующегося общества и уравновешивание процессов дифференциации невозможны без сохранения его идентичности. При всей близости и сходстве, процесс интеграции и поддержания идентичности не тождественны. Идентичность представляет собой определенное качество интеграции, когда единство основывается на глубоком осознании социокультурных корней, традиций, общности, ценностей менталитета, поведенческого кода, стиля и образа жизни. Модернизация, процесс реформирования общества, резкие «шоковые» изменения его социально-экономической структуры и системы ценностей всегда сопровождаются подрывом идентичности индивидов с культурой и обществом в целом. Идентичность предполагает осознание (хотя бы самое общее) неких принципиально важных ценностей, смыслов, идей, позволяющих причислять себя к государству и к определенной культуре. На локальном уровне понятием «идентичность» можно обозначить отождествление индивидом себя с классом, социальной или профессиональной группой. Как на макроуровне, так и на уровне локальном идентичность предполагает осознание специфических интересов, целей, выражающееся как в идеологии (предпринимательская, рабочего движения и т.д.), так и в стилевых проявлениях определенных субкультур, которые могут характеризоваться профессиональным языком (жаргоном), особенностями поведения, образа жизни и ее стиля8.
В переломные периоды общественного развития, к которым, безусловно, относится и модернизация, происходит кризис как общей, так и локальной идентичности. Он обусловлен, во-первых, распадом или изменением общей идентичности («советский» — «казахстанский», «русский», «казахский», «немецкий» и т.д.), во-вторых, дифференциацией хозяйственной жизни, вызывающей изменение прежней идентичности, и появлением новой («колхозник» — «фермер», «специалист» — «предприниматель»), в-третьих, кризисом легитимности, связанным с тем, что новая идентичность нуждается в осознании и признании ее нравственной и социокультурной состоятельности: например, резкий переход статуса специалиста (инженера, ученого, учителя) к положению мелкого предпринимателя («челнока») порождает не столько ощущение свободы и независимости, сколько чувство потери профессии и своего места в обществе, и нужно время и соответствующая культурная и идейная среда, чтобы созрела новая идентичность.
Кризис идентичности усугубляется безработицей, неминуемо сопутствующей перестройке хозяйственных институтов. Собственно, исследователи давно отметили, что главная проблема, порождаемая безработицей, состоит не в снижении жизненного уровня, а именно в утрате профессиональной идентичности, выпадении из социокультурных структур. Собственно возражения против индустриальной модернизации, которые исходят от некоторых крупных теоретиков самобытного развития объясняются не их принципиальной враждебностью техническому прогрессу, опасениями по поводу
провоцируемого трудосберегающими технологиями роста безработицы и кризиса идентичности. Ганди подчеркивал, что он не против «машин как таковых», а против машин, лишающих людей работы7.
Хозяйственная культура, выполняющая функцию регуляции отношений внутри сферы хозяйственной и предпринимательской деятельности, в процессе модернизации может способствовать сохранению и поддержанию идентичности общества посредством приведения форм хозяйственной деятельности в соответствие социокультурному контексту, усвоения или отторжения форм и стилей хозяйственной предпринимательской деятельности, адаптации заимствованных форм, а также гармонизации изменений методов, приемов, стилей деятельности с изменением социокультурной среды.
Кризис идентичности в модернизирующемся обществе, как правило, сопровождается нарастанием анархических тенденций. Утратившие понимание своей сути и принадлежности к более общим социокультурным, а также политическим структурам люди не способны к осознанию своих интересов и целерациональной деятельности, что в принципе подрывает становление экономики рыночного типа. Утративший идентичность индивид стремится не к свободе как осознанной деятельности по реализации своих интересов в рамках закона, а к воле как бесконтрольности. Действенным средством преодоления анархии является создание новой идентичности через формирование социокультурных и политических институтов, с помощью которых можно было бы включить людей в новый экономический и социальный порядок и в новую систему идей и ценностей9.
Модернизация осуществляется через механизм дифференциации, усложнения экономической жизни и хозяйственной культуры, появление новых хозяйственных ролей, форм и институтов экономики при обязательном поддержании определенной целостности общества. Хозяйственная культура является важнейшим фактором структурной модернизации, поскольку способствует дифференциации хозяйственной жизни посредством мотивации хозяйственной активности, актуализации дос-тижительных установок и стимулирования предпринимательской деятельности.
Модернизация представляет собой сложноструктурированный процесс, являющийся разрешением различных противоречий как внутри общества, так и во внешних взаимодействиях. В основе этих противоречий лежит конфликт современных, экзогенных, и традиционных, эндогенных, ценностей и институтов хозяйственной культуры, который дополняется их симбиозом в рамках разных структурных образований и синтезом, становлением нового уровня взаимодействия традиционных и приобретаемых ценностей.
Модернизация — это, прежде всего, революция сознания. С изменения ценностных ориентаций активного меньшинства — от стремления к приобретению материальных благ к самовыражению, от господства над природой к гармонии с природой, от взгляда на труд как на средство зарабатывать деньги к пониманию труда как средства реализовать свои способности — с этого начинается становление современного, постиндустриального общества. В этих условиях в обществе на первый план выдвигается новый социальный тип личности человека, изменяется сам характер общественных отношений. У такого человека появляется возможность выбирать между работой по найму и собственным бизнесом, между различными способами самовыражения и материальным успехом. Соответственно человек может в большей степени свободно выбирать и строить по своему усмотрению отношения с другими людьми. Человек поистине становится хозяином своей судьбы, сознательным субъектом общественного развития.
Однако современное общество является переходным. Это в полной мере относится и к характеристике казахстанского общества. Еще столетие назад оно находилось на периферии капиталистического развития; в нем сохранялись добуржуазные отношения личной зависимости, а роль главного регулятора поведения людей выполняли нормы и традиции. Модернизация Казахстана осуществлялась через колонизацию и втягивание его в систему мирового рынка, где ему предназначалась роль поставщика сырья и сельскохозяйственных продуктов. Как правило, экономика здесь формировалась созданием инфраструктуры, обслуживающей добычу полезных ископаемых, первичной переработкой сельскохозяйственных продуктов, а также деятельностью колониальной администрации и иностранных предпринимателей. В политической, культурной, социальной областях модернизация осуществлялась в союзе с местной правящей элитой и лишь постольку, поскольку эта администрация нуждалась в эффективной системе управления и господства. Такая модернизация затрагивала лишь административные центры, тогда как уклад жизни, общественные порядки и отношения основной массы населения, жившего в аулах, оставались такими же, какими они были сто или пятьсот лет тому назад.
Несмотря на это, в среде местной элиты формировались взгляды и ценности, которые во многом копировали культуру «модернити». Из ее рядов выходили лидеры национально-освободительных движений, возглавлявшие политическую борьбу за независимость, а затем — правительства и государства. Все их попытки провести реальную модернизацию чаще концентрировались в сфере экономики, политики, системе образования. Но практически такая модернизация не затрагивает глубинных пластов культуры народа. В лучшем случае результатом таких усилий оказывается крайняя неравномерность развития — как различных сторон общества, так и регионов. До сих пор казахстанское общество несет в себе черты индустриальной эпохи, его социальная структура мало изменилась за последние полтора десятилетия. За эти годы наряду с появившимися наисовременнейшими предприятиями существуют примитивные мануфактуры полувековой давности. Очень серъезной проблемой остается функциональная, а порой и полная неграмотность рабочих. На смену старым конфликтам приходят новые: между благополучной частью общества и неблагополучной, в которую входят часть старых средних слоев, значительная часть индустриального рабочего класса, маргинальные слои.
Одна из основных проблем модернизации в развивающихся странах — формирование модерни-заторской элиты, которая играет в процессе модернизации главнейшую роль. Перед ней стоят насущные задачи: во-первых, постоянно изменяться самой; во-вторых, подавлять сопротивление старого общества, которому угрожала модернизация; в-третьих, постоянно расширять социальную базу модернизации. Необходимость решать такую тройственную задачу предопределяет характер мобилизации масс для поддержки модернизации, а также установлению авторитарных режимов.
Успех модернизации во многом связан с распространением модернизаторской идеологии, примирявшей «модернити» и национальные социокультурные традиции. Но, поскольку такая идеология эклектична по своему характеру, это не всегда приводит к консенсусу. Сегодня процесс постиндустриализации охватывает весь мир, поэтому на первый план выдвигается конфликт между различными культурами, цивилизациями. Это существенно ограничивает возможности достичь согласия, поскольку нет той общей культурной основы, которая обеспечивает его достижение.
Список литературы
- ВеберМ. Протестантская этика и дух капитализма // Избр. произведения. - М., 1990. - С. 137.
- Штомпка П. Социология социальных изменений. - М., 1996. - С. 126.
- Панарин А.С. Россия в циклах мировой истории. - М., 1999. - С. 215.
- Парсонс Т. Система современных обществ. - М., 1998. - С. 32.
- РадаевВ.В. Экономическая социология. - М., 1998. - С. 114-117.
- Зарубина Н.Н. Социально-культурные основы хозяйства и предпринимательства. - М., 1998. - С. 209-210.
- Федотова В.Г. Типология модернизаций и способов их изучения // Вопросы философии. - 2000. - № 4.
- Ерасов Б.С. Социальная культурология. - М., 1996. - С. 89.
- Зарубина Н.Н. Указ. раб. - С. 233.