Место и роль ар­хе­оло­ги­чес­ких ис­сле­до­ва­ний П.К.Коз­ло­ва

Очень нем­но­гим уда­ет­ся за це­лую жизнь сде­лать от­кры­тие, ме­ня­ющее на­ши на­уч­ные пред­став­ле­ния на ту или иную эпо­ху. Пу­те­ше­ствен­ник и ге­ог­раф Петр Кузь­мич Коз­лов сде­лал два! В 1909 г. он на­шел в ни­зовь­ях Эц­зин­го­ла мер­твый го­род Ха­ра-Хо­то, а в 1924-м рас­ко­пал мо­ги­лы хуннских шаньюев в уро­чи­ще Но­ин-Ула, се­вер­нее Улан-Ба­то­ра. Зна­че­ние обе­их на­хо­док не­воз­мож­но пе­ре­оце­нить1. Го­во­рить об этих ве­ли­ких от­кры­ти­ях мож­но по-раз­но­му. Можно опи­сать твор­чес­кий ход мыс­ли пу­те­ше­ствен­ни­ка, поз­во­лив­ший ему не пройти ми­мо па­мят­ни­ка, за­те­рян­но­го в пус­ты­не, но эту за­да­чу вы­пол­нил сам П.К.Коз­лов, быв­ший не толь­ко уче­ным, но и пер­вок­лас­сным пи­са­те­лем. Сос­тав­лен­ные им кни­ги о его пу­те­ше­стви­ях чи­та­ют­ся как са­мый ув­ле­ка­тель­ный ро­ман. Ка­за­лось бы, сле­до­ва­ло опи­сать сде­лан­ные на­ход­ки, но и это уже вы­пол­не­но на уров­не, ко­то­рый труд­но прев­зойти. Об ико­нах из Ха­ра-Хо­то пи­сал С.Ф.Оль­ден­бург, тан­гут­ские тек­сты рас­шиф­ро­вал Н.А.Нев­ский, хуннские древ­нос­ти опи­са­ны К.В.Тре­вер, А.Н.Берншта­мом и С.И.Ру­ден­ко, а ки­тайские тка­ни из Но­ин-Ула изу­че­ны Е.И.Лу­бо-Лес­ни­чен­ко.Что же ос­та­лось на на­шу до­лю? По­жа­луй, са­мое важ­ное и ин­те­рес­ное сейчас — по­пыт­аться по­ка­зать, что эти от­кры­тия да­ли для раз­ви­тия ис­то­ри­чес­кой и ге­ог­ра­фи­чес­кой на­ук. 

Ле­том 1912 г. тех­ник зо­ло­топ­ро­мыш­лен­но­го об­ще­ства «Мон­го­лор» Бал­лод, при­няв один из рас­ко­пан­ных для не­го кур­га­нов в го­рах Но­ин-Ула за вы­ра­бот­ку на зо­ло­то, про­ник в пог­ре­баль­ное по­ме­ще­ние это­го кур­га­на и найден­ные там пред­ме­ты отос­лал в му­зей Вос­точ­но-Си­бир­ско­го от­де­ла РГО (ны­не Ир­кут­ский кра­евед­чес­кий му­зей). Оче­ви­дец ра­бот Бал­ло­да Ен­со сво­им рас­ска­зом об этих рас­коп­ках за­ин­те­ре­со­вал мо­гиль­ни­ка­ми Но­ин-Ула на­хо­див­ших­ся в 1924 г. в Улан-Ба­то­ре учас­тни­ков Мон­го­ло-Ти­бет­ской эк­спе­ди­ции Ге­ог­ра­фи­чес­ко­го об­ще­ства. Ее на­чаль­ник П.К.Коз­лов ко­ман­ди­ро­вал сво­его по­мощ­ни­ка С.А.Кон­драть­ева в го­ры Но­ин-Ула для пред­ва­ри­тель­ной ре­ког­нос­ци­ров­ки. 25 фев­ра­ля 1924 г., по­се­тив этот кур­ган, С.А.Кон­драть­ев об­на­ру­жил в нем глу­бо­кую во­рон­ку и сруб, за­пол­нен­ный в ниж­ней час­ти. К рас­чис­тке «Бал­ло­дов­ско­го» кур­га­на прис­тупи­ли 24 мар­та. Так на­ча­лись рас­коп­ки Но­инулин­ских кур­га­нов2.

По­ми­мо «Бал­ло­дов­ско­го», эк­спе­ди­цией бы­ло ис­сле­до­ва­но еще семь боль­ших кур­га­нов, в том чис­ле шес­той, де­таль­но изу­чен­ный С.А.Теп­ло­ухо­вым, при­быв­шим в эк­спе­ди­цию в 1925 г. Кур­га­ны эти пред­став­ля­ли со­бой глу­бо­кую мо­гиль­ную яму, в ко­то­рую вел длин­ный дро­мос. На дне мо­гиль­ной ямы был пос­тав­лен сруб, и внут­ри него — пог­ре­баль­ная ка­ме­ра с гро­бом по­хо­ро­нен­но­го. Пос­ле пог­ре­бе­ния мо­ги­ла по­верх по­тол­ков ка­ме­ры и сру­ба бы­ла за­сы­па­на зем­лей с кам­ня­ми, так что кур­ган вы­де­лял­ся не­вы­со­кой на­сыпью. В ре­зуль­та­те рас­ко­пок этих боль­ших кур­га­нов, пог­ре­бе­ний зна­ти, был до­быт ог­ром­ный ма­те­ри­ал для ха­рак­те­рис­ти­ки куль­ту­ры хун­нов, а об­на­ру­жен­ные в нем ве­щи ки­тайско­го про­ис­хож­де­ния (в час­тнос­ти, ла­ко­вые ча­шеч­ки с ки­тайской над­писью) поз­во­ли­ли да­ти­ро­вать весь ком­плекс ве­щей ру­бе­жом на­шей эры и да­же ус­та­но­вить имя по­хо­ро­нен­но­го хуннско­го вож­дя. Это Уч­жу­лю-шаньюй, пра­вив­ший с 8 г. до н.э. по 13 г. н.э. и зна­ме­ни­тый тем, что он ос­во­бо­дил свой на­род от ки­тайско­го про­тек­то­ра­та, про­дол­жав­ше­го­ся с 47 г. до н.э. по 9 г. н.э.3.

Пись­мен­ные ис­точ­ни­ки да­ют дос­та­точ­ный ма­те­ри­ал для вос­ста­нов­ле­ния хо­да со­бы­тий то­го жес­то­ко­го вре­ме­ни, ког­да хун­ны в не­рав­ной борь­бе от­сто­яли свою сво­бо­ду и са­мо­быт­ность, но толь­ко ве­щи, сох­ра­нив­ши­еся в зем­ле, поз­во­ля­ют понять своеоб­ра­зие хуннской куль­ту­ры и уяс­нить ее цен­ность и уро­вень раз­ви­тия. Од­на­ко и здесь есть не­ма­ло за­га­док, и глав­ная из них: ка­ков был удель­ный вес ки­тайской куль­ту­ры в дер­жа­ве Хун­ну, нас­коль­ко глу­бо­ко бы­ло ее вли­яние на ко­чев­ни­ков и ка­ко­вы бы­ли при­чи­ны то­го, что ве­щи ки­тайско­го про­ис­хож­де­ния по­па­да­ли в ру­ки хун­нов? По это­му по­во­ду в со­вет­ской на­уке су­ще­ству­ют две про­ти­во­по­лож­ные точ­ки зре­ния. Од­ни счи­та­ют, что «проб­ле­ма хун­нов — преж­де все­го ки­тайская проб­ле­ма»4, что хуннская го­су­дар­ствен­ность за­им­ство­ва­на из Ки­тая и от­но­сит­ся к ра­бов­ла­дель­чес­кой фор­ма­ции и что ки­тайские то­ва­ры про­ни­ка­ли к хун­нам че­рез ру­ки ки­тайских тор­гов­цев (ссыл­ка на: Ван Ся­оту­н. Ис­то­рия ки­тайской тор­гов­ли. – Шан­хай, 1935; на ки­т. яз.), иными словами, Хун­ну рас­смат­ри­ва­ет­ся как ки­тайская пе­ри­фе­рия.

По мнению других, хун­ны име­ли са­мос­то­ятель­ную, не­за­ви­си­мую от ки­тайских вли­яний куль­ту­ру; их вы­со­кая фор­ма об­ще­ствен­ной ор­га­ни­за­ции бы­ла след­стви­ем кон­сер­ва­ции раз­ви­то­го ро­до­во­го строя, и ки­тайские то­ва­ры по­па­да­ли к хун­нам ли­бо как до­бы­ча, ли­бо как «по­дар­ки» ки­тайско­го дво­ра, т.е. за­мас­ки­ро­ван­ная дань. Под­лин­ная куль­тур­ная бли­зость у хун­нов бы­ла с на­ро­да­ми Юж­ной Си­би­ри и Сред­ней Азии, а с ки­тайца­ми они ча­ще все­го об­ме­ни­ва­лись стре­ла­ми: хун­ны стре­ля­ли из лу­ков, а ки­тайцы — из ар­ба­ле­тов5. Но­ину­лин­ское пог­ре­бе­ние № 6, дав­шее на­иболь­шее ко­ли­че­ство на­хо­док, да­ти­ру­ет­ся тем срав­ни­тель­но ко­рот­ким пе­ри­одом, ког­да меж­ду хун­на­ми и ки­тайца­ми был мир. И тем не ме­нее ки­тайский эк­спорт пред­став­лен глав­ным об­ра­зом шел­ко­вы­ми тка­ня­ми, не­об­хо­ди­мы­ми как де­зин­сек­ци­он­ное сред­ство. Но на­ря­ду с рос­кош­ны­ми шел­ка­ми мы ви­дим, да­же в цар­ской мо­ги­ле, пов­сед­нев­ную одеж­ду ко­чев­ни­ков — ко­жа­ные ша­ро­ва­ры и ме­хо­вую шап­ку. При этом не­воль­но вспо­ми­на­ют­ся сло­ва од­но­го из ки­тайских вель­мож Юе, пе­ре­шед­ше­го к хун­нам: «Чис­лен­ность хун­нов не мо­жет срав­нить­ся с на­се­лен­ностью од­ной ки­тайской об­лас­ти, но они по­то­му силь­ны, что име­ют оде­яние и пи­щу от­лич­ные и не за­ви­сят в этом от Ки­тая... По­лу­чив от Ки­тая шел­ко­вые и бу­маж­ные тка­ни, де­ри­те одеж­ды из них, бе­гая по ко­лю­чим рас­те­ни­ям, и тем по­ка­зы­вайте, что та­кое оде­яние проч­ностью не дойдет до шер­стя­но­го и ко­жа­но­го оде­яния». Эти сло­ва бы­ли про­из­не­се­ны во II в. до н.э., и на ма­те­ри­алах Но­ин-Ула мы ви­дим, что за 200 лет хуннская одеж­да вы­дер­жа­ла кон­ку­рен­цию с ки­тайской, а по­том да­же во­зоб­ла­да­ла над ней, ибо в VIII в. тюркские мо­ды за­во­ева­ли са­мый Ки­тай6. Но, мо­жет быть, толь­ко пред­ме­ты пов­сед­нев­но­го бы­та, прис­по­соб­лен­ные к при­род­ным и кли­ма­ти­чес­ким ус­ло­ви­ям, ос­та­ва­лись не­из­мен­ны­ми, а ис­кус­ство, от­ра­жа­ющее сфе­ру иде­оло­гии, под­вер­глось вли­янию ра­фи­ни­ро­ван­ной ханьской ци­ви­ли­за­ции? Вспом­ним, что ис­кус­ство ев­ра­зийских ко­чев­ни­ков за I тыс. лет до н.э. ха­рак­те­ри­зо­ва­лось так на­зы­ва­емым «скиф­ским зве­ри­ным сти­лем». Са­мый час­тый мо­тив — борь­ба зве­рей, иног­да ми­фи­чес­ких — гри­фо­нов, а ча­ще ре­аль­ных. Иног­да это на­па­де­ние хищ­ни­ка на круп­ное тра­во­яд­ное, иног­да — схват­ка двух хищ­ни­ков. Се­ман­ти­ка этих об­ра­зов до сих пор ос­та­ет­ся пред­ме­том спо­ра, и для на­шей те­мы она не су­ще­ствен­на. Важ­но то, что мо­ти­вы «зве­ри­но­го сти­ля», свя­за­нные со скиф­ско-сар­мат­ским эт­ни­чес­ким субстра­том, ши­ро­ко пред­став­ле­нные на Ал­тае, где ос­та­ви­ли свои пог­ре­бе­ния юэч­жи, и встре­че­нные на­ми в пред­ме­тах ис­кус­ства из но­ину­лин­ских мо­гил, не­сом­нен­но, хуннско­го про­ис­хож­де­ния. Пер­вое мес­то сре­ди на­хо­док за­ни­ма­ет зна­ме­ни­тый войлоч­ный ко­вер, на ко­то­ром изоб­ра­же­ния жи­вот­ных да­ны как ап­пли­ка­ции.

Чрез­вы­чайно лю­бо­пыт­но, что в тех слу­ча­ях, ког­да изоб­ра­же­на борь­ба хищ­ни­ка с тра­во­яд­ным, сим­па­тии ху­дож­ни­ка на сто­ро­не хищ­ни­ка. Од­но это ука­зы­ва­ет на про­ис­хож­де­ние «зве­ри­но­го сти­ля» из охот­ничьей или ско­то­вод­чес­кой сти­хии, так как имен­но у во­ин­ствен­ных ко­че­вых пле­мен то­тем­ны­ми жи­вот­ны­ми яв­ля­ют­ся, как пра­ви­ло, хищ­ни­ки. С этой точ­ки зре­ния при­ме­ча­тель­ны ан­тро­по­мор­фные фи­гу­ры бы­ка и оле­ня, ко­то­рые, мо­жет быть, изоб­ра­жа­ют то­те­мы пле­мен, по­ко­рен­ных хун­на­ми и вхо­див­ших в хуннскую дер­жа­ву. Воз­мож­но, что олень — об­раз пред­ка мон­го­лов, по­чи­тав­ших это жи­вот­ное7.

Мо­ти­вы «зве­ри­но­го сти­ля» иног­да встре­ча­ют­ся и в ис­кус­стве ханьско­го Ки­тая, но там они не­сом­нен­но за­им­ство­ва­ны из ко­че­вой сре­ды. Хуннское ис­кус­ство оказывало боль­шее вли­яние на ки­тайское, чем ки­тайское на хуннское8. Все-та­ки ки­тайская ру­ка ос­та­ви­ла след на ук­ра­ше­ни­ях, упот­реб­ляв­ших­ся хун­на­ми. Это пред­ме­ты, ко­то­рые мы наз­ва­ли бы ши­ро­ко пот­реб­ля­емы­ми: де­ре­вян­ные и брон­зо­вые на­вер­шия, брон­зо­вые на­ко­неч­ни­ки де­ре­вян­ных зон­тич­ных спиц и ла­ко­вые ча­шеч­ки. За ис­клю­че­ни­ем пос­лед­них, это ве­щи, вы­пол­нен­ные ис­кус­ны­ми ре­мес­лен­ни­ка­ми на за­каз. Нет ни­ка­кой не­об­хо­ди­мос­ти счи­тать, что они при­ве­зе­ны из Ки­тая.

В хуннских сте­пях жи­ло не­ма­ло ки­тайцев, ли­бо уве­ден­ных во вре­мя на­бе­гов, ли­бо бе­жав­ших из Ки­тая в по­ис­ках лег­кой и сво­бод­ной жиз­ни. Для пре­дот­вра­ще­ния пос­то­ян­ной эмиг­ра­ции бы­ла по­стро­ена в III в. до н.э. Ве­ли­кая ки­тайская сте­на, ко­то­рая име­ла не столь­ко во­ен­ное, сколь­ко по­ли­цейское зна­че­ние. Взять ее бы­ло лег­ко, а оди­но­ко­му бег­ле­цу пе­ре­та­щить че­рез нее ло­шадь — не­воз­мож­но. И тем не ме­нее лю­ди из Ки­тая убе­га­ли. В док­ла­де чи­нов­ни­ка Хэу Ина в 33 г. до н.э. при­во­дит­ся нес­коль­ко ка­те­го­рий ки­тайских под­дан­ных, меч­та­ющих о том, что­бы сбе­жать к хун­нам. Тут и ти­бет­цы, мо­би­ли­зо­ван­ные для ох­ра­ны гра­ни­цы, у ко­то­рых «чи­нов­ни­ки и прос­то­лю­ди­ны, ув­лек­шись ко­рыс­то­лю­би­ем, от­ни­ма­ли скот, иму­ще­ство, жен и де­тей»; род­ствен­ни­ки рат­ни­ков, зах­ва­чен­ных хун­на­ми в плен и не ­вы­куп­лен­ных; не­воль­ни­ки пог­ра­нич­ных жи­те­лей, ко­то­рые «го­во­рят, что у хун­нов ве­се­ло жить», и прес­туп­ни­ки, скры­ва­ющи­еся от на­ка­за­ния. В чис­ле этих лю­дей, не­сом­нен­но, бы­ли ис­кус­ные мас­те­ра, и хун­ны поль­зо­ва­лись их «зо­ло­ты­ми ру­ка­ми». Из ис­то­рии мы зна­ем, что та­ких эмиг­ран­тов в хуннских ко­чевь­ях жи­ло мно­го, но они не сме­ши­ва­лись с хун­на­ми. Что­бы стать хун­ном, на­до бы­ло быть чле­ном ро­да, т.е. ро­дить­ся от хуннских ро­ди­те­лей. А при­шель­цы, хо­тя и чув­ство­ва­ли се­бя здесь неп­ло­хо, но на­хо­ди­лись на по­ло­же­нии ан­тич­ных ме­те­ков и же­ни­лись не на хун­ках, а на та­ких же, как они са­ми. Впос­лед­ствии они пе­ре­ме­ша­лись, раз­мно­жи­лись и да­же соз­да­ли свое го­су­дар­ство, прав­да, про­су­ще­ство­вав­шее не­дол­го — с 318-го по 350 год9.

Двойной ин­те­рес пред­став­ля­ют вы­ши­тые пор­трет­ные изоб­ра­же­ния из Но­ин-Ула. Это не толь­ко пред­ме­ты ис­кус­ства, но и ан­тро­по­ло­ги­чес­кие па­мят­ни­ки. Дар­вин от­ме­ча­ет, что фи­зи­ог­но­ми­ка при ра­со­вой ди­аг­нос­ти­ке име­ет весь­ма боль­шое зна­че­ние, и с этой точ­ки зре­ния пор­трет­ные изоб­ра­же­ния про­ли­ва­ют свет на хуннский эт­ни­чес­кий тип. На пер­вый взгляд, пор­тре­ты не мо­гут изоб­ра­жать хун­нов, так как мон­го­ло­ид­ность вы­ра­же­на крайне сла­бо. Выс­ка­зы­ва­лись пред­по­ло­же­ния, что эти ве­щи ли­бо гре­ко-бак­трийско­го про­ис­хож­де­ния, ли­бо это изоб­ра­же­ния скиф­ских во­инов гре­чес­кой ра­бо­ты из При­чер­но­морья. Од­на­ко на па­мять при­хо­дит один эпи­зод из хуннской ис­то­рии10. В 350 г. власть в Юж­но-Хуннском цар­стве Чжао зах­ва­тил узур­па­тор — ки­та­ец Ши Минь. Он при­ка­зал ис­тре­бить в сво­ем го­су­дар­стве всех хун­нов до еди­но­го, и тог­да в рез­не «по­гиб­ло мно­го ки­тайцев с воз­вы­шен­ны­ми но­са­ми». Уже од­но это на­во­дит на мысль, что хунн­ский ан­тро­по­ло­ги­чес­кий тип нес­коль­ко от­ли­чен от при­выч­но­го пред­став­ле­ния о яр­кой мон­го­ло­ид­нос­ти. За­тем, в зна­ме­ни­том ки­тайском ба­рель­ефе «Бит­ва на мос­ту» кон­ные хун­ны изоб­ра­же­ны с под­чер­кну­то боль­ши­ми но­са­ми. На­ко­нец, Г.Ф.Де­бе­цом  по результатам кра­ни­оло­ги­чес­кого ана­лиза хуннских пог­ре­бе­ний вы­де­лен осо­бый па­ле­оси­бир­ский тип ази­ат­ско­го ство­ла с «хо­тя и не плос­ким, но и не силь­но выс­ту­па­ющим но­сом», неч­то по­хо­жее на не­ко­то­рых се­ве­ро­аме­ри­кан­ских ин­дейцев. Не этот ли тип изоб­ра­жен на вы­шив­ке из Но­ин-Ула?11 В поль­зу пос­лед­не­го пред­по­ло­же­ния го­во­рит то, что мо­н­го­ло­идам-ки­тайцам хуннские но­сы ка­за­лись вы­со­ки­ми, а ев­ро­пейцам — низ­ки­ми.

Об­ра­ща­ет на се­бя вни­ма­ние при­чес­ка пор­тре­та: рас­пу­щен­ные во­ло­сы пе­рех­ва­че­ны ши­ро­кой лен­той. Эта при­чес­ка за­фик­си­ро­ва­на для хан­ско­го ро­да тю­рок Аши­на, про­ис­хо­див­ше­го из Хэ­си, т.е. Гань­су. Там до 439 г. Аши­на на­хо­ди­лись в сос­та­ве пос­лед­не­го хуннско­го кня­же­ства, раз­ру­шен­но­го сянь­бийца­ми-то­ба. От­ту­да Аши­на от­сту­пи­ли на Ал­тай и при­нес­ли с со­бою ряд эт­ног­ра­фи­чес­ких приз­на­ков, чет­ко их ха­рак­те­ри­зу­ющих.

Для Цен­траль­ной Азии при­чес­ка — стойкий эт­ног­ра­фи­чес­кий приз­нак. Боль­ше то­го, это знак ло­яль­нос­ти к пра­ви­тель­ству. По­бе­ди­те­ли час­то зас­тав­ля­ют по­ко­рен­ных из­ме­нять одеж­ду и при­чес­ку на свой ма­нер. Так, манчь­жу­ры зас­тав­ля­ли в XVII в. ки­тайцев зап­ле­тать во­ло­сы в ко­су. То­ба но­си­ли ко­сы, и, сле­до­ва­тель­но, при­чес­ка ро­да Аши­на бы­ла за­им­ство­ва­на не у них. По­это­му мож­но ду­мать, что это — при­чес­ка влас­ти­те­лей древ­них тю­рок, т.е. хун­нов, и тем са­мым до­пус­тить, что на пор­тре­те изоб­ра­жен хунн12. Но в од­ном нуж­но сог­ла­сить­ся с Т.О.Бо­ров­кой и Тре­вер: пор­тре­ты вы­пол­не­ны от­нюдь не в ки­тайской ма­не­ре, а яв­ля­ют­ся де­лом рук сре­д­не­ази­ат­ско­го или скиф­ско­го ху­дож­ни­ка. Эти ше­дев­ры мог­ли быть вы­пол­не­ны бак­трийски­ми или пар­фян­ски­ми мас­те­ра­ми, на­хо­див­шим­ися сре­ди хун­нов, в став­ках хуннских шаньюев, ко­то­рые име­ли ак­тив­ные дип­ло­ма­ти­чес­кие свя­зи с го­су­дар­ства­ми Сред­ней Азии13.

Те­перь мы мо­жем раз­гра­ни­чить в хуннской куль­ту­ре сфе­ры: мес­тную, ски­фо-сар­мат­скую и ки­тайскую. Ос­нов­ные пред­ме­ты бы­та из­го­тов­ля­лись на мес­те, что по­ка­зы­ва­ет ус­тойчи­вость ко­че­вой куль­ту­ры. Ки­тайские мас­те­ра вы­пол­ня­ли мел­кие по­дел­ки, ук­ра­ше­ния, а пред­ме­ты ис­кус­ства, свя­зан­ные с иде­оло­гией, но­сят не­сом­нен­ные сле­ды скиф­ской, сар­мат­ской и юж­но­си­бир­ской, т.е. дин­лин­ской, куль­тур. Отсюда напрашивается вопрос: была ли в хуннской культуре «китайская проблема» или вместе со скифо-сарматской и южносибирской представляла самостоятельный вариант общечеловеческой культуры? Рассмотренный нами материал позволяет определенно высказаться за вторую концепцию, и прояснение этого вопроса — одна из многих заслуг открытий П.К.Козлова перед наукой.

Мы рас­смот­ре­ли но­ину­лин­ские на­ход­ки толь­ко в од­ном ас­пек­те.

Изу­че­ние этой стра­ны пе­ре­жи­ло три ста­дии. Пер­вая, ко­то­рую мож­но наз­вать «Би­чу­рин­ской», озна­ме­но­ва­лась от­кры­ти­ем для нас ки­тайской клас­си­чес­кой гу­ма­ни­тар­ной на­уки (ис­то­рии и ге­ог­ра­фии). Мо­нах Иакинф сам (один) пе­ре­вел це­лую биб­ли­оте­ку со­чи­не­ний о Цен­траль­ной Азии и соз­дал ба­зу для ис­сле­до­ва­ния В.В.Гри­горь­ева, Н.А.Арис­то­ва, К.А.Инос­тран­це­ва и Г.Е.Грумм-Гржи­майло. Они не бы­ли ки­та­ис­та­ми, но до­пол­ня­ли сво­ими спе­ци­аль­ны­ми поз­на­ни­ями ис­то­ри­чес­кую кар­ти­ну, на­ри­со­ван­ную сред­не­ве­ко­вы­ми хро­нис­та­ми и ге­ог­ра­фа­ми. Это бы­ла вер­ши­на на­уки прош­ло­го ве­ка.

Мощ­ный сдвиг в исторической науке свя­зан с име­нем Н.М.Прже­вальско­го и его уче­ни­ков. Рус­ские пу­те­ше­ствен­ни­ки по­се­ти­ли мес­та ве­ли­ких со­бы­тий, и бла­го­да­ря им был про­ве­рен ряд све­де­ний, часть из ко­то­рых под­твер­ди­лась, а часть бы­ла от­вер­гну­та. Ге­ог­ра­фия вли­ла в жи­лы ис­то­рии го­ря­чую кровь жи­во­го опы­та. Рус­ская на­ука выш­ла на пер­вое мес­то на об­ще­ми­ро­вом фо­не.

Тре­тий пе­ри­од, фи­ло­ло­ги­чес­кий, на­ча­ло ко­то­ро­му по­ло­жи­ли юно­шес­кие ре­цен­зии В.В.Бар­толь­да, за­вел на­уку в тупик. Бар­тольд выс­ка­зал суж­де­ние, что син­те­ти­чес­ким обоб­ще­ни­ям дол­жны пред­ше­ство­вать час­тные изыс­ка­ния по ря­ду мел­ких воп­ро­сов, ка­са­ющих­ся тек­стов, язы­ко­вых осо­бен­нос­тей и т.п.14. На пер­вый взгляд, это бес­спор­но, но при прис­таль­ном изу­че­нии вид­но, что час­тнос­ти, наг­ро­мож­да­ясь без сис­те­мы, зак­ры­ва­ют со­бою це­лое. В результате воз­ник­ло, и не мог­ло не воз­ник­нуть, дроб­ле­ние на­уки по язы­ко­во­му приз­на­ку, и ис­то­рия тюр­ков, мон­го­лов и маньчжу­ров ока­за­лась ра­зор­ван­ной на три от­дель­ные дис­цип­ли­ны, ко­ор­ди­на­ция меж­ду ко­то­ры­ми ста­ла прак­ти­чес­ки не­осу­ще­стви­мой. Кро­ме то­го, тре­бо­ва­ние, что­бы ис­то­рик чи­тал ис­точ­ни­ки обя­за­тель­но в под­лин­ни­ках, ли­ша­ет воз­мож­нос­ти со­пос­тав­лять меж­ду со­бою раз­ные груп­пы све­де­ний, да­же ка­са­ющих­ся од­ной те­мы. По боль­шин­ству круп­ных воп­ро­сов ис­то­ри­чес­кой ге­ог­ра­фии Цен­траль­ной Азии есть упо­ми­на­ния на ки­тайском, япон­ском, маньчжур­ском, ко­рейском, мон­гольском, древ­не­тюркском, уйгур­ском или ча­га­тайском, ти­бет­ском, пер­сид­ском, араб­ском, ар­мян­ском и гре­чес­ком язы­ках. Поч­ти все они пе­ре­ве­де­ны в раз­ное вре­мя фи­ло­ло­га­ми, но не све­де­ны в сис­те­му, так как нет и не мо­жет быть та­ко­го по­лиг­ло­та, ко­то­рый бы од­нов­ре­мен­но ин­те­ре­со­вал­ся проб­ле­ма­ми ис­то­рии и ге­ог­ра­фии, не бу­ду­чи в этих на­уках ди­ле­тан­том.

На­до воз­дать должное В.В.Бар­толь­ду: сам он в поз­дних ра­бо­тах не при­дер­жи­вал­ся прин­ци­пов, сфор­му­ли­ро­ван­ных в юнос­ти, но они про­ник­ли в ака­де­ми­чес­кую на­уку. В ре­зуль­та­те этим ме­то­дом не бы­ло на­пи­са­но ни од­ной обоб­ща­ющей ра­бо­ты, нес­мот­ря на то, что пот­реб­ность в та­ко­вых в на­ше вре­мя ог­ром­на. Од­на­ко де­ло не без­на­деж­но, и вы­вес­ти ис­то­ри­чес­кую на­уку из ту­пи­ка мож­но.

Ког­да сто­ит воп­рос об изу­че­нии на­ро­дов, их бы­та, куль­ту­ры, пе­ред­ви­же­ний, воз­ник­но­ве­ния и ис­чез­но­ве­ния — все­го то­го, что мы на­зы­ва­ем эт­но­ге­не­зом, то на­до иметь в ви­ду, что эти проб­ле­мы пу­тем лин­гвис­ти­ки не мо­гут быть раз­ре­ше­ны. Тут не­об­хо­дим син­тез ис­то­рии и ге­ог­ра­фии, ины­ми сло­ва­ми, ис­то­ри­чес­кая ге­ог­ра­фия, но не в ста­ром по­ни­ма­нии это­го тер­ми­на, а в но­вом, ос­но­ван­ном на пос­лед­них дос­ти­же­ни­ях ес­те­ствен­ных на­ук. Для это­го под­хо­да ну­жен но­вый ас­пект.

Эта­лон ге­ог­ра­фи­чес­кой сис­те­ма­ти­ки — лан­дшафт. На­род, прис­по­со­бив­шийся к дан­но­му лан­дшаф­ту, свя­зан с ним сво­им хо­зяй­ством, до­бы­ва­ни­ем средств к пов­сед­нев­ной жиз­ни и да­же своей ис­то­ри­чес­кой судь­бой. В этом смыс­ле на­род­ность (эт­нос) — часть при­ро­ды. Сум­ма эт­но­сов — эт­нос­фе­ра, по­доб­но би­ос­фе­ре В.И.Вер­над­ско­го, об­ле­ка­ющей всю по­вер­хность су­ши, — ком­по­нент фи­зи­чес­кой ге­ог­ра­фии, хо­тя и с при­су­щи­ми ей од­ной за­ко­но­мер­нос­тя­ми. Связь эт­нос­фе­ры с при­ро­дой прос­ле­жи­ва­ет­ся на эт­но­ге­не­зе и миг­ра­ции на­ро­дов, но от­нюдь не на раз­ви­тии об­ще­ства по спи­ра­ли (сме­на со­ци­аль­ных фор­ма­ций), не на ло­ги­ке со­бы­тий и пос­туп­ках от­дель­ных по­ли­ти­чес­ких де­яте­лей. Свя­зы­вать эти груп­пы яв­ле­ний с ге­ог­ра­фией бес­полезно15.

Та­ким об­ра­зом, связь фи­зи­чес­кой ге­ог­ра­фии с ис­то­рией осу­ществля­ет­ся че­рез эт­ног­ра­фию, а в тех слу­ча­ях, ког­да на­род­ность ис­чез­ла, — че­рез ар­хе­оло­гию. При та­ком под­хо­де яс­но, что ис­то­ри­чес­кая ге­ог­ра­фия на­ше­го вре­ме­ни не гу­ма­ни­тар­ная, а ес­те­ствен­ная на­ука. Имен­но так вос­при­ни­ма­лась она П.К.Коз­ло­вым, что яв­ству­ет из всех его со­чи­не­ний, где при­род­ным ус­ло­ви­ям Азии и эт­ног­ра­фи­чес­ким осо­бен­нос­тям мон­го­лов, тор­го­утов или ти­бет­цев уде­ле­но рав­ное вни­ма­ние. Коз­лов не фор­му­ли­ро­вал сво­его от­но­ше­ния к ме­то­ди­ке ис­сле­до­ва­ния, по­то­му что в его вре­мя в этом еще не бы­ло не­об­хо­ди­мос­ти, но нам сле­ду­ет вни­ма­тель­но от­нес­тись к его на­уч­но­му под­хо­ду, да­бы по­доб­но ему иметь воз­мож­ность по­силь­но обо­га­щать на­уку.

Спи­сок ли­те­ра­ту­ры 

1. Арис­тов Н.А. За­мет­ки об эт­ни­чес­ком сос­та­ве тюркских пле­мен и на­род­нос­тей. – СПб., 1896. – С. 135.

2. Бар­тольд В.В. Ре­цен­зии на кни­гу Г.Е.Грумм-Гржи­майло «Ис­то­ри­чес­кое прош­лое Бэй-ша­ня в свя­зи с ис­то­рией Сред­ней Азии». – СПб., 1898; Зап. вост. отд. Русск. арх. общ. – 1898. – Т. XI; Изв. РГО. – 1899. – Т. 35. – Вып. 6. – С. 46.

3. Бернштам А.Н. Изоб­ра­же­ние бы­ка на бля­хах из Но­ину­лин­ских кур­га­нов // Пробл. ист. до­ка­пи­та­лист. об­ществ. – 1935. – № 5–6.  – С. 74.

4. Бернштам А.Н. Гуннский мо­гиль­ник Но­ин-Ула и его ис­то­ри­ко-ар­хе­оло­ги­чес­кое зна­че­ние // Изв. АН СССР. Отд. общ. на­ук. – 1937. – № 4.  – С. 208.

5. Бернштам А.Н. Очерк ис­то­рии гун­нов. – Л., 1951. – С. 57.

6. Би­чу­рин Н.Я. (Иакинф). Ис­то­рия пер­вых че­ты­рех ха­нов из до­ма Чин­ги­со­ва. – СПб., 1829.

7. Би­чу­рин Н.Я. (Иакинф). Соб­ра­ние све­де­ний о на­ро­дах, оби­тав­ших в Сред­ней Азии в древ­ние вре­ме­на. – М.-Л., 1950. – Т. 1. – С. 257.

8. Би­чу­рин Н.Я. (Иакинф). Ста­тис­ти­чес­кое опи­са­ние Ки­тайской им­пе­рии. – СПб., 1842. – Ч. 1–2. – С. 94.

9. Бо­ров­ка Т.О. Куль­тур­но-ис­то­ри­чес­кое зна­че­ние ар­хе­оло­ги­чес­ких на­хо­док эк­спе­ди­ций Ака­де­мии на­ук: Крат­кие от­че­ты эк­спе­ди­ций по ис­сле­до­ва­нию Се­вер­ной Мон­го­лии в свя­зи с Мон­го­ло-Ти­бет­ской эк­спе­ди­цией П.К.Коз­ло­ва. – Л. 1925. – С. 96.

10. Гри­горь­ев В.В. Вос­точ­ный, или Ки­тайский, Тур­кес­тан. – СПб., 1873. – С. 145.

11. Грумм-Гржи­майло Г.Е. За­пад­ная Мон­го­лия и Урян­хайский край. – Л., 1926. – Т. II. – С. 121.

12. Грумм-Гржи­майло Г.Е. Рост пус­тынь и ги­бель пас­тбищ­ных уго­дий и куль­тур­ных зе­мель в Цен­траль­ной Азии за ис­то­ри­чес­кий пе­ри­од // Изв. ГГО. – 1933. – Т. 65. – Вып. 5. – С. 32.

13. Боровка Т.О. Указ. раб. – С. 108.

14. Бар­тольд В.В. Указ. раб. – С. 35.

15. Гумилев Л.Н. Хунны. – М., 1989. – С. 232.