Поощрительные нормы общей части уголовного кодекса Республики Казахстан

Как известно, понятие «система» (от греч. systema, т.е. целое, составленное из частей, соединение) представляет собой множество элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, образующих определенную целостность, единство [1, 1005].

Система поощрительных уголовно-правовых норм слагается из ряда юридических предписаний, носящих поощрительный характер и закрепленных в институтах как Общей, так и Особенной частей уголовного закона. Эти предписания определенным образом взаимосвязаны и образуют вследствие этой связи некую целостность, которая подчеркивается их единством.

Нормы Общей части УК, аккумулируя в себе уголовно-правовые положения универсального ха­рактера, «делегируют» свои свойства (признаки) институтам Особенной части, ориентируя тем са­мым законодателя на оптимально допустимый объем поощрения. Данное обстоятельство позволяет правоприменителю успешно решать задачу борьбы с преступностью. Именно поэтому поощритель­ные нормы Общей части Уголовного кодекса носят как односторонне обязывающий, так и управомо­чивающий характер, ибо предписывают органам правосудия руководствоваться содержащимся в них постановлениями или учитывать их, применяя нормы Особенной части.

С нашей точки зрения, в Общей части УК поощрительными свойствами обладают юридические предписания, закрепленные в: ч. 1 и 3 ст. 26 УК РК; ч. 1 ст. 32, ч. 1 ст. 33, ч. 1 ст. 34, ч. 1 ст. 35, ч. 1 ст. 36, ч. 1 ст. 37 УК РК; п. п. «к», «д» ст. 53 УК РК; ч. 3 ст. 63 УК РК; ч.1 ст. 64 УК РК; ч. 1 ст. 65 УК РК; ст. 67 УК РК; ч.1 и 5 ст. 70 УК РК; ч. 1 ст. 71 УК РК; ч. 5 ст. 77 УК РК.

Конечно, все нормы Уголовного кодекса РК, носящие поощрительный характер, невозможно рассмотреть в объеме одной статьи. Однако рассмотрим некоторые поощрительные нормы Общей части УК, при этом уделяя внимание не собственно происхождению, а конструктивной особенности указанных предписаний, чтобы подчеркнуть их поощрительную сущность и значимость для функ­ционирования уголовно-правовой законодательной системы.

Одним из наиболее проблемных, как нам предполагается, является институт добровольного от­каза от преступления, хотя и не подчеркивает еще поощрительную сущность этого института.

Институт добровольного отказа от преступления — в уголовно-правовом смысле признается прекращение лицом приготовления к преступлению либо прекращение действий (бездействия), непо­средственно направленных на совершение преступления, если лицо осознавало возможность доведе­ния преступления до конца. Данное положение указано в ч. 1 ст. 26 УК РК.

Полагается, уголовно-правовое поощрение достаточно определенно закреплено в ч.1 ст. 26 УК РК. Оно выражается в исключении уголовной ответственности. Согласно ей лицо не подлежит уго­ловной ответственности за преступление, если оно добровольно и окончательно отказалось от дове­дения этого преступления до конца.

Как справедливо отмечают отдельные авторы, лицо, добровольно отказавшееся от доведения преступления до конца, не подлежит уголовной ответственности за это преступление, а подлежит уголовной ответственности за иное преступление, если состав такого содержится в фактически со­вершенном им деянии [2, 38-39].

Так, по мнению С.Х.Жадбаева, добровольный отказ возможен лишь на стадии приготовления к совершению преступления или неоконченного покушения [3, 253].

Однако необходимым представляется в законодательном порядке закрепить положение о том, что лицо освобождается не от уголовной ответственности, что, по сути, определяет рассматриваемый институт, — от уголовного наказания.

Действительно, ведь получается так, что при добровольном отказе от совершения преступления лицо освобождается от уголовной ответственности за совершения действия (приготовление к престу­плению, покушение на преступление), которые являются и остаются преступными. Преступные же действия, разумеется, не могут исключить уголовную ответственность. Лицо, их совершившее, мо­жет быт только освобождено от уголовной ответственности при наличии указанных в законе условий и оснований.

Отсюда можно сделать вывод о том, что рассматриваемый нами вопрос требует более детально­го самостоятельного анализа с целью наиболее удачного, с точки зрения законодательной техники, закрепления отдельных его положений, что, естественно, невозможно в рамках предлагаемого иссле­дования.

Таким образом, даже при законодательном закреплении добровольного отказа от преступления поощрительный характер образующих его норм вполне очевиден.

Кроме того, хотелось обратить внимание на ч.3 ст.26 УК РК, согласно которой организатор пре­ступления и подстрекатель к преступлению не подлежат уголовной ответственности, если эти лица сообщением государственным органам или иными предпринятыми мерами предотвратили доведение преступления исполнителем до конца. Пособник преступления не подлежит уголовной ответственно­сти, если до окончания исполнителем преступления откажет ему в заранее обещанном содействии или устранит результаты уже оказанной помощи.

Данная норма в институте добровольного отказа от преступления представляется целесообразной. Уголовно-правовое поощрение в виде исключения бремени уголовного закона спра­ведливо адресуется тем лицам, которые отказываются от дальнейшей преступной деятельности, при­обретая тем самым черты личности, ответственной за свои действия и поступки.

Одной из проблемных, по нашему мнению, являются поощрительные нормы, содержащиеся в обстоятельствах, исключающих преступность деяния.

Данные нормы права имеют определенную специфику и призваны поощрять такое поведения человека, которое по своей специфике называется нонкриминальным, т.е. социально полезным и, ес­тественно, отличается от посткриминального.

Вместе с тем нормы, поощряющие посткриминальное поведение, адресованы тем лицам, кото­рые нарушили уголовно-правовой запрет, и поощрение их поведения выражается всегда не в устра­нении или смягчении уголовно-правового обременения, а в исключении его (обременения) как тако­вого. Данное обстоятельство не является характерным для норм, поощряющих нонкриминальное по­ведение, так как механизм их действия раскрывается несколько иначе.

Нормы, поощряющие нонкриминальное поведение, обращены к лицам, поведение которых с правовой и нравственной точек зрения безупречно, а значит, не характеризуется посткриминально­стью. В силу этого поощрения применительно к таким нормам выражается не в устранении или смяг­чении уголовно-правового обременения, а в исключении его как такового за вред, причиненный в состоянии необходимой обороны, при задержании лица, совершившего преступление, крайней необ­ходимости, обоснованного риска и при исполнении приказа или распоряжения. В этой связи не слу­чайно указанные институты в совокупности с другими институтами образуют обстоятельства, ис­ключающие преступность деяния.

Само понятие «исключение уголовной ответственности» представляет собой одну из форм уго­ловно-правового поощрения. Это понятие призвано способствовать более активному использованию человеком предоставленных ему уголовным законом прав на определенные действия.

То обстоятельство, что поощрение здесь выражается не в предоставлении каких-либо «благ», а в исключении уголовной ответственности за вред, причиненный охраняемым уголовным законом ин­тересам, само по себе уже является поощрением.

Изложенное является важным уже потому, что уголовное законодательство, устанавливая ис­ключение уголовной ответственности за ряд действий, одобряет, а значит, поощряет и побуждает ис­пользование лицом такого права.

Действительно, уголовный закон, предоставляя лицу данное право, прежде всего, преследует цель повышения активности человека в деле пресечения общественно опасных посягательств на ин- тересы государства, общества, личности. При этом эффективность обеспечивается исключением уго­ловно-правового обременения, например, в случае причинения вреда посягающему лицу. Так, види­мо, следует понимать значение этого института в уголовно-правовой доктрине [4, 39].

Например, ч.1 ст. 32 УК РК, где прямо подчеркивает, что не является преступлением причине­ние вреда посягающему лицу в состоянии необходимой обороны, т.е. при защите личности, жилища, собственности, земельного участка и других прав обороняющегося или иных лиц, охраняемых зако­ном интересов общества или государства от общественно опасного посягательства путем причинения посягающему вреда, если при этом не было допущено превышения пределов необходимой обороны.

В юридической литературе общепризнанно, что эти действия общественно полезны, предусмот­рены законом и, соответственно, поддерживаются и поощряются государством [5, 21].

Уголовно-правовое поощрение, выраженное в данной форме, носит «информационный» харак­тер. Уголовный закон как бы «оповещает» лицо о том, что оно имеет право не просто обороняться, но и может причинить вред другому лицу в целях пресечения его общественно опасного посягательства.

И в действующем уголовном законодательстве право граждан на пресечение общественно опас­ных посягательств получило традиционное наименование необходимой обороны, что, как справедли­во полагали отдельные ученые, отражает субсидиарный характер этого института и не в полной мере способствует повышению социально-правовой активности граждан в борьбе с правонарушениями и преступностью.

Так, В.А.Елеонский отмечал, что «содержание института необходимой обороны значительно шире его наименования, которое вовсе не раскрывает социального назначения соответствующих норм уголовного права в обществе. О необходимой обороне можно вести речь только применительно к случаям, когда преступник нападает лично на гражданина, лишает его возможности избрать иной вариант поведения и тем самым вынуждает защищаться. Но разве будет оборона необходимой, если гражданин, не подвергаясь лично посягательству, решительно и активно посягает преступные дейст­вия, направленные против интересов государства, общества, других лиц? Объективной необходимо­сти предпринимать оборонительные действия в такой ситуации нет и, следовательно, оборона не яв­ляется необходимой, т.е. неизбежной. Пресечение преступления в этих условиях предопределяется чувством долга и ответственности граждан за сохранность государственных, общественных и личных интересов, является выражением высокой степени социально-правовой активности граждан. Но эти действия в уголовно-правовом смысле необходимыми не являются [6, 38].

Разделяя данную точку зрения, однако, также полагаем, что понятие «необходимой обороны» представляется несколько неудачным. Не углубляясь в дискуссию, заметим, что защита личности и прав обороняющегося или других лиц, охраняемых законом интересов общества или государства (что вытекает из ч. 1 ст. 32 УК РК), предполагает, прежде всего, активные и решительные действия. Сово­купность этих действий, как представляется, если и не «противоречит» этимологическому значению термина «оборона», означающего защиту, отражение нападения [7, 371], то представляет его в не­сколько ином качестве. А именно термин «оборона» не ориентирует лицо на наступательное проти­водействие правонарушителям и тем самым в определенной степени противоречит поощрительным началам рассматриваемого института в целом.

По мнению Н.Н.Турецкого, под «необходимой обороной» понимается правомерная защита лич­ности и прав обороняющегося, других лиц, а также охраняемых законом интересов общества или го­сударства от общественно опасного посягательства путем причинения вреда посягающему лицу [5, 29].

Имея в виду вышесказанное, смеем предположить, что право граждан при защите личности и прав обороняющегося или других лиц, охраняемых законом интересов общества или государства от общественно опасного посягательства, целесообразно определить понятием «пресечение обществен­но опасного посягательства». При этом заметим, что высказанное предположение, ввиду известности теории уголовного права, далеко не является новеллой.

Понятие «пресечение общественно опасного посягательства» имеет очевидные преимущества перед понятием «необходимая оборона», — отмечал В.А.Елеонский. Оно, прежде всего, в большей степени отвечает задачам активизации участия граждан в борьбе с правонарушениями и преступ­ностью и мобилизует их на активное противодействие посягательствам на государственные, общест­венные и личные интересы. В предлагаемом наименовании уголовно-правового института более чет­ко выражена целевая направленность действий граждан по защите охраняемых законом интересов, материальных и духовных благ. Они должны быть направлены на пресечение общественно опасных посягательств и прекращаются после того, как посягательство будет пресечено [6, 9].

Итак, уголовный закон, определяя понятие необходимой обороны, как представляется, пресле­дует в качестве одной из целей поощрение социально-правовой активности лица в борьбе с правона­рушениями. При этом эффективность указанного феномена обеспечивается исключением уголовно­правового обременения в случае причинения вреда посягающему лицу. Возможное переименование рассматриваемого института в институт «пресечение общественно опасного посягательства», как ду­мается, в полной мере раскрыло бы поощрительный характер норм уголовного права, одобряющих проявление социально-одобряемой активности личности по пресечению общественно опасных пося­гательств. Однако за основу сказанного берется аксиоматическая модель о том, что наименование любого явления должно наиболее точно отражать его назначение.

Определенный интерес также вызывает институт причинения вреда при задержании лица, со­вершившего посягательство. Наименование данного института и формулировка содержащихся в нем предписаний достаточно точно отражают поощрительное, стимулирующее назначение уголовного закона, который гласит, в ч. 1 ст. 33 УК РК, что не является преступлением причинение вреда лицу, совершившему преступление, при его задержании для доставления государственным органам и пре­сечения возможности совершения им новых посягательств, если иными средствами задержать такое лицо не представлялось возможным и при этом не было допущено превышения необходимых для этого мер.

Необходимо отметить, что среди уголовно-правовых институтов, целью которых является по­ощрение социально-правовой активности граждан в борьбе с правонарушениями и преступностью, указанный институт является новеллой. Не касаясь собственно истории развития этого института, отметим, что положения, содержащиеся в нем, существенно отличаются от положений, содержащих­ся в институте необходимой обороны. И одно из главных отличий, с нашей точки зрения, заключает­ся в характере поощряемого нормами уголовного права поведения.

По мнению Т.Т.Шиктыбаева, «уголовно-правовое задержание лица, совершившего преступле­ние», — это гарантированный и охраняемый государством, основанный на нормах Конституции и уголовного закона самостоятельный (особый) вид общественно полезного правомерного поведения, который исключает уголовную ответственность за вред, причиненный ему в процессе задержания [8, 10].

Кроме того, Н.Н.Турецкий, отмечает, что институт причинения вреда при задержании лица, со­вершившего посягательство, является общественно полезное действие с целью доставления его в го­сударственные органы, способствующее реализации принципа неотвратимости ответственности за совершенное общественно опасное посягательство, позволяющее предотвратить причинение ущерба охраняемым интересам и пресечь возможность совершения новых посягательств [5, 157].

Общеизвестно, что при необходимой обороне лицо защищает свои права и интересы, интересы общества и государства, а также иных лиц от непосредственного общественно опасного посягатель­ства. Причем такая защита в ряде случаев является неизбежной, вынужденной, поскольку лицо может и не располагать иными возможностями для пресечения посягательства.

При задержании лица, совершившего посягательство, непосредственной угрозы для лица, как известно, не существует. Стало быть, уголовный закон этой нормой поощряет исключительно ценное и полезное для общества поведение, которое выражается в том, что лицо само не подвергаясь непо­средственному посягательству, принимает меры по защите личных, общественных и государствен­ных интересов.

Более того. включение такой нормы в уголовный закон способствует оказанию положительного влияния на повышение социально-правовой активности граждан в борьбе с преступностью. Вместе с тем поощрительная сущность проявляется и в том, что содержащиеся в ней предписания призваны повышать эффективность деятельности соответствующих органов по обнаружению, задержанию и привлечению к ответственности лиц, совершивших преступление.

Кроме того, не исключено, что поощрительными свойствами обладают и юридические предпи­сания, содержащиеся в институте крайней необходимости. Так, в ч. 1 ст.34 УК РК прямо подчеркива­ется, что не является преступлением причинение вреда охраняемым кодексом интересам в состоянии крайней необходимости, т.е. для устранения опасности, непосредственно угрожающей жизни, здоро­вью, правам и законным интересам данного лица или иных лиц, интересам общества или государства, если эта опасность не могла быть устранена иными средствами и при этом не допущено превышения пределов крайней необходимости.

Так, при анализе поощрительных норм, регламентирующих данный институт, подпадает до­вольно большое многообразие действий лица по устранению опасности, грозящей социально ценным интересам. Это положение является своего рода «аксиомой» и вытекает из ч.1 ст.34 УК РК.

Однако нельзя не заметить, что амплитуда нравственной оценки этих действий может колебать­ся от характеристики их как подвига (при устранении опасности, непосредственно угрожающей пра­вам иных лиц, охраняемым законом интересам общества или государства) и если не до криминально­го, то далеко не одобряемого обществом или государством поведения (при устранении опасности, непосредственно угрожающей лицу, находящемуся в состоянии крайней необходимости).

Нормы уголовного права, регламентирующие действия лица (лиц) по устранению опасности, грозящей социально ценным интересам, должны подвергаться определенной реконструкции. Рекон­струкция института крайней необходимости более чем очевидна. Однако конкретные шаги в этом направлении можно предпринять лишь при условии более глубокого рассмотрения составляющих его элементов, взаимосвязи с другими институтами, образующими обстоятельства, исключающие пре­ступность деяния, что в рамках настоящего исследования, ввиду его направленности, не представля­ется возможным.

Принципиально важным для нас представляется лишь то, что уголовно-правовым поощрением, применительно к институту крайней необходимости, сопровождается не всякое поведение, указанное в ч.1 данной статьи кодекса, а только то, благодаря которому устраняется опасность, непосредствен­но угрожающая иным лицам, охраняемым законом интересам общества или государства.

В уголовно-правовой литературе степень полезности такого поведения оценивается достаточно высоко. Так, В.Н.Козак, анализировавший вопросы теории и практики крайней необходимости, под­черкивал, что в задачу данного института непосредственно входит развитие высоких морально­этических качеств человека. Действительно, устранение грозящей опасности нередко сопряжено с риском для жизни и здоровья лица, совершающего подобные действия. В этой связи признание за гражданами права на совершение определенных действий в состоянии крайней необходимости имеет большое значение [9, 33,35-36].

Что касается причинения вреда охраняемым уголовным законом интересам в состоянии крайней необходимости, т.е. для устранения опасности непосредственно угрожающей личности и правам дан­ного лица (лиц), то момент уголовно-правового поощрения в данном случае отсутствует, а лишь кон­кретизируются случаи освобождения от уголовной ответственности.

На основании изложенного следует констатировать следующее.

Во-первых, с развитием научных представлений и социальной практики законодатель пошел по пути детализации поощрительных уголовно-правовых норм, выделяя новые обстоятельства и усло­вия, которые поощряют как социально-активное поведение личности, так и общественно необходи­мое поведение по поводу отказа от продолжения начатой преступной деятельности, а также социаль­но необходимое посткриминальное поведение.

Во-вторых поощрительные нормы Общей части Уголовного кодекса можно условно разделить на группы:

1)   нормы, дающие право на причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам при наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния;

2)   предписания, стимулирующие общественно необходимое поведение по отказу от доведения до конца начатого вредоносного деяния;

3)   положения, определяющие необходимо-должное, социально требуемое поведение личности после совершения преступного деяния и до момента назначения наказания;

4)   требования, относящиеся к поведению лиц, совершивших преступление после назначенного судом наказания.

Поощрительные нормы Общей части Уголовного кодекса, определяющие возможность непри­менения уголовной ответственности и наказания, тем самым:

а)  определяют возможность для одобряемого с точки зрения уголовного закона поведения;

б) стимулируют указанные формы поведения;

в) создают предпосылки для одобряемых видов персонифицированного поведения при соверше­нии деяний, содержащих конкретные составы преступлений, предусмотренных нормами Особенной части Уголовного кодекса Республики Казахстан.

Список литературы

1. Советский энциклопедический словарь. — М.: Сов. энцикл., 1987.
2. Тер-АкоповА.А. Добровольный отказ от совершения преступления. — М.: Юрид. лит-ра, 1982.
3.  Уголовное право Республики Казахстан. Общая часть. — Алматы: Жеті жарғы, 1998.
4. Юшков Ю.Н. К вопросу о понятии и пределах необходимой обороны // Российский юрид. журнал. — 1994. — № 2.
5.  Турецкий Н.Н. Необходимая оборона. Причинение вреда при задержании лица, совершившего посягательство. — Ал­маты: Норма-К, 2003.
6. Елеонский В.А. Поощрительные нормы уголовного права и их значение в деятельности органов внутренних дел. — Ха­баровск: ВШ МВД СССР, 1984.
7. Ожегов С.И. Словарь русского языка. — М.: Русский язык, 1984.
8. Шиктыбаев Т.Т. Причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление, как обстоятельство, исклю­чающее общественную опасность и противоправность деяния: Автореф. дис... канд.юрид.наук. — Алматы, 1997.
9. КозакВ.Н. Вопросы теории и практики крайней необходимости. — Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1981.