Конфликты в центральной Азии носят лишь локальный характер

• В конце прошлой недели СМИ сообщили, что киргизские власти окончательно решили закрыть американскую военную базу “Манас” и что США ищут новое место дислокации в других странах Центральной Азии. В качестве вариантов назывались Узбекистан и казахстанские города Актау, Шымкент. Это заявление было сделано одним американским военным, правда, позже данная информация исчезла с сайта Пентагона. Если это дезинформация, то кому это выгодно? И какова вероятность того, что американская военная база будет располагаться в Казахстане?
• Военную базу “Манас” действительно собираются закрыть, о чем заявил Алмазбек Атамбаев, президент Кыргызстана. И, в принципе, он настроен очень решительно. Это должно случиться в следующем году, с завершением основной миссии контингента НАТО в Афганистане. Нужно сказать, что “Манас” является достаточно крупным и ключевым перевалочным пунктом, которым пользуются 11 стран – членов НАТО. Потеря этой базы и для американцев, и для альянса в целом весьма ощутима. Поэтому они ищут альтернативу. Одно время рассматривался вариант с Таджикистаном, даже велись переговоры. Но таджики предложили Куляб, а это провинциальный город с неразвитой инфраструктурой.

В чем вообще суть таких переговоров? В том, что центральноазиатские страны надеются, что американцы и НАТО в целом будут развивать инфраструктуру: строить дороги, удлинять посадочную полосу и т.д. Такие переговоры велись (и ведутся) по Навои. Предполагаю, что рассматривался и Шымкент. Нужно сказать, что не все аэродромы могут принять тяжелые военные самолеты – их необходимо будет модернизировать. А в Манасе все это имеется. Так же, как и в Мары, но правительство Туркменистана вряд ли пойдет на такое. И если чисто гипотетически предположить, что Казахстан согласится на строительство такой модернизированной базы, скажем, в Шымкенте, то на это нужны деньги. Сейчас ни у США, ни у НАТО их нет.
Есть и другие факторы – прежде всего, геополитический, который тоже очень важен. Имеется в виду, прежде всего, отношение России и Китая, которые, естественно, не поддержат такой шаг. Поэтому я считаю маловероятным появление военной базы в Казахстане. Точнее, стран НАТО – возможно, а база США – вряд ли. Скажем, в Ростове-на-Дону с 2011 года находится перевалочная база Германии: там идет дозаправка и даже пограничный досмотр, и дальше – в Термез. Но там, где появляются военные объекты США, возникает геополитическая напряженность.

• В конце прошлой недели киргизская сторона прекратила таможенное оформление и таможенный контроль на четырех КПП на границе с Казахстаном. Запрещены проезд транспорта, провоз товаров как физических, так и юридических лиц. Утверждается, что это временная мера, которая будет действовать до тех пор, пока подобные ограничения на своих КПП не снимет Казахстан. Что это – рабочие моменты, торговые войны или же признак каких-то политических разногласий между нашими странами?
• Здесь необходимо обратиться к структуре торговых взаимоотношений. Дело в том, что практически половина экономики Кыргызстана находится в теневом секторе. И до недавнего времени эта республика, входящая в ВТО, была центром реэкспорта китайских, турецких, иранских товаров на территорию СНГ – главным образом, в Россию, Казахстан и Узбекистан. Но апрельская революция, а затем создание Таможенного союза привели к закрытию границ, что больно ударило по киргизской экономике. Однако это вовсе не означает, что теневой сектор куда-то исчез – он продолжает действовать самыми различными методами. Например, физическим лицам разрешается не декларировать товар до 50 кг и, как следствие, появляется целый караван таких физлиц, которые проходят через границу. А в середине-конце августа люди в странах СНГ выходят из отпусков, начинаются готовиться к новому учебному году, к холодам, резко повышается уровень закупа товаров – прежде всего одежды, обуви, текстиля. И в данном случае мы имеем дело с некоторыми протекционистскими мерами, в том числе закрытием границ с целью ограничить реэкспорт. Здесь нет как таковой торговой войны, какую мы видим между Россией и Украиной, где задействованы крупные компании. Здесь в основном все идет на уровне “челночников”. Я думаю, что это временная мера. Также нужно отметить, что Казахстан хочет усовершенствовать, модернизировать пропускную систему на пограничных пунктах. Там идет установка оборудования и т.д., чтобы все было цивилизованно.
• Есть еще одна проблема в отношениях между Казахстаном и Киргизией. Полтора месяца назад жители села Кайнар Таласской области перекрыли канал “Быстроток”, который подает поливную воду на поля казахстанских фермеров. Неделю жители Жуалинского района сидели без воды. Почему использование трансграничных рек остается больным вопросом? Почему страны-соседи не могут прийти к компромиссу?
• Вообще-то Казахстан и Кыргызстан достаточно успешно решают эти вопросы: и по реке Талас, и по реке Чу. Есть двусторонние соглашения – и межведомственные, и межправительственные. Если, например, Узбекистан не хочет даже слушать о какой-либо товарной стоимости воды, поступающей с киргизской территории, то Казахстан подходит более гибко. Допустим, по реке Талас (Кировское водохранилище) есть двустороннее соглашение о том, что мы пользуемся водой в вегетативный период весна-лето, а взамен обслуживаем три водных объекта на свои деньги. Кстати, в Центральной Азии очень мало таких прецедентов. А ситуация, о которой вы говорите, связана даже не столько с водой, сколько с пограничными проблемами. В 2001-м был подписан договор о границах между Казахстаном и Кыргызстаном, его Жогорку Кенеш ратифицировал только в 2008-м. Так вот, в районе киргизского села Кок-су граница идет выступом – он даже называется Большой выступ, Большой угол – его нужно обойти, чтобы попасть на пастбища, которыми пользуются эти жители. Поэтому они просят, чтобы им разрешили пройти по казахстанской территории. Как решить этот вопрос, достаточно щепетильный, требующий компромиссов с обеих сторон? А перекрытие канала – это как жест отчаяния. Кстати, в применительно к этим людям в Кыргызстане возбуждено уголовное дело – правительству республики совсем не с руки портить отношения с Казахстаном.
• А почему этот вопрос возник именно сейчас, хотя соглашение о границах было подписано уже давно?
• Дело в том, что долгое время не было заграждений, а их появление приводит к проблемам – не только хозяйственным (для населения), но даже экологическим. Скажем, строительство заграждений на казахстанско-узбекской границе серьезно осложнило сезонную миграцию сайгаков.
• В результате “водного конфликта” Казахстан разрешил киргизским фермерам прогон скота по своим приграничным территориям. Это адекватная плата за воду?
• Понимаете, это прецедент для снятия напряженности. Конечно, можно было заявить: ничего не знаем, есть соглашение, и мы будем его жестко соблюдать, невзирая ни на какие просьбы. Но казахстанская сторона пошла навстречу людям, которым нужно перегонять скот. Думаю, это правильно.
• Но почему после этих конфликтов казахстанская и киргизская стороны все-таки решили пересмотреть вопросы делимитации границ?
• Согласно международному праву, границы между двумя странами могут изменяться на основе совместного соглашения. Здесь ничего страшного нет, к тому же процесс делимитации еще не завершен. Если люди просят, то власти идут навстречу – здесь должен быть компромисс.
• Можно ли считать, что отношения между Казахстаном и Киргизией в связи с последними событиями несколько ухудшились? Или это обычная ссора соседей, которые в скором времени обязательно помирятся?
• Я считаю, что это локальное событие. Я просмотрел газеты, издающиеся в Кыргызстане, – там не было никакого ажиотажа по этому поводу. Гораздо более важными для кыргызов являются другие проблемы. Так, 9 сентября будет рассматриваться ситуация вокруг “Кумтора”. Киргизов это очень волнует. Второй вопрос связан с тем, что происходит в Жогорку Кенеше. Мы знаем, что сейчас Кыргызстан – это парламентская республика, и, соответственно, расклад сил в Жогорку Кенеше влияет на сам формат власти, на распределение министерских портфелей и т.д. А, как известно, партия “Республика” вышла из оппозиционного блока, и стоит вопрос о ее вхождении в коалицию большинства, хотя внутри нее есть и противники такого шага. Сложная ситуация складывается вокруг “Атамекена”. Между тем обе эти партии довольно широко представлены в парламенте. Словом, в республике много проблем, значительно более серьезных, чем история с перекрытием канала.
• ЦА – это важный геополитический регион. Как в целом вы оцениваете сегодняшнюю обстановку в Центральной Азии?
• Она, скажем так, стабильная. Вы помните, сколько было всевозможных “сценариев”, согласно которым ЦА рано или поздно “взорвется”, но, слава богу, они не оправдались. Сегодня отношения между центральноазиатскими государствами достаточно ровные. Разве что Узбекистан и Таджикистан пока не разрешили свои разногласия по трансграничным водно-энергетическим проблемам. А в остальном каких-то острых противоречий нет. Да, возникают время от времени конфликты в приграничных анклавах, но они носят локальный характер. И власти, общественность стараются смягчить их путем компромиссов. Однако есть и иные факторы, среди которых на первом месте стоит афганский. Например, нельзя полностью исключать возможности вторжения боевиков из Афганистана. Другое дело, с какой целью и кто это оплатит – ведь сегодня любая военная акция против кого-то имеет финансовую сторону. Но пока я не вижу реальных предпосылок к тому, чтобы какой-то крупный субъект взял на себя эту роль при таком хрупком балансе сил. Если мы говорим о геополитическом противостоянии, то здесь нужно сказать, что каждый крупный субъект или мировая держава не имеют прямого влияния в плане модераторства процессов, происходящих в регионе. Допустим, у Запада больше возможностей с точки зрения финансовых ресурсов, у России – с точки зрения влияния на информационное пространство, которое формирует общественные взгляды и т.д. Но в конечном счете все это балансируется.

Беседовал Бигельды ГАБДУЛЛИН.