Что же, попробуем без предвзятости разобраться в том, о какого рода мифах идет речь. И терроризм, и исламизм, конечно же, реальность. Однако это вовсе не значит, что она зеркально отражается в СМИ и в тех или иных выступлениях с высоких трибун. Если мы внимательней вдумаемся в существо дела, то увидим, что никакого международного терроризма, как врага, против которого, как, к примеру, против германского националс о ц и а л и з м а , д о л ж н о в ы с т у п а т ь «прогрессивное человечество», нет. Точно так же, как нет гористости вообще, а есть много-мере религиозный экстремизм, ярчайшей и опаснейшей разновидностью которого практически безоговорочно признается исламизм, и вдруг мифы?
Статья посвящена актуальной проблеме геополитических и социальнопсихологических аспектов религиозного экстремизма и терроризма, рассматриваемой во взаимосвязи с глобальными проблемами человечества и кризисом ценностей так называемого «Западного общества».
Автор обращает внимание нa необходимость отхода от трафаретов и более основательного анализа не только самих феноменов, но и таких понятий, как «международный терроризм», «исламизм», экстремизм». Акцентирование внимания на необходимости дальнейшего анализа и уточнения понятий, автор статьи при этом выделяет и центральные проблемы, постановка которых обусловлена самой темой.
Проблема религиозного экстремизма и современных форм терроризма одна из самых актуальных, буквально кровоточащих и в то же время именно она представляется окутанной толстым покровом мифов и общих рассуждений, зачастую не столько ее проясняющих, сколько уводящих от поисков сути.
Может показаться парадоксальным, но, с точки зрения автора этих строк, и международный терроризм и, более того, исламизм, о котором мы слышим постоянно, это своего рода мифы рубежа тысячелетий.
Как же так? – Чудовищные теракты и злодеяния совершаются с удручающепугающим постоянством, а международный терроризм и питающий его в значительной образие горных массивов, вершин и кряжей.
Иными словами, на практике то, что именуется «международным терроризмом» – не некое целое, не скрытый или явный конкретный враг, а многообразие сил, методов и средств, используемых различными геополитическими силами. Цели же неоднозначны. Здесь и собственно устрашение, что вытекает уже из самого слова «террор», и удары по противнику, и переключение внимания масс на то, что может и отвлекать от магистральных или весьма значимых для них проблем…
То же самое, по сути, можно сказать и об исламизме. Под исламизмом принято понимать использование ислама в политических целях или маскировку геополитических интересов религиозными постулатами и лозунгами. Однако никакого единого исламизма, враждебного человечности и человечеству, нет. Есть конкретные страны и конкретные движения, интересы и цели которых далеко не всегда совпадают, а то и прямо противоположны. Так, востоковеды отмечают специфику интересов Саудовской Аравии, Катара, Ирана. Обо всех упомянутых можно сказать, что исламизм там имеет место. Точно так же, как и во многих из тех, что не упомянуты. Но данный исламизм – не жупел, не красная тряпка для быка мировой демократии, а органичная составляющая социально-политических реалий этих стран и движений. Он, конечно же, может быть агрессивным. Но разве не были агрессивными действия стран НАТО и в первую очередь США, когда бомбили Ирак, Югославию и т.д., и т.п.?
С другой стороны, СМИ с удручающим постоянством сообщают о терактах в собственно мусульманских странах, будь то Ирак, Йемен и др., когда взрывы звучат не только на рынках и в мечетях и вырисовывается какойто «странный исламизм», когда мусульмане, не считаясь ни со святостью мест, ни со святостью молитвы, совершают убийства мусульман.
Правда, тут можно вспомнить ИГИЛ, сторонники которого демонстрируют акты потрясающей жестокости уже не только в Ираке, Сирии, но и Ливии. А теперь уже и нигерийская «Боко харам» заявляет о приверженности к этому террористическому движению. В марте же 2015-го террористы совершили нападение на туристов во всемирно известном музее Туниса, в результате которого погибло свыше двадцати человек, включая и одну россиянку. И таких фактов множество. Причем события захватывают все более широкий круг стран. Вплоть до Австралии.
Безусловно, проблема эта очень серьезна (2, сс.46-49). Сотни миллионов людей всего Земного шара могли видеть сожжение заживо пленного иорданского летчика, отрубание голов, включая, совершенную религиозными фанатиками, казнь 21-го египетского христианина-копта в Ливии. Помимо этого «экстремисты заживо сожгли в одной большой клетке 43 полицейских и членов «Движения суннитского спасения» (21 фефраля)… взорвали центральную библиотеку в городе Мосул, уничтожив 10 тысяч книг и рукописей» (всего же погибло более 100 тысяч книг) (2, с.56), крушили памятники мировой культуры.
Масштабы же террора несравненно шире этих чудовищных эксцессов. По существу происходит вытеснение и истребление христиан Ирака (было 1,5 млн.) и Сирии (одна десятая населения еще сравнительно недавно была христианской).
Зверства и трагедии сотен тысяч налицо. И творят их религиозные фанатики, которые не только истребляют и изгоняют с мест прежнего обитания живых людей, но и уничтожают памятники культуры мирового значения. Действия таковых подчас воспринимаются, как совершенно абсурдные. Так, может показаться совершенно непонятным, для чего представителям ИГИЛ публично казнить иорданского летчика и египетских коптов, если после этого они навлекают на себя авиа удары иорданской и египетской авиации.
Впрочем, еще знаменитый европейский философ Гольбах писал в 18-м веке о том, что фанатик может быть куда опаснее, чем обманщик и «святоша лицемер». Глупость фанатика «помещает ему предвидеть когда бы то ни было последствия сумасбродств, внушаемых ему набожностью. он часто будет вредить даже своей партии. думая. что он ей оказывает услугу. Обманщик знает. по крайней мере. что ему надо соблюсти какую-то меру. в то время как усердный святоша обычно ставит себе в заслугу, что он закрывает глаза на какие-то ни было соображения. Можно найти мотивы, чтобы удержать обманщика. Но совершенно невозможно найти достаточно сильные аргументы, чтобы сдержать безумца, вообразившего, что его безумства одобрены богом» (1, с.275)
Итак, фанатики – это важнейшая составная часть экстремистских и террористических движений. Но каковы психологические и социокультурные основы фанатизма, и только ли фанатики ядро этих движений?
Такого рода вопросы являются предметом обсуждения и специалистов, и мировой общественности. Так, 19 марта 2015 г. в КГУ им. А.Байтурсынова состоялся «круглый стол «Профилактика религиозного экстремизма и терроризма», на котором наряду с опытными специалистами с содержательными докладами выступали и студенты. Так, выступление Н.Лосенковой было посвящено «Социальнопсихологическим особенностям личности террориста.». Близким по тематике был и доклад Н. Волобуевой: «Психологические особенности лиц террористической деятельности». Опираясь на результаты современных исследований, они, в частности, обратили внимание на специфику темперамента террористов. По данным исследователей, большая часть террористов (свыше сорока процентов) – холерики. За ними идут сангвиники и остальные. Цифры, вероятно, не бесспорны, поскольку встает вопрос о репрезентативности объектов изучения. Но и они дают пищу для размышления.
Однако проблема шире. Встает вопрос: каким же образом тысячи западноевропейцев и (предположительно 1,5 тысяч россиян и тысячи выходцев только из постосоветской Центральной Азии не только проявляют симпатии к ИГИЛ, но и выказывают готовность сражаться на ее стороне? («Представители Национального антитеррористического комитета России утверждают, что в рядах ИГ воюет почти полторы тысячи россиян. По данным Международной кризисной группы, базирующейся в Бельгии, только за последние месяцы к «Исламскому государству» в Сирии и Ираке присоединилось свыше 4-х тысяч боевиков из стран Центральной Азии». 2, с.49) А ведь ИГИЛ – это лишь часть айсберга, именуемого терроризмом» и «экстремизмом».
Здесь мы выходим на две масштабные проблемы. Первая проблема ценностей и поисков смыслов, обретающая планетарные масштабы, и вторая – проблема экстремизма и терроризма, как составляющей масштабного геополитического столкновения интересов противоборствующих сторон на международной арене, когда и экстремизм и терроризм выступают не столько, как самостоятельная сила (хотя, подчас, «джинн. выпущенный из бутылки», непредсказуем), а как инструменты в борьбе противоборствующих сторон.
Начнем с первого. С кризиса ценностей и достижимых индивидами целей, переплетенного с серьезнейшими социальными и психологическими проблемами. Последние из которых включают не просто отчаянные поиски опоры в «вере». но и своеобразное стремление к «самооправданию», логическому обоснованию действий, которые со стороны могут восприниматься. как безоговорочно преступные. Ситуация,. которая, в частности, четко очерчена в одном из романов Акунина:
«Мне, вспоминает главный герой, довелось общаться с людьми, которые совершали совершенно чудовищные поступки и. казалось, дотоптали в себе «искру добра» до полного угасания. Однако каждый из них, без единого исключения, нуждался в нравственном оправдании своего бесчеловечного поведения. Все эти мерзости совершались под каким-то этическим знаменем: социальной справедливости, светлого будущего, блага определенного класса, определенной нации, либо же просто ради той или иной «правды», которая имеется и у последнего уголовника. Особенно настаивали на этической оправданности своих злодейств те самые социопаты, которых, по моему предположению, в любом обществе насчитывается один процент населения… Эти люди внутренне осознают свою инвалидность и тем истовее рядятся в тогу нравственности, чтобы не отпугивать нормальных людей. Если же кто-то бравирует аморализмом, изображает демонизм, то это обычно артистические натры, инфернальность которых не следует принимать всерьез (3, с.261). Представляется, что не все так однозначно. Особенно с учетом колоссального разнообразия культур и человеческих типов. Однако подумать есть над чем.
Но, продолжая наше краткое рассмотрение проблемы, уместно обратить внимание на то, что и так называемые фанатики неоднородны, и сами они – лишь элементы экстремистских движений, в среде руководителей которых могут быть (и всегда есть) и люди иного психического склада, и с иными установками, включая и достаточно четкую рациональную либо рационализируемую мотивацию своих целей и действий. Кстати, таких целей, которые отнюдь не обязательно будут совпадать с целями и декларируемыми лозунгами, используемыми для манипуляции сознанием и поведением непосредственных исполнителей террористических актов.
В этом плане очень интересными и показательными представляются исследования и размышления всемирно известного социолога Питирима Сорокина, основанные на изучении русского и мирового революционного движения и проблем целого ряда людей с высшим (университетским) образованием. По мысли Сорокина, факторами, подталкивающими к социальным взрывам (и, добавим, к использованию разнообразных форм насилия, включая террор) могут вести, как своеобразное «перепроизводство» элиты, так и ее «недопроизводство».
В силу ограниченности размеров статьи, о с т а н о в и м с я л и ш ь н а п е р в о м .
«Перепроизводство», полагает он. может быть вызвано либо слишком мягким отбором, либо слишком высокой плодовитостью элит, особенно в полигамных странах. В итоге «все перепроизведенные члены будущей элиты не могут найти места в высших слоях. Между ними неизбежна острая борьба и соревнование за обладание высокими позициями». В иммобильных обществах это ведет к ожесточенным столкновениям. Как следствие – братоубийства… и междоусобные войны.
«Несколько отличны по форме, но сходны по сути результаты перепроизводства элиты в мобильных обществах «…неудачники» остаются неудовлетворенными и начинают орган и з о в ы в а т ь с в о и с о б с т в е н н ы е «возвышающие» организации. Так как эта организация не обладает привилегированным местом при существующем режиме, ей приходится быть критической, оппозиционной, радикальной и революционно настроенной». Поэтому представители этой части потенциальной элиты ищут «выхода в социальном переустройстве или революции». Те же, кто оказался наверху в силу «мягкого отбора» и «попросту оказались «счастливчиками», а не более способными, чем «неудачники»… Таким образом, перепроизводство элиты в силу слишком легкого теста и действия тестирующих и селекционирующих средств, приводят к социальной нестабильности беспорядкам и революциям»(4, с.417)
С отмеченным, по мнению Сорокина, связано и своеобразное «перепроизводство» тех, кто в определенных обстоятельствах получает высшее образование (да и не только его). Отталкиваясь от данных, полученных в США с 1660 по 1920 г., он пишет: «… увеличивая скорость производства выпускников университетов, облегчая процесс окончания университета, воспевая большое значение университетского образования, но, обращая при этом мало внимания на нравственное образование, будучи неспособными обеспечить выпускников подходящими местами, наши университеты готовят из своих выпускников неудовлетворенные социальные элементы (людей. проклинающих существующий режим, прямо или косвенно способствующих его свержению)… Чтобы остановить возможные последствия «перепроизводства» элиты или, вернее сказать, псевдоэлиты, необходимо найти для нее соответствующее место или сделать требования, необходимые для учебы в колледжах более строгими. или усилить действие любого другого социального «фильтра» (4, с.419)
Процитированные рассуждения и сегодня остаются чрезвычайно актуальными и интересными, однако схема, рисующая «неудачников» перепроизводства элит (равно, как и отчеканенное в романе Акунина) сегодня выглядит упрощенной.
Конечно же, все отмеченное во многом видится верным, но не всеобъемлющим. Отнюдь не обязательно собственно «неудачники» становятся кресалом или хворостом революционных движений или террористических организаций (или и того, и другого одновременно). Так, карьера многих из декабристов складывалась довольно успешно. Заманчивое будущее могло ожидать молодого ученого Александра Ульянова, казненного за подготовку очередного цареубийства. Не из прирожденных «неудачников» был и знаменитый российский идеолог анархизма князь Кропоткин.
Здесь, помимо прочего, исследователь соприкасается с многогранной проблемой смыслов. Проблема эта требует отдельного рассмотрения, и к тому же далеко не всякий, кто погружается с головой в собственные поиски смысла (которые нередко превращают его в ведомого) становится экстремистом и террористом. Но и понять ряд граней экстремизма и терроризма без выхода на эту проблему, пожалуй, невозможно.
Думается, дело в значительной мере в том, что именно «интеллектуалы», какая-то часть представителей «золотой молодежи» и выходцев из «образованных», а то и достаточно высоко поставленных кругов наиболее явственно видят слабости и уязвимые места того мира, в котором они живут. При этом (особенно до сравнительно недавнего времени) в силу самого своего положения они имеют относительно больший доступ к тем пластам информации, к тем «мирам», которые контрастируют с миром, официально декларируемым в их собственных странах. Поэтомуто они, с одной стороны, наиболее чувствительны «к иному», с другой же – особенно подвержены ломке табу, которая, следуя принципу домино и начиная с малого, может привести и к обесценению человеческой жизни, и т. п.
К сожалению, одна из важнейших духовных (если только здесь можно, да и то с большой оговоркой употребить это слово) основ современного экстремизма и терроризма становится духовный вакуум и кризис ценностей современных обществ, без преодоления которого невозможно победить тяготение к экстремизму и терроризму, дающим их адептам иллюзию значимости собственной деятельности, иллюзию самоутверждения. пусть даже ценой собственной жизни и жизней других людей.
Другая же сторона обозначенной нами проблемы – это, уже упомянутое использование экстремизма и терроризма в виде оружия, используемого различными силами в геополитической борьбе; и активнейшая роль в этом использовании у Соединенных Штатов, которые обладают не только мировой валютой и самой мощной армией в мире, но и стоят за множеством локальных социальных потрясений и конфликтов, неизменной черной тенью которых оказываются экстремизм и терроризм. Поэтому полагать, что США или НАТО могут стать союзниками в борьбе с экстремизмом или терроризмом как таковым, было бы, мягко говоря, наивно. Они, как и их многочисленные предшественники на протяжении многовековой истории цивилизаций (да и иные современники), способны бороться лишь с определенными формами экстремизма и терроризма (что, конечно, тоже может быть и благом для реальных и потенциальных жертв террора), одновременно используя терроризм, причем в самых его разнообразных видах) для достижения собственных геополитических интересов тех или иных групп в правящих элитах. Однако все это не снимает проблемы дальнейшего изучения социальнопсихологических и мировоззренческих основ наиболее опасных видов современного экстремизма и терроризма.
ЛИТЕРАТУРА
- Гольбах П. Галерея святых. – М.: Госполитиздат,
- Не случайно помимо многих более и менее известных мер можно было бы отметить проведенный в Вашингтоне в феврале 2015-го года саммит, посвященный проблемам борьбы с экстремизмом, а еще ранее, в сентябре 2014-го года была создана коалиция 60 стран для борьбы с ИГИЛ и конечного уничтожения «этой группировке. В результате уже к 15 февраля 2015 г. коалиция нанесла по позициям ИГИЛ «свыше двух тысяч ракетнобомбовых ударов… примерно по 10 авианалетов в день. По данным министерства обороны США за шесть с половиной месяцев военных действий было убито около шести тысяч боевиков, уничтожено около тысяч блокпостов и зданий, разрушено 200 нефтяных объектов, находившихся под контролем организации; и отвоевано 700 километров в Ираке…» Но, «несмотря на это «Исламское государство устояло» Асхат Шукуров. Бой с тенью. – Центр Азии, январь-февраль 2015, №1.
- Акунин-Чхартишвили. – Аристономия.. – М.: «Захаров»,