Статья посвящена проблемам современного информационного общества и использованию мирового опыта в той ситуации, в которой оказывается сегодня целый ряд суверенных государств на постсоветском пространстве.
Все это, как и многое иное – те или другие системы знаний, логических ходов и эмоций. Однако так называемое информационное общество породило принципиально плюс понимание, и вера, выстраиваются в рамках тех или иных систем. «Верю, чтобы понимать и понимаю, чтобы верить», как у Августина Блаженного либо смотрю на доступную разуму философию, как на преддверие веры, как Фома Аквинский.
В наши дни любой более или мене прилежный студент отечественного вуза знает о существовании концепции, согласно которой человеческие общества или социумы можно разделить на те, которые относятся к традиционным – доиндустриальным, индустриальным и постиндустриальным. Последний тип общества называется еще информационным. Здесь знания и информированность в идеале значат больше денег. Как говорится, «кто владеет информацией, тот владеет миром». Но одна из серьезнейших проблем в том, что информация начинает все более дистанцироваться от знания в его традиционном смысле слова. Ведь что такое идеальное, то есть образцовое знание в его устоявшемся понимании в отечественной культуре? Это информация, «пропущенная через себя», подвергшаяся обработке мысли и обретшая индивидуальную эмоциональную окраску, и, что очень важно, являющаяся элементом других систем и подсистем. Например, знание того, что Волга впадает в Каспийское море оказывается знанием в собственном смысле слова лишь, когда мы знаем, что такое «Волга» в данном контексте (река, а не автомобиль или нечто иное), что такое Каспийское море и где они расположены.
Интересно, что даже в религиозных учениях, где особое место уделяется не знаниям, а вере в ее религиозном значении, и знание иной, по самому своему духу постмодернистский тип соотношения блоков информации и индивидов, масс либо социальных групп. Эту ситуацию можно было бы назвать ситуацией гносеологического хаоса и, по крайней мере, внешне броуновского движения частиц информации – такого движения, при котором уже на уровне восприятия целостность воспринимаемого нарушается. Самый наглядный образец этого – современное телевидение, приучающее нас, а, точнее говоря, отучающее от относительно полного и возможно глубокого погружения в тот мир искусства ли, чего ли иного, который перед нами предстает на экране. Сам факт вторжения разнородных рекламных блоков в демонстрируемые художественные фильмы, сериалы и иные программы, формирует принципиально иное восприятие видимого и слышимого, восприятие, погружающееся в мир фрагментарности, смысловой и эмоциональной раздробленности. Это явление принципиально новое и способное породить такие особенности человеческой психики и, возможно, породить такие поведенческие реакции, иные из которых пока еще трудно представимы, а иные уже наблюдаются, но очень слабо осмыслены.
В отечественных и российских условиях отмеченный гносеологический хаос усугубляется еще и ломкой ценностей и утратой устойчивых образов и культурных стереотипов, что еще более усугубляет положение рециприента.
Однако сам этот гносеологическиинформационный хаос является составной частью системной и жестко организованной «массовой культуры», культуры, наделенной колоссальными средствами для манипуляции человеческим сознанием, человеческой психикой и поведением. Еще фантасты, и в их числе уже упоминавшийся Рэй Брэдбери, неоднократно описывали возможные формы и средства такой манипуляции. У того же Брэдбери мы встречаем семью, где общение мужа с женой сведено до минимума. У жены в ушах, даже к ночи, дарящие звуки, ракушки, а стены дома – нечто вроде нескольких телеэкранов, с которых долгими часами с обитателями отдельных квартир каждодневно общаются «родственники» персонажи своеобразных телепередач, в которые может включаться и зритель, обретая при этом иллюзию реального человеческого общения, так, для жены главного героя «451-го градуса по Фаренгейту» « родственники», говорящие с ней со стен квартиры, «живые люди… она, по словам Монтэга, говорит, что книги не обладают такой «реальностью», как телевизор» [1, с.254].
Однако в этом мире лишь вибрирующими от звуков и мелькающих зрительных рядов стенами дело не ограничивается. Искусственный мир повсюду. Даже в общественном транспорте, к примеру, в «пневматическом поезде» с ревущими в вагонах радиорупорами:
«Зубная паста Денгэм!.. Зубная паста…
Зубная паста!..» [1, с.233].
Уличные рекламные щиты в этом, все более чуждом природе, мире все более удлиняются – чтобы, и, пролетая в авто на большой скорости, можно было бы среагировать на рекламу. «Мне иногда кажется, произносит одна из героинь Брэдбери, что (летящие в машинах люди) «просто не знают, что такое трава и цветы». [1, с.194].
Поразительно, но в современном Костанае сумели даже «переплюнуть» горькую фантазию Брэдбери. Весь центр города опутан рупорами, между которыми высятся светодиодные щиты – и все это изо дня в день, то обрушивает на прохожих музыку, то громогласную рекламу, среди перлов коей еще не так давно, до появления некоторых едких статей в газетах, можно было услышать: «Настройся на позитив, не забудь презерватив» или многократно повторяющееся, естественно, с благими намерениями «Я не беременна». И дело тут даже не в качестве самих передач, самой рекламы, а в тотальности звуковых атак, их бесконечной повторяемости. По сути дела, перед нами – одна из изощренных форм тоталитаризма – навязываемого извне мощнейшего воздействия на психику горожан. Ведь уличную рекламу не выключишь, а музыка, соответствующая настроению и вкусам одних, может показаться неуместной для других. Не говоря уже о том, что разнородные потоки звуков, перекрещиваясь, как шпаги, целыми днями вливаются в близлежащие жилые дома. И это при том, что реальная отдача такого рода рекламных инноваций очень сомнительна. Ведь щиты и рупоры извергают звуки в самое разное время, в том числе и при почти пустынных аллеях и улицах. Вполне понятна, что музыка на улицах и допустима, и желательна. Но в определенных местах и в соответствующее время, а не круглодневно, ибо при этом девальвируется значимость и звука, и слова; и педагоги со временем, актеры и др. оказываются вынужденными иметь дело с теми, для кого слово, звуки музыки приравнялись к дуновенью ветра, у кого притупляется само восприятие знаковой основы слова и звука. С другой же стороны, целые массы людей помимо собственной воли погружаются в чуждую их конкретным целям. их личному выбору звуковую, языковую среду. Тем самым, там, где реклама и особенно громкая музыка чересчур навязчивы, собственно свободное время – время для личных размышлений, индивидуально ориентированного поиска и выбора источников эмоций – по существу ограничивается. Оно, вроде бы и есть, но де факто оказывается не таким уж и свободным, ибо, как и перед экраном телевизора либо в дебрях Интернета, идущий по городу индивид обволакивается своеобразным туманом информационно дезориентирующего, а отчасти и определенным образом ориентирующего «поля».
Появляется проблема реального отсутствия свободного времени при его внешнем обилии. Проблема, опять-таки, чутко уловленная Р.Брэдбери. Вслушаемся в слова его персонажа, который говорит: … первое, чего нам не хватает: это качества, текстуры наших знаний (вспомним то, о чем мы только что размышляли – Авторы)
- А второе?
- Досуга.
- Но у нас достаточно свободного времени! (Изумляется собеседник).
- да свободного времени у нас достаточно.
Но есть ли у нас время подумать? На что вы тратите свободное время? Либо вы мчитесь в машине со скоростью сто мил в час, так что ни о чем другом уже нельзя думать, кроме угрожающей вам опасности, либо вы убиваете время, играя в какую-нибудь игру, либо вы сидите в комнате с четырехстенным телевизором, а с ним уж, знаете ли, не поспоришь (как и с уличной видео-звуковой рекламойавторы). Почему, да потому, что эти изображения на стенах это реальность.. Вот они перед вами, они зримы, они объемны (сравните с три Д – авторы), и они говорят вам что они должны думать, они вколачивают это вам в голову. Ну, вам и начинает казаться, что это правильно – то, что они говорят. Вас так стремительно подводят к заданным выводам, что ваш разум не успевает возмутиться и воскликнуть: Да ведь это чистейший вздор!» [1, с.254].
Иными словами, перед нами то, что сегодня, образно говоря, иногда называют «зомбированием». Даже захлебывающийся, стремительный темп речи дикторов, сообщающих новости – и тот, по самой своей сути снижает осмысленность и критичность сказанного и демонстрируемого. Не случайно в уже не шаржированной фантастике середины прошлого века, а в современной научной статье мы читаем: «Мир постсовременности во многом определяется коммуникативностью и информационным пространством, создаваемым институтом масс-медиа… создаваемые средствами массовой информации образы, символы и знаки не только формируют особенности восприятия социальных фактов, но и становятся средством, «ключом» для понимания современной реальности…
Парадокс нашего времени – манипулирует человеком либо группой/ сообществом не другой человек или сообщество, а мощная и хорошо структурированная сила масс-медиа посредством создаваемых информационных продуктов. Поэтому в современном пространстве медийной информации особую значимость приобретают образные коммуникации и способы восприятия сообщений…»
В целом же «человек постсовременности, растворившись в информации, теряет контроль над событиями, текущей ситуацией и самой коммуникативной сферой. В современном коммуникативном пространстве основным действующим субъектом выступает сама информация, вызывающая бесконечный поток интерпретаций со стороны воспринимающих медийные образы индивидов.
Создаваемыми стереотипами, знаками, символами, клиповыми и рекламными продуктами структуры масс-медиа мистифицируют массовое сознание, делают реальный мир иллюзорным, «симулятивным» и ненадежным. Французский мыслитель Ж.Божрийар назвал реальность, формирующуюся под воздействием масс-медиа «гиперреальностью». В гиперреальности социокультурные факты утрачивают связь с объективным миром и становятся автономными симулякрами., не имеющими ничего общего с реальными объектами или социальными фактами. Сформированная массмедиа знако-образная символическая реальность выступает, как самостоятельный мир, не репрезентирующий и не отражающий объективное положение вещей. В эпоху постмодерна наступает кризис репрезентации, т.к. символы-знаки (симулякры) больше не представляют оригинала или чего-то объективно существующего. Следуя образному выражению Ж.Бодрийяра, симулякр «есть истина, скрывающая, что ее нет» [2, сс.174 – 175)].
Не все в сказанном представляется бесспорным. Возможно, было бы точнее сказать, что в гиперреальности – именно той, что создают реальные масс-медиа, образы, символы и т.д. могут и иметь мало общего с тем, что мы именуем реальностью, а то и вовсе опираться на вымысел и т.д., потому, что, как известно, любая фантазия, любой вымысел, так или иначе мимикрирует под реальность и уже поэтому вынужден иметь с ней нечто общее. К тому же отрыв от реальности – явление отнюдь не чисто современное. Оно существовало тысячи лет, Просто современные технологии несравнимы с тем, что человечество знало прежде. Но при всем при том стратегически направление мысли заслуживает серьезного внимания. Его движение словно подхватывает декан фило софского факул ьтет а МГУ им. М.В.Ломоносова Владимир Васильевич Миронов. Рассуждая о современных формах личной зависимости, он говорит:
«Современная система масс-медиа способна создать видимость демократии: ты, вроде бы можешь говорить, что угодно, но находишься в пространстве такого масштаба, что на самом деле, как это ни парадоксально, подчинен тоталитарным схемам. Мы стали зависимы по очень многим параметрам, например, имея пластиковую карту, мы можем оказаться без денег, если банкоматы перестанут работать. Событием является не реальность. как таковая. а ее медийная конструкция, если мы сейчас сидим, беседуем и нет камеры, нет записи, считай, события нет. И наоборот, даже если ничего не было, никакого разговора, событие можно сконструировать. Наша «глобальная деревня» превращается в глобальную империю, а демократия заменяется ее имитацией. Нам разрешается говорить, что угодно, а делается то, что «нужно»…И поэтому «тоталитаризм» для меня не просто политический режим, а тоталитарное мышление, которое все меньше контролируется отдельным вождем и все больше всей современной коммуникационной системой, о которой тоталитарные лидеры прошлого могли лишь мечтать… когда была война с Грузией, я находился в Германии. И так получилось, что там я ни разу не видел Саакашвили, жующим галстук, а когда я вернулся в Россию, то в основном видел Саакашвили, который жевал галстук. Я спросил журналистов: «И где истина?» А они возмущались – это же война и т.д. Но ведь в результате немецкий и русский обыватель видел абсолютно разного президента Грузии, будучи уверен. что именно он знает истинное положение дел. ( Проблема не новая. Еще в годы второй мировой войны, можно было видеть Гитлера, вытанцовывающего после захвата Парижа. В случае с Гитлером танец был просто сконструирован буквально слеплен из отдельных кадров. – Авторы).
В чем здесь опасность? Мы уже сказали, что виртуальная реальность незримым образом переходит в реальность (вспомним предыдущие разделы – авторы). Приведу один пример из своей жизни, он очень характерен. Как-то в Интернете появилась публикация, что, мол, декан философского факультета, проректор МГУ арестован в Китае за вскрытие неких Интернет-сетей, и его уже допрашивают. Казалось бы, чушь? Все посмеялись, на том и закончилось. Нет! Мне звонит ректор, а я тогда был в Германии, и аккуратно заявляет:
«Владимир Васильевич, с Вами все нормально?». а представьте, что могло бы быть, если бы опубликовали, что меня убили?» Дочке сказали бы: «А я это в Интернете прочитал»… и вот уже виртуальная конструкция оборачивается реальностью и может иметь весьма печальные следствия». [3, сс.1213].
Как видим мир современных масс-медиа не является абсолютно управляемым. Но значит ли это, что перед нами лишь джин, выпущенный из бутылки или сказочный горшочек, который варит кашу, потому что никто не знает, как его остановить? Что это, подлинная четвертая власть или, все-таки, нечто иное? Пожалуй, при всей своей многоликости мир масс-медиа является в огромной мере не столько господином, сколько инструментом либо скорее инструментами, которые могут оказаться в руках тех или иных сил, причем именно таких сил, которые способны контролировать финансовые потоки и стремятся удовлетворить свои собственные материальные интересы, подчиняя им даже такие, далекие от «прозы жизни» и плоской меркантильности, как искусство. Это явление очень хорошо подметил и четко очертил еще в своей работе «самой многотиражной и переводимой работе» 1941-го года «Кризис нашего времени» уже цитировавшийся Питирим Сорокин. По его словам, когда исследователь подходит к рассмотрению современного искусства, то оказывается в шоке от того контраста, с которым сталкивается. Искусство все более превращается в товар. Поскольку же запросы, обслуживаемого им рынка вульгарны, то оно и само не в силах избежать вульгарности.
«Вместо того, чтобы поднимать массы до собственного уровня, оно, напротив, опускается до уровня толпы, так как ему приходится развлекать, возбуждать и расслаблять людей, то как это искусство может избежать сенсационности, не стать постепенно все более и более «потрясающим», экзотичным и патологичным? Оно вынуждено фактически пренебрегать всеми религиозными и моральными ценностями…. Поэтому оно все более превращается в пустое искусство, эвфимистично названное «искусством ради искусства», оно аморально, десакрализовано. асоциально, а еще чаще – безнравственно, антирелигиозно и антисоциально. Bсего лишь позолоченная раковина с которой можно поиграть, позабавиться в минуты расслабления».
Но все сказанное отнюдь не означает полной стихийности разворачивающихся процессов. «Как коммерческий товар для развлечения искусство все чаще контролируется торговыми дельцами, коммерческими интересами и веяниями моды. И если современному художнику не хочется голодать, ему не следует создавать вечные ценности, независимые от прихотей и капризов времени. Он неизбежно тем самым становится рабом рыночных отношений, «производящим» свои «товары» в угоду спроса». В такой атмосфере создается то, что получило название «массовой продукции». «Подобная ситуация творит из коммерческих дельцов высших ценителей красоты, принуждает художников подчиняться их требованиям, навязываемым, вдобавок, через рекламу и другие средства массовой информации. Эти дельцы, навязывающие свои вкусы публике, влияют тем саамы и на развитие искусства».
В силу всего этого меняется и сам статус искусства, становящегося разновидностью товара. «Неудивительно, что к нему по-иному начинают относиться и публика, и сами художники, искусство становится всего лишь приложением к рекламе кофе, лекарств, бензина, жвачки и им подобным… даже величайшие творения мастеров … опускаются до уровня этакого придатка. Каждый день мы слышим избранные темы Баха и Бетховена, но как приложение к красноречивой рекламе… Они становятся всего лишь «спутниками» более «солидных» развлечений, таких, как пакетик воздушной кукурузы, стакан пива или виски содовой со льдом, свиная отбивная, съеденная во время концерта или на выставке». [4,сс.451 – 452].
Эти рассуждения поразительным образом перекликаются с тем, что мы можем видеть в последние десятилетия уже в наших собственных социумах на постсоветском пространстве. Очень важно, что, сказанное Сорокиным непосредственно об искусстве, относится и к миру массовой культуры в целом, и к миру масс-медиа, в частности. Средства массовой информации все чаще превращаются в средства воздействия на подсознание, эмоции и инстинкты зрителя, слушателя, пользователя Интернета. Иными словами, собственно информационная составляющая зачастую отходит на второй план. Вполне понятно, что информация «в чистом виде» это, скорее идеал. Во все века она была идеологически и эмоционально окрашена. Но именно в нашу эпоху появилось особенно много «информационных шумов», в силу чего труженик СМИ, шоубизнеса, также, как и упомянутый Сорокиным художник, вынужден не просто делать «свое дело», но, прежде всего, привлечь внимание. То, что не услышано – все равно, что не сказано. Внимание же привлекается все более мощными дозами эмоциональных раздражителей – элементами порно под видом новостей или социально ориентированных кинолент, смакованием крови, грязи и уродств, пиаром, включая и черный пиар, когда и скандал оказывается уместным, поскольку он привлекает внимание. Причем дозы эти должны возрастать, поскольку привычное притупляет внимание, точно так же, как военная профессия артиллериста притупляет слух. Появляется тупик. И нравственно социальный, и эмоциональный, ибо ограничены и возможности индивидуального эмоционального реагирования на то, что выплескивают СМИ и сама жизнь, и социума, который в целях самосохранения периодически пытается прибегнуть к ограничителям, если же подобное не делается н а г о с уд а р с т в е н н о м л и б о и н о м «официальном» уровне, то за «решение задачи» берутся экстремисты разных мастей, выбирая для лечения больного социума самые жесткие «лекарства» с крайне пагубными «побочными» последствиями.
Таким образом, мы видим, что рыночные механизмы, на которые так уповали и которые фактически идолизировали в годы Перестройки, сами по себе не способны обеспечить стабильное развитие современного общества. Ведь, если даже мы оставим в стороне очень непростые сугубо экономические аспекты проблемы, то и тогда окажется, что только «по законам рынка» культурное развитие современного общества невозможно. Почему? – Да потому, что динамичное и устойчивое развитие социума в информационную эпоху может опираться лишь на качественное образование и эффективно организованную научную деятельность. Но и то, и другое – составляющие культурной жизни социума и поэтому возможно лишь при определенном развитии культуры. Развитии, которое неизбежно и многообразными путями оказывает влияние на состояние экономики и уровень жизни населения. И здесь очень многое зависит от государства, местных органов самоуправления. Только органичное, слаженное взаимодействие государства, общественности и того, что мы называем рынком, могут дать должные результаты и способствовать движению к намеченным целям в очень сложной, противоречивой геополитической ситуации в современном мире.
ЛИТЕРАТУРА
- Брэдбери. Рэй. Избранные сочинения в трех томах. Том первый. – М.: Олимп,
- Чистяков Д.И. Информационное общество и масс-медиа в коммуникативном пространстве постсовременности. – Вестник российского университета Дружбы народов. Серия «Философия». – 2013, №2.
- Интервью с деканом философского факультета МГУ В.В.Мироновым. – Вопросы философии, №1,
- Сорокин Питирим. –Москва: Политиздат,