Субъекты доктринального толкования закона

Вопрос о субъектах доктринального толкования требует рассмотрения самого понятия и значения научной интерпретации, о которой в юридической литературе на протяжении продолжительного времени разгорались научные дискуссии.Большинство исследователей рассматривают доктринальное толкование в качестве разъяснения правовых норм, которое дается учеными в результате теоретических поисков, научного анализа права1 .

Пиголкин А.С. определяет доктринальное толкование как разъяснение нормативных актов наукой права. К субъектам доктринального толкования он также относит и практических работников, если их толкование не носит официального характера(лекции, доклады, выступления в печати и т.д.)2 .

Однако не все исследователи разделяли эту точку зрения. Фарбер И.Е. отмечал, что под доктринальным толкованием ученые понимают научную трактовку права, а это приводит к выводу, что официальное толкование уполномоченных на то органов является ненаучным3. Эта же мысль повторяется у Недбайло П.Е., который подчеркивал, что доктринальное толкование не может рассматриваться как вид толкования наряду с официальным, так как последнее также основано на научных данных; понятие доктринального толкования правомерно в качестве научной разработки проблем права, а не в качестве особой стадии его применения4.

Отстаивая необходимость в выделении доктринального толкования норм права, Лазарев В.В. писал, что доктринальное толкование - это научное объяснение смысла и целей правовых норм, которое стоит за каждым актом официального толкования (а следовательно, в его основе), будь то постановление высшего органа государственной власти или постановление пленума Верховного суда. Его носителями являются или сами творцы акта, поскольку должностные лица часто являются и научными работниками, или те ученые, которые разрабатывали рекомендации к проекту постановления, или, наконец, ученые, взгляды которых заимствованы из имеющейся литературы5.

Такого же мнения относительно доктринального толкования придерживался и Шляпочников, отмечая, что нельзя ставить знак равенства между официальным и доктринальным толкованием, рассматривая официальное толкование как научное толкование закона. Тогда, будучи последовательным, надо было бы признать, что и вся судебная деятельность, только частью которой является толкование закона, является научной деятельностью6.

Еще раньше эта точка зрения появилась и в работах Шаргород­ского М.Д., который отмечал, что при отсутствии необязательного характера доктринального толкования оно оказывает определенное влияние на судебную практику в результате большей или меньшей авторитетности субъекта толкования7. Относительно полная общая ха­рактеристика доктринального вида толкования норм права дана, на наш взгляд, Хутызом М.Х. и Сер­гей­ко П.Н., хотя, думается, они перечислили не все его субъекты: “Особым авторитетом в обществе поль­зуется так называемое доктринальное (научное) толкование. Проводится оно отдельными учеными, либо группами, либо целыми научными учреждениями и выражается в научных комментариях конституций, кодексов, законов, в публикуемых статьях и монографиях. Доктринальное толкование оказывает влияние как на правотворческую практику, так и на правоприменительную.

Ученые дают обоснованные оценки нормам права, подмечают неточности в формулировках, обнаруживают противоречия, возникающие в правовой системе, вносят свои предложения, направленные на ее совершенствование. Они также обобщают результаты правоприменения по отдельным нормативным актам либо категориям дел, высказывают суждения в отношении повышения эффективности результатов практики. К такому толкованию прислушивается и законодатель, и работники, применяющие право. Его авторитет обусловлен накопленными знаниями в области прав, опытом в области правоприменения”8.

В “Юридической энциклопедии”  доктринальное толкование описывается как исходящее от юристов-теоретиков разъяснение правовых норм9. Однако мы знаем, что доктринальное толкование осуществлялось и авторитетными практиками, поэтому для того, чтобы сделать более правильные выводы относительно понятия доктринального толкования, необходим краткий экс­курс в историю возникновения и развития данного вида праворазъяснительной деятельности.

Доктринальное толкование норм права известно еще с периода Древнего мира. Теоретическая юриспруденция получает большое развитие в Древнем Риме, где на помощь юридической практике приходит догматика права, или систе­матиче­ское изложение действующего права. Учения древнеримских юристов, сводя к руководящим идеям отдельные предписания, запрещения и дозволения закона и обычного права, не только достигают упрощения юридического материала и делают через это возможным надежное господство над ним, но и, овладев принципами, открывают при помощи логических заключений новые юридические правила. Уже в то время особенностью созданной юриспруденции иногда являлось отсутствие внешней обязательной силы, однако то, что выдающимися представителями науки провозглашалось как право, имело презумпцию правильности: “...добросовестный судья будет до тех пор подчинять этому воззрению свое уклоняющееся от него личное мнение, пока не составит себе полного убеждения в несостоятельности воззрения, снабженного указанным авторитетом”10. Сегодня, определяя понятие доктринального толкования, ученые также акцентируют внимание на том, что оно не носит обязательного характера, не влечет за собой формально-юридических последствий, но его сила в правильности и убедительности.

По причине особенностей развития римского права большое значение получают ответы знатоков права - “суждения и мнения тех, кому позволено создавать право”. Древние римляне осознавали то, что их право не может быть настолько совершенным и адекватным, чтобы удовлетворять требованиям без постоянной работы по обеспечению соответствия нормы права ее позитивной форме. Такое совершенствование составляло профессиональную деятельность лиц, обладавших специальным знанием, представлявших собой своеобразный научный орган коллективного правосознания, которая стала фактически одной из функций правовой системы11. Один из знатоков римского права Помпоний отмечал, что право не может существовать иначе, как при наличии сведущих в праве лиц, посредством которых оно могло бы ежедневно подвигаться к совершенству, поскольку после издания законов естественным образом требуется интерпретация юристов. Обосновывая необходимость интерпретации норм права, обеспечения их внутренней целостностью, наполнения общих и формальных положений конкретным смыслом и действенностью, Юлиан писал: “Ни законы, ни сенатусконсульты не могут быть написаны таким образом, чтобы они обнимали все случаи, которые когда-либо произойдут, но достаточно, чтобы они распространялись на то, что большей частью случается. Поэтому то, что впервые устанавливается, следует определять путем толкования”12.

Однако интерпретаторская деятельность римских юристов, основанная на профессиональном знании, новых идеях, выраставших из воспринятой от предшественника теории, носила правотворческий характер, так как судьи в своих решениях зависели от их мнений. В этом смысле праворазъяснительная деятельность римских юристов в какой-то мере носила официальный характер, т.е. результаты их толкования носили обязательный для исполнения судьями характер: “Ибо с древних времен было устроено, чтобы имелись те, кто на публичном основании интерпретирует право, кому от Цезаря дано право давать ответы на публичном основании и кто именуется юрисконсультами. Как установлено, суждения и мнения их всех имеют такую власть, что судье не дозволяется отступать от их ответа”13. Разъяс­нения юристов практически стали государственно-санкционированными нормами, однако в период империи, когда ученые-юристы более не практиковали, ограничиваясь преподаванием, число юристов, чье мнение имело законную силу, было ограничено наиболее современными и известными. Со временем право интерпретации оставалось лишь за императорской канцелярией, что привело к упадку научной мысли, консервации противоречий, поскольку свободный спор и нормативно значимое соревнование между юристами прекратились14 . В последующем наука римского права, созданная авторитетными знатоками и толкователями законов древнеримского государства, стала для европейских стран просто наукой права: “...римское право, преподававшееся в университетах, стало восприниматься как “писаный разум” всего христианского мира”15.

Обобщая сказанное, можно задаться вопросом: как в данном случае определить доктринальное толкование норм права римскими юристами? Безусловно, это научное толкование. Однако в юридической литературе подчеркивалось, что доктринальное толкование обязательной силы не имеет. В рассматриваемых случаях мы показали обратное. Если считать толкование норм права, осуществляемое римскими юристами, официальным в силу их обязательности для правоприменителей, то такая позиция будет противоречить  положению, что официальное толкование закона исходит от компетентных государственных органов и должностных лиц, поскольку знатоки права не обязательно являлись государственными служащими в современном смысле этого слова. Если же рассматривать доктринальное толкование как деятельность только научных работников и научных учреждений, безотносительно вопросов обязательности и необязательности результатов интерпретации, то можно снова столкнуться с противоречащим устоявшейся теории историческим опытом, когда научное толкование осуществляли крупные ученые-практики.

К примеру, многие великие английские юристы, в том числе Коук, Глэнвиль, Брэктон, Мэнсфилд, Блэкстон и др., были практиками и почти всегда занимали высокие судейские посты. Большую популярность в свое время завоевали работы Блэкстона (1723-1780), особенно его работа “Комментарии к английским законам”. В основу книги был положен лекционный курс автора, в котором в систематизированном виде изложено все право Англии, не только частное и процессуальное, но и государственное и уголовное. Уже первое издание “Комментариев” имело необычный успех как в Англии, так и в других странах общего права. В дальнейшем эта работа переиздавалась несчетное количество раз. Интерпретация Блэкстона заслужила похвальные отзывы за ясность и изящество стиля, точность и афористичность юридических формулировок, разумное ограничение содержания рамками лишь жизненно важного и главного.

Работа же Коука “Комментарий к научному труду Литтлтона о земельном праве” стала важнейшим источником английского права16. Однако английская научная обработка правового материала значительно отличалась от континентальной, поскольку она почти всегда не достигала уровня систематизации, высокой теоретической обработки, за что ее подверг критике еще М. Вебер17.  

Исследуя развитие европейской континентальной правовой системы, Р. Давид подчеркивал, что научная доктрина была основным источником права в романо-германской правовой семье: именно в университетах были главным обра­зом выработаны в XII-XIX вв. основные принципы права. И лишь относительно недавно, с победой идей демократии и кодификации закона, первенство доктрины было заменено первенством закона. Поскольку это изменение произошло сравнительно недавно, а также если учесть, что закон на практике не то, что в теории, то с учетом этих двух факторов можно установить подлинное значение научной доктрины, вопреки часто встречающимся упрощенческим формулам, согласно которым она не является источником права. Далее Р. Давид, рассматривая научную доктрину в качестве источника права, отмечал, что можно, конечно, правом именовать лишь правовые нормы. Для тех же, кто считается с реальностью и имеет более широкий и, с нашей точки зрения, более правильный взгляд на право, доктрина в наши дни, так же, как в прошлом, составляет весьма жизненный источник права. Эта ее роль проявляется в том, что именно научная доктрина создает словарь и правовые понятия, которыми поль­зуется законодатель.

Важна роль доктрины в установлении тех методов, с помощью которых открывают право и осуществляют толкование законов, которое перестало отыскивать исключительно грамматический и логический смысл терминов закона и намерения законодателя. Добавим к этому влияние, которое доктрина может оказывать на самого законодателя: последний часто лишь выражает тенденции, которые установились в доктрине, и воспринимает подготовленные ею предложения18.

Таким образом, понятие доктринального толкования правовых норм значительно шире подхода, установившегося в отечественной традиции, как по объему действия и юридической силе, так и по субъектам. Во-первых, при определенных условиях результаты доктринального толкования правовых норм могут быть обязательными для всех субъектов правоприменения, причем это положение может быть прямо предусмотрено в писаном праве.

В случае отсутствия прямого предписания закона это положение может вытекать из норм конституционного обычая и прецедентного права. В данном случае мы выясняем лишь возможность отнесения данного вида толкования, естественно, при определенных условиях, к официальному, т.е. обязательному для лиц, применяющих право, и приходим к выводу: мировая юридическая практика показывает такую возможность, о которой мы говорили выше. Во-вторых, результаты доктринального толкования могут выступать в качестве источника права. Это хорошо видно на примере ответов знатоков права в Древнем Риме и выработанного школой немецких пандектистов “Современного римского права”, которое появилось в результате обработки, систематизации, упорядочения и интерпретации древнеримского частного права и которое воспринималось в немецких землях действующим национальным правом страны вплоть до принятия в конце XIX в. Германского гражданского уложения.

Кроме того, мы можем сослаться на нормы Швейцарского гражданского уложения, ст. 1 которого гласит: “Закон применяется ко всем правовым вопросам, относительно которых он, по букве или по толкованию, содержит постановление. Если в законе не может быть найдено соответствующее постановление, то судья должен решить дело на основании обычного права, а при отсутствии такового - по правилу, которое он установил бы в качестве законодателя. При этом онследует указаниям науки и практики”. Но даже в современных условиях, когда в большинстве стран действующим правом являются лишь установленные государством нормы права, исключающие формально роль научной доктрины в качестве действующего права, она, “влияя на законодательство, является косвенным источником права, а учитывая огромную роль научной доктрины в применении и толковании права, невозможно отрицать за ней в этой сфере качество источника права, если не искажать действительность”19.

Хотя прямое, неопосредствованное доктринальное толкование при решении конкретных дел государственными органами мы видим в Австрии, где возможна прямая ссылка на доктринальные выводы в судебном процессе, в частности на научные взгляды Кельзена20. В-третьих, субъектами доктринального толкования кроме ученых, их групп, целых научных учреждений могут выступать и практические работники, и соискатели юридических ученых степеней и даже люди, на первый взгляд далекие от непосредственной научной и практической юридической деятельности, если их интерпретация закона основана на глубинных связях предметов и явлений, созданных доктриной и подтверждаемых практикой научных ценностей.

Субъектами доктринального научного толкования в итоге могут быть объединения людей либо отдельный человек, если результаты их интерпретационной работы будут приближены к вершине юридического мастерства, соединять в едином фокусе и юридические знания, и правовую культуру, и элементы юридического искусства. Авторитет суждения каждого субъекта доктринального толкования важен прежде всего среди самой юридической общественности, способной оценить результаты правотолковательной деятельности лица, осуществившего интерпретацию закона и подзаконных актов в статьях, монографиях, комментариях и т.д.

Однако в обеспечении жизненности и авторитета результата доктринального толкования норм права участвует и все население, если он составлен на основе верных логических умозаключений, внутренне не противоречивой и понятной широкому кругу лиц конкретизации норм права. Понятно, что такой уровень толкования, как правило, обеспечивают признанные ученые, сочетающие нередко научную работу с государственной и общественной деятельностью. Однако отрицать возможность высокого, научного уровня толкования норм права лицами, не задействованными постоянно в сфере юридической науки и практики, было бы неверным.

В теории права закрепилось положение, что за каждым актом официального толкования (а следовательно, в его основе), будь то постановление Конституционного совета или постановление пленума Верховного суда, стоит научная доктрина. Ее носителями являются или сами творцы акта, поскольку должностные лица часто являются и научными работниками, или те ученые, которые разрабатывали рекомендации к проекту постановления, или, наконец, ученые, взгляды которых заимствованы из литературы. В этой связи наглядным примером того, как доктринальное толкование непосредственно проявляет себя в актах официального толкования, более того, прямо влияет на принятие закона, может служить научное толкование принципа “закон обратной силы не имеет” и его влияние на реализацию законов, определение целей, средств и смысла правового регулирования, осуществленное академиком АН РК Зимановым С.З. Причиной и поводом, побудившим крупного ученого дать разъяснение норм и принципов действующего права РК, стали обсуждение в Парламенте законопроектов, коренным образом меняющих сложившуюся систему социальной защиты.

К числу таких изменений относилось и предложение об ограничении максимального размера пенсий восемью тысячами тенге. В выступлениях в официальной печати и средствах массовой информации некоторых ученых и практиков такое изменение об ограничении размера пенсий рассматривалось как “самое серьезное нарушение и нашей Конституции и основополагающих принципов юриспруденции. Такую юридическую догму, как “закон обратной силы не имеет”, не пытался нарушать на законодательном уровне до сих пор никто со времен, наверное, Древнего Рима. Правительство же предлагает нам ограничить размер пенсий пенсионерам, которым она была назначена в соответствии со старым законом о пенсиях. Есть у юристов и такой принцип, отраженный, кстати, и в статьях 78 и 78 нашей Конституции: новый закон не должен ухудшать положение граждан, которое у них было при старом законе, в противном случае законы признаются недействительными”21.  Председатель Комитета по законодательству и судебно-правовой реформе Мажилиса Парламента РК предлагал обратиться в Конституционный совет РК с тем, чтобы получить заключение о соответствии Основному Закону всех сделанных правительством предложений. В этих условиях, когда при обсуждении законопроектов сложилось два противоположных направления, свою точку зрения изложил и академик Зиманов С.З22. Проследим логику его рассуждения по данному вопросу. Принцип “закон обратной силы не имеет” является основополагающим в теории права и в реальном правовом пространстве. Он служит человеку, ограждает его от “покушения” на его права, обеспечивает и защищает субъективные права и свободу граждан.

Отступление от него, говоря иначе, признание обратной силы закона возможно только в особых случаях и тогда, когда об этом сказано в самом законе. Однако правоотношения, на которые распространяется данный принцип, являются, во-первых, строго рамочными и конкретными во времени и пространстве; законом не охватывается все то, что лежит за пределами правоотношений прошлого.

Во-вторых, “закон обратной силы не имеет” действует только тогда, когда речь идет о правонарушении. В этом случае закон имеет оградительное значение, и его смысл состоит в том, чтобы соизмерять ответственность и вину правонарушителя строго в рамках законов, действующих в момент противоправного действия. Отсюда, если нет правовой тяжбы, то нет и постановки вопроса об обратной силе закона. Она бессмысленна. В-третьих, в пункте 3 статьи 77 Конституции речь идет о принципах отправления правосудия, т.е. о порядке рассмотрения и оценки судьей поведения правонарушителя. В этом случае законы, подпадающие по содержанию под пункт 5, не имеют обратной силы.

Рассматриваемые парламентом проекты социальных законов таковыми являться не могут. В-четвертых, аргумент со ссылкой на Конституцию о том, что законы, ухудшающие положение граждан, не имеют обратной силы, и попытка это толковать как недопустимость пересмотра в будущем в какой-либо форме пенсий и льгот живущих пенсионеров, не правомерен. Стоит только вникнуть в смысл и содержание подпункта 5 статьи 77 Конституции, не вырывая отдельные места из цельного текста, как становится ясно, что выражение “ухудшающие их (граждан) положение” имеет процессуально-правовое значение и не несет имущественной нагрузки. Из изложенного вытекает: “закон обратной силы не имеет” не означает, что возникшие в прошлом правовые отношения остаются неизменными в течение всего последующего периода, что они не могут подвергаться новой правовой оценке и регламентации в новых условиях или в силу открывшихся новых обстоятельств. Существует принципиальное праворегулятивное правило, согласно которому имеют юридическую силу и действуют законы, принятые последними. Это должно служить руководством при законотворческой деятельности23.

После опубликования данной работы академика Зиманова С.З. дискуссии по рассматриваемой проблеме были прекращены, поскольку было дано высококвалифицированное, с элементами юридического искусства и мастерства, разъяснение правовых норм и принципов, влияющих на правотворческую и правоприменительную практику. Показателем высокого уровня доктринального толкования в данном случае было то, что его результаты воплотились в акте официального нормативного толкования, принятом Конституционным советом РК, “Об официальном толковании пунктов 1 и 2 статьи 14, пункта 2 статьи 24, подпункта 5) пункта 3 статьи 77 Конституции Республики Казахстан”.

В постановляющей части решения Конституционного совета было указано, что “подпункт 5) пункта 3 статьи 77 Конституции Республики Казахстан следует понимать так, что обратной силы не имеют законы, которые регулируют юридическую ответственность граждан за правонарушения и устанавливают новые виды ответственности или усиливают ее путем введения новых санкций. Эта конституционная норма распространяется на судей, государственные органы и должностных лиц, осуществляющих правоприменительную деятельность. Парламент республики при принятии законов обладает правом устанавливать правовые нормы, имеющие обратную силу”24. Но самое главное в этом вопросе вот что: с формальной точки зрения может показаться, что из интерпретационных норм постановления Конституционного совета, имеющего общеобязательную силу, в конечном итоге в рассматриваемом случае вытекают нормы закона, принятые парламентом. Между тем обобщения, принципы есть результат научной мысли, которую мы продемонстрировали выше на примере праворазъяснительной работы известного в республике и за ее пределами ученого. Научные положения, которые он добыл из изучения и обобщения юридических норм, превратились в такие положения, которые затем стали применяться как должное. Эрлих по этому поводу писал, что положения, добытые наукой права, затем превращаются в нормы, формы мышления превращаются в правила поведения. Эта правообразующая сила - “права юристов” представляет собой, по выражению Эрлиха, нечто загадочное25. В данном случае мы можем говорить о научном толковании права в стадии за

конодательной деятельности, легшим фактически (формально опосредствованно через принятие постановления Конституционного совета) в основу принятого парламентом 7 апреля 1999 г. Закона РК “О внесении изменений и дополнений в Закон РК “О пенсионном обеспечении в РК”26  и ставшим по существу косвенным источником права.

Таким образом, в современных условиях формирования и развития национальной правовой системы нашей республики казахстанская юридическая наука оказывает значительное влияние не только на процесс правоприменения, но и правовобразования, поскольку ученые Казахстана своевременно дают обоснованные оценки нормам права, подмечают неточности в формулировках, обнаруживают в них противоречия, вносят свои предложения, направленные на совершенствование нашей правовой системы. Так, в работах “Устранение противоречий при толковании и применении гражданского законодательства”, “Гражданский кодекс принят” известные казахстанские ученые Ю. Басин и М. Сулейменов выявили противоречия в законе о нормативно-правовых актах при его согласовании с другими законами и подзаконными актами, отрицательно влияющими на правоприменительную практику, и предложили пути устранения данных противоречий при толковании и применении гражданского законодательства27.

Значительную роль в практических решениях правовых вопросов играет разработка общеметодологических и общетеоретических знаний, а также общих проблем теории конституции и конституционализма, когда юридические понятия и принципы исследуются в свете общей характеристики права как общественного явления, его сущности, различных закономерностей развития права, хотя в юридической науке поднимался вопрос: можно ли считать всякое научное правовое исследование доктринальным толкованием или к нему относятся только те из них, которые специально преследуют цель объяснения содержания нормативных актов?

Известные ученые отмечали, что любое правовое исследование в конечном счете имеет практическое значение. Оно всегда может быть использовано для уяснения и объяснения действующего права, даже если это исследование не преследовало такой цели специально, а было направлено на изучение общетеоретических вопросов28. Так, Котов А.К., констатируя тот факт, что Конституционный совет объективно толкует законы, вносящие изменения и дополнения в Конституцию республики, поскольку их содержание становится ее внутренней, органической частью, полагает, что совет должен иметь право официального разъяснения и конституционных законов как актов, продолжающих, развивающих и дополняющих содержание Конституции РК за пределами ее собственно физического тела (текстуального выражения). Говоря о том, что Конституционный совет, не подменяя законодателя, может восполнять смысловые значения и “умолчания” в актах действующего конституционного права, Котов А.К. фактически допускает, что из наличных норм можно извлекать новые нормы, прямо законодателем не установленные, но скрыто содержащиеся в его прямых велениях. Неразрывность Конституции, конституционных законов и актов официального толкования конституционных норм показывается на примере того, что конституционное право живет не только тогда, когда применяются его нормы, но и когда они официально толкуются29.

Не менее важную роль при доктринальном толковании норм права играет интерпретация, когда ученые, совмещающие работу в государственных органах с научной деятельностью, анализируя законодательство и правоприменительную практику, обнаруживают противоречия, возникающие в правовой системе, и вносят свои предложения, направленные на ее совершенствование. Так, М. Нарикбаев отмечал, что “у нас еще нет четкого правового понятия различных форм противоправного проявления, таких, как “заказное убийство”, “рэкетерство”, “самоуправство”, “захват заложников”, “сводничество”, порнобизнес”, “секс-бизнес”, наркобизнес” и других направлений организованной преступности. Поэтому не случайно по этим позициям разноречивые сведения и учетные данные органов следствия и суда”30.

В работе “Некоторые теоретические и практические вопросы гражданского судопроизводства” Б. Абдраимов и Р. Мухамедшин, анализируя, в частности, нормы гражданского законодательства, предусматривающие добросовестное, разумное и справедливое осуществление своих прав гражданами и юридическими лицами, соблюдение нравственных принципов общества, правил деловой этики, приходят к выводу, что аналогичные положения не в полной мере учтены в процессуальном законодательстве31.

Большую роль для юридической теории и практики имеет толкование, когда его субъектами выступают научно-исследовательские учреждения и коллективы ученых. Обычно такие результаты интерпретационной работы облекаются в комментарии действующего законодательства и доказывают тот факт, что правовая наука является не столько познавательно-теоретической, сколько “производительной” наукой в смысле непосредственного воздействия на практику, так как в комментариях часто указывается, что они рассчитаны на судей, прокуроров, адвокатов, практикующих юристов и других практических работников, всех интересующихся проблемами той или иной отрасли права и сталкивающихся с этими проблемами в повседневной жизни. В Республике Казахстан интенсивный процесс правообразования сопровождается составлением таких комментариев. Так, под руководством члена-корреспондента АН РК, доктора юридических наук Сапаргалиева Г.С. авторским коллективом Института государства и права Министерства науки - Академии наук Республики Казахстан был подготовлен комментарий к Конституции РК, в котором дается научно-правовое разъяснение Основного Закона нашего государства. В преди­словии отмечается, что начиная с преамбулы все статьи и положения Конституции прокомментированы с точки зрения современной юридической науки с привлечением нормативно-правовых актов, относящихся к ним, и подробным анализом, в необходимых случаях использованы материалы, связанные с реализацией положений Конституции32.

В рамках программы научно-практических исследований Научно-исследовательского центра частного права Казахского государственного юридического университета под общей редакцией члена-корреспондента АН Республики Казахстан, д.ю.н., профессора Сулейменова М.К. и д.ю.н., профессора Басина Ю.Г. авторским коллективом был подготовлен Комментарий Гражданского кодекса РК (Общая часть), в котором “дается разъяснение и толкование всех его статей”33.

Не традиционный постатейный комментарий Гражданского кодекса РК, а сборник, состоящий из толкований и комментариев отдельных статей ГК, групп статей и научно-прикладных публикаций по различным проблемам гражданского права, был подготовлен авторским коллективом под руководством д.ю.н., профессора Диденко А.Г. Примечательным моментом в данном сборнике комментирования и толкования Гражданского кодекса РК является тот факт, что здесь осуществлена определенная работа по комментированию судебной практики, т.е. подвергается анализу толкование и применение норм права судебными органами.

Так, в статье “Судебная практика по спорам о задатке” анализируются две позиции по поводу истолкования норм материального права о задатке при рассмотрении спора президиумом Верховного суда Республики Казахстан34.  Учитывает сборник и то положение теории права, что научные статьи, рассматривающие общетеоретические вопросы формирования и применения законодательства, имеют большое практическое значение. Следуя этому положению, авторы сборника поместили в него и такого рода научные статьи, которые могут быть использованы в уяснении и разъяснении действующего права: “Гражданский кодекс РК в системе законодательства”35, “Становление законодательства о регистрации инвестиционных ценных бумаг”36 и др.

К субъектам доктринального толкования можно отнести и юристов-практиков, если в их неофициальных работах по толкованию и применению законодательства присутствуют, наряду с обобщением юридической практики, теоретический анализ права, основанный на познании его закономерностей, суждения в отношении повышения эффективности результатов практики. Такого рода работы постоянно публикуются в научных и общественно-политических изданиях. Например, в работе “Кассационная и надзорная практика Верховного суда по рассмотренным гражданским делам судами республики в 1998 году” Н. Суханова фактически обращает внимание судов на необходимость системного толкования норм права исходя из общей теории интерпретации и применения права, требующей такого установления места нормы в системе права, которое способствует определению функциональных связей зависимости, дополнения, исключения, взаимодействия между нормами различных отраслей, подотраслей и институтов37.

Однако такого рода интерпретация некоторыми исследователями относится к профессиональному толкованию норм права, которое наряду с доктринальным находится в рамках компетентного разъяснения норм, положений и принципов права38.

Таким образом, завершая работу о субъектах доктринального толкования правовых норм, следует еще раз выделить основные выводы по данному вопросу.

Субъектами доктринального толкования являются, во-первых, крупные ученые, основной сферой деятельности которых остается область научных исследований.

Во-вторых, отдельным субъектом доктринального толкования можно выделить группу ученых, целые научно-исследовательские учреждения и институты, выполняющие совместную работу по созданию научной доктрины и обеспечивающих выпуск результата правотолковательной деятельности.

В-третьих, отдельным субъектом доктринального толкования следует рассматривать ученых, научная деятельность которых связана с основной работой в государственных органах.

В-четвертых, субъектом доктринального толкования норм права могут являться практические работники, если их неофициальная деятельность по толкованию закона не ограничивается чисто комментаторским творчеством, находится выше уровня профессиональной интерпретации.

1. 1 Лазарев В.В. Применение советского права. М.1972. С. 90.
2. 2 Пиголкин А.С. Указ. соч. С.160.
3. 3 Фарбер И.Е. Вопросы толкования советского закона. Учен. зап. Саратов. юрид. ин-та. Вып. 4. 1956. С. 41-42.
4. 4 Недбайло П.Е. Указ. соч. С. 345-346. 
5. 5 Лазарев В.В. Применение советского права. М. 1972. С. 90.
6. 6 Шляпочников А.С. Толкование уголовного закона. М. 1960. С. 147.
7. 7 М.Д.Шаргородский Уголовный закон. М. 1948. С. 178.
8. 8 Хутых М.Х., Сергейко П.Н. Указ. соч. С. 96.
9. 9 Юридическая энциклопедия. М.1997. С. 149-150.
10. 10 Регельсбергер Ф. Общее учение о праве. М.1897. С. 85-86.
11. 11 Дождев Д. В. Римское частное право. М. 1996. С. 92.
12. 12 Дигесты и пандекты. Хрестоматия по всеобщей истории государства и права. М.1996. Т.1. С. 139.
13. 13 Cicero. De oratore. 1,56,239. Цит. по: Дождев Д.В. Указ. соч. С. 98.
14. 14 Дождев Д.В. Указ. соч. С. 99-101.
15. 15 Давид Р. Основные правовые системы современности. М.1988. С. 68.
16. 16 Цвейгард К., Кётц Х. Введение в сравнительное правоведение. М.1995. С. 296-297
17. 17 Max Weber. Wirtschaft und Gesellschaft. 1956. 457 ff. Цит. по: Цвейгард К. Указ. соч. С. 292-293.
18. 18 См.: Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1998. С. 142-143.
19. 19 Давид Р. Там же.
20. 20 Хабриева Т.Я. Толкование Конституции РФ: теория и практика. Дисс. на соискание степ. д. юр. н. М., 1997. С. 157. 
21. 21 Куанышбаева Р. У нас есть один выход: обратиться в Конституционный совет. Казахстанская правда. 1999. 26 февраля.
22. 22 Зиманов С.З. Обратная сила закона. Казахстанская правда. 1999, 12 марта.
23. 23 Там же.
24. 24 Казахстанская правда. 1999, 19 марта. 
25. 25 Вильнянский С.И. Значение логики в применении правовых норм. Уч. зап. Харьков. юр. ин-та. Вып.3. Харьков, 1948. С. 102.
26. 26 Закон РК “О внесений изменений и дополнений в Закон РК “О пенсионном обеспечении в РК”. Казахстанская правда. 1999, 7 апреля.
27. 27 Ю. Басин, М.Сулейменов, Ю.Книппер. Устранение противоречий при толко­вании и применении гражданского законодательства. Юридическая газета. 1999. 30 июня.
28. 28 Лазарев В.В. Применение советского права. М. 1972. С. 95.
29. 29 Котов А.К. Конституция и конституционализм. Правовая реформа в Казахстане. 2000. № 2. С. 5.
30. 30 Нарикбаев М.Совершенствование системы правосудия - на службу справедливости и законности. Тураби. 1997. № 1. С. 28.  
31. 31 Абдраимов Б., Р. Мухамедшин. Некоторые теоретические и практические вопросы гражданского судопроизводства. Правовая реформа в Казахстане. 2000. № 3. С. 13, 16.
32. 32 Конституция Республики Казахстан. Комментарий. Под общ. ред. Сапаргалиева Г.С. Алматы, 1998.
33. 33 Гражданский кодекс Республики Казахстан. Комментарий. Алматы, 1998.
34. 34 Диденко А.Г., Ташенова А.Д. Судебная практика по спорам о задатке. Гражданский кодекс РК - толкование и комментирование. Алматы. 1997. С. 40-41.
35. 35 Басин Ю.Г., Сулейменов М.К. Гражданский кодекс РК в системе законодательства. Гражданский кодекс РК - толкование и комментирование. Алматы. 1997. С. 61-70.
36. 36 Ударцев С.Ф. Становление законодательства о регистрации инвестиционных ценных бумаг. Гражданский кодекс РК -толкование и комментирование. Алматы. 1997. С. 70-84.
37. 37 Суханова Н. Кассационная и надзорная практика Верховного суда по рассмотренным гражданским делам судами республики в 1998 г. Тураби. 1999. № 2. С. 10. 
38. 38 Ячевский В. Предмет исследования - неофициальное толкование норм российского права / Журнал российского права. 1998. № 1. С. 171.